Новые имена

Полное саммари: Спок — капитан лучшего имперского звездолёта. Холодный, целеустремленный, безжалостный. Он знает, чего хочет от жизни, и идёт к своим целям, не считаясь с жертвами, но при этом не прибегая к излишнему насилию. Его уважают и боятся. Он уверен в том, что ничто и никогда не сможет сдвинуть его с истинного пути. Но всё меняется, когда на его корабле появляется новый старший помощник. Он упорен, безумен, жесток и не намерен уступать капитану ни в чём. Спок считает, что война — это единственное, что может быть между ними. Но очень скоро он понимает, что его упорядоченный и логичный мир катится в тартарары. Однако, что сделать — принять это или пресечь на корню, — ему только предстоит решить. Упорядоченность, рациональность и тотальный самоконтроль — куда более надёжные гаранты продолжительного и стабильного существования, нежели везение или удача. В его жизни всё и всегда складывается именно так, как он хочет. Его желания разумны и целесообразны, они основываются исключительно на соображениях логики, не выходят за пределы дозволенного и в большинстве случаев совпадают с требованиями Устава Звёздного Флота. Жестокая реальность Империи диктует свои правила, следуя которым, невозможно остаться в стороне от хлещущих со всех сторон нескончаемых потоков крови. Крови разной — красной, голубой, зелёной, вязкой, как смола, и жидкой, как вода, крови патрициев и плебеев, крови тех, кого он знал, и о ком никогда не слышал, но тем не менее косвенным образом принимал участие в их судьбе, подписывая приказы о назначении и кремации. Спок идёт по ярко освещённым коридорам палубы D, чеканя шаг, и анализирует задачи предстоящего дня. Они стандартны: переговоры с халканцами о поставках дилития (распоряжение сверху, несмотря на то, что Спок не видит необходимости тратить время на никому не нужные формальности. Без лишних слов понятно, что в случае отказа всё будет взято силой, а полуторамиллиардное население планеты — превращено в рабов и обречено на смерть в дилитиевых шахтах. Бесплатная рабочая сила — дефицитный ресурс, разбрасываться которым нелогично); подписание новой серии распоряжений о дополнительных мерах дисциплинарной ответственности в отношении лейтенантов Нийоты Ухуры и Хикару Сулу (как показала практика, заключение на гауптвахте ни для одной, ни для второго не является достаточным наказанием); рассмотрение дела о применении энсином Чеховым запрещённых приёмов ближнего боя по отношению к начальнику медицинской службы лейтенанту М’Бенга (после рядового спарринга с семнадцатилетним неуравновешенным выскочкой доктора пришлось в срочном порядке госпитализировать с многочисленными разрывами внутренних органов). Спок качает головой. В другой ситуации он бы отправил Чехова на пару часов в агонизатор, но мальчишка — настоящий гений, и, как все гении, невероятно жесток к тем, кто не дотягивает до его уровня, а Спок симпатизирует такого рода сочетаниям. Однако сегодня к списку задач добавлена ещё одна. После гибели («трагической гибели», неизменно поправляет себя Спок формулировкой из официального рапорта) его старшего помощника лейтенанта-коммандера МакКензи, на «Энтерпрайз» назначен новый — личным распоряжением адмирала Пайка. Спок в очередной раз на ходу просматривает досье и по привычке умножает на десять всё изложенное в графе «недостатки» и делит на столько же «достоинства». Хотя, последних и так не слишком много. Портрет вырисовывается тот ещё. Он не настолько глуп, чтобы делать преждевременные выводы, но сочетание феноменального для человека коэффициента интеллекта с такими чертами характера как «чрезвычайная жестокость» (Спок считает неуместным использование оценочных суждений в документе такого рода, но формы отчётности Флота, к сожалению, утверждает не он), «агрессивность» и «категорическое неприятие авторитетов» говорит о многом. В качестве причины перевода указан «конфликт с руководством», но Спок прекрасно осведомлён о том, что за этой расплывчатой формулировкой скрывается чья-то мучительная смерть. Он понимает: адмиралу Пайку просто некуда пристроить своего самого неуправляемого протеже, и адмирал рассчитывает, что с ним сможет справиться самый дотошный. Эти надежды оправданы — Споку приходилось укрощать для Пайка многих, и всегда успешно: никто из них не погибал от ожогов и побоев, не накладывал на себя руки, но все возвращались к адмиралу неизменно послушными и готовыми умереть за него лично и за Империю вообще. Спок заходит в транспортаторную, и все присутствующие офицеры моментально вытягиваются по стойке «смирно». Начальник инженерной службы лейтенант Скотт уже здесь — как всегда, собран, подтянут и невероятно бледен. Спок отмечает, что регулярные пребывания в камере агонии идут инженеру на пользу — из его поведения хотя бы на время исчезают обычные нервозность и суетливость. И хотя частое воздействие электрошока может негативно сказаться на интеллектуальном потенциале одного из лучших офицеров Флота, возможность лишний раз не отвлекаться на подавление мастерски организованного им бунта стоит того. В конце концов, незаменимых не существует. Для Империи это актуально в особенности. Спок великолепный тактик, но ещё более непревзойдённый стратег. — Поднимайте, мистер Скотт, — командует он, неотрывно глядя на платформу транспортатора, на которой незамедлительно начинает материализовываться его головная боль на ближайшие… как он подозревает, довольно продолжительное время. — Привет, парни, — «головная боль» развязно ухмыляется и подмигивает Споку. В ярких синих глазах — спокойствие и хладнокровие профессионального садиста. — Коммандер Кирк? — Спок уточняет больше для проформы, ошибки быть не может. — А ты, видимо, и есть Спок, да? — вновь прибывший спрыгивает с платформы и каким-то по-кошачьи плавным шагом подходит к неотрывно наблюдающему за ним Споку. Цинизм и уверенность в собственной безнаказанности сквозят в каждом его движении, и Спок всё отчётливее видит перед собой Проблему. Он уже прогнозирует удвоение количества покушений и внутренне готов к необходимости ужесточения контроля за постоянной подачей электричества к камерам агонии. Он — вулканец, от одного упоминания имени которого добрая часть руководства Звёздного Флота грохается в обусловленный закономерным ужасом обморок, а остальные отправляются в ближайший бар, чтобы забыть всё, связывающее их лично, — неотрывно смотрит на высокого светловолосого — и довольно приятного внешне, несмотря на репутацию — парня перед собой и впервые за всё время службы испытывает совершенно нелогичное раздражение. Произвол вышестоящего руководства — дело обычное, но, по мнению Спока, всему должен быть предел. Стратегическое значение миссий «Энтерпрайз» трудно переоценить. Назначать очевидного маньяка старшим офицером на такой важный объект — чистой воды безумие. Спок никогда не оспаривает приказы, но его терпение на исходе. — Для вас, мистер Кирк, «капитан Спок», — цедит он сквозь зубы. — Ну, надо же — капитан Спок. — Кирк перекатывает эти слова на языке, словно пробуя на вкус, криво усмехается и изображает некое подобие реверанса, давая понять, куда был бы счастлив засунуть самого Спока и прилагающееся к нему звание. Спок по-прежнему невозмутим. — Думаю, вам необходимо помочь как можно скорее уяснить некоторые принципы субординации, принятые на моём корабле, поэтому, — он поворачивается к сжавшемуся в комок Скотту, — тридцать минут камеры агонии для коммандера Кирка, мистер Скотт. На первое время будет достаточно. — А тебя не учили гостеприимству на твоём долбаном Вулкане, да? — Кирк в ответ ухмыляется ещё более дерзко, и Спок не может утверждать, что не удивлён такой реакции — обычно его подчиненные испытывают хотя бы страх перед неминуемым наказанием. Он смотрит в горящие ненавистью синие глаза и видит в них живое воплощение всех человеческих пороков, которые, очевидно, владеют Кирком без остатка. Спок принимает вызов. — Один час, мистер Скотт. Выполнять, — обрубает он, разворачивается и идёт прочь. — Ты меня этим всё равно не достанешь! — доносится вслед, но Спок отгораживается от окружающего мира непроницаемой стеной железной воли и заходит в турболифт. Мысль о том, что это будет непросто, трансформируется в уверенность.

***

Человеческое тело, согласно безупречной философии Империи, — не более, чем товар. Такой же, как, к примеру, дилитиевые кристаллы или эксклюзивные костюмы от Керджи. Используй свой шанс, пока молодой, торгуй собой, пока тебе есть, что выставить напоказ, иди и предлагай себя всем, кто может помочь устроить судьбу подальше от трущоб, в которых ты родился, и, возможно, потом, когда твое тело потеряет былую привлекательность, тебе дадут спокойно умереть в своей собственной каморке вдали от боли и войны. Это весомая привилегия по сравнению с перспективой отравиться ядовитыми испарениями в одной из многочисленных колоний Авалона-3 или задохнуться бериллиевой пылью в шахтах Камеи-8. Споку повезло. Его отец занимался воспитанием сына самостоятельно, не доверяя столь ответственное дело ни гувернанткам, ни многочисленным родственникам, каждый из которых стремился приобщиться к делу взращивания надежды всего их рода — не подозревая, что у этой самой «надежды» имеются собственные планы на жизнь. Спок благодарен судьбе уже за то, что ему посчастливилось родиться на Вулкане, где, несмотря на активно навязываемые имперскими пропагандистами цели и приоритеты, пока ещё сохраняется хоть какое-то подобие разумности при выборе модели поведения в обществе. Это не значит, что на его родине не проливается кровь. Но там, по крайней мере, под это научились подводить логическое обоснование. Они сильны единством и гордятся этим. Несмотря на то, что численность вулканцев уже перевалила за пятый миллиард, перенаселение планете не грозит — Новый Вулкан с лихвой компенсирует потребность в свободных территориях. В отличие от Земли, где войны за землю и ресурсы не прекращаются ни на минуту, олицетворяя собой воплощение естественного хода вещей. И, безусловно, только на Земле могут появляться на свет такие экземпляры, как Джеймс Тиберий Кирк. По убеждению Спока, Кирк представляет собой квитэссенцию чистого зла. Он невероятно умён, жесток и совершенно непредсказуем. Спок впервые встретил на своём пути человека, которого невозможно предугадать. Кирк непревзойдённый манипулятор и игрок, и, судя по всему, ему доставляется истинное удовольствие держать всех вокруг на крючке животного, всепоглощающего страха. Спок предпочитает действовать продуманно, опираясь на логику и целесообразность, но Джеймс Кирк мгновенно и безапелляционно перечёркивает все его представления о том, какие методы управления действительно эффективны. В течение трёх последующих с момента его назначения дней происходит несколько взаимосвязанных между собою событий, ещё более подтверждающих убеждённость Спока в том, что Кирк на его корабле представляет собой настоящее стихийное бедствие. Первое неприятное открытие ждёт Спока в медотсеке. После инцидента с Чеховым М’Бенга незамедлительно просит перевода на другой звездолёт. На его место назначают не знакомого Споку Леонарда Маккоя. Это вдвойне удивительно потому, что на «Энтерпрайз» все кадровые перестановки проходят с обязательным участием капитана — но, как выясняется, не в этот раз. Спок с особым пристрастием изучает личное дело нового главы медслужбы и понимает, что эта рокировка не случайна: доктор — лучший друг Кирка и сопровождает его всюду. Личный врач? Вулканцу непонятна такая забота Пайка о том, кто причиняет огромное количество неудобств, но приказы руководства не обсуждаются. Спок прекрасно понимает, что в этой игре каждый преследует свои цели, и сам он — не исключение. — Я бы хотел проводить плановые обследования коммандера Кирка ежедневно перед началом смены, — говорит ему Маккой, пересчитывая гипо и периодически что- то помечая в рабочем падде. Спок не беспокоится по поводу возможных расхождений в количестве медикаментов — на его корабле всё чётко. — На каком основании? Аргументируйте необходимость данной меры, — требует он, пристально наблюдая за Маккоем и подмечая наиболее характерные для доктора поведенческие паттерны. Годы службы в имперском Флоте научили его главному — все инструменты для успешного манипулирования собой люди вручают тебе сами. Главное — вовремя дёргать за ниточки. Леонард Маккой — отличный военный врач и блестящий хирург. Все его движения точны и по-медицински скрупулёзны, он не любит тратить время на разговоры, достаточно мрачен и замкнут, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей персоне. Он мог бы сойти за убеждённого одиночку, если бы не дружба с Кирком и наличие малолетней дочери, которую доктор рассчитывает забрать из приюта сразу после окончания службы во Флоте. Спок понимает его — для того, чтобы лишить Империю ещё одной пары послушных рабочих рук, нужны деньги. Много денег. Леонард может заработать их только здесь, и потому стремится к цели, несмотря на провоцирующую панические атаки аэрофобию. Самому доктору это делает честь, а Споку предоставляет прекрасную возможность использовать руки и мозги Маккоя по своему усмотрению, когда того потребует ситуация. Шантаж — не лучший, но и не худший способ добиться желаемого. Просто один из многих. — Основной аргумент — я не хочу, чтобы он загнулся на мостике посреди боя с клингонами и не создавал нам всем лишних проблем в мирное время, — довольно резко бросает в ответ Маккой. Спок думает о том, что и доктору, возможно, не помешало бы умерить пыл с помощью проверенных средств… Однако сегодня он настроен… благодушно. И поэтому пропускает колкость мимо ушей. — О проблемах какого рода вы говорите? Так Спок узнает, что его первый офицер давно и прочно сидит на кокаине. Выйдя из медотсека, он делает пометку в рабочем падде. С этим нужно разобраться как можно скорее. Кирк явно не из тех, кто ищет лёгкие пути. За три дня он успевает поочередно отправить в лазарет всех старших офицеров мужского пола, у кого не хватает ума держаться от него подальше. Через три дня он — ненавидимый всеми безоговорочный авторитет и уже строит козни против капитана. Спок вновь отправляет его в агонизатор и приходит пронаблюдать лично за исполнением наказания, но то, что он видит, заставляет его задуматься об эффективности принимаемых мер. Кирк не извивается и не корчится в муках, он стоит в кабине, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, с закрытыми глазами и совершенно пустым выражением лица. Спок дает команду увеличить напряжение, но реакция Кирка остаётся прежней. Спок делает вывод, что его новый старпом — не только кокаиновый, но ещё и болевой наркоман. Последним основанием, переполняющим чашу терпения Спока, становится заявление старшего офицера по науке Кэрол Маркус, в красках повествующее о том, как грязно и неприкрыто её домогался коммандер Кирк. Спок со вздохом пробегает взглядом рапорт — Маркус больше всех остальных офицеров женского пола на корабле подпадает под меткое и ёмкое человеческое определение «шлюха». Она не упустит случая лечь под очередного смазливого офицера, а потом шантажировать его россказнями о своей беременности. Но в этот раз Спок склонен поверить её словам. Он встаёт со своего места, подходит к компьютерному терминалу и вызывает штаб. — Спок? — Пайк поднимает голову от очередного отчёта и испытующе смотрит на него. — Как дела? — Приветствую, адмирал. — Спок слегка склоняет голову. — Не могу сказать, что хорошо. — Что натворил этот засранец? — интересуется Пайк, закуривая. Лёгкий аромат любимых сигарет адмирала врезался в память Спока надолго. Возможно, даже навсегда. Спок никогда не понимал распространённой человеческой привычки курить после секса, но и осуждать не брался — каждый имеет право на свои маленькие слабости. Он лаконично обрисовывает ситуацию и ждёт ответа. Пайк в задумчивости тушит окурок в пепельнице и безразлично пожимает плечами: — Ну, скажем так, ты меня не удивил. Джим — сложный мальчик, к нему нужен особый подход. Притрётесь ещё. — Адмирал, позвольте обратить ваше внимание на то, что «Энтерпрайз» — военный объект, а не старшая школа, — резко — слишком резко — отвечает Спок. Он понимает, что, возможно, не имеет права на такой тон, но ставки слишком высоки. — Я бы хотел попросить вас ещё раз подумать о целесообразности перевода коммандера Кирка на корабль. — Ты сомневаешься в обоснованности моих решений, малыш? — Пайк опасно прищуривается и откидывается в кресле. Спок вскидывает левую бровь и веско отвечает: — Ни в коем случае, адмирал. Но коммандер Кирк явно не заинтересован в эффективном выполнении своих обязанностей Вы должны понимать, что я не могу отвлекаться на одного человека. Миссии «Энтерпрайз» слишком важны, чтобы подвергать их результаты необоснованному риску. Я сомневаюсь, что та польза, которую теоретически может принести коммандер Кирк, соизмерима с тем ущербом, который он наверняка причинит, если останется на моём корабле. — На твоём корабле? — Пайк на манер Спока саркастически приподнимает бровь, и Спок понимает, что допустил ошибку, забыв, кто перед ним. На самом деле. Это досадно. Нужно быть внимательнее. — Прошу прощения, — он примиряюще склоняет голову. — На вашем корабле, адмирал. В серых глазах Пайка — высокомерное удовлетворение. Спок думает о том времени, когда в них будет только боль. — Ты должен с ним справиться, Спок, — жёстко говорит Пайк. — Должен заставить его делать то, что нужно тебе. Но лучше — организуй всё так, чтобы он сам захотел тебе подчиняться. Это в твоих интересах. — Каким образом я могу этого добиться? — Спок перекатывает между пальцев стило, продумывая возможные варианты ответа адмирала, но то, что он слышит, ставит его в тупик. Пайк с задумчивым видом раскачивается на стуле и неопределённо пожимает плечами: — Я не знаю, Спок. Это ты у нас гений. Придумаешь что-нибудь. Воспитывать его, конечно, уже поздновато, но, в конце концов, всегда есть вариант действовать напрямую. Честно говоря, я удивлён, что ты ещё не сделал этого. — Прошу прощения? — Спок удивлённо смотрит на Пайка. — Вы действительно считаете, что ситуация требует применения крайних мер? Я думаю, что камера агонии… Пайк, морщась как от зубной боли, качает головой и снисходительно смотрит на него. — Камера агонии — вариант для конченых идиотов, — отрезает он. — Джим не из таких, ну ты, наверное, это и сам уже понял. — Спок кивает, и Пайк продолжает: — Запомни, мальчик мой, Джеймс Кирк — помешанный на чувстве собственной важности, беспринципный, безжалостный сексуально озабоченный адреналиновый наркоман. Он настоящий фрик, Спок, и, думаю, тебе представится возможность убедиться в этом. Поверь, я знаю. — Он похабно ухмыляется, и Спок чувствует необоснованный приступ раздражения. — В том случае, если ты воспользуешься моим советом, все останутся в плюсе. Возможно, конечно, кроме самого Джима, но он об этом в любом случае не узнает, так ведь? Если ты сможешь привязать Кирка к себе, то он навсегда станет твоим лучшим оружием. А какими методами — согласись, это уже не важно. Я знаю, ты справишься, Спок. Если не ты, то никто не сможет. — А вы? — вопрос Спока закономерен, хоть весьма дерзок, учитывая предполагаемую разность их весовых категорий. Пайк медлит и сверлит его взглядом, но в конце концов отвечает: — Ты прекрасно понимаешь, что если бы я хотел, то сделал бы это уже давно. Но Джим — вольная птица, и ломать его мне не с руки. Гораздо целесообразнее иметь при себе полноценного помощника, чем недоделка с комплексом неполноценности, как считаешь? Спок склоняет голову в согласии и с почтением говорит: — Благодарю за совет, адмирал. Я подумаю. Он понимает, что выбора нет. Спок не сомневается в собственной компетентности, ведь прошёл специальный курс ещё будучи студентом Вулканской Академии Наук, и Верховным Советом его способности были признаны выдающимися. Но за все три года работы с Пайком бок о бок ему не представилось возможности опробовать всё, чему его учили, в, так скажем, полевых условиях. Обычно даже самые проблемные покорялись очень быстро. И ещё никогда адмирал в открытую не предлагал ему воспользоваться полученными знаниями для достижения целей… корректировки поведения офицерского состава. Всё когда-то приходится делать впервые. — Подумай, — кивает Пайк. — А когда надумаешь — ты с ним пожёстче, понял? Джим это любит. — Он недвусмысленно усмехается, давая Споку понять, кто именно привил Кирку такие пристрастия. — Но не переборщи. Джим мне нужен живым и в максимально добром здравии. Если ненароком убьешь его, то придётся за это отвечать, понял? Безусловно, Спок не из тех, кому нужно повторять дважды. В свою очередь, Пайк — не из тех, кто это делает. Однако, судя по всему, адмирал не понимает, что угрожать — наименее действенный приём из всех возможных. Досадный просчёт с его стороны, но Споку это только на руку. — Последний вопрос, адмирал. Если позволите. — Пайк снова кивает. — Зачем это вам? Адмирал дружелюбно скалится и неожиданно подмигивает ему. — Ну, надеюсь, в старости, когда я не смогу больше руководить толпой живодёров, и они начнут припоминать мне грешки, мои мальчики позаботятся обо мне? Омерзительная, наглая, но просчитанная ложь. Спок делает вид, что верит ему на слово. Пайк наверняка подозревает, что ему не верят. Спок наверняка знает, что Пайк подозревает. Но момент для того, чтобы сбросить маски, наступит ещё нескоро. Гораздо больше Спока сейчас волнуют истинные мотивы адмирала. Он обязательно разберётся в их сути. Позже. После разговора с Пайком Спок по внутренней связи вызывает Кирка, который в этот момент должен замещать его на мостике, но почему-то обнаруживается в каюте энсина Эндженс. Кирк объявляется через тридцать четыре целых и четыре десятых минуты — неизменно ухмыляющийся и надменный, но сегодня ещё и пьяный. Спок медленно осматривает его с головы до ног: острый запах алкоголя, расширенные зрачки, безумно-расфокусированный взгляд и мелкие белые крупицы на воротнике форменки. Это уже слишком. Он не потерпит столь явного неуважения к себе. Спок в бешенстве настолько, насколько в принципе может быть взбешён вулканец. Он никому не позволит в таком виде разгуливать по кораблю, дискредитируя его собственный, невероятным трудом и большой кровью установленный режим. Без открытой тирании управлять огромным звездолётом невозможно, и он не позволит никому усомниться в обоснованности применяемых к экипажу мер. Подойдя к Кирку вплотную, Спок хватает его за загривок, несколько раз впечатывает головой в переборку и, отпустив, отступает на несколько шагов назад, чтобы не запачкать форму. Кирк, моментально протрезвев, сползает по стене, из разбитого носа хлещет кровь, а в потемневших синих глазах плещется ярость, способная, кажется, испепелить на месте всё живое. Возможно, на кого-то это даже действует, но не в этот раз. Спок сохраняет ледяное спокойствие. Кирк явно не понимает простой истины — для того, чтобы заставить капитана хотя бы опасаться себя, для начала ему нужно научиться держать собственные эмоции под контролем. Спок вызывает главу медслужбы и, пока доктор торопится другу на помощь, бросает Кирку несколько салфеток, которыми он безуспешно пытается остановить кровотечение. Маккой с проклятиями врывается в каюту и незамедлительно начинает обрабатывать раны Кирка. Тот морщится, но терпит. Споку нравится, как держится Маккой. Несмотря на преимущественно неуважительную — но странным образом не досаждающую — манеру общения, в работе он собран и сосредоточен, обращает внимание на детали и всегда знает, какого результата хочет добиться. Он настоящий профессионал своего дела, благодаря чему ходит у капитана в фаворе, даже не подозревая об этом. — Достаточно, — командует Спок через несколько минут, посчитав первую помощь оказанной в необходимом количестве. Маккой бросает на него исполненный неприязни взгляд и выходит. Дверь с шипением закрывается. Кирк поднимается с пола и становится напротив Спока, широко расставив ноги. Форменка залита кровью, поэтому Кирк стаскивает её, швыряет на пол и остаётся в одной чёрной водолазке, в которой кажется ещё более худым, чем есть на самом деле. Их взгляды встречаются. Синий лёд и тёмная сталь. — Ты ведь понимаешь, что подписал себе смертный приговор, ублюдок? — скрестив руки на груди, спокойно спрашивает Кирк. Если бы Спок считал громкий смех целесообразным способом выражения своей позиции, он бы сейчас смеялся в голос, но вместо этого лишь вскидывает бровь. — Как вы можете объяснить это, коммандер? — Он берёт со стола падд с рапортом Маркус и передаёт Кирку. Тот внимательно изучает записи, а потом закатывает глаза и отвечает с едким, исполненным неприкрытого презрения смешком: — Блин, она же сама на меня вешалась. Брось, Спок, да на ней пробу негде ставить. — Довожу до вашего сведения, что если подобное повторится, я буду вынужден принять соответствующие меры, — говорит Спок, чем немало шокирует Кирка — всем давным-давно известно, что сексуальные домогательства на Флоте обычное дело, и руководство смотрит на подобные инциденты сквозь пальцы. — Слушай, Спок… — Капитан Спок. — Капитан Спок. — Кирк цокает и качает головой. Спок сцепляет руки за спиной. Кирк сплёвывает себе под ноги, прямо на пол, и вдруг ухмыляется — безумно и дико. — А ты прав, «капитан» действительно лучше звучит. — Усмешка не сходит с его лица и сопровождает каждый из трёх шагов, которые он делает навстречу Споку. — Держу пари, ты фанат контроля во всём, да? Спок неотрывно следит за ним, отмечая про себя, что, несмотря на применённое насилие, в глазах Кирка по-прежнему нет ни грамма страха. Спок предполагает, что отсутствие подобного рода закономерных поведенческих реакций в определённой мере обусловлено воздействием наркотика, и желание положить этому конец перерастает в намерение. — Если бы я и решил кого-нибудь домогаться на этой чёртовой посудине, то это явно была бы не Кэрол. — Кирк говорит, слегка растягивая слова, и подходит ещё ближе, сокращая расстояние между ними до непозволительного минимума. Спок стоит по-прежнему неподвижно, сцепив руки за спиной, и ждёт. Издевательская ухмылка не сходит с губ Кирка. — Как насчёт тебя? — прищурившись, дерзко интересуется он. Спок совершенно не удивлён такой резкой смене тактики. — Ты красавчик, вот только борода тебе не идёт, хотя подозреваю, что без неё ты будешь ещё больше походить на мальчишку, чем я. Сколько тебе лет? Двадцать пять? — Шаг назад, коммандер, — холодно произносит Спок, безразлично констатируя, что его новый старший помощник, даже несмотря на выдающийся интеллект, ещё долго будет нуждаться в том, чтобы ему указывали его место. Кирк ожидаемо ухмыляется и качает головой: — Всему Флоту известно, что на твоей хваленой «Энтерпрайз» работают настоящие отморозки. Хрен поверю, что ты не такой же. Здесь другие просто не выживут. — Он делает ещё шаг вперёд. Их тела почти соприкасаются. — Я думаю, мы сработаемся, как считаешь? Спок прекрасно владеет приёмами ментальной защиты, но такое бесцеремонное и необоснованное вторжение в его личное пространство не может остаться безнаказанным. Поэтому, прежде чем Кирк успевает опомниться и отпрыгнуть в сторону, Спок хватает его за горло и мёртвой хваткой сжимает пальцы. Кирк хрипит, пытаясь вырваться, но Спок сильнее. Гораздо сильнее. Ощущение собственной силы опьяняет, и остановиться гораздо труднее, чем кажется, но Спок усилием воли ослабляет нажим и холодно выплёвывает ему в лицо: — Я сказал, шаг назад, коммандер. — Да пошёл ты… — отчаянно сопротивляясь, шипит Кирк. Спок отшвыривает его от себя с лёгкостью — и невероятным удовольствием. Пролетев через всю каюту, Кирк ударяется головой о стену, но не теряет сознания, а лишь оседает на пол, ожесточённо матерясь. Спок одёргивает форму, приглаживает слегка растрепавшиеся волосы и, не допуская в голос ни капли торжества, интересуется: — Я надеюсь, мы поняли друг друга, коммандер? — Пошёл ты нахуй, — выдавливает сквозь зубы Кирк. — Я убью тебя, грёбаный ты ублюдок, и всех твоих шестерок тоже. Его глаза горят ненавистью и бешеной злобой, но Спок знает, что по большей части — от собственного бессилия. Данный факт является удовлетворительным. — Думаю, вы несколько неадекватно оцениваете свои шансы, — ледяным тоном отвечает он. — Но уверен, что час, проведённый в камере агонии, поможет вам успешно влиться в коллектив.