Новые имена

Следующие четыре дня Кирк проводит в карцере без еды и воды, с руками и ногами, прикованными к стене тяжёлыми цепями. Всё в лучших традициях ромуланского плена. По специальному распоряжению капитана к нему не пускают врача даже тогда, когда начинается ломка. Споку плевать на то, что в конце концов случится с Кирком и, честно говоря, он был бы удовлетворён, если бы тот умер от абстинентного синдрома, но рассчитывать на это равносильно безумию. Такие так просто не сдаются. А если всё-таки сдаются — как правило, не по своей воле и не в результате естественных причин — то незамедлительно возвращаются к тебе в мучительных и изматывающих ночных кошмарах. Вулканцы не видят снов, и для Спока это существенный плюс. Вулканцы способны на чувства, но лишь в тех случаях, когда это не мешает объективному анализу ситуации. Чужая душа — потёмки, но только не для него. Спок видит перед собой чёткую цель и намерен идти до конца, несмотря на то, что средства её достижения не вызывают у него ничего, кроме замешанного на сожалении отвращения. Это сожаление не похоже на испытываемое к тяжелобольным или страждущим. Оно мрачное, беспринципное и неприкрыто безжалостное, как стрела, призванная не убить, а пригвоздить к эшафоту, исполняя волю выпустившей её умелой руки. Спок обоснованно предполагает, что предстоящая процедура станет для него весьма неприятным испытанием. Он предпочитает перепоручать максимум из того, что возможно перепоручить, но в этот раз должен всё сделать сам. Сам, осознанно и добровольно, позволить абсолютно чужому — несовершенному, хаотически устроенному, неприятному ему лично — разуму соединиться с собственным, руководствуясь тем, что это необходимо Империи, а значит, несмотря на разность приоритетов, и ему тоже. И это отвратительно. Спок слишком рационален для того, чтобы испытывать столь сильные эмоции по пустякам. Он тщательно контролирует свои эмоциональные проявления, не давая подчиненным ни малейшего повода думать, что способен чувствовать не менее ярко, чем они. Его не может удовлетворять ситуация, при которой то, что должно приносить благо, используется для противоположных целей. Это противоречит природе вещей, и потому педантичным вулканцем рассматривается не иначе, как прямое нарушение установленного Вселенной порядка. Но он должен перебороть себя и сделать это. Спок не может допустить, чтобы тщательно выстраиваемая им на протяжении многих лет система пошатнулась из-за одного-единственного лишнего винтика. Он не может позволить, чтобы планы, лежащие в основе этой системы, рухнули. И потому до поры сохраняет однозначное и неизменно верное отношение к прямым и завуалированным приказам руководства: исполнить или умереть. Тем самым он показывает подчинённым лучший из возможных пример — и дрессирует их, формируя в охваченным примитивными эмоциями и инстинктами мозгах столь важные для его целей условные рефлексы: «действовать», «подчиняться», «разрушать». Но даже после длительной медитации и очередного просмотра личного дела Кирка через призму самостоятельно сделанных выводов, он с большим трудом заставляет себя подняться с места и отправиться выполнять задание. Возможно, одно из самых сложных за всё время пребывания его в должности капитана «Энтерпрайз». Кирк силён духом и скорее умрёт в мучениях, чем покорится, но Спок должен добиться беспрекословного повиновения. Он заходит в турболифт и спускается на нижнюю палубу, мысленно настраиваясь на предстоящую работу. Разум послушно открывается, активирует необходимые знания, запускает дремавшие до поры психологические процессы, и вскоре Спок полностью готов к предстоящему взаимодействию. Двери карцера с тихим шорохом разъезжаются в стороны — и Спок видит перед собой зверя. Кирк уже настолько не похож на человека, что поверить в его принадлежность к роду людскому крайне сложно. Он смотрит на Спока и, кажется, не узнаёт, хрипло, тяжело дышит, его глаза, из синих превратившиеся в почти чёрные, полыхают безумием, искусанные в кровь губы кривятся в хищном оскале, одежда грязная и порвана в нескольких местах, правая рука свисает плетью, вывороченная из сустава в тщетных попытках освободиться. Спок опасается, что Кирк мог откусить себе язык, но не намерен проверять это и рисковать собственными пальцами до тех пор, пока не приведет его в норму. Ломка превратила Кирка в чудовище, но если он до сих пор жив, значит, шанс ещё есть. Возможно, последний. Спок знает, что нужно сделать, но до последнего момента ищет варианты. Он не видит особого достоинства и повода для гордости в насильственном вмешательстве в чужую психику, но ему нужна отлично работающая машина по выполнению всех возможных поручений — он не позволит пустить в тартарары все, что создавалось годами. Трудом и кровью. Своей и чужой. Спок смотрит на Кирка и медлит. Ему ещё ни разу не приходилось лечить от зависимости таким способом, но он имеет представление об иных методиках и знает, что ничего более действенного пока не придумали. Он не спеша подходит к Кирку, на ходу снимая с правой руки перчатку. Тот, вопреки ожиданиям, внимательно следит за его действиями и внезапно, когда Спок уже готов приступить, хрипит: — Что ты собираешься со мной сделать, уёбок остроухий? Поразительно. Сказать, что Спок удивлён — не сказать ничего. Он замирает напротив Кирка, сверля его взглядом, но тот и не думает уступать. Сейчас в его глазах гораздо больше осмысленности. Он ослаб за время заключения, он полумёртв и непонятно как вообще держится на ногах, но духом по-прежнему силён. И, несмотря на то, что Спок может убить Кирка одним прикосновением, в его глазах по-прежнему нет страха. В них явственно читается безумие. Вызов. И однозначный ответ любому, кто покусится на его свободу. Против собственной воли Спок восхищён. — Мне необходимо излечить тебя, — спокойно отвечает он и делает ещё один шаг. — Пошёл нахуй, выродок, я убью тебя, клянусь! — рычит Кирк. Ещё один шаг. — Я очень сильно в этом сомневаюсь, — жёстко говорит Спок и протягивает руку к лицу Кирка. И понимает, что в охваченном лихорадочным абстинентным безумием глазах его первого офицера наконец мелькает страх. Это хорошо. Спок не сомневается в том, что адекватный способ воздействия найден. Отпрянув от него Кирк прижимается к стене с молчаливой готовностью защищаться до конца. О вулканских технологиях управления сознанием знают все ― большинство лишь понаслышке, но некоторым не повезло особенно. С их помощью можно подавить волю, пытать, искалечить, убить. Те, кому довелось испытать сокрушительную мощь контактной телепатии на собственном опыте, рано или поздно заканчивают свои дни в больничной палате, связанными по рукам и ногам. Все без исключения. Об издевательствах вулканских дознавателей над пленными земными разведчиками ходят легенды, которые подтверждаются хотя бы тем, что нужная информация в любом случае становится известной им, и назад несчастные, как правило, не возвращаются. Но в том случае, если возвращаются, людьми их назвать уже нельзя. Это отнюдь не значит, что с помощью обозначенных практик можно лишь причинять страдания, насильственно вторгаясь в чужой разум. Для подкрепления плотских удовольствий они используются не менее часто, но сейчас Споку нужна вся боль, которую только способен — осознанно или неосознанно — испытывать Кирк. — Подойди, — жёстко командует Спок, не двигаясь с места. Но Кирк в ответ лишь мотает головой, сверля его ненавидящим взглядом. — Хорошо, я сделаю это сам. Но уверяю вас, коммандер, что шанс пожалеть о своей строптивости вам представится незамедлительно, — Спок делает ещё один шаг вперёд, но Кирк не успевает наброситься на него — вулканский нервный захват сводит всю его активность на нет. Кирк обмякает и мешком валится на пол. Спок смотрит на него с определённой долей брезгливости. Он презирает слабость. Люди слабы. Кирк — не исключение. Но Спок не даст ему ослабить их всех. Дёрнув за цепь, он поднимает Кирка с пола и, приложив пальцы к пси-точкам на его лице, рывком вторгается в чужое сознание. Разум Кирка пружинит и сопротивляется даже несмотря на то, что сейчас Кирк собой практически не управляет. Спок чувствует, как разрозненная пелена мыслей и эмоций обволакивает его, и усилием воли проникает глубже. Внутреннее зрение гораздо острее обычного и точнее передаёт всё, что необходимо видеть. Как правило, Споку не составляет труда считать необходимую информацию с любого сознания, но с Кирком, судя по первому впечатлению, так просто не получится. Спок осматривается, прислушиваясь к малейшим колебаниям эмоций, которые безраздельно властвуют над Кирком, ищет малейший просвет, за который можно уцепиться. Но его окружает мрак. Он знает, что мрак — это боль. Боль, страх, недоверие — весь сонм испытываемых на протяжении жизни негативных эмоций, средоточием которого является метущийся, неспокойный и порочный человеческий разум. Судя по тому, что, несмотря на все предпринимаемые Споком усилия, темнота рассеивается медленно, подобного мусора в голове Кирка накопилось немало. Он не собирается устраивать тут генеральную уборку, но отличить энергетику зависимости от иной слишком сложно, и потому он с остервенением разбрасывает вокруг себя иссиня-чёрные ошметки, стараясь не обращать внимание на яростные вспышки боли, прошивающие тело Кирка где-то там, в карцере, за миллионы световых лет отсюда, и отдающиеся в его сознании здесь, где они на время стали едины. Слияние разумов редко проходит безболезненно как для инициатора контакта, так и для его объекта. Но сейчас происходит нечто принципиально иное. Несмотря на чужеродность и принципиальную несовместимость человеческого и вулканского разумов, Спок не ощущает дискомфорта. Это не поддаётся рациональному объяснению и потому закономерно тревожит его. Он не может чувствовать себя в чужом затуманенном сознании как в своём собственном. Это неправильно, иррационально, но попытки разобраться с этим сейчас вряд ли увенчаются успехом. Вулканский разум многозадачен, однако в данный момент львиная доля усилий уходит у Спока на борьбу с сопротивляющимся вторжению подсознанием Кирка. Темнота постепенно расступается. Спок прикладывает максимум стараний и начинает ощущать усталость, но удовлетворение от хорошо сделанной работы стоит того. Он в последний раз внимательно прощупывает разум Кирка и обнаруживает ещё одно странное пятно. Оно переливается всеми оттенками синего и, как бы Спок ни пытался, ускользает, не давая приблизиться. Он понимает, что необходимо ослабить ментальные щиты. Мгновение он колеблется, но всё-таки снимает защиту, потому что остановиться сейчас, когда потрачено столько сил и энергии, считает просто неприемлемым. Он погружается глубже в инертное, ослабленное мучениями и его присутствием сознание — и внезапно понимает, что видит то, что ожидал увидеть меньше всего. Не предполагал и не хотел бы увидеть никогда. Видения обрушиваются на него водопадом, заставляя задыхаться и почти теряться в водовороте противоречивых ощущений, но одна картина врезается в подсознание особенно ярко. Он видит свою каюту. Себя. И Кирка. Рядом. Очень близко. Но не в смертельной схватке с ножами или фазерами в руках. И даже не во время спарринга. Происходящее между ними можно назвать борьбой лишь с большой натяжкой и точно не в том значении, в котором это слово обычно употребляется. Они занимаются сексом. У Спока захватывает дух, он резко втягивает воздух и каменеет, сжимаясь словно пружина, вынужденный наблюдать, как он, — не кто-либо другой, а именно он, — удерживая стоящего на коленях Кирка за талию, ожесточённо трахает его и, судя по сопутствующим видению ощущениями, это нравится обоим. Судя по тому, как от каждого нового проникновения выгибает и подкидывает Кирка, как он кусает кубы и судорожно цепляется за спинку стандартной, явно узкой для двоих кровати, судя по тому, как сам Спок стискивает его бёдра и задницу, с какой страстью натягивает на себя и оглаживает его тело, от процесса оба получают истинное удовольствие. Это не изнасилование и не провокация. Это крайне разнузданный, обусловленный незамутнённым вожделением и влечением секс между теми, кто друг друга до безумия хочет. Это становится окончательно ясно Споку, когда Кирк, выпрямившись, прижимается спиной к груди его ментального двойника, и жадно целует в губы, а тот обхватывает рукой его член и, доведя до оргазма, кончает в него сам. Спок в оцепенении наблюдает за тем, как они, даже не пытаясь расцепиться, валятся на кровать, продолжая сжимать друг друга в объятьях и целоваться так, как будто от результативности данного процесса зависит будущее Империи. Спок ошеломлен и сбит с толку. Он никогда не допускал даже мысли о том, что может так вести себя в постели с кем-либо. Даже Ухура, которую он считал лучшей из всех своих любовников и любовниц, не была удостоена таких горячих ласк и, тем более — поцелуев. Спок предпочитает более тонкие грани удовольствия и относится к земным сексуальным практикам, основанным лишь на физическом взаимодействии, с известной долей презрения. Но здесь… Невозможно. Нелогично и непозволительно. Это необходимо прекращать. И немедленно. Усилием воли Спок прерывает установленный контакт, грубо, резко и бесцеремонно покидает чужой разум, который его собственному явно пришелся по вкусу. Он выходит из транса и обнаруживает, что находящийся без сознания Кирк безвольно висит на его руках. Спок поспешно отстраняется от него, даже не пытаясь сдерживать раздражение. Кирк бесформенной грудой мяса и костей оседает на пол, и сейчас Спок как никогда хочет просто убить его. От назойливых воспоминаний о том, что увидел в чужом разуме, он всеми путями намерен избавиться. Возможно, ему попалась просто одна из тайных фантазий Кирка и, учитывая, каким человеком является его новоиспеченный старший помощник, Спок не удивится наличию сотен подобных ей. Но собственное, идеально заточенное под распознавание подобного подсознание уверенно утверждает, что за этим скрывается нечто большее, чем предполагаемые сексуальные девиации и желание подчиняться. Спок отграничивает свой разум от настойчиво преследующей его словесной мешанины, выходит из карцера и по внутренней связи вызывает медотсек: — Доктор Маккой, коммандер Кирк нуждается в срочной госпитализации. — А то я не знаю, — фыркает Маккой. Спок делает вывод о том, что агонизатор и его новый глава медслужбы просто созданы друг для друга. — Мне нужно, чтобы вы привели его в работоспособное состояние в течение двух часов, — бросает он и, отключив соединение, направляется в свою каюту.

***

Спок завершает медитацию, принимает душ и, вновь облачившись в парадный китель, смотрит на себя в зеркало. Форма сидит на нём как влитая, облегая второй кожей, создавая жизненно необходимый для образа верноподданного Империи и её идеального оружия ореол страха и подобострастия. Предполагается, что подобные чувства должен испытывать каждый, чей жизненный путь был отмечен встречей с лучшим имперским военачальником — неважно где, на корабле, на поле боя или в постели. Не имеет значения, что ощущение Споком себя самого, как и совокупность его целей и принципов простираются гораздо дальше возложенных на него функций. Ему удобно, чтобы Империя считала его своей послушной и исполнительной матричной единицей — чтобы потом, когда он будет настолько силён и влиятелен, что сможет диктовать условия даже после своей смерти, поставить на места всё и всех, показав, кто на самом деле способен и достоин принимать судьбоносные для мира решения. Это просто констатация факта. Спок знает всё о себе, и популярная среди индивидов, составляющих его ближайшее окружение, агрессивная амбициозность — не его стиль. Она имеет неоправданно много побочных эффектов, которые Спок не может рассматривать как допустимые хотя бы потому, что предъявляет к себе слишком высокие требования. Несмотря на наличие земной матери, он был, остаётся и погибнет вулканцем. Он не может позволить себе ни малейшего проявления гордыни — она мешает думать рационально, действовать осознанно и делать верные выводы о поступках и мотивациях. Он не вправе проявить гнев даже в том случае, если это обоснованно, как не способен завидовать или предаваться унынию — просто потому, что этого нет в его природе. Он равнодушен к деньгам и плотским удовольствиям, поскольку это слабость, а слабости — для людей. Он вулканец. И он убьёт любого, кто осмелится это оспорить. Последний раз взглянув на своё отражение и удовлетворившись результатом, Спок усаживается в кресло, тщательно продумывая детали предстоящей встречи с Кирком. Он не собирается предлагать никаких сделок. Он сделал верный вывод: Кирку плевать на то, что сделают с его телом, но вмешательства в разум он будет стараться избегать. Спок предоставил своему проблемному подчинённому возможность убедиться в том, насколько разрушительным для человека может быть влияние целенаправленно насильственного ментального взаимодействия. Он знает, что для пси-нулей, которыми являются большинство землян, это изощрённая и невыносимая пытка. Он не испытывает ни малейших сожалений по поводу того, что сделал с Кирком. Он сделал всё правильно. Теперь его первый офицер будет подчиняться и следовать воле капитана. Или, по крайней мере, создавать видимость. Второй вариант вероятнее. Но Спок не планирует останавливаться на достигнутом. Он хочет исполнить волю Пайка напрямую, без подразумеваемых последним подтекстов и пока без учёта истинных целей, которые на самом деле преследует адмирал. Спок догадывается об этих целях, но утверждать, основываясь на пятидесятипроцентных допущениях, считает нерациональным, более того — опасным. Он видел множество примеров того, насколько губительно поспешные выводы могут сказываться на результате. Требуется время и определённое количество усилий, чтобы разобраться в истинных причинах и следствиях, но одной из своих главных добродетелей Спок обоснованно считает терпение. Он готов ждать столько, сколько потребуется. И ломать Кирка столько, сколько потребуется, также готов. Спок планирует предоставить ему выбор. Без выбора. Кирк появляется на пороге его каюты ровно через два часа после окончания экзекуции. Он чист, гладко выбрит и одет в новую форму. Его, как всегда, сопровождает Маккой, и Спока начинает раздражать эта излишняя опека. — Доктор Маккой, ваше присутствие более не требуется, — с нажимом произносит он и адресует Маккою тяжёлый взгляд. — Состояние здоровья коммандера нестабильно, — Маккой смотрит на него с ненавистью, и Спок испытывает нелогичное удовлетворение от того, что способен вызывать в людях столь сильные чувства. Эмоции управляют людьми почти так же безраздельно, как он умеет управлять этими эмоциями. — Выйдите, — жёстко командует он, подкрепляя приказ невысказанным, но явственно читаемым в каждом сдержанном жесте намёком на неизбежное наказание, неминуемо последующее в качестве реакции на неповиновение. Маккой стискивает кулаки и, бросив на Спока ещё один испепеляющий взгляд, подчиняется. Автоматическая дверь с тихим шипением закрывается. Капитан ISS «Энтерпрайз» NCC-1701 глубоко вдыхает и поднимается со своего кресла. Его первый офицер делает шаг вперёд и вызывающе вздёргивает подбородок. Стоя друг напротив друга, двое равных по-прежнему не собираются уступать. Спок спокоен, сосредоточен и чётко соблюдает правила собственной игры. Игры, начатой не здесь и не сейчас — и даже не несколько часов назад в холодном, насквозь пропитавшемся запахом мучительной смерти карцере лучшего звездолёта Империи. Эта партия началась гораздо раньше, не им и не при нём. Но сделать решающий ход должен именно он. Кирк смотрит на Спока в упор, с нескрываемым вызовом и агрессией, но в его взгляде больше нет ставшей уже привычной искорки безумия. Без неё Кирк — всего лишь упёртый, жестокий, умный, но недостаточно безрассудный выскочка. Безумие делало его бесшабашным, заставляя идти на риск всегда. И, избавив от него Кирка, Спок вселил в его сердце сомнения. Сомнение в том, что он может быть совершенным. Сомнение в том, что у него достаточно сил. Спок вынудил Кирка сомневаться в себе — и по праву может считать это своей главной победой над ним. Пока. Впереди ещё много гораздо более впечатляющих. Спок слишком проницателен и слишком хорошо знает человеческую природу для того, чтобы допускать неточности при оценке таких вещей. Он высоко ценит стремление Кирка сохранять хорошую мину при плохой игре, вот только его первый офицер не учитывает того, что игра была им безнадёжно проиграна уже тогда, когда он впервые ступил на площадку транспортатора «Энтерпрайз». Спок окидывает удовлетворённым взглядом результат своих трудов и смотрит Кирку в глаза. Кирк не опускает взгляда. Спок ещё никогда не был так доволен собой. — Какого хрена ты со мной сотворил? — хрипло спрашивает Кирк. Его заметно пошатывает от голода и усталости, он вымотан и находится на грани нервного срыва, но Спок не собирается делать ему поблажек. Его корабль должен работать как часы, и он не позволит никому изменить установленный и контролируемый им ход вещей. — Следует ли мне акцентировать внимание на том, что вопросы здесь задаю я? — В голосе Спока — лёд и металл, он делает несколько шагов вперёд, приближается к Кирку и останавливается напротив — на расстоянии, явно недостаточном для сохранения душевного равновесия не допускающими вторжений в личное пространство вулканцами. Но Спок не просто вулканец. Он капитан корабля, большая часть экипажа которого состоит из представителей человеческой расы. Спок живёт и работает с ними бок о бок, и в такой обстановке у его подчинённых не должно возникнуть даже мысли о том, что он может быть хоть в чём-то слаб. Поэтому Спок ежедневно тренирует тело и разум, укрепляя ментальные щиты и методично доводя свои способности до совершенства. Другого варианта для него не существует. Он должен быть сильнее их всех. Он должен заставить Кирка принять свою силу. И он это сделает. — Валяй, — бросает Кирк в лицо Споку. — Какого хрена тебе ещё надо, если ты и так полазил в моей голове и всё разнюхал? — Для человека вашего уровня интеллекта вы чрезвычайно недальновидны и глупы, — с чётко дозированным презрением цедит Спок. Глаза Кирка вспыхивают яростью. — Ты сам не задаёшь вопросы и не отвечаешь на мои, не находишь, что именно это глупо? — Он сжимает кулаки, но находит в себе силы усмехнуться. — Какой же ты идиот. Спок усилием воли сдерживает первый порыв вновь применить к Кирку физическую силу. Нелогично, но Кирк вызывает в нём слишком много спонтанных эмоциональных реакций. — Я надеюсь, вы понимаете, что в случае прямого неповиновения моим приказам, организации бунта либо иного неподобающего поведения, а также при возникновении подозрения о вашем участии в подобных эксцессах, вы будете подвергаться той же самой процедуре, которой подверглись сегодня? — он не желает давать Кирку спуску даже за мысли. Если потребуется, Спок возьмёт под контроль и их. — Спок. Ты. Долбаный. Вулканский. Выродок. Я. Тебя. Ненавижу, — чеканя каждое слово, говорит Кирк. Спок находит, что безрассудство и дерзость Кирка поразительны даже для человека. — Уверяю, что и я о вас не лучшего мнения, коммандер. — Он позволяет себе пропустить в голос столько откровенной враждебности, сколько допустимо в сложившейся ситуации. — И повторяю вопрос: мои требования ясны? — Да, ублюдок, — выплёвывает Кирк и после паузы добавляет: — Но не надейся, что после того, как ты трахнул мне мозги, я моментально стану послушной овцой. — У вас нет выбора, — констатирует Спок. — Если вы не хотите повторения произошедшего, вы будете подчиняться. Таково моё условие. И, как принято говорить на Земле, это чрезвычайно выгодное предложение. Кирк смотрит на него ненавидяще, тяжело дышит, кусает губы и сжимает кулаки, но Спок знает, что загнал его в угол. Ему изрядно надоел этот разговор, и если Кирк намерен и дальше проявлять характер, то у него не останется выбора, кроме как показать ему, что капитан ICC «Энтерпрайз» слов на ветер не бросает. Проходит минута, за ней другая. Противоборство взглядов продолжается, но с каждой секундой Спок всё больше убеждается в том, что его тактика верна. Ещё минута. Осталось немного. Ещё десять секунд. На этот раз Кирк сдаётся. Он отводит взгляд всего на мгновение, но Споку этого вполне достаточно. Он победил. Снова. Вытянувшись по стойке смирно, Кирк вскидывает подбородок и, отдав честь Споку, сквозь зубы выдавливает: — Есть… капитан. Разрешите приступить к выполнению обязанностей старшего помощника. — Свободны, коммандер, — кивает Спок и отступает на шаг назад. Кирк разворачивается на пятках и, впечатывая каблуки форменных сапог в пол, идёт к двери. Спок внимательно смотрит ему вслед. Он понимает, что не оставил Кирку пути к отступлению, но не может исключать вариант того, что подобная покорность на самом деле представляет собой обманный манёвр, произведённый с целью хотя бы на короткое время усыпить его бдительность. Порой Спок находит по-настоящему поразительным тот факт, что люди не умеют мириться с неизбежностью. У самых дверей Кирк разворачивается. Спок не сомневался в том, что он попытается оставить последнее слово за собой. — Если ты думаешь, что мы договорили, ублюдок, то ты ошибаешься. — В синих глазах Кирка — мрачная, но несгибаемая решимость. — Я тоже умею ждать. В его голосе сквозит новая, незнакомая хрипотца — и неожиданно для самого себя Спок не может избавиться от мысли, что именно так будут звучать выстанываемые им в момент оргазма просьбы. Ассоциативное мышление немедленно вбрасывает соответствующий визуальный ряд, особенно яркий потому, что Спок это уже «видел»… Он прилагает усилие для того, чтобы вернуть мыслепоток в нужное русло. — Вы свободны, коммандер, — повторяет он, но слышит собственный голос как будто со стороны. Похоже, после сегодняшнего ментального взаимодействия с Кирком ему требуется более длительная медитация, чем предполагалось изначально. Бросив на него странный изучающий взгляд, Кирк выходит из каюты. Дверь за ним с тихим шорохом закрывается. Спок опускается в кресло и, вопреки всему, не чувствует удовлетворения. Элементарное уравнение при попытке определить неизвестные оказалось гипотезой Римана. Спок не любит такие сюрпризы. Но найти решение должен именно он.

***

Сон — безусловная основа эффективной жизнедеятельности любого человека, но для вулканца имеет второстепенное значение. Спок находит чрезвычайно удобным то обстоятельство, что для достижения приемлемого уровня активности, обеспечивающего безупречное исполнение обязанностей, ему достаточно уделять данному процессу не более четырёх часов в сутки. В случае необходимости — меньше. Однако это ничуть не мешает любителям преувеличить и приукрасить распространять слухи о том, что капитан ISS «Энтерпрайз» вообще не спит. Споку это только на руку. Он привык использовать всё, что говорится или делается на его корабле, в свою пользу, и подобные домыслы — не исключение. Облачившись в спортивный костюм, он перекидывает через плечо полотенце, выходит из каюты и направляется в тренажёрный зал. Электронный хронометр над автоматической дверью оповещает его о том, что одну целую восемь десятых минуты назад минуло пять утра — и потому он оказывается неприятно удивлён, когда, переступив через порог, видит в спортзале Кирка. Кирк — без футболки, в одних лишь лёгких тренировочных брюках — сидит на низкой скамье спиной ко входу с гантелями в руках, сосредоточенно занимается и потому не замечает, что уже не один. Спок проходит к беговой дорожке и вешает полотенце на одну из стоек, неожиданно для себя с интересом наблюдая за тем, как при каждом жиме мышцы плеч и спина Кирка напрягаются, впоследствии расслабляясь на выдохе. Спок находит это зрелище весьма эстетичным. Кирк оборачивается до того, как Спок успевает переключиться. Их взгляды пересекаются. — Капитан. — Гантели с грохотом падают на пол, Кирк резко поднимается, перекидывает ногу через скамью и поворачивается к нему. — Коммандер. — Спок кивает в ответ и сосредотачивает всё внимание на электронной панели беговой дорожки. — Могу я узнать причину столь раннего подъёма? — Не спалось, — сквозь зубы бросает Кирк, неотрывно глядя на него. Спок вскидывает бровь, подходит к установленной около дверей консоли с целью перенастроить систему кондиционирования воздуха под себя — на его вкус, здесь слишком прохладно. Он недоволен присутствием Кирка, поскольку всегда тренируется в одиночестве. Спок понимает, что может приказать своему старпому покинуть помещение, и тот подчинится. Он понимает, что может сделать это прямо сейчас. Но вместо этого устанавливает температуру на четыре градуса ниже той, при которой привык заниматься, и возвращается к тренажёру, боковым зрением отслеживая действия Кирка. Он, помедлив, неопределённо ведёт плечом и вновь берётся за гантели. Спок цепляется взглядом за в момент обозначившиеся кубики на его животе — и чувствует на губах солоноватый привкус стекающих по ним капель пота. Так явственно, как будто слизывает их языком. Контроль. Спок отворачивается и концентрируется на датчиках пульса и дыхания, мигающих зелёным на панели управления. Он не сделал ещё ни одного шага по ленте, но показатели уже заметно отклонились от нормы. Пульс учащён. Дыхание — тем более. Обычно во время занятий он продумывает планы на день, но сейчас его мысли непродуктивны и необоснованно далеки от эффективного тайм-менеджмента. Спок анализирует своё физическое состояние и оценивает его как неудовлетворительное. На него накатывает обоснованное раздражение. Усилием воли заставив себя прекратить думать о предполагаемых умениях своего старшего помощника, Спок задаёт программу, переходит на бег и сухо бросает через плечо: — В следующий раз потрудитесь перестроить график своих тренировок таким образом, чтобы избавить меня от вашего присутствия. Я занимаюсь каждый день в одно и то же время, час с пяти до шести утра и час непосредственно после окончания смены. — Слушаюсь. Капитан, — едко и желчно доносится из-за спины. Спок стискивает зубы, останавливается и поворачивается к Кирку. — Дерзость наказуема, коммандер, — холодно говорит он и, вскинув бровь, скрещивает руки на груди. — Следите за своим тоном. Кирк стоит, прислонившись бедром к стойке для гантелей, сунув руки в карманы штанов, и смотрит на него в упор. — Да ладно тебе, Спок. — Он усмехается и качает головой, оценивающе оглядывая вулканца с головы до ног. — Не пытайся набить себе цену. Мы оба прекрасно знаем, кто здесь чего стоит. — Безусловно. — У Спока нет ни малейших сомнений в том, что Кирк реально подходит к соотношению сил. Как и он сам. — Ну вот. — Кирк безразлично пожимает плечами. — Что ты мне сделаешь-то? В агонизатор засунешь? Да и хрен на него, не привыкать. Опять в башку залезешь? Да, не спорю, приятного мало, но подозреваю, тебе и самому не особо этого всё нравится. Спок отмечает, что после произведенных процедур Кирк стал гораздо более рассудителен. Это закономерно, но в то же время нельзя допустить, чтобы он стал слишком рассудительным. — Меня этим всё равно не проймёшь, Спок. — Кирк адресует ему тяжёлый взгляд. — Мне терять нечего. Не к такому привыкали. И выродков типа тебя тоже попадалось немало. Только обломались все. . — Ещё одно слово, коммандер… — Спок сходит с беговой дорожки, направляется к консоли и поднимает температуру на четыре градуса. — Да знаю, знаю, час в камере агонии, все дела. — Кирк вдруг ухмыляется — безрассудно и странно, заставив Спока остановиться и посмотреть на него. — Неинтересно. Знаешь, я вот тут весь экипаж разогнал, мне теперь даже подраться не с кем, а пар выпустить порой надо. Поразительно. Спок приподнимает бровь и внимательно смотрит на него: — Вы предлагаете спарринг? Само по себе даже предположение звучит нелепо, но Кирк с неожиданной ухмылкой кивает и отвечает — вопросом на вопрос: — Почему нет? — Вы отдаёте себе отчёт в том, что после этого отправитесь напрямую в лазарет, причём надолго? — исключительно для проформы интересуется Спок. Кирк закатывает глаза и, несмотря на отсутствие непосредственного согласия Спока, берёт с полки два комплекта эластичных бинтов и бросает один ему. Что ж. Спок никогда не отказывается от возможности указать подчинённым на их истинное место. — Не зарекайся, — самонадеянно отвечает Кирк, скидывает кеды и забирается на установленный в дальнем углу спортзала боксёрский ринг, огороженный четырьмя рядами канатов. Спок следит за ним, обматывая кисти рук бинтами, настраивается на предстоящий физический контакт и просчитывает вероятные стратегии. У него довольно давно не было достойного спарринг-партнёра, и сейчас им руководит немалый интерес — окажется ли таковым его старший помощник. — Давай уже. — Кирк поправляет ленту на костяшках пальцев, смотрит на него с вызовом и разминает шею. — На вашем месте я бы не торопился, коммандер, — комментирует Спок, проскальзывая между канатами на высокий помост, и без особых усилий в течение двадцати минут разделывает своего старпома под орех. Не сказать, что Кирк не умеет драться. Он проворен, ловок, обладает отличной реакцией и, несмотря на очевидную худобу, силён. Превосходящие физические параметры Спока обусловлены природными данными и постоянными тренировками, однако он всё-таки пропускает пару весомых подач, и Кирк валит его на спину. Мгновенно сориентировавшись, Спок ловко переворачивается, всем весом прижимает Кирка к матам, заводит ему руки за голову и практически ложится сверху, зажимая бедро коленями и не давая двинуться. Кирк дёргается, облизывает кровоточащие губы, смотрит на него и бешено сверкает глазами. Спок понимает, что расстояние между их лицами непозволительно мало. — Ты проиграл. Сдавайся, — напряжённо говорит он, чувствуя сумасшедший перестук чужого сердца, которое, кажется, колотится о его собственные рёбра. Кирк тяжело дышит, он совершенно точно устал, но демонстрирует готовность продолжать до тех пор, пока не упадёт замертво. — Может, тебе ещё отсосать? — хрипит он и, закинув свободную ногу Споку на поясницу, пытается перевернуть их обоих. Спок находит данное предложение… небезынтересным. Он сильнее вжимает Кирка в ринг, переламывая все попытки к сопротивлению, перехватывает запястья одной рукой, второй стискивая его бедро, заставляя тем самым ослабить хватку… И понимает, что возбуждён. Обозначенная Кирком перспектива будоражит мозг сильнее, чем допустимо в данной ситуации. Спок невольно бросает быстрый взгляд на его губы, одновременно пытаясь взять под контроль несвоевременную и чрезвычайно яркую картину того, как эти губы работают над его членом. Он немедленно отпускает Кирка и поднимается на ноги, поскольку спонтанно возникшую эрекцию при продолжении контакта скрыть будет уже невозможно. Кирк, судя по всему, не замечает внезапных физиологических проблем Спока, встаёт — не без труда — и вновь сжимает кулаки. — Продолжаем. Капитан, — выдавливает он и с остервенением набрасывается на Спока. Они кружат друг напротив друга: Кирк — делая выпады и стараясь зажать его в угол, Спок — стараясь избегать не обусловленных необходимостью соприкосновений, что представляется весьма сложным. Но в конце концов ему надоедает эта бессмысленная игра. Он подножкой валит Кирка лицом в маты и, усевшись на него верхом, заламывает руки назад. — Сдаёшься? — холодно цедит он, выкручивая чужое запястье. Кости протестующе трещат под давлением, но Спок намерен отыграться за мимолётную потерю контроля и потому методично выворачивает руку Кирка из сустава, заставляя его шипеть и корчиться от боли. Кирк в ярости выплевывает ругательства, вырывается и ёрзает под ним, но Спок ещё сильнее вжимает его в слегка пружинящее покрытие. — Чёрт с два, ублюдок! — Кирк вскидывает бёдра, пытаясь встать на колени и сбросить с себя Спока. От резких телодвижений лёгкие брюки сползают с его задницы, оголяя её чуть ли не наполовину, и Спок понимает, что, если не остановится прямо сейчас, то к концу поединка Кирк окажется распятым на матах, взмокшим и стонущим, насаженным на его член до самого его основания. От непрошенной, но от этого не менее волнующей визуализации у Спока на мгновение темнеет в глазах. На него накатывает бешеная, невозможная злость. Он не позволит Кирку подобным образом управлять собой. В отместку за разрушительные, недопустимые мысли он хватает Кирка за загривок и, склонившись к самому уху, рычит: — Ещё одно слово в подобном тоне — и я сверну тебе шею, — после чего, немедленно отпустив его, поднимается и отступает на несколько шагов назад. Кирк, болезненно выдыхая сквозь зубы, садится на пятки, хватается за вывернутое из сустава запястье и, обернувшись, прожигает его взглядом. Спок смотрит на него с мстительным удовлетворением: теперь к не до конца спавшей с разбитого накануне носа опухоли добавились располосованные губы, внушительная ссадина на скуле и наверняка бесчисленное количество гематом по всему телу. — Насколько могу судить, вы всё-таки сдаётесь, коммандер, — ледяным голосом констатирует Спок, после чего, не давая Кирку возможности возразить, спрыгивает с ринга и отправляется в душ. … Капитан ISS «Энтерпрайз» кончает на покрытую холодными каплями стенку душевой, подавляя стон, закрыв глаза и представляя, что вместо собственных пальцев вокруг его члена, царапая ногтями прочный пластик и поскуливая как шлюха, сжимается, заходясь в ответном оргазме, его старший помощник. Точка невозврата неотвратимо приближается. Спок невидяще смотрит на белёсые потёки на стене и понимает, что этот раунд он всё-таки проиграл.