от третьего лица
Саске молча улыбается, когда отец одобрительно оглядывает ее и сына из-за утренней газеты, еле сдерживается, чтобы не начать по привычке доканывать Итачи вопросами и пустой болтовней, а после замечает непривычно «светящуюся» маму. Микото плавно накладывает еду по тарелкам, впервые за долгое время не отягощенная ни разладами в клане, ни недосказанностью в семье. Дети, разве что, слишком быстро выросли и стали задумываться над темами, что не должны были их коснуться еще очень много времени. — Итачи, как твое здоровье? — Фугаку откладывает газету в сторону и тянется к кружке со свежезаваренным чаем. — Относительно, — сонно мямлит тот, бросив взгляд на недавно пострадавшее колено. — Поэтому мы после ужина пойдем гулять, — подхватывает Саске, кивает самой себе и закидывает в рот кусочек томата. — А то этот сыч готов сутками торчать у себя в комнате и кормить меня завтраками. Бровь Итачи дергается, но сам Учиха вида не подает на явное несоответствие реальности; с Саске спорить — себе дороже. Особенно когда она настроена несерьезно и готова до посинения отстаивать свою правоту тупыми аргументами, ответов на которые у Итачи обычно просто не находится. Потому что нужны такие же тупые, заставляющие выпасть на время из реальности ответы, на придумывание которых у него просто времени не хватает. А вот Шисуи с Саске могли так часами спорить, уперевшись в сомнительные позиции и не сдаваться, пока другой не начнет выдавать более весомые изречения. Обычно этот «другой» у них считался проигравшим на каком-то ментальном уровне: они сразу же прекращали сотрясать воздух, разряжая накалившуюся атмосферу дурдома хитрыми посмеиваниями. И, что удивительно, это времяпрепровождение эти двое могли вести параллельно какому-то важному делу — Итачи понятия не имеет, каким образом. Вот Шисуи и Саске несут бред, а вот Шисуи и Саске уже перекидываются фразами с только им понятным значением. Младшая Учиха по обыкновению ковыряется в тарелке, сваливает большую часть содержимого Итачи и делает вид, будто это не она сейчас сделала.— Авантюра, — заключил Неджи, силясь понять, каким образом докатился до такой жизни. — Ага, чистой воды. И как он связался с этой странноватой девчонкой, умудрившейся вывести одного из самых спокойных учителей, он тоже не понимал. Казалось бы, перспективная и спокойная Учиха вполне могла разбавить круговорот его самобичеваний и проклятий. Собственно, это она сейчас и сделала. Приливы жара разносились по всему существу Саске, осознающей, что Хьюга с этой информацией может пойти и просто донести, а это уже обернется если не трагедией, так проблемами, которые сейчас абсолютно не к месту. Нет, пацан, конечно, вроде и согласился, вроде и Итачи не подает признаков жизнедеятельности сбоку — а это само по себе является знаком — да только волнение унять никак не получалось. Они не столь хорошо знакомы с третьегодкой, чтобы даже просто говорить об этом. А тут… А тут просьба, держи вот. Учиха ненавидела просить о помощи людей вне семьи, но жизнь прижала, и приходится наступать себе на горло, пугаясь реакции на простой спрос. Хотя слово «простой» к этой ситуации никак не применимо. — Должна будешь, — будто бы поставив точку, заключает Неджи и складывает руки на груди, пытаясь скрыться от прямого взгляда гения. — Когда и где? Саске бы с превеликим удовольствием заорала, серьезно ли он это говорит. Ибо сама бы никогда не пошла так рисковать своей шкурой с просьбы левого индивида. А, постойте, это же почти как та ситуация, когда Наруто попросил ее о тренировках, и Учиха, понимая, чем это может грозить, просто согласилась. Она сейчас прямо как в отражение собственной наивности смотрелась, ей-богу. Диаметрально разные причины и следствия, разные люди, но… Кажется, низкое iq в квартале действует не столько на Саске, сколько на окружающих ее людей. — Через четыре дня тут же, в девять вечера, — следя за молчаливыми учениками академии, Итачи вздохнул. Кто бы знал, как его гложут непреодолимые сомнения насчет всего этого, но план Саске — все, что у них было в арсенале. Итачи не хотел брать в руки оружие с целью вырезать соклановцев, настроенных, наконец, идти навстречу деревне. Итачи поднял голову к небу. Ты видишь, Шисуи?
— Ты вот зачем это делаешь? — смотря на непрошеную добавку вопрошает Итачи. — Худеть в твоем возрасте вредно. Саске моргает, и в черных глазах мелькает нечто насмешливо-ироничное. — Как бы сам не заболел еще больше, — и, поблагодарив качающую головой маму за еду, направляется к раковине, чтобы помыть посуду. Итачи и правда выглядел нездорово бледным, истощенным и слабым, хотя двумя неделями ранее его форма вполне сносно на нем сидела. Микото и Фугаку переглядывались, думали, что им с этим делать, но Саске, как всегда, пошла своей дорогой. Начала подмешивать в чай брата витамины в небольшом количестве, помогала Микото готовить и ходила с ней в магазин, придираясь к каждому выбираемому продукту. И старшим Учихам оставалось только удивляться, как их дочь берет на себя заботу о старшем брате, будто это обычное для нее дело. Сама Учиха уже давно просекла, что нужно брать в магазине и как это готовить, чтобы сохранять большинство ценных веществ — спасибо Наруто, которому она время от времени таскала продукты и, если время позволяло, быстро что-то мешала. Узумаки-то даже с газовой плитой воевал, а ее конкретно задолбало видеть, как пацан пытается справиться самостоятельно. В комнате царил полумрак, а стол у окна, на который падал свет уличного фонаря, был практически пуст. Крепления и танто лежали рядом друг с другом, скидываемые каждый раз после тренировок или к концу выходных дней, когда Учиха не расставалась с этими предметами ни под какими предлогами. И носила она все это с собой по возможности постоянно просто потому что. По клановым пособиям учиться было неожиданно легко, и, хотя Итачи не становился в позицию оппонента, вроде как собирался вскоре устроить Саске небольшую проверку на уровень владения этим оружием. Калечить деревья в лесу младшей уже надоело, а махать клинком в воздухе и того хуже. Понятное дело, что без нормальных спаррингов она ни за что не выйдет на достойный уровень, танто придется отложить в сторону до лучших времен — желательно до выпуска из академии — и признать, что в этих штучках шиноби без партнера по тренировкам или серьезной взбучки особо не раскачаешься в своих умениях. С секунду пораскинув мозгами, Саске схватила крепления со стола, нацепила их на ногу, сунула танто в чехол и довольно хмыкнула. Будь она старше, смотрелось бы непременно внушительнее и опаснее, а сейчас она — мелочь, которой доверили поиграть с дорогой вещичкой. — Идем. Итачи на пороге комнаты сестры оперся о косяк, собранный и серьезный, как всегда. Погулять — так сказала Саске, да? Прогулкой поход к Хокаге действительно можно назвать только в том случае, если заклеить ей рот скотчем, отлепить который можно лишь с кожей. А так ни черта это не прогулка; Саске вечно баловалась странными названиями каких-то моментов, если не хотела, чтобы все накрылось. Либо просто с юмором относилась ко всему, что происходило, пока события не пересекают только ей известную границу. — О, ну раз ты позвал, — Саске развела руками и направилась на выход, словно на каторгу. У младшей Учихи в голове было абсолютно пусто, что непривычно, так что ничего получше придумать не представлялось возможным. Подбадривать друг друга и обсуждать хлипкий план тоже было как-то… стремно. Лезть к людям заведомо сильнее и опытнее, рисковать чьей-то жизнью, не предупреждать родителей — все это походило на сумасшедшую идею самоубийцы, решительно идущего к своему скорому концу летящей походкой. — Как думаешь, малыша Неджи выпустят из дома в столь поздний час? Не хотелось бы появляться около его дома и кричать в окно. Она приложила руку к подбородку, волнуясь о незначительных деталях, но не глядя на то, что должно произойти. Прекрасная способность — забить на нечто важное и обещающее убить при удобной возможности, но вот Итачи такого настроя не понимал и понимать не хотел, предпочитая сосредоточиться за двоих. Саске морально и психологически старше него, вот почему он никак не мог сделать то же самое. Саске тупо и давно переступила этап жизни, когда все катилось в пропасть, а теперь ее засунули в другие условия с тем же вознаграждением — лучшей жизнью, чем была до переломного момента. И к этому переломному моменту Саске решительно направлялась. — Совсем не волнуешься? — уже на крыше дома Итачи оглядывает прыгнувшую рядом сестру. — Поджилки трясутся, — честно отвечает она. — Только бы сейчас не грохнуться в этих ваших прыжках, остальное образуется, — смотрит вдаль и разминает шею. — Ну, вперед! И грохается в прыжке, не рассчитав расстояние из-за пролетевшей прямо мимо ее лица птицы. — Видимо, придется все самим, — удерживая мелочь за шкирняк, констатирует Итачи и едва заметно улыбается. Саске фыркает, выпутывается из чужих рук и, уже сосредоточенная, ускакивает далеко вперед, останавливаясь лишь тогда, когда понимает, что Итачи рядом с ней нет. Смотрит — тот стоит на все той же крыше и с выражением вселенской досады на лице указывает в противоположную сторону пальцем. «О, подумаешь, перепутала дороги, с кем не бывает?» Морозный ветер бьет лицо, воздух пропитан свежестью, какая бывает после продолжительного ливня, туч и бури, солнце медленно заходит за горизонт, оставляя за собой тонкую полоску яркого оранжевого цвета на небе, и тонкий обломок луны становится все более заметен. И пусть ощущение полета длится крохотные секунды, Саске успевает заметить, как загораются огни по всей Конохе, когда оказывается на одном из самых высоких зданий деревни и притормаживает. Она любила такое, но в последнее время было совсем мало свободного времени, так что обыкновенное наблюдение за природой кануло в лету прошлой жизни. Прошлой жизни, да? Сейчас ее жизнь напоминает кирпичный домик, кладку которого она выбирает самостоятельно, выкладывает на фундамент, коим является семья, и выстраивает-выстраивает-выстраивает нечто, только отдаленно напоминающее жилое помещение. Как были у нее хреновые сравнения, такие и остались. У резиденции стоят двое охранников, вокруг снуют незаметными тенями АНБУ, и Итачи подает незамысловатый знак тем, после чего спокойно направляется ко входу, подхватив под руку младшую сестру. Любопытные взгляды шиноби устремляются им в спины. Саске крепко сжимает ладонь Итачи в своей, вцепившись в нее так, словно от этого действия зависит вся ее жизнь. Мимо мелькают кабинеты и засидевшиеся рабочие, несколько лестниц, окна, картины, редкие цветы, несуразные и, кажется, искусственные. Здание вообще уже под музей общественного достояния нужно сдавать, а не продолжать закрывать глаза на глубокие трещины и сколы по всей резиденции. Тут будто и не глава деревни сидит, а главный сельский фермер. Стук в дверь, разрешение войти, спина Итачи, за которой она стоит, как вкопанная. Хокаге оборачивается на вошедших подчиненного и его спутника и не сдерживает скользнувшего в движениях мышц удивления. Девочка ниже и явно младше Учихи Итачи, с плавными чертами лица и прямым ониксовым взглядом, критично оглядывающим его, главу деревни, без каких-либо стеснений. — Представишь, Итачи? — нарушил молчание Сарутоби, направляясь к своему столу. — Учиха Саске, моя младшая сестра, Хокаге-сама. Учиха Саске. Старик хмурится так, что еще одна складка разрезает испещренный морщинами лоб.— Как тебе твой класс, Ирука? Есть кто-нибудь, кто отличился? — стандартные вопросы, задаваемые всем учителям первогодок к концу первого учебного года. Хирузен не ожидал, что будет в очередном отчете нечто интересное и стоящее внимания, потому продолжал заполнять документацию насчет плановых укреплений границ. — Есть, — на выдохе ответил Умино, но вовсе не потому, что волновался, разговаривая с Хокаге. Хирузен отложил ручку и скрепленные листы на край стола, внимательно следя за непривычно напряженным мужчиной перед собой. Он не привык давить на своих подчиненных слишком сильно, так что предпочел и дальше ждать, когда тот сформулирует мысль. На учеников новых лет, не заставших войну даже краем осознанного возраста, не было никаких надежд, и Сарутоби возлагал их на проверенных личностей, подготовленных к самым неожиданным вещам. — Есть, — уже увереннее повторил Ирука, сжимая взмокшие ладони в кулаки. — Учиха Саске, дочь Учихи Фугаку и младшая сестра Учихи Итачи, — Хирузен сложил руки в замок и поставил на них подбородок. Это становилось интересным. — Она… Я не знаю, чему мог бы научить ее как чунин, и рекомендовал бы ей досрочно окончить академию с вашего позволения, Хокаге-сама. — Перечисли ее качества, описывающие характер. Самые яркие, неважно, подогнанные в рамки нужных для работы шиноби или нет, — Сарутоби вперил взгляд в папку с досье учеников первого года, отмечая, с кем стоит ознакомиться в первую очередь. — Несмотря на показательную порывистость и грубость, у Саске четко прослеживается самообладание. Быстро адаптируется к любой обстановке, наблюдает малейшие детали. Не стремится заводить знакомства, слишком прямолинейна, сосредоточена и интуитивна. Аналитический склад ума, из чего вытекает склонность к хорошему пространственному мышлению… Впрочем, у большинства Учих оно и так преобладает. Хладнокровна и уравновешена, если того требует ситуация. Только если требует. В остальном она наглая и, если особо не вдаваться в детали, на первый взгляд избалованная девчонка. В команде берет на себя роль стратега, в бою — зависит от противника. Чрезмерно требовательна и язвительна, упряма и, пожалуй, расчетлива. — Я подумаю над тем, чтобы провести ей тестирование, — Хирузен косит взгляд и вопросительно гнет бровь, непонимающе наблюдая за движением со стороны. — Оставь этих двоих еще на год. Дальше я ими займусь.
Итачи неслышно хмыкнул, заметив, как Хокаге отреагировал на имя его сестры. Значит, некоторыми фактами об оной располагает, потому и не начинает улыбаться с привычной доброжелательностью, с которой обычно относится к ученикам академии. К тому же, сейчас все что угодно могло спровоцировать выведение Саске на агрессивный лад, что может затруднить положение вещей и дальнейший разговор, от которого будет зависеть все. — С какой же целью ты, Итачи, запросил срочную аудиенцию? — Мы насчет клана Учиха, — едва Хирузен закончил говорить, как Саске подала ровный голос, не церемонясь. Ни времени, ни желания это делать не было. — Но это во вторую очередь. В первую очередь это касается вашего подчиненного, — с неприязнью подчеркнула она, и Сарутоби понял: с этой девчонкой лучше быть начеку, — Шимуры Данзо. Старик потарабанил кончиками сморщенных пальцев по столу, обратившись во внимание. Дело действительно серьезное. И раз Итачи привел к нему собственную сестру, которая взяла на себя инициативу, ему придется выслушать этих двоих от и до. С кланом Учиха шутки плохи, но были и те, что шли навстречу деревне, и как раз к ним Хирузен старался прислушиваться по мере своих сил. — Чтобы не быть голословными, мы бы хотели… — Вы должны пойти с нами, — четко произнесла младшая и сделала приглашающий жест рукой в сторону двери. Пацифизм и уважительность Итачи сейчас были абсолютно ни к чему, решили действовать напрямую — так и вперед, действуем, оставь воспитание на второй план, придурок, так только время можно потерять. «Что-то предчувствие у меня хреновое». — Должен? — пробует на вкус Хирузен, пытаясь разглядеть хотя бы тень сомнения и страха в поведении младшей сестры Итачи. Но та продолжает стоять прямо, игнорировать недовольный взгляд родственника и ждать. — Хотите блага для большего количества людей — должны, — развела руками Саске. Хокаге — слабак. Чертов слабак, позволяющий вертеть собой, проворачивать ужасающие вещи под самым носом и внушать непонятно что. Итачи сжал ладонь сестры, тихо вбирая воздух в легкие и пытаясь показать младшей, что вот он, здесь, рядом с ней, и выходить из себя вовсе необязательно от безысходности происходящего. Его методы и методы Саске кардинально отличаются, но в конечном счете ведут к одной цели, ставшей идеей фикс в последний год. Поддержка. Они. Оба. Друг для друга. — Хокаге-сама, дальнейшая информация может стоить десятков жизней. Сарутоби, наконец, поднялся из своего кресла и, отложив трубку, сложил руки за спиной. — Что ж, ведите. Саске скривила губы в оскале, круто развернулась и пошла к выходу, не оглядываясь. Нечего тут было делать, этот старик только цену набивал своими показательными раздумьями и уточнениями, которые не должны звучать из уст правителя. Потому что настоящий правитель всегда в курсе происходящего в его владениях и уж точно понимает говорящих о них с полуслова. Этот не понимал. Этот — не правитель. Неосвещенный ничем, кроме естественных источников полигон напоминал лес, где когда-то давно теплилась человеческая жизнь. Тихий шелест листьев и редкие голоса умолкающих птиц звучали эхом по всему периметру, когда Итачи и Саске приземлились как раз у турника, о который облокотился опустивший голову Хьюга. Каштановые волосы были собраны в непривычно высокий хвост, повязка на лбу затянута туже и из-под штанин виднелись бинты. — Ну-ну, спатьки еще рано, — Саске пощелкала пальцами перед самым лицом ученика академии, на что получила тихое «пфх». Неджи глянул ей за спину, а потом обратно на нее. Учиха развела руками, мол, не все же карты тебе раскрывать, дождалась, пока он обменяется любезностями со все более хмурым Каге, и потопала ногой по голой земле. Ей не нравилось все. План неидеален, посредственен и легок на понимание. Возможно, подумай она чуть больше, некоторые недочеты можно было разом исключить и обойтись без десятой части волнений сейчас. Первый план всегда провальный — вот, что Саске зарубила себе на носу во время тренировок с Микото. И ей бы очень хотелось утешить себя тем, что первым планом воспользовался Шисуи, потерпевший неудачу, что сейчас… Что вот сейчас все обязательно получится. Учиха ставила на ту самую вечно пропагандируемую Волю Огня в отношении Хирузена. Не на его слабость. Ставила на понимание Учих, которые, кажется, открыли глаза. Не на их гордыню. Ставила на чертову удачу, что никогда не давалась ей в руки. — Насколько далеко ты видишь? — Саске параллельно находит в небе первую загоревшуюся точку. — Метров на семьсот, — неуверенность сквозит в голосе Хьюги только потому, что он давно не делал точные измерения. Саске удовлетворенно кивает и благодарно склоняет голову перед ним, чего никто не ожидает, но лишь на секунду, показавшейся внезапно слабостью. — Данзо сейчас должен заканчивать осмотр новой базы Корня. Хирузен был бы и рад назвать все это детским садом, но в его памяти всплывают тяжелые обрывки прошедших лет войны, потерь, загнанных в угол детей и их отчаянных родителей, пожары и запах гари, крови, жженой плоти, страха на языке и прощаний. Сейчас же ему хотелось верить, что это поколение удастся спасти, а не потопить в чужой крови. — Дойдем до туда пешком по закоулкам, скроем чакру и… Неджи, ты умеешь скрывать чакру? — хмуро осведомилась младшая Учиха, и до Каге вдруг дошло, что он не ощущал ее присутствия совсем. Порешали на том, что Итачи просто временно «перекроет» активное движение чакры Хьюги одной из клановых техник, он же после вырубит охрану Шимуры, наблюдающей за ним вокруг. Как — Саске знала. Кто бы сомневался, что ее старший уже испробовал обновленную версию шарингана и теперь собирался ее использовать. Близко к Данзо подходить нельзя, так что все они усядутся на крыше как можно дальше от него, поставят Сарутоби перед фактом и будут ждать решения.***
Саске поставила ногу на выступ на крыше, с которой все могли наблюдать спокойно идущего в другом направлении Данзо, и поморщилась от разливающегося по всему телу раздражения. Было смешно разве что с того, что Хирузен в тихушку наблюдал за всеми действиями, не комментировал и, кажется, вполне одобрял такой подход, несмотря при этом на то, что подчиненные его дружка падают без сознания один за другим. — Он… — когда Итачи ступил на крышу ко всем, начал Неджи, но так и осекся. — Готово. «И вот с этой жестью я живу», — точно так же, как и Хьюга, находясь в шоковом состоянии, подумала Саске. Старший вырубил хваленых и опасных АНБУ НЕ в течение нескольких минут и остался незамеченным, при этом даже не вспотев. — Неджи, активируешь бьякуган? — чисто для галочки спросила Саске, видя, что настрой того падает на «зачем меня вообще сюда притащили?». — Самое время. Хьюга вышел на одну линию с ней, сжимая кулаки и стараясь не отвлекаться на бешено стучащее сердце. Если и был шанс показать себя перед личностью многим вышестоящей — вот он, фактически преподнесенный на тарелочке. Впервые за всю его жизнь Неджи чувствовал, что мог быть чем-то большим, чем уроженцем побочной ветви. Пустив чакру к глазным нервам, Неджи напрягся и вперил прозрачный взгляд в сторону Шимуры. Тонкие голубоватые нити чакры должны были образовавать целостную систему… которая была разорвана чем-то инородным. — Что ты видишь? — младшая Учиха вцепилась в запястье брата. — Неджи? Тот шатнулся назад, но костлявая рука Хирузена опустилась ему на плечо, не давая потерять контроль и оступиться на ровном месте. — Его рука… В его руке сосредоточено несколько… почти с десяток чужеродных чакр. Каждая тянется к сферообразному… Черт, — Неджи судорожно хватал воздух ртом. — Шаринганы. Вся его рука усеяна шаринганами, когда как в прикрытом бинтами глазу находится самый сильный, источающий мощную ауру. — Ранее он принадлежал Учихе Шисуи, остальные — без вести пропавшим членам нашего клана, — прижав к себе Саске, взял слово Итачи. Хирузен отступил, сглотнув гадкий ком в горле. — Вы дали ему полный карт-бланш, — приглушенно проронила Саске. — Вот что из этого вышло. Хокаге знал: Неджи Хьюга не врал. — Вы занимаетесь лишь ежедневной рутиной, когда Данзо направо и налево творит подобное. Потому что он сам позволил. — Продолжите молчать в тряпку и позволять убивать преданных Конохе людей из-за эгоистичных побуждений, да? Ониксовые радужки наполнились кровью, и три томоэ в них предупреждающе закрутились. У Саске дрожали губы и слезились глаза, но ярость на ее лице была столь явственной и настоящей, что Итачи опустился на колено перед ней и пригладил торчащие пряди волос. Шисуи раньше часто так ее успокаивал — бестактно и будто издеваясь, но Итачи не знал, правильно ли он все делал сейчас, если Саске продолжала до крови вжимать ногти в собственную кожу. Итачи резко остановился, уставившись точно на повернувшего голову Шимуру, и шумно сглотнул, сжимая кулаки. — Он только что отдал приказ о нападении на квартал клана.***
Саске бежала, не разбирая дороги, отталкивалась от крыш с такой отдачей, что черепица под ее ногами рассыпалась и слетала на землю кусками. Ветер хлестал в лицо огненными порывами, доносил слезоточивый запах гари до обостренных рецепторов и свистел в ушах как сквозь толщу воды. Снова. У нее перед глазами снова мутные очертания, снова она видит только цель, ей живет в этот момент и к ней спешит, не боясь разодрать колени в кровь. Итачи рядом нет; он ушел далеко вперед, крича ей оставаться в безопасности. А у самого взгляд дикий, испуганный, блестящий — разве такого можно послушаться? Старший брат и сам был бы не прочь застыть на месте и прирасти к нему, раствориться и больше никогда-никогда не подавать признаков жизни. Не дышать. Не видеть. Кошмары имеют тенденцию не только повторяться, но и набирать обороты в связи с растущими страхами человека. И привязанностями. Саске случайно прокусила губу в прыжке и теперь чувствует, как металлического привкуса жидкость попадает на язык и стекает по подбородку, только вот боли никакой. Адреналин или шок — не разобрать… Да и плевать на это, честно говоря. Ледяными кончиками пальцев она касается щеки, проводит ими вниз и дергано растирает кровь. В темноте на коже не разобрать — она это или все же грязь с пылью, в которых Учиха успела заляпаться, подтягиваясь на пустой смотровой вышке. Мама будет ругаться за испорченную одежду и свинячий вид. На фоне черного неба ярко выделялась полоса, острыми изжелта-оранжевыми всполохами тянущаяся к нему все выше и выше, словно желая спалить не только землю, но и облака. Стояла гробовая тишина, такая, когда весь народ онемел от ужаса и мог только наблюдать за тем, как квартал величайшего за всю историю мира клана сгорает в собственной стихии. Взрывы один за другим — пятнадцать или семнадцать? — щелкают в воздухе, разрываясь красочным пламенем, сжигающим на своем пути все. Саске слышит надрывной младенческий крик.— У моей жены скоро будет ребенок… и я бы не хотел, чтобы они участвовали в этом.
Учиха с алым взором шарингана грубо расталкивает собравшихся джонинов и АНБУ, бежит к клановым воротам, у которых обычно дежурили вполне себе дружелюбно настроенные мужчины, как ее резко перехватывают поперек талии и отшвыривают назад. — Это бесполезно! — орет ей в лицо Хатаке и, заведенный, указывает в сторону людей, вновь и вновь складывающих техники. — Барьер настолько мощный, что, дотронувшись до него, тебя просто ударит мощный разряд тока, — присаживаясь у потерянной девчонки, куда более спокойно осведомляет ее он. — Мне жаль. Но девчонка лишь опускает голову так, что длинные пряди ее волос закрывают неистово горящие глаза, а потом вскакивает, с силой и приложенной чакрой отталкивает с пути Какаши и несется так быстро, насколько это возможно. Капитан пытается ухватить ее за руку, однако все, что он успевает заметить — метнувшиеся иссиня-черные волосы в сторону полупрозрачного барьера. Никто не успевает среагировать на это движение, лишь Итачи, стоящий в двух сотнях метров поодаль, протягивает к ней руку и раскрывает рот в немом крике. Саске сжимает челюсти до боли, выдыхает. И за короткий миг преодолевает препятствие, ощутив по коже только легкое покалывание, и, едва не споткнувшись, направляет чакру к стопам. Над ее головой летит ворон, взмывает выше и резко маневрирует вправо, а Саске не понимает, какого черта она направляется за ним, почти врезаясь в брошенную кем-то тележку. Первый труп она видит за поворотом. Застывшая в неестественно-изломанной позе женщина со светлыми волосами лежит лицом в землю, в ее спине виднеются четыре колотые раны, и кровь продолжает вытекать из ослабевшего тела. Учиха не прикладывает руку ко рту, не останавливается возле нее и не хранит минуту молчания; Учиха торопится на звуки борьбы, тяжелого дыхания и хрипов. Нет времени вспоминать погибших и нет времени пытаться их опознавать, когда единственной прошедшей через барьер является второкурсница академии, не имеющая при себе достаточно чакры и знаний для того, чтобы изнутри разрушить преграду. Саске тормозит ногами так, что поднимается пыль, чем привлекает внимание зажатого в угол Инаби и трех его противников с оружием наперевес. — А я тут как тут, — шипит Саске, отступая. По виску скатывается капелька пота. Глупо было надеяться на то, что взрывы и препятствие — единственные вещи, направленные на уничтожение клана. Данзо не постеснялся отправить собственных подручных на верную смерть с одной-единственной целью и теперь абсолютно точно наблюдал за происходящим с чувством собственного превосходства. И плевать ему было в тот момент на то, что Хокаге предельно ясно обозначил свою позицию в его отношении, направив на помощь Учихам все силы. Инаби натурально пялится на дочь главы, к которой лениво направляется один из АНБУ НЕ, сплевывает кровь, принимая стойку. — Что, нашел противника по уровню, ублюдок? Противостоять троим из спецотряда Шимуры и защитить девчонку он не сможет, но вот выиграть для нее время — пожалуйста. Учихи умели выводить других из себя, кто бы перед ними не стоял. И нетрудно было догадаться, что тот, направившийся к дочери Фугаку, был новичком, вряд ли слишком умелым и старающимся доказать коллегам свою пригодность. Саске замечает, как Инаби мизинцем указывает ей вперед, в ту сторону, где располагалось здание полиции, а значит и основные силы рассредотачивались именно с той территории. И водная стена, двинувшаяся именно оттуда и затопившая собой несколько горящих домов, тому была доказательством. Мужчина в это время успевает сбить с ног одного из врагов и использовать его как щит, когда другой думал задеть полицейского поднявшимся из земли трансформировавшимся каменным острием. «Не справится», — гремит в голове младшей Учихи, только скользнувшей за дом поблизости. Могла ли она в действительности оказать поддержку? Инаби сносит собой полуразрушенное кирпичное строение из-за мощной техники ветра и откатывается с обломков, слыша, как трещат ребра от этого привычного на тренировках действия. Учиха прикусывает и без того многострадальную губу, жмурится и дожидается момента, когда тот, кто стоит дальше всех, использует еще хоть раз чертову стихию ветра. Либо когда Инаби свалит с траектории атаки, на что не приходится надеяться ввиду его состояния. Больно смотреть — слабо сказано. АНБУ НЕ явно наслаждаются открывшимся видом, раз стоят, ничего не предпринимая. Значит, приказа уничтожать Учих в срочном порядке не поступало. Инаби на трясущихся ногах поднимается и осматривает двух оставшихся, труп третьего и натыкается на горящие в тени красные огоньки, серьезно наблюдающие за происходящим, а потом резко указавшие двинуться с места. Он чертыхается, но продолжительные гонки в поисках выживших, отправление их к штабу, отражение атак подчиненных Шимуры оставили неприятность в виде теплющейся на самом дне резерва чакры. Последний рывок на ближайшую крышу, и мужчина валится, рассеянно глядя в сторону дочери Фугаку. А девчонка уже держит печать лошади наготове, концентрирует почти половину своей энергии и, отклонившись назад, приподнимает уголок губ, замечая, что один из противников уже послал в ее сторону ветряной шквал. «Совсем придурок, да?». Саске выдыхает. Огромная огненная стена пламени тут же поднимается в высоту, «поглощает» технику АНБУ и в мгновение достигает его головы. Он не успевает и звука произнести, как оказывается спаленным заживо, и его товарища охватывает та же участь. Учиха поспешила к теряющему сознание Инаби, откинула его на спину и похлопала по щекам, проверяя реакцию. Там, за ее спиной, тлели человеческие кости и совсем не волновали разум. Мужчина скривился. — Огненное уничтожение у тебя слабовато, девчонка. — Я тебе не Мадара, — парирует она, краем глаз замечая кого-то в форме полиции, и зовет на помощь. Саске никогда не везло так, как повезло минутой ранее. Расслабленные члены Корня совсем не ожидали появления за их спинами третьего лица, которое, казалось, удрало при первой же возможности искать укрытие. Ничуть не обеспокоенные обстоятельством нахождения в землях огненного клана, они преспокойно позволяли себя использовать стихию ветра, чем и подписали себе смертный приговор с самого начала. Мало раздуть пламя от взрывов; и пламя в руках Учих — оружие, которое и обладатель воды не сразу сможет потушить. Видно, Данзо вместе с эмоциями вышибает из своих людей мозги. Печальное обстоятельство для них, но не смертельное для Учих. Подоспевший потрепанный полицейский перехватил обмякшее тело Инаби и, обернувшись, хотел было приказать мелкой девчонке идти за ним, но та уже исчезла из зоны видимости. — Оставь ее, пусть идет. Такие рано не умирают. Саске вновь неслась меж домов, перепрыгивая трупы соклановцев и сотрудников Корня, заворачивая и стараясь не выходить на открытые пространства, коих в квартале оказалось непозволительно много. Стоило бы обсудить с отцом полную перепланировку, а то так и в прятки особо не поиграешь, раз уж на то пошло. Мышцы ног уже начинали изнывать скорее из-за непривычно долгого поддерживания в них чакры и ее стремительного использования. Не более пяти процентов на это ушло за все время, но прибавить около тридцати пяти-сорока на огненное уничтожение и останется всего около шестидесяти. Скудно. С расчетом на дальнейшую потерю сознания — еще две такого же масштаба техники. По барьеру над головой Саске поползли черные формулы, постепенно заполняющие все полупрозрачное пространство. «Привели мастера фуиндзюцу?» В горле давно пересохло, и Учиха бы сейчас не отказалась от литра воды, однако дальнейшая картина заставляет ее оставить мысли в бодрящем направлении. Потому что там, в двадцати метрах, спиной к ней стоит ее мать, вооруженная лишь двумя несчастными кунаями, против десятка людей Данзо.Apparat — Goodbye
Женщина чувствует, как состояние аффекта проходит, а его место заполняет собой шок, несущий за собой медленное усиление боли. Та расползается по всему телу, протяжно и как-то хлипко, бьет в нервные окончания, режет изнутри. Кровь потихоньку вытекает и пачкает светлую юбку, распространяясь по всему боку, словно раскаленное железо, которым было бы хорошо прижечь рану — как жаль, что она не умеет преобразовывать одно в другое — не к месту вспоминает Учиха. Окровавленный клинок перекатывается в руке противника, и Микото пробивает легкий озноб. Но не от страха. Сквозное в боку и три режущих по ногам — она практически не может двигаться, может лишь оставаться на месте и пытаться поддерживать себя в вертикальном положении, что уже кажется непосильной задачей. Микото не успела найти ни Саске, ни Итачи. Первые взрывы поставили весь квартал на уши, и она правда пыталась спасти всех, кто попадался ей на глаза, но целенаправленно продолжала срывать глотку в поисках. Что ж, Микото отвлекла на себя некоторых шиноби, позволив другим, вероятно, скрыться. Дети и старики вечером все еще сновали по улицам, когда большинство молодых и полных сил были в здании полиции или сдавали пересменку, ни о чем не подозревая. Учихи рассредоточили свои силы по всему периметру, действуя и спасая своих соклановцев в открытую, подставляясь под удар и не зная, откуда в следующую секунду выйдут противники. Микото же, вся в пыли и чужой крови, отказывалась следовать чьим-либо указаниям. И теперь, когда она стоит лицом к лицу с неминуемой гибелью, думает, что в действительности могла. Уложила шестерых, не пройдя и километра, но получив раны, которые вряд ли можно было назвать легкими, а что с ее детьми — знать не знает. Тело пробивает неконтролируемая дрожь, в голове мелькает, что действовали АНБУ НЕ наверняка, нанося яд на все свое оружие. Не быстродействующий, скорее паразитирующий и сначала незаметный. Такие легко вывести в первые полчаса, дальше — либо в руки квалифицированным медикам, либо в гроб или по ветру. Шиноби напротив медлят, все как один смотрят в точку дальше ее расположения. Боль прострелила мышцы. Саске глаза в глаза со своей матерью. Неверяще оглядывает последнюю, приоткрывает искусанные губы и мотает головой, отказываясь принимать открывшуюся перед ней реальность. Микото впервые выглядит такой слабой, что хочется попросить ее отойти в сторону и больше никогда не получать ранения — будь то ожог от сковороды или же то, что есть сейчас, сквозное, кровавое и леденящее душу. И ничего Саске не может сделать, потому что Микото растягивает бледные уста в теплой улыбке, щурится и едва не теряет сознание, посылая к зрительным нервам чуть больше чакры, чем нужно. Три томоэ в каждом глазу начали раскручиваться и значительно увеличиваться в размерах, пока одной стороной точно не прилегали к грани радужки. Саске сама нашла Микото, и та думает, что, наверное, это не самое худшее, что могло бы быть. Последним старшая Учиха увидит не уродливые — поистине уродливые, ведь скрывают за собой человека — маски врагов, а свою маленькую дочь, так рано выросшую и сознательно за нее ухватившуюся. И пусть Итачи здесь не было… Он уж точно не даст сестру в обиду, так ведь? А если дать Саске еще несколько минут жизни, обязательно найдет ее и защитит. Потому что Саске обязательно выживет, потому что Саске слишком рано прощаться с этим миром, потому что Саске — Учиха, способная дать отпор сразу нескольким врагам. Потому что Микото сама готовила ее к этому. Микото практически слепа, о чем знал только ее муж и старушка-лекарь на окраине, и ей не привыкать ориентироваться там, где света нет. Осязание, обоняние и слух это проклятье отнять не способно. Учиха заметила, как тень плавно скользнула за спину ее застывшей дочери. Перед глазами все приобретает резкие очертания в черно-белом спектре, и лишь вектора, вспыхивающие глубоким синим оттенком, выделяются на их фоне, выдавая все намеренные действия АНБУ. Но Саске будто скользит по земле, выхватывает из чехла на креплениях танто и, развернувшись только боком, направляет струю пламени в лицо шиноби. Тот отмахивается от простенькой техники и спустя мгновение пытается понять, почему конечности резко перестали слушаться прямых сигналов мозга. Заточенное острие едва левее середины его грудной клетки дает ответ всем, кроме него самого, упавшего к ногам тяжело дышащего ребенка. — Саске, — Микото делает усилие над собой, поднимает руку и подзывает ту к себе. В легких становится непривычно мало места для воздуха, перед глазами плывет. Будь у нее больше времени… Впрочем, это уже не так важно. Важно лишь то, что ее дочь почти в полном порядке, в состоянии защитить себя и точно знает, что ее брат не полег где-то здесь. Саске искала именно свою мать, абсолютно точно оставшуюся в этот вечер дома. Микото развернулась к приготовившимся нанести последний удар АНБУ НЕ. Половина тут же бросилась в ее сторону, обнажив стандартное оружие, не видя смысла добивать Учиху техниками. Вот только Микото хватило единственный раз повести взглядом в сторону, за которым пронесся только ей видимый вектор, как каждый из них лишился головы. Саске такое было видеть совсем необязательно, но так намного надежнее. Женщина вытянула руку в сторону. «Свои глаза, — ученица второго курса академии беспрерывно следила за движениями кисти мамы, позволяя обжигающим слезам полосить кожу щек, — я завещаю Итачи». Горло разрывает кашель с кровью, тщательно скрываемый от посторонних годами, Микото кривит спину и падает, но успевает убить оставшихся и отбросить их как можно дальше тем же способом, что и предыдущих. Микото не жалеет о сделанном, и жесткий удар об обломки не следует, зато теплые дрожащие руки обхватывают ее так бережно, что женщина тянется к их обладателю, отчаянно желая в последний раз запечатлеть в памяти лицо своего ребенка. «Пожалуйста…» Но проклятье отнимает у нее и эту возможность, погружая в вечную тьму, из которой уже нет выхода. Микото может лишь в жалких попытках водить по волосам склонившейся в беззвучных рыданиях к ее груди Саске, шевелить губами, с которых в конечном счете не слетает ни единого звука, и хрипеть. Двумя пальцами женщина легко касается зажмуренных век девочки, посылая едва ли уловимый импульс в ее глаза. — Най…ди… — едва слышно, надрывно, но разрывая звон битв в округе, — «папу», — уже считывает шаринганом Саске. Девочка цепляется в плечи матери, трясет ее и проверяет остекленевший взгляд.— Добей, — слышит Микото шепот с другого конца темницы и нехотя приподнимает голову, сжимая зубы. — Я тут… все. К Микото подползает, волоча за собой отказавшие часом — или двумя? — ранее ноги, девушка с чернильными спутанными волосами, случайно ломает несколько ногтей в мясо и тихо скулит. Микото слушать не хочет. У нее в посиневших руках отупевший кунай, на который приходилось рассчитывать при следующем приходе тех ублюдков, схвативших их. Учихи показались врагам слишком миловидными, чтобы сразу сдавать их начальству. Действие наркотика слабнет, и Микото отчетливо ощущает, как ее пожирает слепая ярость. Лучшая подруга, оказавшаяся с ней в паре на диверсионном задании, и двое замаскированных врагов, которых они успели заметить в самый последний момент. На войне все средства хороши, да? Только люди людьми не остаются. — Микото, — Рен хватается за щиколотку джонина, и в глазах ее сплошная мольба. А Микото не хочет оставаться одна. Микото двадцать два года, она хочет домой, к Фугаку и подальше от всего этого. Микото хочет мира. Никто не мог понять, почему же Хокаге не пойдет и не подпишет мировую, когда в истории мира таких случаев не сосчитать. Война все продолжается, как доказательство военной мощи Конохи. Как доказательство, никому даром не нужное. Как обыкновенная глупость и безрассудность. Рен из последних сил хватается за плечи названой сестры и с силой обхватывает ее ладони, вцепившиеся в оружие, своими, сразу же вонзая его себе в живот, в одну из жизненно-важных точек. Микото дрожит, глотая кровавые слезы. «— Иногда… только иногда приглядывай за моим сыном… Он у меня самостоятельным вырастет. Ши… Шисуи, помнишь его?» — читает с помощью меняющего узор додзюцу с уст. Микото, конечно же, помнит.
Барьер над кварталом клана Учиха был, наконец, полностью покрыт формулами фуиндзюцу, которые источали алое свечение в каждой написанной букве и цифре. Огромные трещины поползли по всей его поверхности, пока не сомкнулись в одной точке и не раскололи мощную технику на несколько огромных кусков, тут же исчезнувших прямо в воздухе. Красноволосый мужчина приваливается к одной из колонн, выпуская из руки кисть и ослабляя контроль чакры. Первым с места срывается один из Учих, и мужчине кажется, что он слишком задержался с разгадыванием техники. Саске покачивалась из стороны в сторону с обмякшим телом матери на руках, наблюдая, как ветер то и дело колышет волосы Микото из стороны в сторону. — Видишь, как иногда бесполезны все приложенные к делу усилия? — раздался неожиданно сверху, и деревянная трость, которой слегка побили по вытянутой ноге младшей Учихи, отлетела в сторону с ее же подачи. Данзо нахмурился: безумно пустой взгляд ребенка не сулил ничего хорошего. Но она его слышит — уже прогресс, редкий, сомнительный и поверхностный. Зрачки Саске неконтролируемо пульсируют и скачут по забинтованной части лица Шимуры, что не торопился предпринимать каких-либо попыток. — А твои взгляды разнятся со взглядами Шисуи, — Саске нахмурила брови и неприятно ухмыльнулась, прижимая Микото ближе к себе. — Так что идти тебе только нахуй с таким мировоззрением, — выплюнула она, все больше напоминая Шимуре загнанного в угол зверя с горящими глазами. — Так вот какое воспитание практикуется в семье главы, — с расстановкой пробасил Данзо. Но Учиха никак не отреагировала на его провокацию: не поняла или намеренно проигнорировала, располагая достаточным для того самообладанием? Старику почему-то казалось, что ставить стоит на второе, но говорила в нем его природная параноидальность или нечто иное — он не понимал. И понимать не хотел, потому что эта девчонка спутала ему карты, и пришлось действовать неосторожно и глупо. — Чтоб ты знал, — Учиха аккуратно, словно обращаясь с самым ценным в своей жизни, положила тело матери на землю и, оттолкнувшись рукой от обломка, встала, — все твои люди уже мертвы. Ты — следующий на очереди. — Это угроза? — поинтересовался старик не без львиной доли скептицизма. — Хочешь — пусть будет угроза, мне не жалко. В руках ее поблескивало знакомое танто, окровавленное и аккуратное. Саске почти любовно огладила пальцами рукоять, поджимая губы, и посмотрела прямо на Данзо, выдержала зрительный контакт. Не ей тягаться с представителем темной стороны Конохагакуре, решения которого довели его до представившейся сейчас стадии маразма. У старика в запасе с десяток жизней, опыт и геномы, а у Саске только поставленный удар и пара-тройка доведенных до идеала техник, злоба и желание покончить со всем этим кошмаром. Данзо не чувствовал присутствия девчонки, однако вот она, прямо перед ним, собиралась с силами перед последним в своей жизни ударом. Но не будь у нее чакры и жизненных сил, давно бы уже валялась на камнях, а не отвечала ему. Дети ее возраста не имеют такого контроля, чтобы постоянно поддерживать подавление. Интересный экземпляр, но, увы, ненужный. Саске хмыкнула и утерла слезы, стоило только старику направить в нее самонаводящиеся водные иглы, огненным шаром развеивая технику. Поиграть пришел явно не туда. Да и испытывать ее на возможности смысла не было абсолютно никакого, разве что отомстить за вставленные в колеса палки. Однако сейчас это было ровно тем же, что и пытаться ткнуть в Сусаноо кунаем, надеясь достать до обескураженного его тупостью противника. Данзо путь заказан. А вот ей, шуншином переместившейся — спасибо Шисуи, единожды разобравшему эту технику специально для Саске — за спину Шимуры, умирать пока было рановато. Оттолкнувшись от поднявшихся из-под земли ростков, Учиха использовала ту же тактику, что и ранее. Плеснула ему в лицо струей огня, будучи тут же отброшенной на десяток метров в очередные развалины. Плечо выбило мгновенно, и Саске бы начала проклинать все на свете, если бы через мгновение до нее добралась противоположная по клановому стилю стихия. Вода шипит, сталкиваясь с мощной огненной техникой. Фугаку, в пыли и царапинах, закрыл собой дочь, скатившуюся с бывшей колонны наземь, и в исступлении выдохнул весь воздух из легких, завидев труп жены. Безжизненное и неподвижное тело будто находилось в состоянии сна, но раны и собственное мангеке мужчины давали уяснить один факт — его женщина мертва. Данзо сделал шаг назад, когда неописуемо мощная аура главы клана Учиха заполнила пространство вокруг своей тяжестью. Он уже был готов обнажить руку, собранную благодаря многочисленным опытам и ДНК первого Хокаге, но… — Это потерял? — кашляя и хрипя, Саске поднялась. Она, криво ухмыляясь, показала отрубленную конечность Шимуры и повертела между пальцами рукоять танто Шисуи. Девочка приподняла брови, краем взгляда уцепившись за мать, и тут же была развернута на сто восемьдесят градусов. Запах дорожной пыли и данго ударили в нос, а Саске буквально вжали в форменный жилет АНБУ, цепляясь дрожащими пальцами за ее волосы. Младшая Учиха обхватила руками шею брата, не позволяя и ему наблюдать за расплатой Шимуры за все, что он творил. Это было и не нужно — Фугаку все еще контролировал себя и понимал, что его детям видеть происходящее противопоказано. — Прости, Саске… Я опозда… — но у Саске все поплыло, завертелось и почернело, так что она безвольно повисла на подрагивающем брате, перед окончательно потерей сознания шикая на него. Принципиально иной уровень нагрузок не только на тело, но и на психическое и эмоциональное состояние ужасно проявляли себя - хвала всему, что есть святого в этом мире - только после сработавшего как надо защитного механизма. Виновный получит по заслугам.***
Саске, Итачи и Фугаку стояли на одной линии, склонившись перед новой могилой на клановом кладбище. У надгробия поставили небольшую белую вазочку — забирать из полуразрушенного дома любимую вазу Микото никто из них не осмелился, и засохшие цветы, что обычно менялись кем-то из детей или мужем с периодичностью в пару дней, в ней уже опали на пол — с алой хиганбаной, выделяющейся на мраморе. Девятнадцать новых захоронений шли точно в ряд и были отмечены черными выступами — как знак того, что удар пришелся от темной стороны деревни. Саске держалась за край черной кофты Итачи, безмолвно впитывая в себя образ открывшейся картины. Она практически не плакала с того дня, лишь опустевший неожиданно дом казался ей теперь совершенно чужим, и отец вечерами приходил туда, якобы забрать забытые вещи. Итачи тоже… держался. Каждый из них переживал эту потерю по-своему, оставаясь друг другу поддержкой и опорой, не отдаляясь и не скрываясь непонятно где с целью забыться. Наверное, подобное поведение вообще было бы оскорблением для такой женщины, какой была Микото. Потому семья старалась соответствовать ее светлому образу и не падать в грязь лицом, стоило только случиться такому несчастью. Фугаку огладил гладкое надгробие кончиками пальцев, прошелся ими по резным иероглифам имени жены и собственного* и отошел в сторону. Мужчина только незаметно поджал губы, выдохнув. Вот уж какой потери он никак не ожидал, когда безропотно раздавал четкие указания своим людям во время происходящего кошмара, взрывов и нападений. Итачи и Саске были вместе… Зачем Микото пошла их искать? Почему вместе со всеми не пошла в безопасное место? Ради чего она боролась столько лет? Потому что волновалась. Потому что у нее был смысл жизни, которому угрожала опасность. Ради своих детей. И теперь там, под надгробием, покоился ее прах. — Итачи, — голос Фугаку сиплый от долгого молчания, — через сорок три дня проведем операцию. — Да, ото-сан. И Итачи сжал пальцами ткань рукава одежды вцепившейся в него младшей сестры. К его удивлению, держаться за близкого человека действительно успокаивало.