Ешь, молись, еби. Игры на выживание

В очередной раз тревожно звякнул лифт, и из него вывалился Охлобыстин. - Ну что, цел? – подбежал к нему Вадим. – Тебя-то хоть не тронули? - Все в порядке, - сделал тот упреждающий жест. – Со мной все пока обошлось. Видел Глеба, передал ему привет от тебя. - Как он?! – по щекам Вадима снова заструились слезы, а руки сжались в кулаки. - Плохо, но держится. Признает свою вину. - Эй вы, как вас там! – заорал вдруг, потрясая кулаками, Вад. – Меня давайте берите. Отымейте чем хотите, я на все согласен! В чем там для этого признаться нужно? Я заранее все признаю! - Ты чего? – нахмурился Иван. - Мне к нему нужно. Кто там о нем позаботится? Каково ему в одиночку переносить все это? - Э, нет, - остановил его Иван. – Так дело не пойдет. Ты уже получил свое наказание – ты разве этого не понял. Еще неизвестно, кого этот медведь покалечил сильнее – его в жопу или тебя в душу. Поэтому тебя больше никто не тронет. У этих кукловодов свой план. И сейчас они играют со мной. - Сейчас и тебе что ли пытку устроят? - Пока только дали задание. Курам на смех, - махнул он рукой. Затем усмехнулся и широким шагом направился в сторону дрожавшего в углу Фафы. - Пришел и твой час пострадать, раб божий Александр, - мрачно пророкотал Иван и добавил уже громче: - Внимание, внимание! Смертельный номер! Разоблачение голого короля! Срывание всех масок! По сравнению с этим дрель и гризли покажутся вам цветочками! Общественность должна знать все о своем кумире! – и он молниеносным движением из всех сил дернул опешившего Панайотова за чуб, и густая каштановая копна волос осталась у Ивана в ладони, а Фафа предстал пред всеми абсолютно лысым. Череп его был гладким, как коленка, и блестящим, как смазанный вазелином зад педика. Ни единого волоса не пробивалось сквозь этот идеальный по форме шар. Фафа завизжал, пытаясь прикрыть лысый череп руками, но Иван был сильнее. - И это еще не все! – заорал Иван. – Всюду обман! Буквально всюду! – и на этот раз дернул за аккуратную бородку, и она так же легко отклеилась и осталась в руках Ивана. – А дальше уже сам, дорогой, давай – с рук все отдирай, с ног, с груди и да, да, оттуда тоже! Я все знаю! Сдирай сам, иначе это сделаю я! - Так у него что, - изумился Стив, - ни одного родного волоска на теле что ли нет? - Мне сказали, что нет. Там внизу все знают. Кругом ложь! Один греховодник лжет про суды и поливает грязью родного брата, другой врет о своей красоте и сексуальности, завлекая в свои волосатые сети мачо ничего не подозревающих дам бальзаковского и постбальзаковского возраста! Я и сам, конечно, не без греха, но что может быть хуже лжи?! Давай, раб божий Александр, мы ждем. Раздевайся догола и сдирай с себя все волосы. Все до единого! Фафа затрясся словно под током и тут же разрыдался. - Они ведь все это снимают…. – захлебывался плачем он, - они же это потом на ютуб выложат… - Непременно выложат! – раздался сверху громогласный вопль профессора. – Страна должна знать своих героев. Одного поимели дрелью и битой, второго трахнул медведь, а тебя ждет всего лишь всероссийский позор. Поверь мне, Глебу сейчас гораздо хуже. - И вправду, парень, чего уж тут теперь, раз мы угодили в такую переделку, - принялся поддерживать его Стив. – Ты еще, считай, легко отделался, по сравнению с теми двумя. Я бы на твоем месте кочевряжиться не стал. Да я и не стану. Если тебе так страшно делать это в одиночку, давай, парень, я тоже кое в чем признаюсь. Я ведь тоже уже много лет обманываю общественность. Ты всем накладные волосы демонстрируешь, а я – накладной член! Слезы тут же высохли в глазах Фафы, и он изумленно уставился на вышедшего в середину зала Стива. Да и остальные повернулись в его сторону. - Что ты такое говоришь, приятель? – толкнул его Михалыч. – У тебя ж детей куча, какой еще накладной член? - Ну член-то имеется, конечно, - ухмыльнулся Стив, - но не тот, который виден всем в моих обтягивающих штанах. А, чего уж тут, мне в мои годы стесняться больше нечего, - и Стив стащил треники, а вслед за ними и стринги, и тут на пол упал и покатился в сторону Фафы средних размеров силиконовый фаллос. Фафа инстинктивно подобрал его и сжал в кулаке, не сводя глаз с разоблачившегося рок-героя. То, что предстало всеобщему взору, заставило всех сперва изумленно охнуть, а затем начать хихикать. Охлобыстин так и вовсе заржал во весь голос. - Вот это, Стив, ты даешь! Член, конечно, у Тайлера имелся, но был он никак не больше трех сантиметров в длину. - Да и в прыжке он ненамного больше, - словно бы хвастаясь, заявил рокер. У одного лишь Михалыча застыло на лице выражение невообразимого ужаса. - И как ты вот с этим вот живешь всю жизнь? А?! - Зато как просто делать мне минет! Никакого дискомфорта. Хочешь попробовать, а? Ты ничего и не почувствуешь даже, - и Стив вальяжной походкой направился в сторону тренера. Тот в шоке отшатнулся и замахал руками. - Ненене, этого мне еще не хватало. Сперва смотреть на то, как парня трахают битой, потом, как другого парня насилует медведь, теперь член вот твой созерцать. Боже, за что мне все это? Я же ничего такого в своей жизни не натворил, чтобы заслужить весь этот кошмар! - Ну это ты зря святошей прикидываешься, - усмехнулся Тайлер. – Я вон тот еще грешник и вполне заслужил все происходящее и даже больше. Наркота, измены, почти все виды разврата. Поэтому я не против, если меня накажут за содеянное по полной. Давайте, ученые! Трахните меня кем угодно – крокодилом, моржом, конем! Стивен Тайлер любое испытание встретит с гордо поднятой головой! – и он стоял там посреди залы со спущенными штанами, раскинув руки в стороны, и Михалыч даже невольно залюбовался этим зрелищем, смелостью этого пожилого, но такого честного и чистого душой грешника. И даже на секунду поймал себя на мысли, что предложенный ему минет не кажется ему уже таким уж противным и неприемлемым. Он подошел к Стиву, натянул на него трусы с трениками и отвел в угол. - Сейчас не твоя очередь позориться, Стив. Пусть Панайотов разоблачается. Пойдем. - Давай, раб божий Александр. Или я сделаю это за тебя, - пригрозил Охлобыстин, косясь в сторону удаляющейся из залы парочки Стива с Михалычем. – Содомиты! – пробормотал он себе под нос и вновь повернулся к Фафе. Тот съежился под взглядом священника, медленно стянул с себя футболку с трениками и принялся сантиметр за сантиметром избавляться от наклеенных на тело волос – на руках, груди, животе, ногах. - Трусы тоже! – скомандовал Иван. – Снимай и отдирай все остальное. Фафа помотал головой, прикрывая пах ладонями. - Ой, да что мы там у тебя не видели! – махнул Иван рукой. – У нас там у всех все одинаковое! - Не скажи, - отозвался Вадим. – Габариты Стива потрясли меня до глубины души. А что если и у этого то же самое? - Вот сейчас мы это и узнаем, - Иван шагнул к Панайотову, одной рукой прижал его к стене, а другой – содрал с него боксеры, легко преодолевая слабое и неуверенное сопротивление. - Да все у него там должно быть в порядке, ему же Глеб тогда по ошибке… - и тут же осекся, прикусывая язык. Но Иван его и так уже не слушал. Размеры Фафы едва ли превосходили Стивовы, но Охлобыстина поразило не это. Что-то в строении паховой области Панайотова было не так, и сперва Иван никак не мог понять, что именно. Лишь когда тот начал отдирать волосы с паха и промежности, Ивана вдруг осенило. - Погоди, раб божий Александр, у тебя там что, еще и вагина что ли? У тебя член искусственный что ли?! Фафа стыдливо прикрыл свое естество ладонями и побледнел. - Какая еще вагина? – встрепенулся до той поры молчавший Энтони. – У него и член, и вагина есть? Он кто, мутант что ли?! - Господь Вседержитель, это не пыточная, а сумасшедший дом! – возопил Иван. – Откуда это у тебя? – повернулся он к Панайотову. - Я… я… я менял пол… - В смысле, ты менял пол?! Ты баба что ли? - Ну да. Меня оперировали в 17 лет. Я всегда хотела стать мужчиной. - А вагину чего не зашили тогда? – сквозь хохот проревел Энтони. - Я побоялась, - дрожащим голосом пробормотал Фафа. – Только от груди избавилась, а там, там… с гормонов все само отросло. Не такое большое, как у вас, - ткнул он пальцем в Вадима, - конечно, но все-таки. - Боже, Панайотов – еще и женщина! – хлопнул себя по лбу Руслан и помотал головой. – О сколько нам открытий чудных… Брюс разочаровано выдохнул, когда увидел перед глазами лишь черную мрачную пастоту. Валерия рядом не было. Да и как он мог быть рядом??? Дикинсон и сам прекрасно понимал, что эта черная тень и голос - всего лишь плод его воображения. Такая знакомая горечь, с которой он уже почти успел породниться, больно кольнула сердце. Его больше нет. нет единственного близкого человека в этом мрачном здании. Брюс приподнялся на локтях и осмотрелся. В помумраке он разглядел очертания той самой комнаты, где не так давно на полиэтилене покоилось тело Кипелова. Он лежал на той самой кровати, завернувшись в одеяло как в кокон. Сколько времени он провел здесь - он не знал. Мужчина не хотел никуда идти, и даже урчащий в голодных спазмах желудок не мог заставить его прервать свое добровольное затворничество. Мужчина был в разуме, все прекрасно понимал, но где-то глубоко в душе надеялся, даже не просто надеялся, а жадал всей душой, чтобы видение любимого человека вновь пришло к нему. Дух ли это покойного, или просто галюцинация -ему было глубоко плевать с высокой рокерской колокольни. Лучше сбрендить в обнимку с Валерой, чем быть там - в этом аду с кучкой озабоченных обезумевших до состояния дикарей мужчин. Сейчас чертовы ученые его не трогали. Наблюдают ли они сейчас за ним -он не знал. И не хотел знать. Он просто ждал. Ждл глюка как свет в конце тоннеля. Как свет в беспросветной жопе сложившейся не по его воле ситуации. Он знал, что умрет здесь рано или поздно. Так какая теперь в черту разница - здоров ли он психически, гей он или натурал, с кем он хочет или не хочет общаться, и наблюдает ли кто-то за ним? Самое главное - рано или поздно он покинет свое тело и наконец-то встретится с Валерием. - Брюс... Мужчина вздрогнл и резко обернлся на звук. У самой двери стоял Кипелов. Он чуть не прослезилмя от радости и попытался встать с постели, подбежать и обнять любимого.Но тот остановил его осторожным жестом руки и сказал: - Тсссс. Не вставай, - сказала галюцинация и направилась к Брюсу. - Молчи, пожалуйста... Кипелов прошел мягкой кошачьей походкой к постели и осторожно присел на ее край. - Дверь не запирается, поэтому прошу, молчи, пожалуйста... Тебя могут искать... - сказал Валерий и взруг жадно поцеловал Дикинсона в губы. Мурашки пробежали по всему телу и легкий холодок чуть тронут его лицо. Почему-то Валеркины губы казались сейчас такими настоящими. теплыми, влажными, чуть шершавыми... Брюс на мгновение усомнился в том, что Кипелов ему мерещится, но не успел ни о чем подумать, как вдруг его мучки уха коснлся мягкий влажный язык... - Теперь я буду с тобой всегда, я не оставлю тебя... - Но ты же умер!!! - превозмогая накатившее внезапно желание, вскричал что есть сил Брюс и оттолкнул Валерия. Оттолкнул - это силшьно сказано. руки не слушались, были словно ватные, слабые, а все тело жаждало близости... - Тише, тише, - почти шепотом ласково произнес Кипелов и снова припал к щеке мужчины. - Ты же чувствуешь меня. Рука Кипелова коснулась паха, и мужчина взвыл в голос, почти теряя сознания от накатившей страсти и целого клубка эмоций. Слишком сильный, четкие, яркие ощущения, слишком близкое около уха дыхание - теплое, шумное, прерывистое... Член стоит как стальной, тело трясет, воздуха не хватает, голова кружится, сердце готово разоваться в клочья. - Но как...? Как?..... - Молчи, прошу, - Валера нежно прикрыл рот Дикинсона своей ладонью и провел языком по шее. - какое это имеет значение? Эти последние слова лишили Брюса рассудка. Он не помнил себя, когда ласкал член Кипелова губами, языком, сходил с ума от вожделения, когда входил в него. Он готов был славить небеса, когда, нависая над телом любимого, резкими толчками вбиваясь в его тело, изливался в его анус горячим бурным потоком семени. Где-то в глубине души он понимал, что севсем скоро Валера просто пропадет, исчезнет. словно его никогда и не было, растворится в полумраке комнаты, снова покинув его в этом страшном готическом замке, в его последнем пристанище... Брюс изо всех сил крепко обнял любовника, прижался губами к его шее, жадно целуя, до боли прикусывая бледную кожу. Пара непрошенных слезинок скатились по щеке. Проснулся Дикинсон все в той же постели, лежа на животе. там, внизу было неприятно мокро и липко. Губы пересохли, во рту было так тошнотворно. словно он отведал от души кошачьего дерьма и запил чьей-то мочей. Желудок ныл от голода, мужчину подташнивало, голова кружилась. При потытке встать тело неприятно тряслось от слабости, едва выполняя команды своего хозяина. Страшно хотелось пить, что-то пожевать и помыться. Он весь был липкий, волосы спутались в почти что в африканские дреды. "Проще побриться налысо к хуям..." - подумал Брюс и медленно поплелся прочь из комнаты в направлении к склады. Где-то в далеке звучали знакомые голоса. Криков не было - уже хорошо. Главное- не попасться сейчас на глаза. Нати еду, привести себя в порядок и снова скрыться за дверями. В своей тюрьме. Там, где он будет ждать Валеру... Так прошло около 3-4 дней затворничества. Кипелов приходил первые две ночи. Их жаркий секс был похож на сумасшествие, дикость, алкогольный угар... Брюс был пьян Валерием. Все покрывало был заляпано засохшей спермой. Через пару ночей Кипелов почти перестал уходить. Они спали в обнимку. Валерий ходил за Брюсом по пятам. И Ему это нравилось. Он даже пододвинул к двери огромный дубовый шкаф, а в комнате оборудовал мини-склад провианта длительного хранения и воды. А однажды Кипелов пришел к нему, и загадочные дьявольские огоньки играли в его серых стальных глазах. - Что ты задумал, гаденыш? - игриво спросил любовника Дикинсон. - Я же вижу, ты придумал какую-то ебанину! Колись, белобрысое чудище! Кипелов не сказал н слова, лишь продолжал буравить Брюса тяжелый колючим взглядом. А затем вдруг повернул голову в сторону, откуда из сумрака вышла маленькая женская фигурка. У Брюса душа ушла в пятки, а сердце бешено заколотилось... - Это же... Это... Это она! Это... - мужчина почти лишился дара речи, он неожиданности вытаращив глаза в направлении девушки. - Да, солнце мое, это твоя дочь. Забытая и преданная тобою дочь. - Ты.. Откуда она десь? Зачем ты ее сюда... - Брюс был в шоке и никак не мог выговорить хоть одну членораздельную фразу. - Я ее пригласил... - загадочно произнес Валерий, плавно растягивая каждое слово, словно мурлыкал как мартовский кот. - Чтобы как следует поразвлечься... - О чем ты, Валер?.. - мужчина глупо хлепал глазами, соверщшенно не понимая что происходит. Еще больше шока нарисовалась на его лице, когда Кипелов вдруг обошел девушку со спины и, глядя прямо в глаза Дикинсона, жадно впился с тонкую кожу точно там, где шея переходит в плечо, а руки его обвили талию, быстро проскользили вниз и жестко впились в бедра... Шок быстро перешел в злость и гнев. Мужчина буквально закипал, но почму-то не мог пошевелить даже пальцем. Паника охватила его, когда Кипелов медленно запускал руку под юбку девушки, а затем резким движением срывал с нее трусики. Невыносимо больно было смотреть в ее перепуганные глаза, в которым читался панический ужас и мольба. - Папа! Спаси меня!!! - гломкий женский вопль разнесся по всей комнате, рарывая сердце Брюса на куски. - Папа!!!!!!!!!!!!!! Папааааааааа!!!!!!! Мучительные минуты тянулись адски медленно, когда Дикинсон всеми силами пытался подняться с постели, но не мог сдвинуться ни на миллиметр. Он мог лишь смотреть, как Кипелов нагибает тело его дочери и грубо насилует ее, ихмыляясь и неотрывно глядя ему прямо в глаза. - Пааааа!!!!!!!!! Спаси меня, пожалуйста!!!!! Папа!!!!!! Не бросай меня, умоляю! Папааааааааа! - этот голос взрывал его мозг, мужчина сходи с ума от жестокой беспомощности и уже выл белугов, не стесняясь слез, в то время как Кипело в злорадно смеялся ему в лицо. Все это было каким=-то страшным кошмаром, адом на земле. Брюсу казалось, что лучше бы гризли разорвал его анус н британский флаг, чем видеть, как его любовник. а ныне грязный ублюдок, насилует его беззащитную дочь на его глазах и заливается смехом, смакуя крики своей жертвы. - Сука!! Тварь!!!!!!!! пусти ее!!!!!!!! Я убью тебе! Слышишь?????? Я найду тебя в преисподней и буду медленно распиливать тебя на маленькие кубики 2на 2. а потом скормлю чертям! Сука, пусти ее, говнюк!!! - Брюс орал на пределе сил, брызгая слюной и давясь собственным слезами - весь красный, с распухшими на висках венами... - Ты же сам бросил ее, отказался от нее, предпочел ее своей налаженной семейной жизни, - словно бритвой резанул Кипелов разум Дикинсона жестокими словами правды и отпустил обессиленной тело девушки на пол. - Где ты был, когда ей было плохо? Где ты был. когда ей так нужен был отец рядом? Ответь мне, Брюс... - Гори в аду, сраный ублюдок! - орал он, понимая, что сбежать сам от себя, от своих грехов и постыдного предательства к собственному ребенку он никогда не сможет. Кипелов вдруг исчез. Медленно растворился в воздухе мрачной комнаты. А вместе с ним пропала и дочка... А сам Брюс упал без сил спиной на кровать и провалился в густой липкий черный кисель безмыслия...