пылать так ярко

— приезжай ко мне, в лондон у вильяма голос, не терпящий возражений, потому что вильям таков — сильный, властный, стойкий. он разрушает целые империи, а на углях, камнях, костях строит новые. магнуссон такой, что может захватить весь мир и поставить его на колени. вильям танцует на прахе, словно на потухших углях. живет легко, от вдоха до последнего выдоха. магнуссон таков — с полыхающим огнем в линиях вен, стальными прядями в голосе взамен щита и неоновой, пылящейся от ненадобности табличкой «нелюбовь» — крис своими улыбками, широкими, режущими, одичавшими, заставляет ее потухать. — а что, лондонские девушки оказались не так хороши? шистад знает, что вильям всегда добивается того, чего хочет. магнуссон — это омут. либо с головой, либо никак. но крис ломает все, к чему прикасается. он топчется у берега, пока огромные волны бьются о камни. шистад мочит ноги в соленой воде, обжигающей самые легковоспламеняющиеся места его души — вильям принимает правила игры. — просто они все слишком легкая мишень крис молчит о том, что он тоже легкая мишень, ведь двое и так об этом знают. магнуссон понимает, что крис — легкая мишень, но их отношения похожи на взаимное уничтожение, потому что когда вильям делает шаг к крису, шистад отходит на десять; когда крис протягивает руку, магнуссон ломает парню пальцы, не зная как ее взять. — может, лондонские девушки просто тебе не по зубам, вилли? магнуссон смеется чуть хрипло, и всего на секунду кажется, что он здесь, рядом, только руку протяни, но у шистада не осталось козырей в рукавах, поэтому он сбрасывает вызов и начинает собирать вещи. *** — я так понимаю: нура не выдержала у криса природно-сучье выражение лица. такое, что кидает свои ухмылки-улыбки, режущие ножами и стеклом, вечный вызов в глазах, а вильям привык принимать любые вызовы. именно поэтому магнуссон не может устоять перед парнем. — а ты выдержишь? крис знает, что выдержит, потому что сатре не видела вильяма с запекшейся кровью по всему лицу, не видела, как его захлестывает неконтролируемая ярость и не трахалась с таким магнуссоном в туалете аэропорта. крис — это стоны. для него, ради него, от него. он слишком доступный, а нура не такая. сатре постоянная, именно поэтому она слишком быстро надоела, а с крисом никогда не знаешь, чего можно ждать. он живет одним днем, ни о чем не жалея. а вильяму не нужны привязанности. вот только он теряет из вида момент, когда шистад стальными, непробиваемыми нитями привязывает к себе магнуссона. у вильяма вся спина исполосованная царапинами, у криса по всей шее засосы, и места «живого» нет, потому что о н и так любят. — ты так всех своих друзей встречаешь? — только лучших магнуссон знает, что с нурой не так, с ней по-другому. у девушки в глазах нет затонувшей атлантиды. они затеяли эту игру, не подозревая к чему она может привести. у вильяма внутри пылает огонь от полушепота, прокатывающегося по позвоночнику — его чувства реставрации уже не подлежат. парень всегда любил получать трофеи, потому что это заставляло чувствовать себя полноценным, правильным, несломанным. магнуссон хотел любить нуру, потому что крис принадлежит одновременно всем и никому. вот только он тоже человек, слабый, ломкий, чувствующий и пытающийся защититься от этого природно-сучьим выражением лица, вечными играми, чтобы чувствовать себя победителем, чем-то значимым. и если бы они смогли снять эти маски, намертво въевшиеся в души, то это могло бы стать легендарной историей. они могли бы пылать так ярко. но страницы их книги сгорают, осыпаясь пеплом на кожу. у криса в голове словно заведенные механизмы, шестеренки приводят конструкцию в действие — его заводские настройки полетели в пизду, потому что шистад у вильяма просто на вторых ролях, и это ранит-ранит-ранит. у магнуссона в квартире все пропахло е е духами, омерзительно-сладкими, что крис задыхается. на телефоне непрочитанных сообщений переваливает за двадцать, у вильяма сжигающая все на своем пути злость перекатывается по венам. он отбрасывает телефон и шистада к себе еще ближе, прямо под кожу, расплавляя все внутренности надрывным дыханием, взглядом, полным такого же желания. магнуссон буквально с ума сходит, потому что у парня тоже сбитые заводские настройки. вильям говорит: — мун лучше меня? у криса сбивается дыхание, он думает, что попал в очередную игру магнуссона, из которой уже не выбраться. — да что с тобой, бля? всего на секунду шистад позволяет себе надежду, что маска вильяма треснула под прикосновениями к оголенным проводам души, что у него тоже самое к крису, что они двое еще могут спастись. парень так хотел верить в это, но они словно взаимно друг друга уничтожают. и магнуссон это знает. у него к крису до дрожи, до сумасшествия, до искр в глазах, но просто не хватает сил. — просто я не люблю делиться чем-то, что принадлежит мне вильям думает, что пускает контрольный, а его самого отбрасывает ударной волной — в этот момент разбилось два сердца. парень чувствует, как в руках рассыпается то, что было так близко. в грудной клетке ломаются ребра в стекло, что разрезает парня на части. — значит, теперь я твоя собственность, магнуссон? огонь в глазах криса топит с головой, кулаки дерет от невысказанного. ненависть шистада кислотой плюется в спину и сбивает с ног. у вильяма нет сил даже в глаза криса посмотреть. *** у шистада сквозная дыра между ребер, продувает лондонским ветром, у него внутри ебаное запустение душ. чувство, будто из груди рвется крик, истошный, в кровь раздирая горло. чувство, будто под ногами обрыв и скалы, об которые только и остается, что биться, в отчаянии шепча, что карма та еще сука. ей подвластно все, а крис так наивно думал, что сможет убежать, но отчаянные выживают сами. парень слишком заигрался и не заметил, как игра перешла в реальную, давно забытую жизнь, о которой напоминало лишь еле бьющееся, пластающееся о внутреннюю сторону ребер сердце. только шистад не знал, что они с вильямом оба проигравшие. магнуссона его же слова ударяют по зубодробительным прописным истинам на фалангах пальцев, потому что крис ничей, и это остается на руках запекшейся кровью, криком, застрявшем у самого начала глотки, болью, скулящей под зашитыми ранами, что насквозь пропитаны отчаянием. вильям его рывком к стене, потому что знает: криса удержишь только силой. может в этом и был смысл: стоять так, соприкасаясь лбами, смешиваясь сбившемся дыханием. в глазах магнуссона то, что прорвалось сквозь обломки от старой жизни, в его глазах то, что таилось в кромешной тьме, обессилив от натиска боли, там надежда. — я в тебе, блять, по уши, крис, и не знаю, что с этим делать. я задыхаюсь без тебя в ушах громом треск и осколки, что отлетают от их масок. крис в руках держит обломки и понимает, что это и есть свобода. что настоящее бессмертно. — все в порядке, потому что я тоже и в этой игре у них ничья. похоже, что больше играть незачем. вильям и крис боялись сгореть в их пламени, но оказалось, что вместе они будут пылать так ярко.