Быть ангелом

«Давайте негромко, давайте вполголоса, давайте простимся светло…» (Юлий Ким) Рен снова сидел на пепле и застывшей лаве, и смотрел на адский горизонт. Генерал Малюта, молчуны, демоны, чёрные гномы больше не были адской силой. Злобные деяния заставили их переродиться насекомыми в квартире, где жил мальчик, которому нравилось мучить мух. Даже Люцифера Рен не чувствовал. Ангелу Равновесия было стыдно за его неустойчивость и потерю бдительности в парке, об остальном у него пока не было сил вспоминать. Но там, где было левое крыло, тревожно начинало ныть о том, что придется вспомнить. «И как теперь отсюда выбираться?» — Рен старался не ударяться в эмоции и со слабым усилием произнес настолько иронично, насколько смог. Это был все же вопрос, но похоже было на безнадежное утверждение. «Так ты же ангел. Лети.» — голос Серафима пролился сладостно гремящей музыкой за спиной Рена. От неожиданности Рен вскочил, но даже во весь рост еле доставал Серафиму до пояса. Он весь затрепетал и с благоговейным страхом, жертвенной готовностью и самоотдачей, запрокинув голову, восхищенно посмотрел в светлые ясные глаза Верховного. «О, Серафим… Крылья…» — «Рен. Ну Рен и Рен. Что с тобой делать?» — «О, Серафим… Накажи меня, как угодно Всевышнему»… — Рен тонул в бездонных глазах Верховного Ангела и дрожал в подступающей судороге, — «Я каюсь… заслужил… я, я устал… Прошу о невозможной милости… Прошу… тебя… отпусти…» «Отставить покаяния!» — громыхнул Серафим — «Не просить, не якать!» Ангел Равновесия с восторженным ужасом отшатнулся назад и упал на спину без памяти. Последние силы оставили его. «Эх, Рен…» — выдохнул Серафим, наклоняясь над ним и, бережно поддерживая, приобнял за шею. Только начинает проходить наказание за необходимую для Справедливости миссию. Оставленный в живых за уничтожение Ада. Избранный Ангел Равновесия. Гораздо большее, чем карающий ангел. Уникальный, незаменимый. Под молчаливым согласием Всевышнего множество раз брошенный Серафимом в самые горячие точки мироздания. Верный, преданный, обреченный думать и чувствовать все по-своему, и делать выбор каждый раз, совершая Небесную Кару. Наивный ангел с человеческими чувствами. И нечеловеческой красотой, усугубленной бледностью, хрупкостью, изломанностью и надрывом. Люциферу, даже когда он был еще Светозаром, для истинной красоты и глубины не хватало Сострадания. Жив ли Люцифер или больше нет, Рен — Прекраснейший из Ангелов. Прекраснейший из Ангелов очнулся и в ответ долго, с успокоенной уже любовью и тоской смотрел в глаза Серафима. Рен прощался глубоко. Он чувствовал, что теперь нескоро вернется в Небо и очень долго не увидит Серафима. А когда вернется и увидит, его видение будет другим, потому что он сам будет другим, хоть останется Серым Ангелом Равновесия, даже если не будет собой. «Я» таяло. Оставался Серый Ангел Равновесия и Огненный Верховный Ангел… Чистейшее пламя, в котором вечно хотелось сгореть Рену и родиться снова таким, как Серафим. Чтобы знать точно, где Справедливость и несправедливость. Чтобы видеть картину мироздания ясно и четко, различать белое и черное. Чтобы никогда не сомневаться. Чтобы эти вечные сомнения при каждом исполнении приговора закончились. Рен подумал, что если закончатся сомнения, для него все закончится. «Я» закончится. Рен закончится. Дальше — Серафим. Дальше… При мысли о Всевышнем Рен снова начал дрожать, бредить и проваливаться. Куда-то выше, но не в Небо. В Небо было рано. О, Серафим… Есть что-то, есть кто-то еще… — Лети, Рен, Романтический Ангел — сквозь гул восходящего потока громогласный голос Серафима звучал далеко и мягко — твои крылья всегда с тобой, всегда в сохранности.