Сосед

Яна спала, укрывшись одеялом с головой. Дима лежал и смотрел в потолок: у соседей была очередная громкая пирушка до трёх часов ночи. В три музыка и визги стихли, люди разошлись — остались лишь хозяева квартиры. Через какое-то время заскрипел диван и рваные стоны возвестили жителей панельного дома о том, что владельцы квартиры изволили трахаться. Снейк поморщился: звукоизоляция ужасная! Соседям он, конечно, позавидовал, но совесть иметь тоже надо: утром у Хакимова была запись интервью на радио с «Наивом» и предстояло явиться туда свежим и выспавшимся. Но какая, к чёрту, свежесть, когда над тобой кони скачут? Они же потом там и сношаются. Почему-то вспомнились безбашенные постнаивовские тусовки, на которых тоже трахали всё, что шевелилось… Безумные ночи и Валеркины пьяные глаза, когда он грубо брал какую-то фанатку сзади и безотрывно, бесстыдно пялился на Снейка, которому эта же фанатка довольно умело отсасывала. Дима тоже смотрел, не отрываясь, на Аркашу и ему казалось, что девушка между ними — это всего лишь предлог: чтоб можно было вот так нагло кончать и не отводить взгляд. Они так и не решились тогда вычеркнуть из списка «третьего лишнего», чтоб остаться наедине и этот третий, своим присутствием, уберегал их от ошибочности, неправильности поступка… Снейк помассировал виски, пытаясь сосредоточиться на реальности и отправился на кухню, не дожидаясь рассвета. Чайник мерно шумел, закипая. В ванную набиралась вода. Дима вышел в подъезд и закурил. Подъезд вообще был его любимым местом обитания: здесь можно было уйти от реальности происходящего и на какое-то время зависнуть, глядя на звёздное небо сквозь небольшое окошко с мутным стеклом. Фантазия дорисовывала что-то космическое и Снейк улыбался, затягиваясь неизменным «Парламентом». На стене, возле квартиры, фанаты много лет назад нарисовали Димин портрет и даже, когда ЖЭК делал ремонт, граффити осталось жить. Его Хакимов тоже любил, как неотъемлемую часть своей подъездной жизни и как благодарность фанатов… — Давайте поприветствуем наших самых ответственных звёзд: это Николай Богданов и Дмитрий Снейк Хакимов, — радиоведущий улыбнулся. — Расскажите, кто где у вас? Прогульщики подтянутся или…? — Ну, Чача где-то в пробке стоит, — ухмыльнулся Коля, который единственный знал настоящую причину задержки солиста. — Приедет позже. — А Илья у нас на больничном, — покосился на слишком счастливого басиста Дима, тоже догадавшийся о причине опоздания Иванова. — С температурой дома. — Сколько градусов? Сорок? — диджей хитро прищурился. — Тридцать семь и восемь, — так же хитро посмотрел на диджея Снейк, чуя, куда тот клонит. — Какой кошмар! Илье скорейшего выздоровления, Саше ровной дороги до студии. Мы ждём! А вы, уважаемые слушатели, можете присылать свои вопросы по номеру… Хакимов снял наушники. Хотелось курить. До конца эфира ещё сорок минут! Придётся терпеть. — Итак, напоминаю, у нас в гостях сегодня группа «Наив», а точнее, половина её. Самая стойкая и самая ответственная. Дим, у нас тут первый вопрос и он в той или иной мере дублируется многими слушателями. Хотя, впрочем, может и Николай ответит на него. Валерий Аркадин — что с ним сейчас? Где он, чем занимается? Общаетесь? Снейк побледнел, мысленно проклял Иванова за задержку — сейчас бы он отдувался и пихнул Богданова под столом ногой. Коля всё понял и затянул: — Ну, вообще, насколько я знаю, у него неплохо дела. Да! Он сейчас находится в стадии реализации нескольких своих проектов — он у нас талантливый продюссер. Каких — говорить не буду, потому что сами скоро всё увидите. Ну и, конечно, «Тодд» никто не отменял. Там плотное сотрудничество с «Королём и Шутом»… — С «Северным флотом», наверное? — встрял диджей. — А, да! С «Флотом», конечно. Ребятки молодцы! Кто ещё не ходил на оперу — всем быть! Поддержите проект и с Валерой там увидетесь обязательно. Сам я лично ходил — остался в полнейшем восторге! Хакимов не особо любил Богдановскую привычку базарить, но сейчас ощущал, что она играет ему на руку. Ведущий кивал головой, слушал Колин трёп и, казалось, уже и забыл, с чего всё началось. Но это лишь казалось. — Дим, а вы общаетесь? Снейк снова побледнел. — Нет. — А почему? Господи, что за бестактность? — Ну, все мы люди, — пожал плечами Хакимов. — У Аркаши свои дела, у меня свои. Можно много лет делать одно дело, а потом разойтись и стать совершенно чужими людьми. Это жизнь, это шоубиз. — Ну хорошо, тогда, может, приоткроете нам всем завесу тайны, почему разошлись то? — Слушайте, ну что за вопросы, — молодец Колян, однако. — Давайте уж поговорим сразу, почему больше нет в группе Кочеткова, Ступина, Голанта? У людей меняются интересы, жизнь на месте не стоит. Кто-то начинает заниматься своим делом, кто-то просто понимает, что ему с группой не по пути. — Замечательно, это жизнь. Так и запишем, — диджей переводит взгляд на Снейка. — Вы же сами всё знаете, — у Димы стеклянеет взгляд. — Самые преданные фаны тоже в курсе. Зачем, если вот Николай сказал, что у Валеры всё хорошо, поднимать эту тему? — Окей, я понял, — ведущий приподнял руки, словно сдавался. — Уважаемые слушатели, директор сказал, что тема закрыта. Ну тогда, позвольте поинтересоваться планами непосредственно «Наивовскими». Чего нам ждать семнадцатого апреля на предстоящем концерте? Интервью перешло в разряд стандартных и унылых. Вскоре подтянулся Чача и Снейк расслабился совсем. Домой Дима не торопился, после радиостанции он заехал на студию и долго сидел там, ничего не делая. Просто сидел и курил. Странное ощущение — вроде бы и грусть какая-то, но в то же время, уже столько всего прошло после, что должно было отболеть. А в самом деле, как там Аркадин? Они ни разу не созванивались после. Валера ушёл из группы обиженным на весь белый свет, а Снейк, до последнего рвавший за Валерку свою жопу — неоднократно в пух и прах разругивался с Ивановым, пытаясь вернуть гитариста на его место. Аркаша об этом не знал, а Дима и не рассказывал. — Дим, — Хакимов передразнил диджея из утреннего эфира. — А вот встреть ты Валеру на улице, что бы ты сделал? В окнах начали зажигаться первые огни. Москва готовилась встречать вечерние сумерки. — Что бы я сделал? — Снейк прильнул носом к стеклу. — Наверное, обнял бы. Сказал, что скучал и при этом не соврал бы ни капли. Я правда скучаю, Валер… Последние слова прозвучали в пустоте студии так жалобно, что у Димы даже слёзы на глаза навернулись. Человек — это такая сволочь, что своими же собственными руками может испортить всё, что любит и похерить всё, что создал. Так и они с Валерой… В подъезде пахло мокрым бетоном. Нестерпимо. Лифт, как всегда, не работал. Снейк взбежал по ступенькам на свой этаж и понял — затопили! Сосед сверху. На всякий случай, Хакимов открыл квартиру и фонариком на телефоне осветил стены, пол и потолок, прикидывая площадь разрушения. Обои в коридоре сморщились, а навесной потолок был похож на беременного бегемота. Ламинат, в принципе, выглядел терпимо. — Вот паскуда, добухался сосед! — Дима скинул пальто, ботинки, переобулся в тапки и бросился на этаж выше. Долбёж в соседскую дверь никаких реакций не вызвал — ему достаточно долго не открывали и Снейк уже хотел набрать полицию, но именно в тот момент, когда он достал телефон, в замочной скважине повернули ключ. Босой, по узкие щиколотки в воде, в закатанных по колено штанах, весь растрёпанный и мокрый, перед Снейком стоял… Аркадин. — Ты? — это всё, на что хватило Хакимова. — Я, — Валера сдул прилипшую ко лбу прядку, выбившуюся из хвоста и тряпка, которой он затирал последствия потопа, бессильно выпала у него из рук. Секунд десять оба музыканта молча смотрели друг на друга, а затем Дима шагнул внутрь Аркадинской квартиры и, моментально промочив носки и тапки, принялся закатывать штаны: — Есть ещё тряпка? Давай сюда скорее! Что ты встал? Валера принёс ещё ворох каких-то простыней и они, уже вдвоём, принялись собирать с пола воду. — Как так то? — не глядя на Вэла, спросил Снейк. — Кран сорвало. — К чёрту кран, я не об этом. Почему ты здесь? — Живу. — Давно? — удивился Хакимов, опять ночные тусовки наверху и мерный скрип дивана с томными стонами. — Месяц. — Снимаешь? — Ну… — Ясно. Больше вопросов Снейк не задавал, вытирали полы в тишине. В квартиру пришли слесаря, что-то писали, фоткали сорванный кран. Потом начали подниматься сердитые жильцы нижних этажей, которые, как и Дима, вернулись с работы и обнаружили неприятный сюрприз. Валера молчал, опустив глаза в пол, а с недовольными соседями общался Дима, который слал их всех на три буквы — в ЖЭК и в суд. Когда очередь из желающих нарваться на директорские пиздюли закончилась, дверь осторожно открылась и темноту коридора разрезал луч света из подъезда, а в нём показался острый Янин носик. — Я здесь, — подал голос Снейк. — Сейчас спущусь, иди домой. И позвони в службу по потолкам, пусть приедут, сольют там всё и просушат. Яна исчезла. — Сколько я тебе должен, — поморщился Валера. — Огромный комок проёбанных нервов, — улыбнулся Дима. — Пойдём, покурим. Они вышли в подъезд и Хакимов приоткрыл форточку, чтоб запах сырости исчез. — И не вздумай никому ничего оплачивать, пошли они к чёрту, — барабанщик внимательно посмотрел на гитариста. — Понял меня? — А мне и не с чего платить, — грустно усмехнулся Валерка. — Как? — Ну вот так. — Коля сказал, у тебя проекты, опера твоя… — Коля не врал. Только я за эти проекты ещё и должен пока. А опера — да. На неё и живу. Слава богу, Ренегат не обделяет: на съём квартиры, сигареты и бензин хватает. — На пьянки до трёх ночи тоже, — не удержался Снейк. — Извини, — Аркаша снова опустил глаза. — Проехали, — Дима положил ладонь ему на плечо. — Если что, то ты говори. Я чем смогу — помогу. — Не надо, — Валерка махнул рукой и затушил окурок в железной банке из-под персиковых консервов. — Спасибо, что сегодня помог. Этого — более чем достаточно. Он молча развернулся и поднялся к себе на этаж. Дима ещё какое-то время постоял, посмотрел ему вслед, потом достал из пачки ещё одну сигарету. Вот и встретились посреди улицы. Вот и сказал ты, Дима, что скучал. Между вами пропасть длинной даже не в прошедшие годы. Между вами пропасть размером с непонятую душу… С этого дня Хакимов, буквально переселился в подъезд. По вечерам он выкуривал по две, а то и по три сигареты вместо одной и всё ждал, когда на площадке раздадутся знакомые шаги. Но Валерка, словно, затаился. Смолкли шумные пирушки по ночам и диван перестал скрипеть под тяжестью тел. Напрасно Дима прислушивался и смотрел на потолок — ничего не происходило. До определённого дня. В тот вечер Снейк отменил встречу и остался дома из-за плохого самочувствия. Яна уехала к подругам и Дима лежал в темноте, тишине и дремал, ощущая себя несчастным — до концерта оставалось уже чуть меньше недели, а простуда только вступала в свои права. Весной и осенью у Хакимова всегда случались обострения из-за малейшего сквозняка и никакие витамины не спасали. Сквозь сон Снейку показалось, что кто-то воет. Моментально распахнув глаза, словно бы и не спал, он прислушался: сомнений быть не могло — звуки шли сверху. Дима накинул тёплый халат поверх домашних штанов и футболки, и поднялся на цыпочках на этаж выше. За дверью была тишина. Барабанщик ухом прильнул к холодному металлу обшивки… Нет, всё тихо. Но, как только Снейк сделал шаг назад, в квартире вновь взвыли так, что у Димы стадо мурашек пронеслось по коже, а волосы встали дыбом. — Валер, — он царапнул дверь. — Валер, это я! Открой! Больше всего сейчас хотелось кубарем скатиться со ступенек, забиться в свою комнату, закрывшись на все замки и заткнуть уши подушкой, чтоб не слышать всего этого. Но уйти Дима не мог. — Аркаш, — он вновь поскрёб короткими ногтями по железной двери. — Открой мне. Пожалуйста. Как и в первый Хакимовский визит, дверь долго не открывали, но в итоге, Вэл сдался и повернул ключ, не глядя впуская бывшего директора внутрь квартиры. — Валер? — Снейк осторожно развернул к себе Аркашу. — Что с тобой? — Всё хорошо. — А что за вой? — Тебе показалось. — Ты один? — Да. Они прошли через тёмный коридор и очутились в комнате. Дима осмотрелся и протянул руку к выключателю. — Не надо, — прохрипел Аркаша и упал на диван. Снейк поспешно отдёрнул руку и подошёл к Валерке. — Ты пьян что ли? — А ты не видишь? — Вижу. Что за повод? — Разве мне нужен повод, чтоб нажраться? Вспомни, Абдулыч! — Давно ты меня так не называл… — Я вообще тебя давно никак не называл, — Валерка приподнялся на локте и попытался сесть, но у него ничего не вышло. — Выпьешь со мной? — Что у тебя? — почему-то, вместо отказа, спросил Дима. — Водка, Абдулыч! Беленькая и горькенькая! Глаза Хакимова привыкли к темноте и на столе он уже различал бутылку, рюмку и какую-то закусь на тарелке. Молча Снейк подошёл к столу, налил себе водки и опрокинул залпом. Пищевод обожгло. — А мнее-е? — жалобно заблеял Аркаша. Снейк поморщился и налил Валерке, протянул рюмку. Аркадин трясущейся рукой подхватил её и неловко влил себе в рот содержимое, часть размазывая по небритому подбородку. — И всё-таки, что за праздник? — Поминки. — Кто умер? — Я. — Валер, что за хуйня? Ты шутишь? — Я похож на клоуна? Какими-то немыслимыми усилиями Вэлу удалось встать и дойти до ванной. Он открыл дверь, щёлкнул выключателем. Яркий свет ударил по глазам и Дима рефлекторно закрылся рукой. А когда убрал руку — побелел и, пошатнувшись, привалился к косяку. Внутри ванны, как в фильме ужасов, валялся вырванный из стены смеситель с намотанной на него верёвкой и куски керамической плитки, а белоснежные края ванны были заляпаны кровавыми отпечатками Аркашиных пальцев. — Это что? — шёпотом спросил Снейк и с ужасом посмотрел на Валеру. — Сантехника у вас в доме гавно, — махнул Аркадин рукой. — Башкой только уебался, теперь болит. Не переживай, воду я перекрыл заранее. Он щёлкнул выключателем, погружая квартиру обратно во мрак и, поплёлся назад в комнату. Дима, с широко раскрытыми глазами, пошёл следом за ним. Там, он опустился на диван рядом с Валеркой и молча притянул его к себе. Вэл устроился на Димкиных коленях и доверчиво прижался к барабанщику, уткнувшись носом в его тёплый мягкий халат. — Валер, расскажи мне всё, пожалуйста, — Дима поглаживал спутанные волосы Аркаши с засохшей на них кровью и глаза его были полны слёз. Пока он там, дома, лежал и жалел себя — человек, небезразличный ему, пытался самоубиться. И ведь это не только сегодня — это вообще так: Снейк сознательно пытался вычеркнуть из жизни Валерку. Вырвать изнутри, как проклятый смеситель в ванной — чтоб с потрохами, со всей плиткой и шлангом от душа! Ушёл — и ушёл: проще было забыть, чем попытаться что-то сделать. До этого грёбанного вью на радио, до этого потопа, барабанщик жил вполне спокойно и даже совесть почти не ебала по ночам хозяина. Со своей совестью Дима давно научился находить общий язык. А вот с сердцем, видимо, нет. — Почти год я держался, — вздохнул Валера. — И уже казалось, что «не болит и больше не будет»… — И никогда никто никого не забудет, — прошептал Дима. Вэл сделал вид, что не услышал. — …А потом я как-то поехал на работу не на машине, а на электричке, — продолжил он. — С похмелья был с жутчайшего. И ко мне подошла бабка с газетой. «Из рук в руки» или куда-то туда… Подошла и сунула мне её. Больше, главное, никому — только мне. И пошла дальше. А я, от нехуй делать, стал листать. Там куча разных объявлений… Ну ты видел, наверное. И вот одно из них — было о сдаче этой самой квартиры. Я увидел твой адрес и понял, что это знак. Что это шанс на встречу с тобой. — Почему ты просто не позвонил? — Гордость, — Валера вздохнул. — Желание доказать себе самому, что всё это хуйня полная. Что я самодостаточный и могу прожить без тебя и без «Наива». — Смог? — Без «Наива» — наверное, да. Без тебя — нет. Аркашу мелко затрясло. Дима обнял и прижал к себе его вибрирующее тело, прошептав: — Мне тоже плохо без тебя, Лер! Они проговорили почти всю ночь. На рассвете Валерка задремал, а когда проснулся, Снейка рядом не было, но его халат остался тёплым одеялом укрывать похмельного Аркашу. Вэл зарылся носом в плюшевую ткань — халат пах так знакомо и хорошо — пах Димкой. Водку Валерка вылил в унитаз. Желание пить, почему-то, исчезло. Осталось только желание любить. С этого утра началась какая-то странная игра между гитаристом и барабанщиком. Валера стал выбираться в подъезд, покурить со Снейком. Когда хлопала входная дверь соседей снизу, Аркаша прислушивался и принюхивался. И если в комнату с площадки начинал проникать сигаретный запах, Вэл натягивал на голый торс футболку и осторожно выползал в подъезд. Со временем, эта игра настолько вошла в привычку у обоих музыкантов, что они стали «заходить» друг за другом, скребясь, еле слышно, в двери. Этот шорох слышали только они… Конечно, можно было позвонить по телефону или постучать громко, убедительно… Но именно острота момента — не прослушать такое тихое «цццрррк» по металлу короткими ногтями — именно это было важнее! Чаще всего, курили молча. Дима сверкал глазами в полумраке подъезда и всё смотрел, смотрел на Валерку… Аркадин иногда перехватывал этот взгляд и тогда они оба, немного смущаясь, улыбались. У них было одно подъездное окно на двоих, за которым сводил с ума, острым весенним запахом, апрель. У них было звёздное небо в этом оконном проёме и Валера часто думал, что глаза у Снейка блестят даже ярче, чем-то, что на небе. А потом был концерт. Тот самый, 17 апреля в ГлавКлабе. Хакимов осторожно поскрёбся утром в Аркашину дверь. Валерка, сонный и лохматый, вылез из квартиры и сладко потянулся, задрав майку и почёсывая живот, а потом закурил. — Ты чего такой? — заметил он лёгкую бледность Снейка. — Сегодня мы в Главе играем, — вздохнул тот. — А что, семнадцатое уже? Охренеть… Ну, удачи вам! Прямой там запустите, что ли. Если спать не буду — посмотрю. — Лер, а ты не хочешь со мной? — Что «с тобой»? — переспросил Вэл, внутренне понимая, что скажет Дима. — Ну, на концерт… Возникла секундная пауза. — Извини, но нет. Я не готов, — вздохнул Валерка. — К тому же, я только пить бросил, а на вашего Лемберга посмотришь и сразу в запой охота! Он хохотнул и затушил бычок в банке, потом поймал на себе пристальный взгляд Снейка: — Что ты так смотришь? Я что-то сказал не так? Ну, блин, да — вы же коллеги! Сорян! Но это чисто моё мнение и я… — Заткнись! — Хакимов быстро прижался и поцеловал Валерку в припухшие ото сна губы, пахнущие «Парламентом». Аркаша оторопел на несколько мгновений, а потом ответил на поцелуй, привлекая Снейка к себе. Когда воздух в лёгких закончился, оба музыканта испытали неловкость от ситуации. — Я всё-равно не поеду на ваш концерт, — усмехнулся Валера. — Ты меня не убедил. — А и не надо, — Хакимов сверкнул глазами. — Лучше жди меня дома. — Я ж состарюсь и умру! У вас там афтепати, вся херня… — Лучшее афтепати у меня будет на твоей хате. — Ладно, щас убедил. Они ещё постояли какое-то время, выкурив по второй сигарете и Дима поехал в клуб. Аркаша вернулся в квартиру и долго не знал, за что ему взяться: принимался за мытьё посуды, но не закончив, схватился за смену постельного белья и стирку грязных вещей, которые давно её требовали, между прочим… В конце-концов, он распахнул окно и и долго вдыхал весенний московский воздух, раздувая ноздри и подставляя лицо ветру. А потом не выдержал и рассмеялся. Это всё было так глупо и так здорово — то, что Валерка ощущал внутри. А до вечера была ещё целая вечность и её нужно было как-то пережить… Снейк отыграл концерт так, как будто вернулся в былые девяностые. Его лихорадило от предвкушения вечера и, казалось, никакие проблемы на площадке не могли испортить настроение барабанщику… Но это только казалось. — Ты что, влюбился? — пошутил Колька. — Ага, — улыбнулся Хакимов. — Поздравляю! Светишься весь! — Серьёзно? Надо было экономить на софитах, — Дима закурил. — Я пропустил что-то? — Илья боком протиснулся между музыкантами. — Кто влюбился? — Димон, — Богданов похлопал Снейка по плечу. — Да? — маленькие глазки гитариста ревностно сверкнули. — И кто она? Снейк словно отрезвел. Илья уколол его взглядом и все бабочки внизу живота, враз, сложили крылья. Очень сильно захотелось прочь отсюда — туда, где ждал его Аркаша. Теперь только Дима понял, почему Вэл не захотел ехать. Илья ждал ответа и в упор смотрел на Хакимова. — Никто, — вяло произнёс тот и пошёл прочь. — Я что-то не так сказал? — Спирин посмотрел на Кольку. Богданов пожал плечами. «Всё не так!» — хотелось крикнуть Диме. — «После твоего прихода всё пошло не так! И сам ты одно сплошное недоразумение! Исчезни! Сгинь! Верните мне Аркадина!» — но промолчал. Группа вышла к фанатам. Сделали много фоток и Хакимов даже улыбался. Расписывался на карточках, билетах. Одна девушка призывно задрала футболку и обнажила грудь. Колян присвистнул, Чача издал звук, больше похожий на кудахтанье, Илья изобразил восторг. А Диме было всё-равно. Он машинально вывел на коже «SNAKE» и дорисовал звезду, чем ввёл наглую фанатку в состояние экстаза. — Я набью здесь татуху из ваших автографов, — пообещала она. Хакимов пожал плечами — дело хозяйское. — Всё нормально? — удивился быстрой смене настроения Колька. — Ты из-за Илюхи что ли? Снейк махнул рукой. На афтепати он не остался, хотя Чача, Богданов и техники уговаривали. Элайджа тёрся в стороне и когда Хакимов, уже в пальто и с сумкой, стоял в дверях, тот вякнул: — Это из-за меня, — и с вызовом приподнял подбородок. — Конечно, — Диме стало смешно. — Поверь в себя, малыш! Лемберг выругался, а директор покинул клуб под недоумённые взгляды коллег. Такси везло его по ночной Москве туда, где накрывшись тёплым халатом, дремал Валера. Дима поскрёбся в дверь привычным «цццрррк» и Аркаша вздрогнул, открыл глаза. Внутри что-то остро защемило. Он вмиг оказался в коридоре, сбросив с себя плюшевую ткань. — Кто? — в голосе игривые нотки. — Я, — Хакимов недоумённо посмотрел на дверь. — Кто «я»? — Аркаша хихикнул и до Снейка дошло. — Маньяк. — А зачем ты пришёл? — Я… хочу изнасиловать тебя, — проурчал гость. Валерка распахнул дверь и буквально втащил барабанщика в квартиру. Они начали раздеваться прямо в коридоре, наступая на одежду, двигаясь в комнату и исступлённо целуя друг-друга… Опыта в отношениях с мужчинами не имел ни тот, ни другой, поэтому экспериментировали на ходу. — Какой же ты вкусный, — шептал Дима, выныривая из-под одеяла и нагло улыбаясь перепачканным ртом. Валерка, только что вибрировавший в сладких судорогах, хищно облизывался и, поцеловав Снейка во влажные губы, занимал его место под одеялом… И вот уже Дима, цепляясь пальцами за край дивана, громко стонал и рвано выдыхал имя любовника. Яна, этажом ниже, закатывала глаза: «господи, опять у соседей сверху блядство началось!» и периодически набирала номер мужа, который был, почему-то, не абонент. Позже, приходя в себя, музыканты ещё какое-то время лежали и обнимались, лаская горячую кожу, и чуть сбиваясь в дыхании, когда грубоватые подушечки пальцев задевали особо чувствительные места. — Ну и что мы теперь будем с тобой делать, — задумчиво поглаживая Димку по пушистым взлохмаченным волосам, поинтересовался Валера, пока они нежились в объятиях друг-друга. — Не знаю. Дальше жить, наверное, — Снейк поудобнее улёгся и скосил на гитариста свои голубые глаза. — Ну ты же, честно, не думаешь, что я разведусь с Янкой и перееду к тебе? — Да нет, конечно, — Аркадин усмехнулся. — Это было бы совсем глупо — считать так. Когда часы показывали половину третьего, Хакимов вздохнул: — Мне пора. Я ещё так поздно с афтепати не возвращался в последнее время. В последний год, — уточнил он, вспомнив их с Валерой алко-вечеринки после концертов. Вэл закрыл за Димой дверь и безжизненно опустился на пол прямо в коридоре. Конечно, он никогда бы не признался Хакимову в том, в чём боялся признаться даже самому себе: если бы Яна внезапно двинула кони, уехала к маме, просто растворилась в пространстве — Валерка стал бы самым счастливым человеком в мире. Лето у музыкантов всегда считалось отпуском, если не брать в рассчёт многочисленные фестивали. — Ты с «Северным Флотом» едешь? — Дима собирал дорожную сумку и раздумывал, какую из двух жилеток ему взять с собой. — Угу, — Аркаша сидел за барной стойкой и ел булку, запивая её кефиром. Яна уехала к родителям в Ялту и в холодильнике Хакимова запас продуктов не отличался разнообразием. — Техником? — уточнил Снейк. — Хуехником, — заржал Вэл. — Естественно! А кем я ещё там могу быть, если состав группы у них уже больше пяти лет не меняется. — Не знаю, — пожал Дима плечами. — Я тебе предлагал поехать от «Наива» в составе группы, но ты отказался. Улыбка моментально исчезла с лица Валеры. Он собрал крошки на столе в одну кучку и аккуратно, мизинцем подогнал их к краю, а потом смахнул в горлышко пустой кефирной бутылки. Хакимов следил за его движениями и чего-то ждал. Он знал, что это пустой разговор, что Аркадин снова скажет «нет», но не мог прекратить ждать. При этом, ожидание его ужасно напрягало. Сколько раз он пытался за эти три месяца вернуть гитариста назад в группу! Даже Чача был почти сломлен — перестал резко реагировать и не исключал возможности вновь начать сотрудничать. А Валерка всё упрямился. — Ты же знаешь, что я тебе отвечу, — вздохнул Аркаша. Дима психанул и бросил в сумку обе жилетки. До Ижевска Хакимов и Аркадин добирались разными самолётами. Ренегат взял билеты, по просьбе Аркадина, на рейс, вылетающий на два часа позже, чтоб меньше контактировать с Димиными одногруппниками. — Ты мазохист, — сокрушался Саша. Валерка послушно кивал. Но на поляне скрыться друг от друга музыкантам не удалось. Шатры «Наива» и «Северного Флота» были расположены слишком близко друг к другу и уже через сорок минут после прибытия последних, стычка Ильи и Валерки случилась. Лемберг не ожидал увидеть Аркадина на площадке. — Ты? — Элайджа подскочил к Вэлу. — Привет, — Аркаша старался сдерживать эмоции. — Какого чёрта? — Могу спросить у тебя тоже самое, но ответ очевиден — по работе. Спирин фыркнул и одарил Валеру презрительным взглядом. — Что? — не выдержал тот. — Ну говори уже, как есть! — Да о чём мне с тобой разговаривать то? — Илья даже приподнял солнцезащитные очки, чтоб Вэл лучше разглядел, насколько тот его презирал. — Ну и отлично, — Аркадин улыбнулся. — Пшёл тогда отсюда. Лемберг плюнул на землю и направился к своему шатру. Навстречу ему попался Снейк. — Что он хотел? — барабанщик был встревожен. — Упрашивал меня, чтоб я ему втащил. — А если серьезно? — Серьёзно! Не, ну не прям так: «Ой, Валер, втащи мне!», но почти… — Ладно, я поговорю с ним, — нахмурился Дима и поправил воротник Валеркиной рубашки. — Да брось ты! Нашёл, из-за чего переживать, — Аркаша махнул рукой и, оглянувшись по сторонам, коснулся губами пальцев Хакимова. Этот жест не укрылся от Лемберга, наблюдавшего за своим директором сквозь щель в пологе шатра и план по устранению Валеры сложился сам собой в Илюшиной голове. В тот же вечер «Наив» на своём выступлении произвёл фурор и гитарист весь сет не отходил от барабанной установки, пытаясь всячески вывести Диму на реакцию. — Вот паршивец, — сокрушался Ренегат за кулисами. — Валер, ты только скажи… — Не надо, — сжимал зубы Аркаша. А в конце, когда группа вышла на общий поклон и обнимала друг-друга, радуясь успешно отыгранному сету, Лемберг повернулся и поцеловал Хакимова в губы. Снейк отпрыгнул мокрой кошкой в сторону, но реакции барабанщика Валера уже не видел — «Флотовцы» выступали следующими и злой, с полными глазами слёз, Аркадин шёл выстраивать аппарат. Музыканты пересеклись только спустя два часа. Дима нашёл Валеру среди коллег и дёрнул за рукав. Реник напрягся, но Валерка подмигнул фронтмену и беззаботно улыбнулся, оборачиваясь: — Ааа, это ты! Вы всё уже? — Кто «мы»? Что «всё»? — Ну пойдём поговорим, — вздохнул Вэл и отдал Яшке банку с энергетиком. — Я смотрел ваше выступление, — начал было Снейк. — Я ваше — ТОЖЕ, — перебил его Аркаша. — Спирин, сука! — Хакимов бессильно сплюнул. — Это всё ничего не значит, Валер! Это же простая додача на зрителя. — И поцелуй? — Валерка вздрогнул, стало как-то мерзко внутри. — Ну да, это же просто игра! Да ты вспомни нас с тобой, — отчаянно пытался сохранить мир Дима. — Мы же так же на сцене себя вели. Так, чтоб девки в первых рядах потели! — Значит, и у нас с тобой тоже всё было игрой? — Вэл прямо взглянул на Диму. — Нет же, но… — Снейк отвёл глаза, не зная, как ещё доказать свою невиновность. — Видимо, заигрались мы с тобой, Абдулыч! — Аркадин устало вздохнул. Не хотелось больше ничего: все краски вечера разом потухли, все голоса и музыка резко стали раздражать. Валерка вернулся в шатёр «Северного флота» и быстро собрал свои вещи. Парней рядом нет — никто не мешал ему погрузиться в переживания и мысли настолько, что Аркаша даже не заметил, как выбрался с площадки фестиваля, как доехал в аэропорт, как вернулся в Москву. Всё происходило, словно в тумане и только обрывки фраз, чьи-то голоса, картинки отдельные — всё это долетало издалека и больно било по мозгам. Игра. Заигрались. Вэл бросил вещи в коридоре, перешагнул через них и пошёл курить на балкон. Не хотелось больше в подъезд. Там некого ждать — никто не придёт всё-равно! Звёзд не было на бледном небе — серый московский рассвет вступал в свои права. Валерка подумал, что, в принципе, если прямо сейчас перелезть через балкон и шагнуть вниз, то можно избавить себя от ненужных мыслей… — Я тебе тут принёс пожрать, — Илья кинул пакет на диван, рядом с Валеркой. — Дима сегодня не смог, меня прислал. Аркадин посмотрел пустым взглядом на пакет, потом на Илью: — Уходи, — прошептал он одними губами. — Прошу тебя, уходи! — Ты не рад мне что ли? — глаза Элайджи издевательски блестнули. — Пошли погуляем по парку. Хочешь? Я свожу тебя подышать воздухом свежим! — Уходи. — Ээй, чувак, да ты не кисни! Всё наладится! Полежишь, полечишься и опять выпустят. — У-хо-ди… — Странный Снейк. Возится с тобой. Беспокоится. А чего с такими возиться? Ты же овощ! Раз — и дело с концом. Любит он тебя. Даже в шизарне — любит, ебанутого, понимаешь? А я ненавижу тебя, слышишь? — в голосе Лемберга слышна была нескрываемая истерика. — Ты мне всю жизнь, как кость поперёк горла, Валера Аркадин! С две тысячи третьего! Валерка косился на истерящего гостя и его мозг, измученный таблетками, задавался вопросом: это кто из них ещё более ебанутый сейчас? — Нахуй я вообще на это писанулся? — Лемберг психанул и брезгливо окинул глазами сначала комнату для посещений, а потом и самого Валерку. — Счастливо оставаться! Он развернулся и резко вышел из помещения, оставив Аркашу одного. Вэл обхватил руками сам себя и принялся раскачиваться из стороны в сторону, а потом зарыдал. Два санитара зашли, подхватили гитариста и увели в палату… Пакет остался лежать чёрным пятном на белой обшивке дивана, словно уродливая клякса. Элайджа вышел с территории больницы, попав в мир обычных людей. На душе было скверно, хотелось в душ — смыть с себя запах шизарни, Валерин взгляд, его шёпот… Аркадина положили на принужительное лечение ещё до того, как Илья пришёл на его место в группу, но Лемберг всё-равно считал себя виноватым в том, что всё так случилось. Возможно, потому, что в самом деле, искренне ненавидил Валерку. P.S. — Глянь, этот, с сорок шестой, опять в окно смотрит. Как вечер, так он в окно. Всё про свой «Наив» говорит. Про звёзды шепчет что-то. А что с ним? Ты читал его историю? — Нервы сдали. Он много лет в группе работал, а потом оттуда ушёл. Ну или его попросили. Там ещё попытки суицида были… Короче, странная история! — А Дима — это кто? Он его одного зовёт всё время, разговаривает с ним. Вон, даже щас. — Может, друг его. Не знаю. Но мужика жалко. Хороший он, не буйный. Другие буйные, а этот нет. Аркаша не слышал разговора за спиной — он видел только звёзды в окне, ощущал запах «Парламента». Подъезд живёт своей жизнью: вот этажом выше первоклассница разучивает гаммы на пианино: трам-пам-пам-трам-пам-пам. Милая маленькая девчушка с огромными бантами. За соседней, с Валеркиной квартирой, дверью, мололая пара делает ремонт. Они возвращаются с работы в семь и Дима с Валерой часто пересекаются с ними в это время на площадке. В прошлый раз, кстати, Аркаше показалось, что у девушки стало видно животик. Повернув голову вбок, гитарист встречается взглядом со Снейком. — Ну привет, — улыбается Дима и тушит свою сигарету в банку из-под персиковых консервов. — Я пришёл. Ты соскучился?