Сумеречные фантазии родом из глубокой ночи

Алек проиграл, а Магнус просто воспользовался своим шансом и сейчас сильно жалеет об этом. Почему не обратил всё в шутку, почему пошёл на поводу у собственной похоти. Упрямство — хорошая черта, но не когда дело касается отношений, не когда дело касается Александра, его Александра, что сейчас стоит, опустив взгляд в пол. — Алек, — шёпот Магнуса еле различим, но не для сумеречного охотника. — Александр, — поправляют его, и все слова застревают в горле, когда огромные ореховые глаза, подведённые золотисто-коричневым карандашом бросают вызов рассеянному свету, но не Магнусу. — Тебе нравится? Магнус слушает голос, различая едва заметные ноты возбуждения, чувствует намёки на флирт в тихом журчании согласных и купается в зарождающейся откровенности долгих гласных. — Александр, — Магнус прокатывает звуки имени по своему языку, стремясь распробовать их вкус. — Ты прекрасен. Шаг назад, чтобы вновь насладится картиной, которую только ему позволено видеть. Взгляд следует за бликами, что танцуют на гладкой коже длинных ног, поднимается к узким бёдрам и останавливается на чёрной атласной ткани, что скрывает чужое возбуждение. Лаконичность во всём: в цвете, в фактуре, в деталях. Магнус знает коварство шелковистой поверхности, может рассказать, каково это, когда возбуждённая плоть встречается со скользящим материалом и оставляет на нём влажную метку. И теперь Александр тоже знает. Светлая кожа, совсем узкая полоска манит своей беззащитностью, взывает к прикосновениям. Дорожка лунного света между двумя ипостасями тьмы. А выше тесный мрак, скрывающий мышцы за тиснённой тканью корсета. Доспех, что помог выиграть не одну войну, победой в которой служили любовь и страсть. Магнус протягивает руку, и острые грани шнуровки раскрывают пальцам свои секреты, завлекают своей отзывчивостью, обещают так много. Но сейчас у него есть всё время этого мира, и Магнус не торопится. Александр едва слышно втягивает воздух, когда сплетённые в узел ленты, отпускают друг друга, покоряясь воле мага с золотыми глазами. Две чёрные змеи схлёстываются в короткой схватке, расходятся и снова возвращаются в круглые норы, чтобы взвиться антрацитовыми хвостами, когда умелые пальцы поддевают замысловатую шнуровку. Казавшаяся комфортной ткань начинает натирать не в меру чувствительные соски, а сам корсет заключает изнывающее от возбуждения тело в плотный кокон неприкосновенности, охраняя незадачливого нефилима, посмевшего сыграть в опасную игру с искушённым любовником. Два чёрных потока устремляются к ногам и прохладными ручейками оплетают ступни, посылая волну дрожи по всему телу. Тихий стон рассказывает Магнусу, как губительны его прикосновения, какие мучительные ласки дарят его пальцы, и как горячее желание туманит сознание. Богато украшенная ткань корсета стягивает широкую грудную клетку, не позволяя сделать по-настоящему глубокий вздох, и оттого яркие губы раскрываются, моля о пощаде. — Пожалуйста, — долетает до ушей на рваном выдохе, и корсет падает к ногам, а натянутое, как тетива, тело признаёт поражение, но Магнус не так прост. Маг опускается на одно колено, невесомо проводя пальцами по рельефному животу, и останавливается у шёлковой границы. Влажный блеск скользкой ткани предлагает попробовать себя на вкус, и тотчас же умелые губы прижимаются к манящей выпуклости. Всхлип. Острые ногти, чей багряный цвет каплями крови видится на чёрной поверхности, оставляют едва заметные следы на светлой коже. Гортанный крик. Крепкие зубы цепляют край ткани, тянут её вниз, задевая возбуждённую плоть, и протяжный стон разносится по комнате. Магнус оставляет своего любовника обнажённым, только тёмные росчерки рун, словно печати Разиэля, метят мраморную безупречность, у ног которой могучий маг согласен провести вечность. — Ты совершенство, Александр.