flashback
Рассвет загорается бело-голубым, снежинки исполняют вечные танцы. На елях крупные слои снега, ноги почти утопают в сугробах. Запах коры смешался с волшебным запахом снега и наступающей зимы. Чонгук кутался в черное пальто, полное белых снежинок. Он вдыхал утреннее дыхание природы, с улыбкой гуляя по чаще. С ветки дерева с криком слетел ворон, напугав его. Он сглотнул, услышав чьи-то шаги на снегу.end of flashback
На пасмурном небе уныло висели облака, в воздухе кружили большие хлопья снега. Тэхён осматривал деревья, на голых ветках которых лежали крупные слои снега, глядел под ноги, вдалеке заметив на белом фоне пятна и что-то черное. Он нахмурился, добегая до этого места и садясь на корточки. Кровь. Пальто Чонгука и кровь. Сзади послышались маты Юнги и крик Чимина при виде этого. Хантер не дышал, дрожащими руками держа пальто и поднимаясь на шатких ногах. — Чонгук! — он рвет глотку, истошно рыча его имя. В груди тяжело и бешено билось сердце, от вопля в небе пронеслись испуганные вороны — вековые вестники горя.flashback
Дикий страх подступил к горлу, Чонгук боялся повернуться. Он продолжил шаги, словно ничего не заметил. Возвращаться назад не вышло бы — за ним шли оттуда, перекрыв дорогу. Он сжал кулаки, царапая пальцы. Сердце драло ребра, доводя его до припадка. Чутье и душа подсказывали, что это не его демон — от чужака веяло опасностью, от которой хотелось биться в конвульсиях. Вдалеке он услышал шум волн и от паники, не размышляя, побежал к мосту. Его роковая ошибка.end of flashback
— Откуда эта кровь? — с ужасом сказал Уён, готовый упасть в обморок, но Вернон поддержал его. На Тэхёна давил каждый шорох и голос, его грудь разрывалась от боли и тревоги. Черти плясали в безумии. Он тяжело сглотнул и проследил, куда ведут капли крови, которые снег еще не скрыл. К мосту. Дорожка к нему была покрыта сугробами с красными пятнышками, лес сгущался: ели облепили окрестность. Он ринулся к нему, молясь, чтобы кровь принадлежала не Чонгуку.flashback
Морской бриз обдал ледяной прохладой, но не угнал липкий страх. Поверхность воды уже покрывалась льдом, остатки били об обрыв. Чонгук слишком поздно понял, что загнал себя в ловушку. На елях лежали комки снега, воздух, как и его тело, замерз от холода и страха. Он протяжно вдохнул океан ужаса, медленно поворачиваясь и вскрикивая от испуга.end of flashback
У подножия моста кровь кончилась, но облегчения это не принесло. Тэхён, затыкая своих спятивших чертей, ступил на мост, внимательно осматривая его перила. Он сел на корточки, разглядывая темные доски и обнаруживая застывшие пятна крови. Головоломка не строилась: следы на снегу были свежие, будто только что пролитые, а здесь со сроком. Он думал о самых зверских исходах, терзая себе душу. Его друзья осматривали округу, он, блуждая в мыслях, не расслышал, как Намджун его звал. — Хантер, посмотри сюда!flashback
— Здравствуй, Чонгук. Внутри дикий ужас, злость и ненависть смешались в единое, истребляя нервные клетки. Чонгук глубоко вдыхал, осматривая сумасшедший вид Хосока: исхудавшее тело, которое тряслось, огромные зрачки и безумные глаза, под которыми темные круги — следствие бессонницы. Он был в черных штанах и серой водолазке. Чонгук боялся представить, какую дозу он вколол в себя, чтобы выглядеть так пугающе и безнадежно. — Ты совсем обезумел, Хосок.. — качал он головой, боясь двинуться с места. Грей не отрывал от него взгляда, подходя ближе. Чонгук отмер и двинулся вдоль моста. — Это сделал со мной ты, Чонгук. — сказал ненормальным тоном он и вдруг закашлял кровью. Чонгук прикрыл рот руками, сдержав вскрик. Желание помочь было заглушено животным страхом. Хосок был не в себе, причем давно, но в душе просыпались сострадание и рвение понять. — Я потерял из-за тебя все, даже себя. — усмехнулся он, сплевывая. Чонгук боялся возразить, иначе у Грея начался бы приступ агрессии, потому он отступал. — Но ты не выбрал меня. Остался с этой тварью, которая тебя ненавидит. — бил словами Хосок, не произнося ни доли правды. В нем говорил безумец. — Я не смогу так, Чонгук. Не отдам тебя кому-то, не позволю достаться другому, не смогу без тебя. — перешел на шепот Хосок, надвигаясь, как неизбежная смерть. В глазах Чонгука отражалась его боль, он чувствовал ее каждой фиброй. — Ты сможешь, Хосок. У тебя есть семья, друзья, которые так сильно переживают за тебя. И я тоже хочу стать твоим другом. Не отрекайся от всего, прошу. — молил Чонгук, пытаясь достучаться до его заглушенного безумием сердца. Хосок слушал, и по щеке его текла слеза. Чонгук ощутил влагу и в своих глазах, разрыв в груди и осознание. Осознание того, что Грей — всего лишь сломанный зависимостью и чувствами, потерянный и никем не понятый, не принятый. Он разбивался тысячи раз, но вместо того, чтобы залечить его раны, они на них кричали. Чонгук позволил слезам течь свободно, а губам говорить правду: — Ты пройдешь хорошее лечение и будешь с нами, но не как раньше, Хосок. Начнется новая, лучшая жизнь. Ты снова обретешь себя и будешь счастливым, потому что заслуживаешь. Все заслуживают второго шанса и счастья. Хосок с горечью усмехнулся, кровь текла из носа, на щеках застыли слезы, а в глазах — руины из боли. — Нельзя собрать заново то, что разбилось, Чонгук. Ты склеишь осколки, но они будут уродливы, и их выкинут. — сказал Хосок, набирая шагу. Чонгук сглотнул и начал отступать. — Ты боишься меня, а они — ненавидят. Они не примут меня, осуждение и страх в сердцах не исчезнут. Поэтому я заберу свое. Слабость в его глазах сменилась на ярость, его облик стал сумасшедшим. Чонгук принял свое поражение и отдался инстинктам, вопящим, чтобы он боялся. Он хотел достичь другого конца моста и убежать. Но не успел сделать шага, как Грей крепко схватил его, не давая двинуться. Чонгук кричал, но грубая ладонь накрыла его рот, взгляд напротив был не человечен. — Будь моим, Чонгук. — как мантру, молитву перед эшафотом повторял Хосок, пресекая его попытки выбраться. Чонгук не сдастся, пока силы не иссякнут. Он вырывался бешено и отчаянно, бил его, куда попадет, в драке не заметив, как с него стащили пальто. Хосок пытался поцеловать его, но встречал удары, добрался до шеи и оставил на ней холодный поцелуй. Чонгуку хотелось блевать ничем. Он закричал и с силой оттолкнулся, зависнув одной частью тела над пропастью. Хосок зарычал зверем и накинулся на него, и Чонгук, собрав волю в последнем ударе, заехал ему другой ногой по груди, но, не удержав равновесия, упал с моста. О чем думает человек перед смертью? Об ошибках, ничтожности, неправильности своей жизни? О людях, семье, любимых? Или в сознании настолько мутно, что мысли пусты? Падение казалось таким легким, словно он мог в любой миг взлететь обратно. Законы гравитации не работают, разум умирает, в сердце бьется только имя демона. Все, о чем он жалеет в своей жизни — не прошептал Хантеру, как сильно любил его, до отречения, беспамятства, вечности. Треск и столкновение. Чонгук ощущает, как голову пронзает острая боль, отключившая сознание.end of flashback
Хантер подбегает к перилам моста, смотря на ледяную поверхность моря, в центре которого трещина, словно кто-то слету упал в прорубь. Голубая вода проглядывает сквозь нее, начиная снова покрываться коркой льда из-за сильного мороза. — Он упал с обрыва. — зарычал Тэхён, всучив пальто Уёну и собираясь за ним, но Намджун остановил. — Здесь есть другой заход. Сиганешь — тебе раскромсает череп. Идите за мной, спустимся. — говорит он всем, ведя их вниз по склону через пещеру, выходящую прямо к берегу моря. Хантер дышит полной грудью, молится небесам успеть. Образ Чонгука, как наваждение, видение перед смертью следует за ним. Уши слышат только его мягкий голос и детский смех, глаза видят ночь и звезды, губы ощущают сладость его губ, сердце чувствует только биение его сердца в крошечной, напуганной груди. Его ангел пал в глубину. Но ничтожный демон нырнет за ним на самое дно. Тэхён уверенно идет по корке льда, не слушая предостережения друзей. — А если его там нет? — окликает Вернон, но получает его уничтожающий взгляд и затыкается. Они стоят на берегу, с неверием и надеждой смотря на лед. — Не снимай одежду. — сказал Джин, подходя к нему. Он беспокойно посмотрел в его глаза, объясняя: — Оставь, иначе обморозишь конечности. Сними только ботинки и ремень. Хантер кивает и бежит по толстому слою льда, переживая, что при столкновении он мог расшибить себе голову. Он достигает места, где осталась трещина, садится на корточки и безжалостно, с дури бьет по льду, игнорируя кровавые костяшки и мерзнущие пальцы. Он делает дыру, в которую должен кинуться, и, как велел Джин, снимает ботинки и ремень, ныряя за своим ангелом. Юнги хмуро наблюдает за ним, не слушая встревоженные разговоры рядом и вдруг метнув взор на обрыв. Тихое «блядь» срывается с его губ, в глазах зажигается ярость. Он опускает взгляд, чтобы не выдать себя и кивает Намджуну. — Там, ебать, Хосок. Я видел его на мосту только что. — шипит Юнги, чтобы остальные не услышали. Шум только спугнет Хосока. Хлопья снега кружатся над ними, трещина, которую сделал Тэхён, снова покрывается льдом. Намджун сжимает челюсть, пристально смотря на друга. — Он его сбросил? Блять. И хотел забрать пальто, как улику, затем в панике бросил его, когда услышал наши шаги. — сам догадывается Намджун, быстро размышляя. — Разделимся и окружим его с двух заходов. Он плохо знает этот лес. — ему больно признавать бывшего друга преступником или сумасшедшим. — Он точно был обдолбан. — рявкнул Юнги. — Хантер убьет его нахуй. — Поэтому мы должны найти его первыми и передать полиции. — сказал беспокойно Намджун, доставая телефон. — Они отправят его в психушку. Если Тэхён доберется до него, мы его не остановим, и он кончит свои дни в тюрьме. Юнги согласился, подозвав Вернона: — Оставайся здесь с ними, нам нужно обыскать лес. Встань на поверхность льда и жди, как только услышишь звук — дроби там, это будет Тэхён. Вернон понятливо кивнул, следя за тем, как они снова скрылись в пещере.™™™
Ледяная вода окутывает тело, тяжелит его, пытается парализовать конечности. Сильное течение бьет в глаза, но Тэхён напора не сбавляет, продолжая погружение до самого дна. Он замерзающими руками совершает широкие гребки, быстро передвигая ногами. Демон судьбе не проиграет. В морской глубине кажется, что жизнь замерла. Руки немеют, дыхание задерживать все труднее. Тэхён осматривается, опускаясь ниже, глубже. Его не пугают ни риски, ни борьба, ни смерть. Он спасает то, что удерживает его на этой грязной земле, то, что зажгло в его душе свет, то, без чего мир станет ничем, а новый день не настанет. Вокруг — аквамариновая вселенная, она поражает ледяным величием, но желания остаться не вызывает. Только грести сильнее и забрать любимое, только снова вдохнуть запах суши. На самой низине, на желтых песках, заросших водорослями и кораллами, видно розовое пятно. Чем ближе он подплывает, тем отчетливее видит его фигуру. В груди черти трубят с надеждой. Хантер напрягает зрение, быстро ныряя ко дну, на котором, скрутившись, лежал Чонгук. Его тело затеряно в зарослях, глаза и губы закрыты. Как ангел, изгнанный с небес за любовь к демону. Тэхён подплывает к нему сзади и подхватывает за спину. Он впервые рад легкости его тела, безжизненно повисшего на нем. Чонгук не цепляется за него, и ему не так трудно грести обратно. Течения бессердечны, хлещут со всех сторон. Море не хочет отпускать их, сговорившись со смертью. Хантер сражает их своей волей, силой, чувствами. Он не отступится от Чонгука даже под дулом пистолета, полезет за ним в пекло и на дно еще и еще раз. Потеряв его, понял, насколько он проник в душу, бьется в сердце. И если Чонгука вырвут из него — он умрет от потери пульса. От утраты смысла, слез, крови, чувств, питающих его существо, заставляющих его дышать. Тэхён с трудом достигает поверхности, придерживая его, смотрит на замерзнувшую гладь. Он вкладывает силы в кулак и пробивает лед. На шум прибегает Вернон и проламывает лед, помогая вытащить Чонгука, а затем и его. Тэхён отбивается от помощи и нависает над Чонгуком, тяжело дыша. Чимин приседает рядом, осматривая синие губы и бледное лицо. — Переверни его и уложи на свое бедро, быстро. — велит он. Тэхён осторожно уложил грудь Чонгука на свое бедро, открывая ему рот, чтобы выпустить из него воду. — Есть салфетки или платок? — спросил Чимин, беря протянутый платок Джина и наматывая его на палец. — Держи его рот открытым. Хантер тяжело, беспокойно смотрит на бессознательного Чонгука, на то, как Чимин вынимает из его рта грязь и тину, что мешает дышать. В небе пролетают вороны, тучи сгущаются, снег снова начинает падать крупными хлопьями. — Искусственное дыхание, сделай ему искусственное дыхание! Тэхён в вакууме слышит голоса Джина и Чимина, глядит на лицо Чонгука, не подающее признаков жизни. Он массирует ему грудь, зажав нос и передавая воздух через губы — снова и снова. Но тихо, спокойно, безответно. Тэхён нащупывает сонную артерию, но пульса не слышит. — Нет, — качает Тэхён головой, как безумный, прижимая к себе его ледяное тело. — Нет, — громче повторяет он, его эмоции прорываются, как и вопль чертей: — Чонгук, нет! Чимин падает на колени и плачет, боясь дотронуться. Уён не верит, но слезы катятся сами, обжигая щеки. Хантер покрывает матом судьбу, сердце не унимается, разрываясь от кровотечения. Волосы Чонгука прилипли ко лбу, кожа холоднее и бледнее мрамора, губы посинели, ресницы не дрожат. Тэхён качает головой, давя на его грудь, делая массаж. — Чонгук! — рычит он, обнимая, роняет голову на его сердце. — Ты не оставишь меня. Чонгук, открой глаза! — он переходит на раненный рык, скулы жжет слеза. Черти проиграли, покинули его душу, оставив ее крошиться от утраты. Тэхён не верит слезам и крикам вокруг, он отбрасывает от себя их руки, беря лицо Чонгука в свои ладони и делая ему искусственное дыхание. Он гладит его ребра, с болью выдыхая в холодные губы: — Я люблю тебя. Черти замолкли, приняв самое искреннее, святое покаяние. Истина обрела отражение в этих словах. Потеряв, он осознал, как глубоко погряз в нем, как свет ослепил демона, как ранил его в заветное, пробудив душу к любви. Падшей, отважной, вечной. Он верит, что Чонгук ощущает его кожей, кровью. Тэхён не позволит этим губам замолчать, глазам не мерцать, а сердцу — не чувствовать. Он слаб без него, болен, в конце — мертв. — Бейся, — как в бешенстве рычит Хантер, ударяя по его груди. — Бейся, — безумно повторяет он, бьет еще. — Бейся! — истошно кричит он, ударяя последний раз. Чонгук открывает рот и валится на бок, кашляя водой и громко вдыхая. Хантер возводит благодарный взгляд к небесам, прижимая его к себе. По холодным щекам бегут слезы, Чонгук их не держит, как может сильно обнимая своего демона. Демона, вновь вырвавшего его из лап смерти, демона, ставшего его спасителем, хранителем, пристанищем. Он молился, выжил ради этих секунд, чтобы сказать главное, рвущее сердце: — Я люблю тебя, Тэхён. Любил всегда. — плачет Чонгук, борясь с наступающим обмороком, преданными глазами смотрит на него, разбитого и воскрешенного. — Люблю. — повторяет он, его губы касаются уголка губ демона. Чонгук прикрывает глаза и теряет сознание. Хантер привлек его к своей груди, будто в этот миг его снова отберут. Он не дает никому коснуться его, кутая во все вещи и поднимая на руки. Он твердо шагает по льду, не отрываясь, смотрит на замерзшее лицо, по-прежнему невинное и любимое. Тихое, слабое дыхание Чонгука — предел и желание, единственная мечта демона. Он любит его до разрыва аорты и истощения, до иссушения океанов и исчезновения пустынь. За него сражаться и умирать тысячи раз готов, ужас переживет снова, ринется на дно и обратно, только если в конце пыток его обнимут нежные руки, только если губы поцелуют снова, и страх тернистых мгновений забудется навек. Он — кара его и воздаяние, вечная баллада и дальняя обитель.™™™
В комнате с темными шторами не пробиться дневному свету, в камине разжигают огонь. Тепло и суматоха смешались, врачи суетятся над Чонгуком, лежащим на кровати. Тэхён перенес его в свою спальню, стоя рядом и тревожно глядя на него. Эдвард положил руку ему на плечо, но он не замечал, погруженный мыслями в ангела. На стульях сидели их беспокойные друзья, Трис был в коляске, держа Мэя за руку. Тэхён коротко глянул на них и подошел к Вернону, выйдя с ним. — Где Джун и Юнги, черт подери? — процедил он. — Они собирались обыскать лес, но машин их уже нет. — сказал Вернон. Тэхён играет желваками и бьет кулаком в стену, дико смотря на него: — Я был прав: все это устроил тот еблан. Вернон поджал губы, хлопая его по плечу: — Даже если он — точно был не в себе. — Его давно пора привести в себя. — тон Хантера предвещал смерть. Тэхён зашел обратно, заметив, как врачи переговаривались с отцом. Рядом с Чонгуком сидел Мэй, шепча что-то свое. Он присел рядом, наблюдая за его спокойным лицом, погруженным в сон. — Теперь выйдите все и дайте ему отдохнуть. — заголосил врач. Хантер остался после всех, осторожно беря его руку в свою, поочередно целуя бледные пальцы. Взгляд его, терпкий и верный, скользил по всему Чонгуку. Смотрит глубоко в душу и понимает, что без — нельзя. Гибель друг без друга предначертана им небесами.™™™
У ворот затормозили две машины; Тэхён вышел на их сигналы. Он спускался по ступеням, словно готовый к прыжку хищник. Юнги хлопнул дверцей и ждал его, обопрясь на капот. — Тэхён, подожди. За ним шли отец и Вернон, но он не внимал. Взгляд налился темнотой, желанием убивать. Хантер схватил Юнги за воротник куртки, шипя в лицо: — Где этот подонок? Намджун разнял их и остановил Тэхёна за грудки. — Мы поймали его и отвезли к отцу в участок. — ответил Юнги, плюя ему под ноги: злость охватила и его. — Какого хрена? — выдал Хантер, отшвыривая руки Эдварда и нервно закуривая. Снег на елях почти растаял, но метель обещала вернуться к вечеру. Воздух был сухой и холодный, изо рта исходил сигаретный дым, успокаивающий чертей. — У нас нет доказательств, что он украл Чонгука или сбросил с моста. Вряд ли он смог бы пробраться в поместье, скорее всего, Хосок выследил его в лесу. — объяснял Намджун, подойдя к Хантеру. Тот слушал, но ярость его не отступала. Юнги достал свою пачку сигарет, затянувшись, произнося: — Его родаки приехали сразу же, как мы его доставили. Они бы ни за что не позволили упечь его в решетку, да он еще и несовершеннолетний. Мой отец сказал им, что Хосок давно стоит на учете и намекнул, что им лучше свалить. — Юнги выдохнул дым, пристально смотря на Тэхёна. — Предки его были того же мнения. Они увезут его во Флориду, там он будет лечиться в психушке. Хантер усмехнулся, выдавая едкое: — Слишком мягко для такого уебка. Эдвард молча глядел на своего сына, сложив руки на груди. Намджун поджал губы, проницательно смотря в его глаза: — Пойми, брат, лучше не поднимать шума из ничего. Нам же достанется по первое число: никто из нас не чист. Тэхён понимал, что он чертовски прав. Он кивнул и затушил сигарету. — Попадись он мне первым, я бы убил его. Голос демона не заставляет сомневаться — слова жестоки, но правдивы. — Он был нашим другом, отдай ему должное. — сказал Юнги, двинувшись со всеми в поместье. Тэхён обернулся с ухмылкой: — Он перестал быть нам другом, когда подставил перед копами с наркотой. — говорит он, и Юнги признает поражение. Намджун немо смотрит на них. — Я бы смог как-то простить это, выкарабкались. Но за покушение на Чонгука я бы его растерзал. Ядовитый тон проникает в сознание каждому. Тэхён вдыхает ледяной воздух, прикрыв глаза: он видит темноту, чувствует холод и пустоту — все, что будет без Чонгука, бремя, что обрушится на рубцы, мир, что захочется покинуть. Его ангел — притяжение, древний миф и дразнящий мираж.™™™
Вечер наступил слишком рано, на небе — тысячи звезд и луна, хлопья снега кружатся над землей. Лес снова покрылся белоснежным ковром, но море оттаяло. В камине пылает огонь, языки пламени играют на лице. Хантер согнул ногу в колене и сидит на полу, охраняя сон своего ангела. Чонгук не просыпается уже несколько часов, хоть для его согревания врачи сделали все возможное. Тэхён терпеливо ждет, откинув голову на кровать и буравя взглядом тлеющие дрова в камине. Как кадры старой фотопленки проносятся в голове моменты с ним, эхом льется его детский смех, фантомом ощущаются касания, взгляды, шепот и обещания. Никогда. «...только ночь способна целиком погрузить нас в воспоминания», — вертится на репите фраза Кафки. Тэхён ее проигрывает в мыслях, где свободу обрел невинный и чистый образ. Если глаза его больше не утешение для демона, если руки его больше не будут трогать черствую кожу — он выбирает скитание и голод. Но не душевные муки и терзания, не эпоху без своего ангела. Бессмертие живет в размышлениях. Хантер погружается в них, как в глубину, словно во сне чувствуя прохладные пальцы, коснувшиеся его лица. Он повернул голову, ведясь на нежность, тянулся к ней. — Тэхён. — растягивая, прошептал на ухо Чонгук, гладя его скулы, волосы, шею. Тэхён повернулся к нему, застыв на мягкой улыбке, растрепанных после сна волосах, глазах, звезды в которых ярче, чем на небе. Чонгук свесил ноги с кровати, его белая футболка была ему велика, падая с плеча. Хантер прошелся пальцами по его острым коленям, по еще холодной коже, покрывшейся мурашками от горячего касания. Он легкими поцелуями покрывал бедра, метку, уронив голову на его колени и выдыхая: — Чонгук. Слезы шли по своей воле, руки сами приглаживали волосы демона, голос затих. Чонгук слушал его дыхание, чувствовал каждой клеткой его воскрешающие касания. Тэхён поднял на него поломанный взгляд, оглаживая бока, взял его заплаканное лицо в свои руки, затяжно целуя в лоб. Чонгук накрыл его ладони своими, щекой льнул к теплу. Он кусал губы, вбирая в себя хрупкую откровенность и больное осознание конца мукам. Когда изгнанник возвращается на родину, он не верит своему счастью, не верит воздуху, хранящему память о нем. Они похожи на скитальцев, потерявших в пустыне друг друга и караваны, висевших на самом краю пропасти, уцелевших после апокалипсиса. Спасение в душе демона, пристань в сердце ангела. Чонгук льет слезы, кусая губы, чтобы не заплакать громко, горестно, пугая стаи пролетающих на небе птиц. Они поняли бы его страдания, прошлое, вняли бы мольбе и унесли печали с собой далеко. Но птицы слишком высоко, а Чонгук с небес изгнан. Падший, слабый, уцелевший от рока судьбы ангел. Демон принял его в свои объятия — светлую гавань и мирную постель. Чонгук теряется в них, сжимается клубком, дыша тихо в чужую грудь. Он пальцами сжимает кофту Тэхёна, увлажняя ее, выливая пережитое. Его ледяные касания о распаленную кожу демона — дикий контраст, взрыв галактик. Тэхён прикрыл глаза, вдыхая запах моря с его волос, щекочущих ему скулы. Он поглаживает его по спине, служит ему успокоением, лекарством, колыбелью. Буквы растворяются в чувствах, фразы глушатся пульсом сердец. Чонгук ощущает боль от каждого их биения в унисон, боль от страхов прошлого, боль от мыслей больше никогда не увидеть своего демона, не тронуть, не улыбнуться, не вдохнуть, не обнять. Тени ужаса вьются паутиной в голове, осознание, что мог лишиться самого дорогого, любимого — лезвием вдоль вен. Они немо, на восприятии, через кожу говорят друг с другом. Душа, сердце, мысли и тела едины. Там, где свободу обрел голос любви, слова теряют смысл. На теле Хантера слезы Чонгука выжигаются ноющим клеймом, он стирает их, как самый терпеливый мастер ваяет свою скульптуру, исправляя, залечивая. Чонгук топит прошлое в поцелуе с демоном, в губах его находит свое исцеление, воздаяние и перерождение. Тэхён становится хранителем его покоя и сна, не отпуская, согревает теплом своего тела. Раскаленные угли в камине играют на его лице, огонь горит ярко, пляшет на золе. Снег завладел ночью, бьет о стекла окон, кружится над блеклым городом. Дверь в спальню приоткрывается, и Мэй осторожно заглядывает внутрь. Улыбка цветет на лице, глаза сверкают: Чонгук мирно спит в объятиях Хантера, укрытый двумя толстыми одеялами. Тэхён задремал вместе с ним, и на шум не отреагировал. Мэй кусает губу и тихо закрывает за собой дверь, проходя в большой зал, где на бархатных диванах за черным столом расположились все. — Спят? — спросил Эдвард, держа в руке ладонь Триса. Мэй кивнул, сев рядом с ними. — Какое счастье, что мы избежали этой потери. — голос Триса звучал надтреснуто. Эдвард поджал губы, но затем улыбнулся. Он поднялся, привлекая всеобщее внимание. — Я хотел бы устроить бал в честь Чонгука, в честь нашей семьи, в которую входят все люди в этой комнате. — он гордо осмотрел всех: друзей его сына и Чонгука. Мэй и Трис согласно кивнули, подростки с восторгом улыбнулись. В зале появился Тэхён, держа под руку сонного Чонгука, одетого в его растянутый черный свитер и старые брюки Триса. Мэй подорвался с места, как и Чимин с Уёном, обнимая его по очереди и шепча, как сильно боялись за него. — Спасибо, — голос Чонгука ломался, в глазах застыли слезы. — Пап, — прошептал он, уткнувшись носом в плечо Мэя. Вновь слезы счастья, благодарности и покоя. Джин встал перед ним и крепко прижал к себе, улыбнувшись, когда его обняли в ответ. Чонгук вздохнул и утонул в объятиях Эдварда, по-отцовски таких забыто-ласковых. Он присел рядом с Трисом и взял его за руку, не сдерживая слез, когда он нежно привлек его к себе. Тэхён сидел на диване напротив, молча, но со странным умиротворением в груди смотря на Чонгука, скрытого в общих объятиях. Эдвард с поднятой головой глядел на них, затем на своего сына и его друзей. Юнги театрально стер слезу, печально говоря: — Давайте мы тоже обнимемся. — он раскрыл руки, которые Тэхён со смехом откинул, но затем сжал его в братских объятиях. Намджун и Вернон прыснули с них, но присоединились так же, как и Эдвард. В конце каждого черного тоннеля находится свет, в каждой темной душе может родиться солнце, стоит только зажечь его, стоит только помочь ему засиять. Чонгук принял это правило, применил его на душе Хантера. Он верил в него до дна, умирал от боли и крови, но возрождался ради него. Он стал его спасением, гаванью, излечением. Чонгук подарил ему свет, любовь, силу. Чонгук создал для него семью. Демон нарек его своим ангелом. Эдвард долго смотрит на Чонгука, затем говорит: — Расскажи нам о том, что случилось. Тэхён от подступающей злости сжал подлокотник кресла, в упор смотря на Чонгука. Чонгук ощущал давление со всех сторон, но рука папы, ласково гладившая его ладонь, успокоила. — Я хотел прогуляться по лесу, но вскоре почувствовал, что кто-то идет за мной. Я столкнулся с Хосоком на мосту, и нет, нет, он не похищал меня. — он с мольбой смотрел на Хантера, будто пытался переубедить. На каменном лице демона было одно — гнев. — Я уверял его, что мы поможем ему, что все станет хорошо, но он не верил мне.. Мы начали драться и, не удержав равновесия на перилах, я упал. — рассказал Чонгук, с надеждой оглядывая всех. Каждый рад за его спасение, но все до одного обвиняют Хосока. Все, кроме него. Так было с начала миров — жертву жалеют, преступника ненавидят. Но Чонгук никогда не сможет назвать его преступником, никогда не сможет желать ему смерти, потому что понимает, как зависимость — внешняя и душевная, убивает изнутри. Чонгук хотел помочь, но Хосок нуждался не в его помощи, а в нем самом — то, чего он никогда не сможет ему дать. — Что с ним будет? — тихо произнес Чонгук, царапая свои пальцы. Хантер сжал челюсть и резко встал. — Ты еще спрашиваешь? — рявкнул он. Трис хмуро глянул на сына, упрекнув: — Тэхён! — Этот парень точно ангел. — ухмыльнулся Юнги, кивнув на Чонгука. — Сядь, Тэхён. — повелел Эдвард. Хантер поиграл желваками, но не послушался. — Хосока увезут его родители и отправят на лечение. — объяснил он Чонгуку, который улыбнулся. Он был рад, что Грея не обвинят ни в чем: он сам себя наказывает. — Ну, хватит об этом. — всплеснул руками Трис и обратился к мужу: — Эдвард, скажи ему. Эдвард глянул на Чонгука и с улыбкой подозвал его к себе. — Мы хотим организовать бал для тебя, для всех нас. — говорит он, оставляя Чонгука без слов, но с бездонными глазами, влажными и благодарными. Эдвард показывает всем на огромный дубовый шкаф у стены и открывает его: внутри черные средневековые костюмы с карнавальными масками на одной стороне, на другой — алые костюмы с красными масками. От восхищения каждый забывает, что говорить. — Все поколения в нашем роду давали пышные балы, и эти костюмы — главный атрибут. Каждый найдет тот, что пойдет именно ему. — объясняет Эдвард, довольный общим восторгом. — Для приготовления зала я позову помощников, а вас всех жду завтра вечером. Чонгук отмер только когда руки Тэхёна обняли со спины. Он льнет к его груди и мягко улыбается через плечо: — Если это сон, то я никогда не хочу просыпаться. Хантер усмехается, наблюдая за переполохом: Мэй и Трис уже вызывают в поместье визажистов, Джин приглашает их в салон красоты. Намджун и Юнги шутят про седые парики и лосины. Эдвард понимающе переглядывается с ним, и Тэхён разворачивает Чонгука к себе. — Сказки бывают и в обычной жизни. — произнес он, накрутив на палец его локон. Чонгук смущенно отводит взгляд, обнимая его за плечи. — Нужно только поверить в них. — Моя жизнь перестала быть обычной в ту секунду, когда я увидел тебя. — признался Чонгук, вставая на цыпочки и шепча ему на ухо: — С тобой я обрел веру в невозможное. Тэхён целует его в макушку, внутри трепещут черти. Рядом кавалеры приглашают своих спутников на бал, их звонкие голоса, смех — надежда на светлое завтра. Глаза Хантера цвета зеленой исповеди, Чонгук в нее проникает глубоко так, что обратно не хочет. Тэхён взгляда с него не сводит, когда ревностно, но осторожно привлекает к себе, когда подносит его ладонь к своим губам, горячо выдыхая: — Я приглашаю Вас на бал.™™™
Ночь окрашена всеми оттенками черного, на небе тучи скрывают звезды, остатки снега сугробами лежат на темной земле. У ворот поместья уже нет машин, свет в окнах погашен. Трис не отпустил Мэя, прося остаться и на эту ночь. Эдвард был с мужем, разослав родственникам приглашения и организовав завтрашний бал. Тэхён закрыл за собой ворота, светя фонариком и крепко сжимая руку Чонгука в своей. Лес пугающе красив, захвачен чернью сверху, снизу — белым полотном. Он проходит по изученным тропам к маленькой хижине недалеко от поместья. Она сделана из прочного дерева, сверху крыша завалена сеном, на котором застрял снег. В маленьких окнах отражается яркий свет от камина. Чонгук заходит в крошечную, но теплую и уютную комнатку: у угла на мягком сене расстелен плед, на нем — постель, на низком дубовом столике — бутылка вина и два бокала с кистями винограда. Он прикусывает губу и падает на мягкие одеяла, наблюдая за тем, как Тэхён разжигает камин сильнее. — Если ты не послушаешься, мы уйдем отсюда. — предупредил Тэхён. Чонгук закутался в плед, как он велел перед выходом: легкая прохлада еще не вытравлена из кожи, ледяные волны ощущаются в венах. — Похоже на побег. — улыбнулся он, когда демон сел рядом. Хантер усмехнулся, разливая красное вино. Он вспоминает понимающую ухмылку отца, когда он сказал, что они собираются переночевать здесь. — Побег от твоих моральных принципов. — говорит Тэхён, протягивая ему бокал. Он замечает неуверенность в глазах и жесте Чонгука. — Оно сладкое. — подбодрил он. Чонгук взглянул на него, смотрящего неотрывно, глубоко. Он не мог не доверять, не отдаваться, не слушаться: голос демона парализовал, давил на волю. — Я никогда раньше не пил алкоголь. — признался Чонгук, делая глоток. Вино сначала показалось горьким, но затем сладко полилось по горлу, оставив на языке приятное послевкусие. — Ещё один первый раз, — заметил Хантер, пригубив из своего бокала. Чонгук улыбнулся и потянулся за виноградом. Деревянные стены, жаркое пламя внутри и снаружи, близость демона, его лесной, терпкий запах — коктейль бурных эмоций, возбуждающий, будоражащий тело. Взгляд Тэхёна полон чертей, вгоняющих его в краску. Чонгуку физически невыносимо глядеть ему в глаза: на дне их — бездна и желание. Он смущает ими, его аура обретает не по годам мужественные нотки. Чонгук чувствует, как струйка виноградного сока бежит вниз по подбородку. Хантер следит за ней голодно, как вампир за кровью своей бледной жертвы. Он наклонился и, сжав его талию, слизал сладкую каплю языком. Чонгук хотел вдохнуть, как жгучие губы затянули в долгий, мокрый поцелуй. Хантер облизнулся и с ухмылкой оперся на локти, позволив ему сесть на свои колени. Чонгук горел от стыда, но целовал кожу на его шее, спускаясь пальцами по рельефному торсу к краю кофты. Тэхён помог стянуть ее и обхватил за талию. Чонгук тепло и сбито дышал ему в грудь, целуя контуры дракона, ведя губами горячую дорожку к прессу. В паху демона тянет, ноет, он больно сжимает ягодицы Чонгука и валит его на одеяла. Чонгук глубоко вдыхал между обжигающими поцелуями, хныча, когда Хантер вцепился губами в шею и ключицы. Он поднимает руки, чтобы с него стянули свитер, и ощущает соприкосновение горящих от безумия тел. Тело Тэхёна жарче лавы, клеймит кожу Чонгука. Он бросает на пол их снятые брюки и, успокаивающе целуя в губы, пристраивается сзади. Чонгук сжал простыни и уткнулся лицом в подушки, когда в узкое нутро проник Хантер, растягивая и раскрывая для себя. Чонгук душил вскрики в ткани, поджимая пальцы ног, чувствуя тяжелое дыхание демона на затылке. Он доводил до потери сознания, повернув его голову к себе и вгрызаясь в губы, протяжно и глубоко. Чонгук отвлекся и простонал в поцелуй от первых толчков, затем срывал связки сладкими стонами из-за быстрого темпа и долбления по простате. Тэхён издевался: двигался медленно, потом бешено, заставляя его кричать от удовольствия. Кожа к коже, переплетенные пальцы и хмельные поцелуи, разгоряченные тела, на которых играли языки пламени. Чонгук кончил в эйфории, снова принимая в себя ненасытного демона, но уже лежа под ним и сжимая ногами его торс. После второго захода Тэхён изливается и падает рядом, переводя дыхание. Чонгук смущенно улыбнулся и спрятал голову на его вздымающейся груди. Хантер оттянул его волосы: пахло его терпким парфюмом, морем и сексом. Он усмехнулся: необычное сочетание. Чонгук щекотал его грудь, очерчивая пальцами контуры тату. В объятиях демона хочется остаться навечно: в них он под эгидой. — На рассвете огонь потухнет, нам нужно будет вернуться в спальню. — сказал Тэхён, перебирая его пряди. Чонгук поднял голову, глядя своими умоляющими глазами. Демон против них безоружен. — Я отнесу тебя. — ухмыльнулся он на его счастливую улыбку. — Хитрый кролик. Чонгук по-детски рассмеялся, ударив его кулачком. — Кто из нас больше фанатеет по сказкам? — он дрогнул, когда Тэхён схватил его за бока и начал щекотать. Чонгук громко смеялся и просил перестать, пиная его куда попадет. Хантер вдруг остановился и завис, проникновенно глядя в его глаза. Чонгук затаил дыхание, оглаживая его скулы. — Я больше не смогу без этого смеха. — пробасил он, оттянув пальцем его нижнюю губу и чувственно целуя, передавая горечь и сладость. Чонгук взглянул на него, обнаженного душой и телом. — Раньше мог, потому что не знал. Не знал, каково это: трогать твою кожу, слышать твой голос, смотреть в твои глаза и тонуть — я не знал, каково это — быть с тобой. Тэхён поджал губы: мужчина боится откровения и собственного сердца — они для него — слабость и немного глупость. Но Чонгук давно разрушил его принципы, правила и табу. Чонгук слушал так внимательно исповедь своего демона, положив ладони на его грудь. Хантер облизнул губы и застыл на искрах камина, затем на его глазах — отражение вселенной. — Я не хотел знать этого, Чонгук. Потому что понимал: «После этого я больше никогда не смогу быть один». — Тэхён усмехнулся, уловил улыбку на его лице. — Мои черти сражались до последнего, но твой свет погубил их. Я бежал от него так долго, как мог, но с каждой милей тянуло обратно. — он провел пальцем по его мягкой щеке. — Я хотел тебя до боли, и не мог простить этого ни тебе, ни мне. Я знал, что эти чувства убьют нас рано или поздно, я не мог позволить себе влюбиться в тебя. Но чертовски попал. Чонгук прикусил губу, на ресницах заблестела слеза. — Когда ты спас меня, ты сказал, что.. — он не решается договорить, разбито смотря на Тэхёна. — Что я люблю тебя. — закончил Хантер, улыбнувшись на его глаза цвета счастья. Ради этого стоит умирать сотни раз. — Я не врал и никогда не буду. Только не тебе. — выдохнул он, поцеловав его в лоб. — Но я боялся этой любви. Чонгук растерянно смотрит на него, но пытается понять. Хантер сейчас разобран на части, и внутри его черти плачут. Исповедь демона довела их до слез. — За любовь всегда приходится расплачиваться, Чонгук. — произнес Тэхён, переплетя их пальцы. — Иногда двойной ценой. Мы можем умереть в один день от одной болезни или пули — наше счастье. Но как вылечить раны, оставленные чувствами? Каково это — потерять того, кого любишь и остаться на земле одному с этой чертовой любовью? Как нести ее бремя, как жить после утраты смысла, самого дорогого? Чонгук сглотнул и сжал его руку в своей, поняв горькие рыдания его чертей. — Никак. — говорит правду Чонгук. — Никак, потому что жизнь — это и есть он. Мы обрекли себя на борьбу, мы существуем только внутри этих чувств. — «... моя любовь к тебе больше меня самого, и скорее я живу в ней, чем она во мне»? — рассмеялся Хантер, и на лице Чонгука расцвела улыбка. — Признаваться в любви цитатами Кафки — очень оригинально. — пробурчал Чонгук и улегся на его груди. Улыбка не спадала, но в животе трепетали бабочки из-за очищенной души демона. Он услышал его признание, откровение, он почувствовал его любовь и сердце, он обрел себя в нем. Чонгук пойдет ради него по краю тысячи раз, утонет и спасется, только бы слушать его низкий голос, шепчущий «люблю».™™™
Дыхание утра заносится в комнату через длинные окна, оставляя свежие, холодные нотки в воздухе. На белых смятых простынях — тепло, в объятиях — защита. По коже проходят мурашки, от них Чонгук разлепляет глаза и сонно трет их. Внизу раздается грохот, бег и смешанные голоса. Мимо их комнаты проносится топот ног, из кухни доносится вкусный запах жареного. В животе урчит, Чонгук кусает губу и смотрит на лежащего рядом Тэхёна. Он спит с оголенным торсом, его волосы спутаны, грудь мерно вздымается. Чонгук глупо улыбается, целуя его в скулу и поднимаясь. На тумбе стоит серебряный поднос с великолепным завтраком, в шкафу висит атласный халат с перьями. Он надевает его, выглядывает за дверь и чуть не сбивает с ног пробегающего человека с вазой цветов. — Доброе утро, мсье. — бросает он через спину. — Доброе. — ответил Чонгук, но его уже не слышали. По коридору неслись люди в средневековых нарядах слуг, каждый занимаясь своим делом. Чонгук улыбнулся, почувствовав себя принцем в настоящем замке из сказки. Он прошел в комнату Триса и постучал, прежде чем зайти. Мэй и он сидели в креслах перед зеркалом, а над их лицами и волосами орудовали визажисты. — Ты только встал? А этот хулиган и не думает просыпаться, точно. — цокал Трис, пока ему напудривали щеки. — Все так похоже на сказку. — завороженно сказал Чонгук. Мэй улыбнулся ему. — Эдвард почувствовал себя королем и раздает приказы внизу. — говорит Трис. — И мы можем сегодня почувствовать себя королевскими особами. Чонгук хохотнул и, пожелав им удачи, вернулся обратно. Тэхён перевернулся на живот и крепко спал, подложив руки под подушку. Чонгук снял халат, оставшись в белой футболке демона, и забрался под одеяло. Он выпил стакан воды и попробовал клубнику. Она была размороженная, и полнота вкуса не ощущалась. Чонгук прильнул к его спине и начал водить пальцами по лопаткам, спине с редкими тату. Тэхён не реагировал. Чонгук встал на кровати и начал прыгать, заодно пританцовывая и кусая клубнику. Ему никогда раньше не было так весело, что хотелось разнести все от энергии внутри. — Танцуешь, ангел? Чонгук застыл от хриплого после сна голоса Хантера, слегка смутился, но продолжил плавные движения руками, вертя тазом. Тэхён сидел у спинки кровати, темным, оценивающим взглядом скользя по его телу. — Я хотел тебя разбудить. — улыбнулся Чонгук, во всю издеваясь над матрасом и демоном. — У тебя получилось не только это. — смеется Хантер и в рывок подминает его под себя. Чонгук, как зверек в ловушке, смотрит на его приближающееся лицо и выставляет перед его губами клубнику. Хантер усмехается и съедает ее за раз, затем впивается в губы горячим поцелуем, долго и лениво сминая его вкусные губы. Чонгук пригладил его волосы и оторвался, любовно глядя в глаза. — Подожди. — сказал Тэхён и поднялся. Его спальные шорты свисали с таза. Чонгук с закушенной губой осматривал его смуглую кожу и мускулы. Он подошел к шкафу и достал с полки бархатную синюю коробку. Чонгук заинтересованно поднялся, глядя в его блестящие от предвкушения глаза. Хантер вручил ее ему, неотрывно наблюдая за тем, как загораются его глаза, как губы цветут в неверящей улыбке. Чонгук видел свое отражение в кроваво-красном рубине, обрамленном серебром. Тэхён притянул его к себе за талию и поцеловал в макушку. — Это колье — своего рода фамильная драгоценность. Оно передается из поколения в поколение — мужчины отдают его тем, с кем хотят провести всю жизнь. Мой отец отдал его Трису в день их свадьбы. Трис вчера решил, что настало время ему найти следующего обладателя. — объяснил Тэхён, проникновенно глядя на Чонгука. Чонгук позабыл слова, в груди задыхалось сердце. Он не мог посмотреть на своего демона, вновь и вновь влюбляющим его в себя. — Это похоже на предложение. — Тэхён усмехнулся и поднял его голову за подбородок. — Я не принуждаю тебя ни к чему, Чонгук. Надев колье на бал, ты свяжешь себя со мной на эту вечность. Но если откажешься — мои чувства к тебе не иссякнут. Чонгук прикрыл глаза, по щеке покатилась слеза. Он улыбался, из души рвалось смелое и преданное: «Я согласен сейчас». Выбор был сделан давно, в тот миг, когда он впервые спас его. — Подумай. — шепнул Тэхён ему на ушко и собирался поцеловать, как двери смачно распахнулись. Джин в сером пальто, одетый, как на фотосессию, смерил их убивающим взглядом. — Тебя где носит, бля? — не под стать себе ругается Джин, недовольно подходя к ним. Чонгук виновато улыбнулся. — Твои друзья такие хорошие, что стесняются заходить сюда. Хантер раздраженно закатил глаза: — Выйди. — Заткнись, милый. — стервозно улыбнулся Джин, тыкнув в его грудь пальцем. Чонгук проглотил смутную ревность и пообещал, что скоро выйдет. — Шевелись, детка, у нас много дел. Вечером заедете за нами. — кинул он напоследок и вышел. — Как Намджун его выносит. — ухмыльнулся Хантер и прижал Чонгука к себе. — Он очень хороший. — сказал Чонгук, обнимая его за плечи. — Твоя вера в людей делает их лучше, ангел. — Тэхён приблизился к его губам, проведя по ним пальцем. — Мой ангел. — выдохнул он в томный поцелуй. Чонгук притянул его к себе за затылок и укусил за губу, когда воздух стал кончаться. — Мне пора идти. — шепнул он и, чмокнув его, быстро переоделся в свою высушенную одежду и побежал вниз. Первый этаж неузнаваем: на кухне готовят множество блюд, холл украшают декоративными цветами в мраморных вазах, стелют ковры и зажигают свечи. Во дворе расставляют арку для гостей и дорожку. Эдвард стоит среди рабочих, раздавая им указания. Он замечает спускающегося Чонгука и сына, желает им доброго утра и возвращается к делу. Небо бездонное и пасмурное, снег вальсирует хлопьями. Чонгук кутается в пальто, сжимая руку Тэхёна и подбегая к воротам. Джин нервно сигналит в своем лексусе, подгоняя его. Чонгук обнимает демона у ворот, выдохнув в изгиб его плеча: — До встречи. Хантер коротко целует его и отпускает, смотря на то, как он садится на заднее, и машина с ревом уносится. Чонгук обнимает Уёна, сидящего сзади, затем тянется к Чимину спереди. Джин на весь салон врубает новый трек, обещая им, что этот день они запомнят надолго. Чонгук верит в сказки: его собственная начинается сейчас.™™™
В бледном куполе небес проскальзывает молния, озаряя на миг ночной город. Чикаго зажжен сотнями огней, на голых деревьях блестят гирлянды, ставятся елки, работают катки. Снег крупными хлопьями ложится на крыши, сугробы устлали землю. Дворники расчищают землю, дети лепят снеговиков и играют в снежки, влюбленные парочки прогуливаются по паркам. Зимнее волшебство близко. На одной из центральных улиц, полной бутиков и салонов с неоновыми вывесками, за прозрачными стеклами происходит магия. Джин сам колдует над видом своих друзей, подбирая тени, пудру, укладывая им волосы. Из колонок льется спокойная мелодия, в воздухе витает запах духов и блеска для волос. Чонгук сидит в кожаном розовом кресле с бокалом шампанского, насильно всученного Джином, чтобы знал, как держаться на балу. Уён читал им правила поведения на вечере, они учились красивому реверансу и шагам в вальсе, ходили по салону с книгами на головах, чтобы держать осанку ровно. Каждый раз, когда падали книги, они звонко смеялись и начинали заново. В такие моменты глаза Чонгука загорались, ожидание сказки захлестывало, сердце роптало от счастья. В его жизни черная полоса переливалась градиентом, и теперь она стала режуще-белого оттенка. Чонгук улыбается собственным мыслям и присаживается в кресло перед зеркалом, закрывая глаза. В руке он сжимал бархатную коробочку, рубин жег его кожу своим цветом и любовью столетий, помещенной в него. Отказаться от демона его не заставит даже смерть. Его тело, его разум и душа могут существовать только с ним, обвеянные его чувствами, как цепи судьбы.™™™
Город окутала тьма, рассеянная яркими звездами и полным диском луны. Уличные музыканты исполняли ноктюрны, в переулках, в домах — огоньки блестели в каждом уголке. В особняке Кавана у ворот стояли тонированные машины, на втором этаже горел свет, шторы отодвинуты. Красная маска скрыла пол лица, придала ему таинственное очарование. Чимин смотрел на себя в зеркало: его костюм, как у Джина, был бархатным, темно-алым, под цвет перчаткам. Пиджак доходил до середины бедра, стоячий воротник расшит драгоценными камнями. Костюм Уёна сшит из плотной красной ткани, пиджак длинный, до колен, сзади закрепляется ремешком с серебристым камнем, под ним жакет и шелковая алая рубашка. На руках кожаные перчатки, на лице — маска, как у всех. — Они приехали. — сообщает Джин, выглянув в окно. — Последний штрих. — улыбнулся он и прыснул на них разные, сладкие духи. На улице повеяло слабым ветром, смешавшим воздух запахом их парфюма. У ворот стояли три кареты: белые, разрисованные золотистыми узорами, с откидным верхом и бордовыми бархатными сидениями. Черных, как смоль, лошадей, держал в узде кучер в маскарадном прикиде. Рядом, в черных костюмах с белыми рубашками, в жакетах, ботинках и черных перчатках с масками стояли их кавалеры. — Ахрене-, — Джин запнулся, ведь в эту ночь они должны вести себя по-королевски. — Поразительное зрелище, судари. — воскликнул он, подавая свою руку для поцелуя галантно поклонившемуся Намджуну. Юнги скривился, куря трубку и пораженно глядя на Чимина. — Вы похожи на оборванца в королевском наряде. — усмехнулся Чимин: пирсинг, тату и дым не рисовались с образом принца. Юнги ухмыльнулся, выдохнув дым ему в губы: — В истории не без промахов. Зовите меня темный лорд. Чимин прикрыл свою улыбку платком и подал ему руку, когда он пригласил в карету. — Вижу, Вы вошли в роль. — заметил Уён, сквозь чернь маски разглядывая горящие глаза Вернона, который приобнял его за талию. Хантер с ухмылкой наблюдал за ними, раскуривая свою трубку. Черти внутри рвали и метали: Чонгука не было. — Где Чонгук? — обратился он к нежащимся с Намджуном Джину. Джин придирчиво осмотрел его стоячий воротник черного полупальто, белую рубашку с бокке, жакет и брюки с ботинками. — Он изволит приехать позже. Попросил нас ехать без него. — пафосно ответил Джин. Тэхён хмыкнул, не понимая, что за мысли у ангела. — Вот кто вжился в роль. — заржал Юнги, хлопнув друга по плечу. — Оставь ему одну карету. Встретишь сам сразу же, как приедет. Хантер выдохнул едкий дым и кивнул, садясь со всеми в карету. Он оглянулся на особняк. Они все удалялись, за окошком с темными занавесками мелькали улицы города, прохожие провожали кареты удивленными взглядами. — Завтра в выпуске «Chicago's news» будет репортаж о обдолбанных косплеерах. — насмехался Намджун, вальяжно сидя напротив Тэхёна. Джин ударил его по лицу веером, гордо отвернув голову: — Вы отвратительны, сэр. Намджун измученно рыкнул. Хантер только усмехнулся. Демон разрывался в мыслях о Чонгуке, считая секунды до встречи. — Сказки, блять, реальны. — сказал он самому себе с иронией, но получил возмущенный «ох» Джина и веером по рукам. В карете послышался мстительный смех Намджуна и низкий — Тэхёна.™™™
Краски ночи сгущаются, отголоски музыки в лесу эхом доносятся до города. Стук колес и копыт не заглушают биение собственного сердца, руки дрожат от нервозности и нетерпения. Чонгук искусал губы, стерев помаду, переплетая трясущиеся пальцы. Он потратил на подготовку больше часов, чем все остальные, решив задержаться, пока не будет готов всецело. А сердце в груди билось пойманной птицей, молящей отпустить к любимому. На глаза навертывалась влага из-за мыслей об отце, который был бы так горд и польщен присоединиться к веселью. Он посылает ему молчаливые приветствия, стирая одинокую слезу шелковым платком. Когда предвкушение и истерия смешиваются, они грозят ему потерей контроля. Карета заехала в лес, освещенный фонарными столбиками вдоль изъезженной тропы. Чонгук выглянул в окно и глубоко вдохнул, увидев яркие огни поместья. Он приказывал себе успокоиться, но душа роптала и кричала о помощи. — Мы на месте, мсье. — кучер открывает ему дверцу, помогая выйти из кареты. Свет от зажженных декоративных деревьев и цветов отражается в глазах Чонгука, когда он завороженно переступает ворота, идет по ковровой дорожке, усыпанной лепестками и дождиками от салютов. Он чувствует себя принцем, опоздавшим на бал и бегущим к своему королю, надеясь успеть до полуночи. Чонгук выпрямляет спину, поднимаясь по ступеням и на крыльце замечая своего демона. Демона, прекраснее, чем в его мечтах, опаснее, чем в его мыслях. Хантер задержал дыхание и не моргал, смотря в глаза ночи бездонной, скрытые алой маской. Под длинным пиджаком Чонгука — красное кружево, сквозь которое проглядывает бледная кожа. Он протягивает ангелу свою руку и целует его ладонь в красных кружевных перчатках. Черти поражены искусством небесного создания. — Прекрасен, мой ангел. Тэхён опускает взгляд и, сгорая в облаве своих чувств, целует его кровавые губы. Колье на шее ангела — исполненное желание, обретенный оазис и законченная поэма. Он под руку ведет Чонгука в зал, освещенный длинными свечами и золотой люстрой. Светлые диваны стояли вдоль стен, официанты разносили подносы с игристым шампанским, у буфета стояли несколько человек в костюмах, оживленно разговаривая. В конце зала на высоких креслах сидел Трис, не в коляске, над ним стояли гости и любящий муж. Чонгук крепче сжал руку Тэхёна и держал голову прямо, подходя к ним. На балу было недопустимо начать разговор с присутствующими, не поприветствовав сначала хозяев. Эдвард с улыбкой обернулся к ним и, увидев Чонгука, поцеловал ему руку. Чонгук поздоровался с Трисом, недолго побеседовав с ним. Мэй подошел следом, обменявшись объятиями с сыном. На диванах сидели Джин и Уён, рядом с ними — Намджун. Родители каждого были приглашены, потому они вели себя грациозно и сдержанно. — Наконец, — незаметно закатил глаза Джин, когда Хантер и Чонгук подошли к ним. Чонгук поприветствовал Намджуна и принял бокал шампанского от демона, садясь на диван. Он осмотрел огромный зал, полный веселых гостей в масках. Музыканты играли тихую мелодию, несколько кругов танца уже было дано. — А где Чимин? — спросил Чонгук и смутился, пересекнувшись с темным взглядом демона. Хантер похож на древнего вампира в обличии человека, зеленый океан выжигает внутренности, его терпкий запах — единственное, что ощущается в воздухе. — Юнги знакомит его со своими родителями. — Уён кивнул на буфет, где Чимин беседовал с одной парой. Чонгук искренне улыбнулся за его счастье. В компании велись непринужденные разговоры, пока первые нотки вальса не сотрясли зал.Pierre AdenotBrian Keane — Dark waltz history
Кавалеры приглашали своих спутников, и по паркету закружились, как в карусели, пары. Хантер наклонился к Чонгуку, забывшему, как дышать. Губы демона щекотали мочку уха, басовитый голос сотрясал нутро: — Вы подарите мне этот танец? Чонгук вложил свою руку в его, на шатких ногах проходя в круг. Он совершил реверанс и встал справа от Тэхёна, с придыханием глядя на то, как он обходит его, глаза в глаза — душа в дрожь. Чонгук кладет ладонь на его грудь, и ведет его в несколько шагов. Хантер привлек его к себе за талию, на его плечо опустилась рука, в ладони — ладонь Чонгука. Они шлейфом струятся по паркету с позолоченными узорами и дикой розой в центре, танцующие расходятся, с замиранием смотря на них. Чонгук не замечает опустевшего пола, видит только глаза своего демона, любовь и исцеление в них. Тэхён ведет его по второму кругу, наклоняясь ближе, чтобы его было слышно: — Вы полюбите меня? Чонгук опустил голову, спрятав улыбку: его слова, как печальная просьба чудовища. Он чувствует чужое сердце и рокот чертей, жаждущих ответа. Он сжал его руку и взметнул на него нежный взор, выдыхая: — Я уже полюбил Вас. На губах демона — легкая ухмылка. Их чувства кружатся подобно им самим в этом вальсе, глаза немо шепчутся, мерцают блеском от свечей. Чонгук опускает голову на его груди, забывая о гостях и вселенной, уходя в вечность с ним. Он отрывается только когда аккорды затихают, а на фоне слышатся аплодисменты. Хантер пальцами в перчатках огладил его подбородок и поцеловал в губы, страстно и тягуче. Колени прогнулись, и Чонгук схватился за его плечи, робко целуя в ответ. Овации стали громче, воздух гуще, желание сильнее. Вечер тянется сладко и долго, мелодия льется волнами, шампанское все игривее. Хантер общается с гостями, далекими родственниками, с каждым опустошая бокал, но хмели не чувствуя. Черти лишь раззодорены, требуют продолжения бала и ангела в объятиях. Тэхён осматривает зал в поисках Чонгука, но не находит его. Тревога заполняет естество, воспоминания прошлых дней затуманивают разум. Он спрашивает у всех друзей, не видели ли они его, но каждый мотает головой. — Блядь, — тихо ругается он и смотрит на выход, где мелькает красное полотно — пиджак Чонгука, который скрывается за дверями. Тэхён хмурится и выходит следом — Чонгук застывает у крыльца, провокационно взглянув из-за плеча. Демон тянется к нему, влекомый, как на зов серены, отравленный, как безвольный скиталец. Он идет за ним чернью на огонь, входит в зимний, загадочный лес, обложенный белоснежным снегом, словно карой за ошибки прошедших лет. Ели коротко склонили ветви, сугробы пыльцой спадают с них. Вдали слышится плач волн о жестокие валуны, прибои об обрыв. Хантер сжимает кулаки, давясь, когда Чонгук скидывает свой пиджак. Алая ткань окрашивает белизну земли. На гибкой спине ангела отражается лунный свет, бледность сменяя небесным оттенком. Тэхён поднимает его за ним, усмехаясь под нос, когда Чонгук снимает и маску. Он встает на мосту, слушая плач моря и чувствуя дыхание демона затылком. Тэхён накидывает на его плечи пиджак и разворачивает к себе, глядя в бездонные глаза. Веки его блестели из-за мерцающей красной пыли от маски. Он прильнул к демону, сдался, как в плен, в его объятия. — Ангелы не летают, — Хантер проводит пальцем по его мягкой щеке, не сводя взгляда с его припухлых губ. Чонгук прикусил их, цепляя резинку его маски. — Им отрывают крылья и изгоняют с небес за любовь к демонам. — шептал Чонгук слишком близко к нему. — Но я согласен вечность жить с рубцами ради моего демона. Чонгук срывает с него маску, Тэхён вжимает его в себя и пьяняще целует. Ребра резко пронзает боль, видение мрачнеет, черти задыхаются. Чонгук оглаживает его скулы, краснея от взгляда, выворачивающего душу. — Будешь ли ты так краснеть через десятки лет, будешь ли отводить взгляд каждый раз, когда я смотрю на тебя? — голос демона бархатный, проникает внутрь и убивает. Чонгук задерживает дыхание, покрываясь мурашками. Тэхён наклоняется к его лицу: — Будешь ли ты дрожать всем телом каждый раз, когда я трогаю тебя? Будешь ли ты моим через десятки лет? Будешь ли ты моим, все тем же Чонгуком, плачущим из-за романов и грустных фильмов, цитирующим мне Кафку, читающим «Маленького принца»? Будешь ли ты моим, все тем же Чонгуком, принявшим мои шрамы и разделившим мою боль, поверившим в мою душу, когда от нее отказался даже я? Будешь ли ты моим, все тем же Чонгуком, встречающим со мной рассветы на мостах Чикаго, гуляющим по лесу, слушающим звуки прибоев? Будешь ли ты моим, все тем же Чонгуком, в старости сидящим со мной на качелях на берегу моря, когда рядом бегают наши счастливые внуки? Будешь ли ты моим через десятки лет? Будешь ли ты моим, моим Чонгуком? Чонгук не ведет счета слезам после каждого его слова, сердце разрывается от боли и крика. Он чувствует, как губы трясутся, предвещая истерику. Нервы оголены в этот вечер, душат его слезами. Он закрывает глаза и не видит завтра без своего демона, не представляет чужих рук, губ, глаз и запаха — они отравят его бездушием. «Да сгорит моя кожа дотла, если не тронут ее больше твои ладони, да иссохнут мои слезы, если они пустятся не по тебе, да ослепнут мои глаза, если будут видеть не тебя, да разорвется мое сердце от боли биения не ради тебя». Воды горько рыдают, бьют о валуны, шум их проникает в нутро. Лунный свет ложится на их лица, забирая печали. Бальная музыка стихает, и он слышит только биение своего сердца. Чонгук оглаживает пальцем его скулу, преданно и побито смотря в глаза. В глотке ком встает, а голос затихает: — Я не могу знать, настанет ли завтра, не могу знать, где мы окажемся через годы. Но я знаю одно: в любом месте этого мира, в любом обличии и бездушии, я буду любить тебя. — Чонгук мутно видит его из-за слез, но ощущает его каждой своей клеткой. — Так же сильно сжимать твою руку, дрожать перед тобой, как в первый раз. Когда волосы тронет седина, а кожа увянет, я все еще буду рядом, на берегу, и сердце мое будет биться так же быстро. Когда мы будем сидеть на качелях, а рядом бегать наши радостные внуки, я все еще буду рядом. Они услышат историю нашей любви и, глядя на наши переплетенные пальцы, скажут, как вечность не отняла нас друг у друга, как не погасила чувства. В тот день, когда смерть придет забрать нас, я буду все так же сжимать твою руку и гордо смотреть ей в глаза. На небесах и под холодной землей, я все еще буду твоим. Как вчера, как сейчас, спустя десятки лет и после смерти, я все еще буду твоим. Твоим Чонгуком.Тени не гасят солнце
f o r e v e r