Французский гамбит

- Только никому не слова, – просительно сказал Тарьей, – хотя о чём это я, ты же умничка, ты не выдашь. Тириль кивнула, показала жестом, что будет держать рот на замке, хихикнула и тут же упорхнула на стадион. Тарьей улыбнулся. По его подсчётам известие, о котором он просил молчать, разнесётся по норвежской сборной в течение ближайшего часа. А к вечеру так или иначе узнают все. Они с братом сломали обе головы, пытаясь починить свою «машину смерти», которая начала буксовать, едва заведясь. От идеи подраконить Эмильена якобы неуставными отношениями Мартена и Йоханнеса пришлось отказаться. Жаклен ни в какую не драконился, только улыбался, а СМИ тему подхватывать не захотели. Возможно, виной тому была отмена пресс-конференций после стартов, где можно было бы «нечаянно» проговориться, а может быть, никто просто не поверил. Раз-два выложили мур-мурные фоточки, собрали тонну восхищённых сердечек от поклонниц – и всё. Все поумилялись – и дальше дело не пошло. - Да потому что изначально идея ни о чём была, – говорил Йоханнес. – Мы с Мартеном не ассоциируемся друг с другом, не складываемся вместе. - Ну а кто складывается? - Да куча ребят же есть, попугаев-неразлучников. Тот же Фуркад и … кто там… Шипулин! Или Жаклен, почему нет. Или ты с Эмилем. - А ты с кем? - Тиннес Бё должен ассоциироваться только с Большим глобусом! – самодовольно заявил Йоханнес и засмеялся. – Ну и с тобой ещё. - Короче, мы хотели веселуху, а получили очередную тоску, как Йоханнес никому не отдаст свой глобус, – фыркнул Тарьей. - Тарь, ты солнце! – вдруг сказал Йоханнес, глядя в стену номера, мимо брата. – Ты же просто гений! - Ты, кажется, бредишь, но мне нравится, продолжай! Рыжий перевёл взгляд на своего визави, глаза его загорелись шкодливым огнём, и он тут же, не переводя дыхания, выложил идею, ту самую, шикарную, одну на миллион, которая посетила его не далее, как секунду назад. - Мы пустим слух, что я готов отказаться от глобуса в пользу Фуркада. Конечно, лажа, но попробуем. Только не просто так по доброте душевной – а если Мартен в этом сезоне завершит карьеру. Типа, если он готов уйти после этого сезона – то я готов подарить ему этот Большой хрусталь. Этапы в Холменколлене уже отменены, у нас остались только гонки в Контиолахти – что там, спринт, пасьют и эстафеты. Значит, всё решается прямо сейчас. Но это, конечно, не официальная заява, а на уровне слухов. Надо Тириль шепнуть, у неё не задержится. А дальше смотрим, как Мартен отреагирует. Ставлю на то, что поведётся. Он жадный. Ему и семи этих глобусов мало будет, восьмой подавай. Тем более, что сейчас он – второй лидер тотала. И, разумеется, если уходить – то с очередным глобусом в руках, красиво, эффектно, все дела. Что думаешь? - Думаю, что твоя рыжая башка придумала очередную ересь, – сказал Тарьей так ласково, как только смог. – Я Фуркада знаю лет сто, его такими обещаниями не купишь, только выбесится и ещё нам с тобой задницы надерёт. Попробуй заикнись про своё одолжение – и он на дыбы встанет, начнёт орать про честные соревнования, про победу сильнейшего и что ему не нужны твои подачки, за кого ты его вообще принимаешь! И даже если не начнёт – что ему мешает просто так тебя разорвать? В тотале между вами считанные очки, каждая личная гонка сейчас решает по максимуму. Ты силён и можешь победить, но и он силён точно так же – и может забрать БХГ и без твоего разрешения. А потом и ещё на один сезон остаться. Скажешь, нет? - Ну вообще-то да, – Йоханнес призадумался. – И чё тогда делать? - Не, если ты всё ещё хочешь покошмарить Эмильена, то уход Фуркада будет самое то. Страшнее этого даже я для него ничего не придумаю. Другое дело, что мы же самому Фуркаду не объясним, что блефовали, лишь бы только Жаклена развинтить, если дело реально дойдёт до делёжки. Ты-то сам готов ему хрусталь отдать? - Нет. - Вот и я о чём. - Я, короче, попробую, а там посмотрим, что будет. – Ханнес тряхнул рыжей головой. Ему не хотелось отказываться от удачной, как казалось, идеи. А перспективы неприятных разговоров с Мартеном он не боялся. Как и предполагал Тарьей, ровно через час после разговора с Тириль начались первые ласточки. Сначала позвонил Зигфрид и вежливым матом поинтересовался, какого хрена Йоханнес так милосердно раздаёт не завоёванный ещё хрусталь. Младший Бё сделал честные глаза, хоть тренер и не мог его видеть, и ответил, что это была шутка, что Тириль всё не так поняла и что вообще разговор шёл не о Большом хрустале, а о малом, спринтерском. Убедив старшего тренера в том, что он белый и пушистый, но нечаянно оклеветанный, он сразу же выложил другу и сокоманднику Ветле Кристиансену совсем другую информацию. Да, согласен отдать Большой глобус, да, если Мартен в свою очередь согласится уйти из биатлона, да, ибо бесит уже: и сам вернулся в свои кондиции, и всю команду Франции за собой вытащил. Так что нехай забирает свой БХГ и отчаливает подальше. А у него, у Йоханнеса, ещё много сезонов впереди и ровно столько же возможностей снова быть лучшим из лучших. Ветле пожал плечами, назвал друга придурком, но отговаривать не стал. - Надо бы и Фуркада в известность поставить, кстати говоря, – сказал Тарьей, поняв, что общественность уже заволновалась. Йоханнес потянулся к телефону, нашёл номера французского конкурента – но нажать на вызов не успел. В дверь постучали, потом отворили, и французский лидер сам явился на пороге. - Рассказывай, – кивнул он Йоханнесу, не тратя время на приветствия. – И быстро. У тебя три минуты. - А потом? - Потом сюда явится Джеки и устроит нам мини-апокалипсис. - Кто явится? - Эмильен. В ситуациях, когда требовалась смекалка, рыжий норвежец соображал на диво хорошо. Мартен ещё договорить не успел, а Йоханнес уже уяснил, что, во-первых, француз ни в коем случае не должен сейчас узнать о том, что все глобусные разговоры – это блеф против Эмильена, и во-вторых, что все муси-пуси последних дней – это тоже не от чистого сердца, а такой же блеф по тому же адресу. Но ярость французского лидера от брошенной ему подачки показалась менее опасной, чем если бы он узнал об интригах против своего воспитанника. Закрепив это в голове и за пару секунд мысленно обозрев все события последней пары этапов, он открыл рот и радостно выдал: - Я готов отдать тебе Большой хрусталь, если ты уйдёшь из биатлона после этого сезона. - Чёй-то? - Ты очень крутой спортсмен, лучший из всех, мне не жаль… - Стоп, – перебил Фуркад, – я это слышал тысячу раз. Давай опустим сахарное предисловие и сразу к делу. Зачем тебе это нужно? Мини-Бё растерялся. Взглянул на брата в поисках поддержки, но Тарьей только плечами пожал. Тогда Йоханнес сделал второй заход: - Ты мне надоел, – он постарался придать своему голосу нотку сердитости, – в прошлом сезоне я надеялся, что ты уже всё. А ты вернулся. Я должен быть лучшим, а ты мне мешаешь. - Уже больше похоже на правду, – кивнул француз, – но всё равно не верю. Особенно в контексте с твоим поведением последнее время. Такое мог сказать кто угодно из второго-третьего десятка тотала, но не ты. Так в чём дело? - Можно? – раздался голос от двери. Пришедший говорил по-английски, но все трое находившихся в комнате мгновенно разобрали французский акцент. - Может, я, конечно, чего и не понял, – зло начал Эмильен, обращаясь к Йоханнесу, – но тебе не кажется, что унижать своими подачками ты мог бы кого угодно другого, но не Мартена? - Тихо-тихо, – примирительно сказал Фуркад, на всякий случай останавливая напарника. Не хватало ещё, чтоб они тут сцепились. - Да я же хотел, как лучше, – развёл руками рыжий норвежец. - Как лучше для кого? Для тебя? Два сильных француза тебе уже не по плечу, одного убрать решил – типа подавись своим глобусом и проваливай? - Чёрт меня дери! – вдруг расхохотался Мартен. Все с удивлением глянули на него. – Дошло! Джеки, утихни, ты не прав. - В смысле? - Просто поверь мне на слово и успокойся. Ханнес не хотел никого убирать. По крайней мере, не меня. Так ведь? – Фуркад глянул на Йоханнеса, получил в ответ озорной взгляд и снова засмеялся. Он мысленно отдал должное фантазии норвежцев, разгадав их замысел – а теперь пора было открывать и свои козыри. То, о чём он думал весь последний сезон и к чему морально готовился много месяцев, не знал ещё никто. *** Спринт в Контиолахти, первая гонка последнего этапа этого сезона, закончился очень ожидаемо. Все основные фавориты отстрелялись по нулям и приехали на подиум ровно в том порядке, какой соответствовал их силам на текущий момент: Йоханнес забрал золото, Мартен серебро, а Эмильен стал третьим. - Когда ты понял, что это лажа? – спросил норвежец, улучив момент между гонкой и награждением. - Примерно в тот же день, когда ты мне изъяснялся на французском, какой я великий чемпион, – улыбнулся Фуркад. – И ладно бы один раз. Но дальше-то что началось – звонки, букеты, совместные тренировки. Обхаживал меня, как принцессу. А я никак допереть не мог, зачем тебе это. - А что, я не мог это делать от чистого сердца? – засмеялся Йоханнес. - Ты? От чистого сердца? Ты, рыжая норвежская задница, которая третий год ноет про свой глобус, достал всех до ушей, даже Тарьку. И тут вдруг резко такими светлыми чувствами ко мне воспылал, аж страшно. Даже БХГ подарить решил. Да я бы ещё поверил, если бы ты этот глобус брату слить решил. Но мне – ни в жизнь, ни за какие круассаны. Даже если я не то что из биатлона уйду, а вообще из Европы исчезну. - Дурацкая идея была, да. - И не говори. Это тебе сейчас весело, а я Эмильена два часа утихомирить не мог. Врал в три короба, что ты просто шутил, что ты рыжий дурак, боишься меня и всё такое. Кое-как успокоил. - Не сдал хоть меня? - Если бы сдал, ты бы сейчас лежал с переломанной ногой. И хорошо, если только одной. Оставь его в покое, он не виноват, что вы с братом на чемпионате стреляли, как два косоглазых чучела. - Ок, забыли. Кстати, в одном он всё-таки был прав – мне в следующем сезоне нафиг не нужны два сильных француза, так что придётся придумать что-то ещё, как вас побеждать. – Йоханнес снова засмеялся, дружески ткнул Фуркада в бок и отошёл. Нервы развинчивались с каждой минутой всё быстрее, даже собственная бронза уже не радовала. Сезон неотвратимо заканчивался. Этап в норвежском Холменколлене отменён, эстафеты в Контиолахти отменены. Только что прошёл спринт – и осталась одна-единственная гонка, гонка преследования, и она уже завтра. А положение в тотале таково, что у Мартена только один шанс забрать Большой хрустальный глобус – если он завтра приедет первым, а Йоханнес провалится до пятого места. Не выполнится одно любое из этих условий – и глобус уйдёт в Норвегию. А Ханнес в этом сезоне ни разу не проваливался. Зато Фуркад в этом плане очень нестабилен – с одинаковой вероятностью может и золото привезти, и в десятку не попасть. И Эмильен переживал. Так переживал, что места себе найти не мог. Взбешённый предложением норвежца подарить БХГ французскому лидеру в обмен на завершение карьеры, он всё-таки понимал, что это был бы более реальный шанс для Мартена, чем честная гонка. Его собственное большое самопожертвование ни к чему не привело, только нервы измотало. Мартен общался с Йоханнесом, изредка они вместе катали, проводили вдвоём какое-то время за пределами стадионов – но принципиально ничего не менялось, и идея, как обыграть норвежца в борьбе за главный трофей сезона, не находилась. А он сам, закусывая губы, терпеливо пережидал эти их совместные покатушки и другие занятия, мучаясь от чувства брошенности и ненужности. Гром грянул вечером 13 марта, накануне пасьюта. Молча, не сказав никому ни слова, Фуркад опубликовал в инстаграме пост – самого себя на фоне олимпийских колец со скромной надписью: «Время прощаться». Биатлонная семья всколыхнулась, ребята заволновались, начали писать, звонить, оставлять недоумённые и опечаленные комментарии. Ссылки на пост тут же поползли по французским и мировым СМИ. Зигфрид Мазе лично допросил Йоханнеса – но увидев его перепуганные глаза, поверил, что на этот раз младший Бё тут ни при чём. Инстаграм французского лидера раскалялся от комментариев, но Фуркаду было не до того. Сейчас бы объяснить Эмильену, что вообще происходит и почему оно так. - Он всё-таки купил тебя этим глобусом? - Нет. Это моё решение, Йоханнес точно так же ничего не знал, как и все. - Почему ты это делаешь? - Потому что пришло время. Когда-то оно должно было прийти. - Почему именно сейчас? Я только-только начал привозить медали… - Ты молодец, Джеки. Огромный молодец, я горжусь тобой и всегда буду гордиться, – Мартен обнял воспитанника одной рукой за плечи и поерошил ему волосы. – Ты уже сейчас гораздо сильнее, чем думаешь, и в следующем сезоне сможешь бороться с норвежцами даже за большой хрусталь. Именно сейчас я за тебя спокоен. - Да не нужен мне этот хрусталь. Я хотел его для тебя. В комнату заглядывали тренеры, ребята из команды, приятели из других сборных, всем не терпелось разузнать из первых уст подробности. Но увидев Жаклена, пасмурнее грозовой тучи, и утешающего его Фуркада, все молча разворачивались и выходили. Огорошенные новостью, все они, даже самые близкие друзья, понимали, что Эмильену сейчас тяжелее всех, и Мартен должен быть рядом с ним. А Фуркад говорил. Говорил о том, что плевать он хотел на этот Большой глобус, у него таких семь штук одинаковых – и пусть Ханнес хоть насмерть убегается, ему столько не заработать. И что прошлый, провальный, сезон здорово переориентировал его, поменял ценности. Важнее всего стали не собственные успехи, а команда. Он бесконечно рад и горд успехам молодого Фабьена Клода, который уже начал привозить личные медали. Он с удовольствием наблюдает за прогрессом Кентена, который, если немного соберётся, тоже сможет бороться за главный глобус. И, конечно же, его основная радость и гордость – золотая чемпионская медаль Эмильена в пасьюте, а сразу после неё – победная эстафета, которую Франция ждала почти 20 лет. - Мне больше ничего не нужно, – ласково объяснял Фуркад. – Я получил много больше того, что хотел. И я ухожу, оставляя сильную команду. А важнее всего то, что я увидел твой триумф, твою победную гонку на чемпионате мира. Это лучший подарок, который ты мог бы мне сделать. Жаклен сидел, закрыв лицо руками, и молчал. Пол под ним качался и пылал, а по потолку катался гром, эхом отзываясь в сердце. *** - Он там жив хотя бы? – спросил Кентен, когда Фуркад вышел в коридор. - Жив. Успокоится сейчас, и всё нормально будет. - Мы читали твой инстаграм. 100500 комментариев, все что-то пишут, расстраиваются, желают доброго пути, благодарят – и только Эмильен просто молча оставил один рыдающий смайлик и всё. - Отстаньте от него. Идите спать вообще, завтра гонка, сезон ещё не кончен. Как будто кто-то сейчас мог уснуть. Новость переходила из комнаты в комнату, бурлила, обрастала подробностями, все выкладывали в свои инстаграмы посты прощания с Мартеном и делали ставки, а не сольёт ли завтра Йоханнес свой глобус уже по-настоящему. Ну, в честь ухода своего лучшего соперника – красивый жест, честь и совесть и всё такое. Кое-кто вспомнил, что первая победа Фуркада состоялась ровно 10 лет назад, день в день, 14 марта 2010 года и – надо же, какое совпадение – именно на этом стадионе в Контиолахти и именно в этой же дисциплине. И всё это было очень похоже на то, что звёзды хотят завтрашней победы Мартена. А вот провалится ли Йоханнес достаточно для того, чтобы потерять БХГ, никто не взялся бы предугадывать. Брательники Бё возвращались в свой номер уже поздно ночью. Нарушать режим было строго запрещено, но сегодня, в виду необычных обстоятельств, они выпросили себе послабление. Вернулись радостные и, поднимаясь на свой этаж, тихонько переругивались, споря о завтрашней гонке. Йоханнес клялся, что ушатает всех, не глядя, и привезёт золото, а вместе с ним и глобус. А Тарьей поддразнивал его и специально досады ради представлял, что будет, если победа останется за французом. Переходя на новый лестничный пролёт, он вдруг увидел фигуру на диване в углу холла. Освещение уже было выключено, и разобрать, кто это, Тарьей не смог. Но в этот момент, повинуясь какому-то сиюминутному порыву, подтолкнул брата вперёд: - Иди-ка, я тебя потом догоню. - Чё такое? - Иди, иди. Дверь только не запирай. Йоханнес пожал плечами, но вникать не стал. Поднялся к себе на этаж и ушёл спать. Завтрашний день держал в руках его второй Большой глобус, и отдавать этот глобус кому бы то ни было норвежец не собирался. Тарьей медленно подошёл к дивану. Через два-три шага он узнал и того, кто сидел на нём, и понял, зачем он здесь. - Мартен не знает? – тихо спросил он, садясь рядом. Эмильен отрицательно мотнул головой и отвернулся. Тарьей деликатно сделал вид, что не заметил, как молодой француз быстро вытер глаза. - Не переживай так, – сказал он, сам толком не зная, что хочет сказать. По-хорошему надо было вообще на это внимания не обращать и идти к себе. Слепому же понятно, что у Эмильена с уходом Фуркада вселенная рассыпалась, его надо оставить в покое, пусть переварит, переплачет и сам придёт в себя, когда сможет. Но оставаться равнодушным Тарьей не мог. Может быть, потому, что и сам не так давно переживал что-то подобное. - Всё будет хорошо, точно говорю, – пообещал он, не глядя на Эмильена. Парень забился куда-то в угол дивана и трудно, рвано дышал, то и дело стирая с лица капли слёз. – Это, конечно, всё тяжело, а на первых порах даже страшно, но ты привыкнешь. Да и Мартен никуда не денется, будете в межсезонье вместе кататься, он ещё тебя натренирует, так что Йохе попотеть придётся через год. - Зачем ты здесь? – вдруг спросил Эмильен. Тарьей пожал плечами. Он и сам не знал. После недавнего чемпионата он, было дело, даже какое-то время ненавидел французского выскочку. Не мог простить ему своих слёз на финише масс-старта, не мог смириться с потерей медали. Но это было давно. Уже и в Нове-Место, на следующем этапе, удалось привезти личную бронзу в спринте, уже и золотая эстафета у норвежцев отгремела неделю назад. Да и не последний же это был чемпионат, в конце концов, будут ещё, и медали будут. А вот теперь они снова рядом, но на этот раз плачет Эмильен – и у него причина, прямо скажем, куда более уважительная. - Потому что я знаю, что это такое. - Ты про Свендсена? Норвежец кивнул. И, не зная, правильно ли он делает, возымеет ли это какой-то эффект, начал рассказывать. Про себя и Эмиля Свендсена, про дружбу, переходящую все рамки, про миллион совместных выходок, великолепных гонок, подиумов… А потом Эмиль завершил карьеру – и Тарьей остался один. Он рассказывал о дикой тоске, и о том, как сам хотел вслед за другом оставить биатлон, и что все его цели и планы на будущие сезоны потеряли всякий смысл. Но он как-то смог удержаться. Пережил межсезонье, когда на общекомандных сборах искал глазами Свендсена и не находил его, пережил первые старты нового сезона, а потом стало легче, привычнее, спокойнее. - И у тебя так же будет, – улыбнулся он. - Я хотел, чтобы он видел мои успехи, – глухо ответил Жаклен, – чтобы гордился мной. Я так старался. И как только что-то стало получаться – он уходит. - Так он потому и уходит, что спокоен за тебя. Уверен, что теперь ты без него не пропадёшь. Ты же чемпион мира, ёлки-палки. Не раскисай. - Он за меня спокоен, а я за себя нет. Мартен всегда был рядом, много лет – а если теперь его не будет, я не знаю… - А можно вопрос, – осторожно спросил Тарьей, – только не обижайся, ничего такого. Просто интересно. Ты к нему что-то чувствуешь? - Что именно? – Эмильен шмыгнул носом. - Ну…мало ли, со стороны было похоже вообще-то… короче, блин, ну ты его любишь? - Иди в задницу, – огрызнулся француз гораздо живее, чем можно было ожидать сейчас в его расхристанном состоянии. - Понял, больше не пристаю, – Тарьей поднялся на ноги. – Ну ты как, успокоился немного? - Угу. - Давай, правда, не раскисай. Завтра последняя гонка. Я бы из чувства человеколюбия скрутил бы Йохе прицел ради такого случая, но он мой брат, поэтому не буду. Просто постарайся сам провести хорошую гонку, лады? Если хочешь достойно проводить Фуркада, это будет лучше всего. - Спасибо. - Ты мне должен масс-старт чемпионата мира, – засмеялся Тарьей и, кивнув напоследок, отправился к себе. Основная маята была впереди, сильно впереди. Пока ещё Мартен здесь, пока он улыбается, общается и фотографируется со всеми желающими, как-то не очень верится, что он уходит. Эмильен старался не думать о том, как оно будет весной и летом, когда начнутся сборы. Но в день 14 марта он стоял на подиуме вместе со своим наставником и гуру и улыбался изо всех сил. Гонка преследования завершилась, закрывая собой короткий, многоэмоциональный сезон. Мартен смог. Он привёз своё последнее золото и с драгоценной медалью на шее сделал ещё один, тоже последний, королевский прыжок на подиуме. Эмильен смотрел на него с третьей ступени и улыбался. Пусть глобус ушёл Йоханнесу – рыжий норвежец всё-таки не смог без интриги и на одном из рубежей настрелял так, что едва не довёл тренеров до конвульсий – только быстрые ноги рыжего и спасли ему глобус, Йоханнес приехал четвёртым, на два очка опередив в тотале Мартена Фуркада. На два крошечных очка. Пусть так. Мартен сказал, что ему не нужен глобус, и Эмильен успокоился, поверил, отпустил, наконец, свою удушающую мечту. Важнее всего то, что сейчас французский лидер – на вершине почёта, он блестяще закольцевал свою карьеру, начав её 14 марта 2010 года с победного пасьюта в Контиолахти и закончив 14 марта 2020 года победным пасьютом в Контиолахти. Не бывает в жизни таких совпадений, а это значит – что всё хорошо и правильно. И непобедимые норвежцы сегодня смотрят на пьедестал из «цветов», потому что рядом с Фуркадом – его друзья и партнёры по команде, Эмильен Жаклен и Кентен Фийон-Майе. Эта гонка не могла закончиться лучше. Много позже Эмильен скажет, что первое межсезонье без Фуркада было для него похоже на траур. Что команда пережила уход лидера гораздо проще, чем отдельно взятый Жаклен. Что эта страница его жизни долго не хотела переворачиваться, принося такие мучения, что лучше бы никогда их не вспоминать. Но теперь всё утихло, осталась лишь ностальгия и бесконечная благодарность своему наставнику за все годы, проведённые рядом. - Сколько можно трындеть? – Мартен влез в кадр с деланным неудовольствием и пихнул друга в бок. - У меня интервью, – столь же наигранно возмутился Эмильен. - Интервью подождёт. Тоже мне звездень нашёлся. У тебя чемпионат через неделю. Или ты думаешь, что Тарьей и Йоханнес снова тебе проиграют? Давай, пшёл на трассу бегом! Эмильен улыбнулся, подхватил палки и кинулся бежать в сторону трассы. Камера оператора, отъезжая, поймала слегка задумчивую улыбку и бесконечно гордый взгляд Мартена, направленный к его воспитаннику.