Леденец с бритвой

Сидя в телефоне, проверяя сообщения, Рома и сам не замечает, как возвращается Слава. Отвлекшись от экранчика из-за ощущения присутствия поднимает голову, наблюдая чужой вопросительный взгляд на его мобилу. — Это не новый, — утверждает Слава, после тихо хмыкнув, наблюдая за тем как Худяков слегка подрастерялся от такого вопроса. Впрочем, Рома быстро берет себя в руки, неловко улыбнувшись. — Ты не поверишь, где он был все это время. — У тебя в тайном кармашке? — интересуется Слава с улыбкой, и непонятно, он стебет его «забывчивость» и «невнимательность» или и правда знал, где был смартфон все это время. Худяков отрицательно качает головой. — У Димы, а я и забыл. Я ему его отдал перед тем как отойти, чтобы он его зарядил, но я ушел слишком надолго, — поясняет Роман, и Слава тихо смеется, плюхается на свое рабочее место, сложив руки на животе, глядя на собеседника с иронией и нескрываемым весельем. — Какого же было его удивление, когда он начал тебя вызванивать, м? Хотя, думаю, он поумнее будет. — Вообще-то обидно, — буркнул Худяков, снова уткнувшись взглядом в телефон. Слава довольно искренне улыбается, после чего возвращается к делам. Так они сидят до конца его рабочего дня — Роман бы и хотел поговорить о чем-нибудь, да вот только собеседник выглядел излишне занятым. Наверное, помимо прямой работы были какие-то дела, отвлекать не стал. Едут так же молча, за исключением того что Слава предложил свою помощь в тягании сумки с вещами, на что Худяков дал резонный отказ — вещей было немного, и тяжело не было. Да и, в конце-концов, альфа он или нет? На пути к дому от метро, углядев какой-то простенький сетевой продуктовый, Рома берет спутника за запястье, останавливая от мерного вышагивания по улице, после чего показывает на магазин. Слава устало вздыхает, потерев переносицу — забыл — после чего они меняют направление. В магазине говорит только Худяков, в основном — сам с собой, размышляя, что будет есть. Спутник молчит весь путь, изредка кивая, когда его спрашивали, но когда в тележку опустился лоток фарша… — Ты сделаешь котлеты? — спрашивает Слава, обернувшись Рома даже слегка теряется от того, насколько преисполненным надежды было чужое лицо. — Ну…- Худяков планировал всяческие кулинарные изыски дабы порадовать владельца его временного пристанища, и котлеты явно в них не входили. Типа… Это же просто жареный фарш, ничего особенного. Собеседник берет его за руку, склонившись почти лбом ко лбу, уткнувшись взглядом в самую душу. — На завтрак. С пюре. Котлетки, — звучит вроде и умоляюще, но, одновременно с этим, довольно императивно. Худяков рассеянно кивает, не в силах выдержать такого морального давления, и Слава, удовлетворенно улыбнувшись, отпускает его, удаляясь на поиски картошки. Так как закупился Роман довольно основательно, мешки с едой были большие и тяжелые. Глянув на усталого и субтильного спутника Худяков с уверенностью отдал ему свое шмотье и до квартиры тащил все это гастрономическое многообразие сам, благо — было недалеко. Нет, не то чтобы ему было сильно тяжело, скорее ручки пакетов выглядели ну очень уж грустно, и он боялся, что они могут оборваться. Зайдя в квартиру Слава, стянув кроссовки, идет выкладывать чужие вещи на диван и искать кота, когда как Роман тащит все на кухню. Замерев в дверном проеме с мурчащей котей на руках Слава задумчиво рассматривает обилие продуктов на столе — в магазине особо не отслеживал, так что знакомился с этим богатством только сейчас. — В общем, это где-то на неделю, — поясняет Худяков, принимаясь деловито расставлять все по местам — кухню к тому моменту уже успел изучить. Довольно вздохнув собеседник садится за стол, расслабленно почесывая Филю, наблюдая, как заполняется доселе полупустой холодильник. Красота. — Что на ужин? — интересуется он, и Худяков задумчиво замирает, так и не положив твердый сыр на полку. — Могу пожарить картошку? — предложил Роман, обернувшись, довольная улыбка на чужом лице — очевидное согласие. Закончив с логистикой Худяков принимается за чистку картошки, изредка задумчиво поглядывая на Славу. Тот, комфортно подъсъехав на стуле, лениво поглаживая кошку, уже прикрыл глаза, и выглядел бы подремывающим, если бы не поглядывал иногда на Рому в ответ с непередаваемым выражением сладостного ожидания. Да уж, истинную мудрость сказал человек, утвердивший, что путь к сердцу альфы лежит через желудок. Худяков, конечно, не был шефом, но человека которого можно так порадовать котлеткой или картошечкой он ещё вполне мог чем-нибудь удивить. Этим и собирался заняться, уж слишком понравилась чужая искренняя реакция. С таким же энтузиазмом он разве что друзьям бывало готовил, и вы бы видели эти радостные пьяные лица, когда каждому доставалась порция вкусного шашлыка. К моменту когда он закончил с нарезкой картошки Слава, похоже, все же придремал, как и кот на его руках, и это вызывало некоторое умиление, особенно вкупе с тем что поза была довольно виктимной. Хотелось укрыть пледиком и уложить на диван, но, во первых, Роман не был уверен что справится с этой долговязой тушей, а во вторых — еда почти готова. Когда по кухне поплыл запах жареного отдыхающий активизировался, осторожно переложив кота на пол Слава рефлекторно начал накрывать на стол, иногда с надеждой и предвкушением поглядывая на сковороду. Чай сделан, сковорода снята с плиты, и все бы ничего — Худяков и сам проголодался не меньше, но не мог нормально есть — наблюдал за тем как довольно уплетает свою порцию Слава, чувствуя какую-то исключительную симпатию к этому милому долговязому существу. Формулировка родилась только сейчас, и он не был в ней уверен, но звучало очень близко к правде. Знакомы они, конечно, два дня отсилы, но, наблюдая за чужим невербальным поведением, Рома уже мог о нем что-то сказать. — Ты бы так картошку ел, как меня — глазами, — вздыхает Слава с улыбкой, и Рома невольно краснеет, уткнувшись взглядом в тарелку. Мда, ему бы, конечно, не помешало быть повежливее. Впрочем, собеседник выглядел более чем понимающе. — Я что, виноват, что ты так вкусно ешь? — бурчит Худяков, осознавая что сказал уже после того как, собственно, озвучил мысль. Чуть было за рот не схватился, не решившись поднять взгляда. Слава тихо усмехается, поднимаясь, чтобы положить тарелку в раковину. — Не вкуснее, чем твоя стряпня. Доедай, я пока заправлю тебе диван. — Но…- начал было Рома, глянув на собеседника. Тот прикладывает палец к собственным губам, инициируя тишину. — Не бухти. Лучше завтра займись завтраком пораньше, чтобы успеть до того как уйдем, — Слава удаляется в коридор, Рома же задумчиво провожает его взглядом, прикидывая, во сколько ему вставать, после чего, сполоснув посуду, начал изучать местную кухонную утварь. Да, все что нужно — есть, проблем быть не должно. Разве что… — Готовка — шумно. Ты говорил, что у тебя чуткий слух. Не разбужу? — интересуется он, заходя в гостиную, наблюдая, как Слава заправляет одеяло в пододеяльник. Пожав плечами собеседник слабо улыбнулся. — Я не против проснуться с осознанием того, что мне готовят что-то вкусное. Не переживай, миксер довольно тихий, — накрыв диван он берет со столика стопку вещей и, было, хочет положить ее на одеяло, но взгляд соскальзывает под стол. — А вот и паспорт нашелся. Худяков стукнул себя ладонью по лицу, недовольно рыкнув. Ну конечно, блять. А вот он об этом уже успел забыть. Сложив стопочку на диван Слава поднимает чужой документ и с улыбкой протягивает владельцу. — Дурик, — сказано довольно тепло. — Сам знаю, — буркнул в ответ Роман, забирая паспорт, запихивая его в рюкзак. Глянув на стопочку кинул вопросительный взгляд на Славу, тот ответил взаимностью. Нахмурившись подумал пару секунд, словил просветление. — Точно, у тебя же своя пижама. Тогда ладно, — потянувшись за вещами он был остановлен чужой рукой, не сильно — предупредительно схватившей его за запястье. Рома выглядит так, словно сам растерялся от своей выходки, еще больше теряется только от чужой хищной улыбки, вызывающей мурашки. — Как скажешь, — произнесено неожиданно довольно, Худяков все так же молча отпускает чужую руку, после чего утыкается взглядом в рюкзак, тихо выдыхая. Слава уходит, а он все никак не может оставить своих мыслей. Переодевшись в чужие вещи ставит будильник, забирается под одеяло, отгоняя всякую задумчивость щитпост-контентом из интернета. Повернув голову на скрип двери глянул на Славу — в пижаме он выглядел еще более уютно, тот тихо зевнул, потянувшись, провоцируя легкую зевоту и у Романа, после чего уходит на кухню. Слышится звук насыпаемого корма и воды, через некоторое время он возвращается уже с сытым котом на руках, по пути до комнаты выключая свет в гостиной. — Спокойной ночи. — Сладких, — отзывается Худяков, довольно забившись под покрывало почти с головой, чувствуя себя весьма уютно. Картина потягивающегося Славика все еще стояла в голове, вызывая некоторое умиление. Сон приходит быстро, так же быстро приходит и пробуждение. Недовольно заворочавшись от вибрации будильника прямо под головой Роман выключил его, садясь, протирая лицо руками, зевая так, что чуть челюсть себе не вывернул. Вставать рано — не самое приятное, но что поделать, у него сегодня есть задачи на это утро. Приготовить и пюре и котлеты к одному времени только звучало легко, на деле же единый процесс был куда более трудоемким чем каждый из них в отдельности. Тихо вздохнув, планируя свои дальнейшие действия, Худяков идет мыться. Сидя в ванной под струей из душа, все еще не желая приходить в себя, лениво рассматривал немногочисленные тюбики стоявшие на стиралке. Что-то для бритья, что-то для тела-волос, освежитель воздуха, мазок, все. Ну еще стиральный порошок, разумеется, и стакан с одной щеткой, видимо, раньше их там было как минимум две. Ну, ничего, в ближайший месяц у чужой щетки будет пара. Невольно хмыкнув Роман все же поднимается, отмокнув достаточно, принимаясь намыливать свою бренную тушу, соображая, что он сегодня хочет делать, и как координировать это с друзьями и Славой. Не прошло и двадцати минут как Худяков уже стоял на кухне, переминая фарш с отмоченным в молоке куском белого хлеба и порезанным луком, вспоминая, как папа учил его делать котлеты. Обычно, омеги учат готовить омег, но его папа считал, что готовка — универсально полезный навык, в котором нуждаются все. Правильно, в общем-то, считал. В их семье готовил тот, у кого на это было время, и такая позиция Роману импонировала. Фарш готов, остается только сделать пюре и, где-то в процессе, пожарить котлеты. Возни много, Худяков даже слегка подустал, но результат того стоил — один вкусный запах уже соблазнял попробовать, вкус же, он не сомневался, даже лучше. Довольно, по хозяйски глянув на кастрюлю пюре и сковороду полную сочных котлет Роман неожиданно понимает, что кое-кому уже пора вставать, а на кухне кроме него все еще никого нет. Расставив по столу посуду и поставив чайник Худяков неуверенно пошел к чужой комнате, тихо приоткрыв дверь заглянул, невольно осматриваясь. Слава, разумеется, спал, очень уютно свернувшись вокруг так же спящего кота. Тихо, почти влюбленно вздохнув, Роман крадется до чужой кровати, осторожно присаживается на ее край, любуясь уютной картиной, размышляя, как будить. Обычно он либо просто громко говорил с жертвой сна, либо непосредственно тряс, сейчас же разбудить хотелось как-то помягче, и он не придумал ничего лучше как начать гладить чужую тушу. «Как большого, жирного кота» — флешбекнуло в голове, и он даже невольно усмехнулся. Слава от прикосновений только туже свернулся, прижимая к себе Филю, издав какой-то тихий звук, видимо, являющийся несформировавшимся словом. — Просыпайся, — произносит тихо Рома, склонившись над соней, осторожно гладит чужую голову, — Я котлетки с пюрешкой сделал. Чужие глаза открываются будто против собственной воли, Слава очень тяжело вздыхает, щурится, поводит плечами, начинает разворачиваться, аккуратно, чтобы не разбудить кота, и Худяков тут же отстраняется, стараясь сделать вид, что ничего и не было. Глянув на севшего Славу, впрочем, едва сдерживает умиленный смешок — тот выглядел максимально сонно и взъерошенно. — Что же ты раньше не сказал, что они там одиноко остывают без меня, — хрипловато произносит парень, потягиваясь, после чего неохотно слезает с кровати, принюхиваясь, — Сколько времени? — Самое то чтобы поесть и начать собираться, — отвечает Рома поднимаясь следом. Первым делом, разумеется, Слава идет умываться, Худяков тем временем наполняет миски горячей едой, заваривая чай, но есть не начинает — ждет, пока сосед (собираясь прожить у него пару недель он имел право называть его так) выйдет на все это благолепие. Пришедший из ванной Слава выглядит уже далеко не таким сонным, и даже вполне жизнеспособным. Кинув взгляд на содержимое тарелки перевел его на Рому, замершего в предвкушении, затем обратно, щурясь, довольно улыбаясь. — Если оно такое же вкусное, как и выглядит…- начинает он, не заканчивая. Садится за стол, пробует, хочет что-то сказать, но оторваться не может, просто неторопливо и довольно смакует, разве что не урча. Худяков счастливо улыбается, глядя на это, и тоже принимается за еду, чувствуя, что постарался не зря. Доев Слава продолжал молча потягивать чай, Рома же уже почти привычно прибрал со стола и встал за раковину, думая, что сготовленного им и на ужин хватит, возможно даже и на следующий день. Мысли о том, куда бы сегодня поехать, прервали обвившие талию руки. Обняв Худякова весьма крепко Слава довольно прикрыл глаза, склонив голову потерся щекой о чужую, после чего пристроил подбородок на плече, удовлетворенно вздохнув. Роман так и замер с тарелкой в руках, не особо понимая, как ему реагировать. Нежность — проявление симпатии, но в его весьма стандартной, хоть и довольно гибкой парадигме, нежность между двумя альфами как таковая существовать не могла. Именно поэтому любые свои и чужие попытки стандартного ласкового отношения «как к омеге» вызывали столько внутренних противоречий. Впрочем, как бы он на это мысленно не ворчал, отстраняться не хотелось. — Спасибо, было вкусно, — сказано тихо, вкрадчиво, на ухо, Худяков невольно ежится, чувствуя слабую опустошенность когда Слава отстраняется. — Да не за что. Это, вроде, моя обязанность теперь, — хмыкает он скорее себе под нос, чем обращаясь к собеседнику. Тот уходит — собираться, разумеется, Рома же, домыв посуду и поставив ее на место, задумчиво садится за стол, пытаясь скорректировать планы с друзьями, думая, что с собой брать. Ну, много в любом случае не надо, накинет наверное наплечную сумку, да и хватит с него. В любом случае, если что, приедет обратно к Славе на работу — никаких потенциальных проблем не виделось. Договорившись списаться позже с единственным человеком который уже не спал он пошел переодеваться. Снова комфортно-молчаливый путь до работы, Слава интересуется о чужих планах только тогда, когда Худяков с видом преданной собаки тащится за ним до торгового центра, явно демонстрируя что пока никуда более чем не собирается. — Парни спят, — отмахивается Роман, — Думаю проснуться через часик-полтора, там и договоримся. Слава понятливо кивает, состроив задумчивый вид. Молчит, пока они заходят в его каморку, и только сев наконец рождает застрявшую в голове мысль. — Я так понял, конкретных планов у тебя нет? На посещение всяких мест — тоже? — интересуется он как бы вскользь, но пронзительный взгляд его выдает. Худяков хотел бы сказать что у него в телефоне — чек-лист из мест которые он должен посетить, но уловить чужие эмоции в этот раз оказывается слишком просто, так что он лишь наивно улыбается, пожав плечами. — Только общее. Там, Кунсткамера, Эрмитаж, Петергоф. Такие штуки, — произносит Роман, с удовлетворением наблюдая по чужому лицу как Слава загружается раздумьями. Просидев молча еще минуты три, задумчиво водя глазами по комнате, тот сел что-то искать. Худяков уткнулся в телефон, через полчаса к нему подсели с распечатанным списком каких-то мест и очень деловым видом. Следующие несколько минут Слава довольно лаконично но, все же, детально рассказывает о каждом месте из своего списка, и Рома старательно слушает, кивая и деловито угукая, стараясь не думать о том, что большей частью этого списка он озаботился еще до приезда. Остановив свой рассказ собеседник задумчиво почесал подбородок, глядя на все это благолепие. — У тебя каждый день свободен, — констатирует Слава, — У меня — выходные. Я во многих этих местах и сам не был, а по некоторым соскучился, так что… Рома улыбается, глядя на собеседника с просьбой. Тот тихо вздыхает, отвернувшись, видимо, испытывая подобие смущения, что, учитывая его общий напор, было просто удивительно. -…Можем вместе куда-нибудь сгонять, — выдыхает он, после чего возвращается на место и принимается чиркать пункты списка, составляя потенциальный план поездки. Худяков за этим умиленно наблюдает. — Отлично. Что насчет будней? Тут не позже одиннадцати? — Ага. Из дома можешь выходить раньше меня, но чтобы тут был за полчаса минимум, — кивает Слава, после чего смотрит в компьютер и удивленно вздымает брови. — Сегодня пятница. Худяков довольно скалится, предвкушая приятное совместное времяпрепровождение. — Надеюсь, пока меня не будет ты придумаешь пиздатый маршрут на завтра, — улыбается Роман, на что собеседник только тяжко вздыхает, сверля взглядом монитор. Да уж, вот и правда, подхватил лишнюю головную боль, и не то чтобы вовремя, но… Глядя на чужую абсолютно умилительную улыбку Слава думал что, возможно, оно того стоит. И вот Рома договаривается с друзьями и снова куда-то едет. Они довольно познавательно проводят время вместе в каком-то музее, даже немного выпили в обнаруженном рядом баре, но вот он снова срывается посреди веселья и катит обратно. Слава под конец дня выглядит еще более уставшим, чем вчера, почти не разговаривает, разве что только поприветствовал, да сказал, что завтра все расскажет, куда и как они поедут. Снова путь до дома, пока хозяин квартиры утомленно сидит за столом, поглаживая запрыгнувшего на колени кота, Худяков возится с разогревом еды. — Слушай, а какая у тебя фамилия? — интересуется Рома, доставая чужую миску из микроволновки, поставив ее напротив Славы. Тот задумчиво смотрит сначала на пюре, а потом на собеседника, словно что-то прикидывая. — Тебе зачем? Худяков тихо хмыкает, пожав плечами. — А зачем детям знать, почему небо голубое? Просто так спросил. Можешь не отвечать, если хочешь. Слава глядит на него с прищуром, словно пытаясь вытянуть истинные намерения, но в итоге сдается, тихо вздыхая. — Машнов. Твоя? — Худяков, — Рома ставит свою миску греться, убирает остатки еды в холодильник, ставит чайник кипятиться, иногда поглядывая на озадаченного какими-то своими проблемами Славу. Хмуро-утомленное выражение чужого лица вызывало только одно желание — затащить в кровать и нежить, пока не станет довольным, но он старался отмахиваться от подобных мыслей — такое блин до добра не доводит, а у них уже все очень шатко и непонятно. Едят молча, когда Худяков встает за раковину Слава разве что выдает тихое спасибо и, ласково потрепав чужие волосы, уходит из кухни. Расставив посуду по местам Роман идет в гостиную, начинает переодеваться, планируя слечь в кровать, но, вышедший из своей комнаты Машнов останавливает его жестом. В одной руке у него был клубок шмотья, второй он ласково швырнул в Худякова чистые шорты и футболку. — Давай эти сюда, я сейчас стиралку загружать буду, — поясняет Слава. Полураздетый Худяков старается не подавать виду, ловит шмотье, тут же натянув футболку, чтобы не светить все еще пухлые пузо и бочка, сложив лежащие рядом штаны и уже ношенную футболку поднимается и передает Машнову. Ну, точнее кладет поверх остальной кучи так, чтобы эта куча не развалилась. Слава, видимо, слишком усталый для того, чтобы выдавать какие-то приказы мозгу сложнее чем прямые и односложные, задумчиво глянув на футболку, лежащюю сверху, уткнулся в нее носом — удобно подвернулся ворот. Смущающе, Роме так казалось до тех пор, пока чужое лицо не уткнулось в его шею. Дыхание щекочет кожу, сам он напряженно замер, невольно предупредительно рыча, ощущая как его внаглую обнюхивают, не понимая причин, стараясь рефлекторно не отпихнуть. Слыша, как тихо клацнули чужие зубы, понимает — возможно Машнов с трудом удержался от того чтобы не укусить/облизать. Вроде и приятно, но блять… — Прости. Пахнешь чем-то очень знакомым, но чем- сказать не могу, — поясняет спокойно и серьезно Слава, отстраняясь, — Что-то напоминающее чай который я уже когда-то пил. Понимаешь, для меня — дело чести его опознать, — он коротко улыбается, и Роман вздыхает расслабленно, чувствуя, как отпускает сведенные напряжением мышцы. Нервно улыбается в ответ. — Хах, понимаю. У меня с тобой схожая ситуация, — он отводит взгляд, почесав затылок, чувствуя себя слегка неловко. Обилие чужой инициативы вызывало напряжение только потому, что он к этому ахуеть как не привык. Выражение чужого лица меняется на слегка растроенное, и Рома как никогда ясно осознает что его бесит подобное отношение как к нежному цветку, но, к сожалению, Славу в этом прекрасно понимает, ведь ему самому хотелось закомфортить того как… Ну, омегу. Они просто не умеют заботиться по другому, и это логично. — Не хотел тебя напугать. Извини, — Машнов склоняет голову, подставляя изгиб шеи, — Мне часто говорили, что от меня пахнет молочным улуном. У меня дома сейчас его нет, но рядом с работой есть чайный магазинчик. Если тебе понравился запах, можем купить. Глядя на чужую шею, очевидно, подставленную в ответ, Рома хочет вежливо удержаться, но не может — утыкается, принюхиваясь, невольно и по привычке приобнимая за талию, ощущая как неловкость и напряжение постепенно растворяются в терпком запахе. Приятно. Вряд ли ему было какое-то дело до чая, решал не запах, а феромоны, так думалось Худякову, пока он неохотно отстранялся. Чужая улыбка снова заставила смущенно отвернуться. — Мне кажется, из всех моих знакомых, ты больше всех понимаешь, чем я пахну, так что можем зайти туда чтобы ты определился. Сам понимаешь, на протяжение всей жизни слышу что-то про имбирь, корицу, перец, а вместе ничто не складывается, — произносит он, стараясь не допустить в голос неловкости, которую испытывал. От коротких размышлений отвлекает чужая рука, приятно поглаживающая собственную голову. — Хорошо. Тогда в понедельник обязательно сходим, — по голосу слышится улыбка, Машнов уходит в ванную, Роман же абсолютно недовольно плюхается на диван, хмурясь, сверля взглядом потолок. Ну вот, опять. Опять он не может ничего противопоставить этому обезоруживающему заботливому превосходству, и это невероятно раздражало. Тот факт что он, очарованный чужой доминантностью, ничего не мог ей противопоставить, пиздец как бесил как разумное, так и подсознательное, стоило только Славе удалиться вместе со своим загадочным влиянием, поэтому он никак не мог определиться со своими чувствами, ощущая только бессилие и раздражение. …Но ведь рядом со Славой ему было приятно. Старательно откидывая вообще все мысли про соседа по квартире он наспех переодевает штаны и забивается под одеяло, стараясь думать о чем угодно другом. Через минут пять тот снова проходит мимо, гасит свет, желает спокойной ночи. Роман не отвечает, сосредоточенный на своем недовольстве, вскоре и вовсе хмуро засыпает, надеясь, что завтрашний день для его психики пройдет комфортнее. В чем-то он был прав.