Кровь или слёзы

      Лютик ушёл… Нет, Геральт сам прогнал Лютика больше двух месяцев назад. Два месяца спокойствия и тишины. Оказалось, что после долгого путешествия со спутником — вечно бренчащим на лютне, напевающим себе что-то под нос, и не перестающим тараторить — тишина больше не была той желанной благодатью. Наслаждался ей он ровно с неделю, и то частенько намеривался обратиться к барду, что-то рассказать или просто завести разговор ни о чем, забывая, что того рядом нет.       Геральт остановился в крупном городе: здесь барда видели в последний раз. Только на вопросы, куда он отправился, мнения у всех расходились. Кто-то говорил, что видел его направляющимся на Юг верхом на гнедой лошади, кто-то — что подобрала его в свой экипаж молодая дама из знатного рода с Востока. Даже в трактирах, где собирали слухи со всего города и окрестностей, никто ничего сказать не мог. А находиться здесь было почти невыносимо — его преследовали звуки лютни и перепевки знаменитых баллад барда. Это всё, что могла предложить ему судьба в напоминание.       В нём узнавали того самого ведьмака из баллад везде, где он останавливался. Слухи расползались быстро и это играло на руку — работа его сама находила. И только неприятное чувство жгло грудь: за известность ему стоило бы хоть раз поблагодарить Лютика.       — Ведьмак, плачу золотом за голову колдуна. Дармоед этот поселился здесь в старом поместье.       Мужчина не представился, а говорил тихо и зло, почти шипел.       — Отказываюсь.       Геральту не до разбирательств было, от чего этот вельможа озлоблен и напуган. Он шумно отставил кружку эля в сторону. Но так просто от него не отстали, тот снова заговорил:       — Так колдун этот плату берёт.       — Как и прочие колдуны. Нынче мало кто из них бесплатно работает.       — Так не кровью ж. Точно тебе говорю, наверняка вампир какой-нибудь, аль что страшнее. Бледный какой-то, на свету не появляется и поместья не покидает. Так ещё и такие непотребства за свою помощь порой просит, что вслух произносить стыдно.       Ведьмак поднялся с места, намекая, что разговор окончился, но напоследок всё же бросил:       — Тогда нечего соглашаться на сделку, если условия её вам не по нраву.       — Стой же ты! Люди ж из-за него погибают. Столько уже исчезло. Как к нему пойдут — назад уже не возвращаются. Точно вампир. Небось спорол их живьём. А потом сидит эта сытая тварь в своём логове, да песни распевает.       Геральт остановился. Странное чувство возникло от последних сказанных слов, но мысли он гнал от себя всеми силами: это было просто невозможно.       — Показывай, где живёт колдун.       Стоя на пороге, ведьмак насторожился. Воздух был пропитан следами магии и колдовства, а само поместье выглядело мрачно: поросший лещиной и лозой сад, покрытые мхом стены, грязные и местами заколоченные окна. Он постучал, в начале негромко, затем чуть сильнее, но ответа всё не было. Некоторое время Геральт ждал, лишь затем коснувшись дверной ручки, понял — дверь оказалась не заперта даже для незваных гостей — его ждут.       Изнутри же всё выглядело совсем иначе. Лёгкий запах сырости, накопившийся здесь за несколько лет, ещё полностью не выветрился — колдун поселился здесь относительно недавно. Наспех стёр пыль с видных мест, и убрал паутину. Геральт прислушался — хозяин дома был на втором этаже, что-то очевидно перебирал или искал, и даже не пытался скрыть своего присутствия.       В комнатах горели свечи, а окна были занавешены плотными шторами — вероятно не из-за страха солнца, а чтобы скрыться от любопытных глаз. Он осматривал первый этаж, медленно обходя комнаты. Геральт не торопит их встречу. Наверняка колдун знает, что у него гости, и сам явится, когда будет готов.       Ведьмак прошёл в гостиную. Комната была больше прочих, камин в ней недавно горел и всё ещё было очень тепло. Накатила сонливость — он слишком давно нормально не высыпался, — а свежие раны разнылись сильнее. Только очень скоро он оторвался от осмотра помещения и забыл о ранениях. Всё его внимание было обращено на картину.       Непонимание и лёгкий страх подступили к горлу комом. На мгновение даже дыхание перехватило. Юный виконт. Такой же юный, как и когда они виделись в последний раз. Чуть улыбается, словно пытаясь сохранить серьёзность, глаза его как всегда веселы, а волосы непривычно аккуратно уложены. Геральт словно никогда и не знал, что Лютик был из знатного рода. Но вот отмеченная дата. Невозможно, чтобы обычный человек сохранял свою молодость так долго.       — Не ожидал тебя здесь встретить, — знакомый голос нараспев протянул слога, словно это зачин новой баллады, и Геральт тут же обернулся.       — Ты удивлён? Думаю, что да.       Лютик почти не улыбался, лишь слегка приподнял уголки губ. Казалось, словно он был чем-то расстроен, вместе с тем пытаясь сохранить серьёзность. Его одежда была богатая, но непривычная: чёрная, расшитая золотом. А его кожа сильно контрастировала с ней — тот действительно был бледным. Не болезненно, лишь из-за недостатка солнечного света.       — Искал или пришёл из-за этого тупицы, что задолжал мне?.. По глазам вижу, что второе, — разочарованно проговорил он и сделал несколько шагов к ведьмаку, заложив руки за спину и слишком по аристократически выпрямившись, вздёрнул подбородок.       — Я искал, но… Кто ты?       Он вздохнул наигранно тяжело, закатил глаза и подошёл совсем близко. Юлиан коснулся рукой мест свежих ран, зажмурился так, словно сам испытал ту боль.       — Геральт, я конечно давно заметил, что тебе на меня глубоко насрать, но настолько, чтобы не заметить, что я не старею, это уже слишком.       — Нет, я просто… — Он хотел оправдаться, но тот лишь замотал головой, давая понять, что слушать это не готов. Они молчали, смотря друг другу в глаза. Будто бы ожидая, кто первый сломается. Будто заранее знали к чему всё приведёт и оставалось лишь выбрать один из вариантов. Их собственная игра.       — Юлиан, — позвал ведьмак, и он тут же удивлённо вскинул брови, позволив себе чуть больше фамильярности в жестах и мимике. — Я во многом виноват перед тобой и должен извиниться.       — Я маг. Колдун, если угодно. Или как там нас ещё называют? Почти всему обучился сам, по книгам и наставлениям отца. В кого такой, не знаю. Может не под той луной родился или проклятье какое-то. Но в своём роду я единственный. Почему не сказал раньше? Незачем было, я не владею ею в совершенстве. Знала ли Йеннифэр? Разумеется.       Лютик вновь повеселел, а взгляд его смягчился.       — И давай не так официально. Продолжай звать меня Лютиком, как и прежде.       Геральт всё ещё ощущал, что что-то не так. Тот всё ещё не полностью походил на себя самого. Он пытался учуять присутствие какой-то нечисти, углядеть в Юлиане то, что могло бы резко отличить его. Было трудно поверить, что все отличия возникли лишь за два месяца.       — Выпьешь со мной?       Словно из ниоткуда в руках Юлиана оказались две бутылки. Он поочередно откупорил их, ставя на небольшой стол у своего портрета.       — Поговаривают, из-за тебя люди стали пропадать.       — Да, но поверь, ни одного хорошего человека я ещё не тронул. Были бы разумнее — платили бы сразу. Я же всегда предупреждаю о том, какой будет плата. И говорю, что задерживать её не стоит. Я должен был получить всё к сроку.       — И что ты с ними делаешь?       — Использую в качестве сосуда с жизненной энергией. Ты наверняка видел, как Йеннифер, — руки Лютика заметно напряглись, — использует то, в чём течёт жизнь, цветы как правило, чтобы не тратить собственную силу на заклинания.       — Ты их убиваешь.       — Фактически — иссушаю. Умирают они уже от старости, после рассыпаются в прах. Да и не тебе меня винить, Мясник из Блавикена.       Юлиан взял два бокала, поставил их рядом с бутылками. Геральт для верности коснулся рукоятки меча, поведение того настораживало. Почему-то гораздо сильнее хотелось убедить себя в том, что это вовсе и не Лютик перед ним.       — Я хочу, чтобы ты со мной выпил. — Юлиан взял бутылку, наклонил, красное вино медленно полилось в бокал.       — В крови — яд боли тех, кого ты убил безнаказанно. Он отставил бутылку в сторону, слизнув капли вина, что упали напоследок на пальцы, и стал наливать во второй бокал из другой бутылки. В ней было белое вино.       — В слезах — яд тех, чьи сердца ты разбил. Один яд для тебя окажется смертелен, другой же — не оставит никаких последствий. Чем больше концентрация боли, тем опаснее. Так что выберешь?       — А для чего мне вообще выбирать?       — Ты не сможешь уйти, пока не примешь решение.       — А если я просто убью тебя? Как мне и заказали.       Геральт приставил острие серебряного меча к спине того, удерживая его за плечо. Юлиан даже не дёрнулся. Ведьмак понимал, что не сделает этого, но всё ещё опасался, что перед ним вовсе не Лютик.       — Ты же наверняка догадываешься, что я не дам себя так просто убить. Ты это понимаешь, но всё равно приставляешь меч. Если хочешь убить, нельзя медлить. Мне ли тебя учить? — Он развернулся, лезвие оказалось прямо напротив сердца. — Ты и правда готов это сделать? — Лютик спрашивает спокойно, несколько грустно. Меч безвольно опустился и быстрым движением оказался в ножнах.       — Ты ведь не остановишь меня, если я захочу уйти, так? — спрашивает ведьмак, хоть и заранее знает ответ.       — Да.       — Тогда с чего мне вообще соглашаться?       — Интерес? Что бы ты не выбрал, я выпью из второго бокала. Чего же бояться? Кровь и слёзы — лишь сорта вин. Ну же, осушим эти бокалы вместе. И посмотрим, на ком лежит грех загубленных жизней, а на ком — душ.       Юлиан держит в руках два бокала, но ни один не протягивает Геральту первым, позволяя поразмыслить, подумать.       — Ты ведь знался с многими женщинами. И не со всеми расходился мирно. Для тебя это может оказаться смертельно. Но убил ты гораздо меньше моего. Так что если я выберу слёзы, а ты выпьешь кровь, мы оба выживем. И что тогда?       Лютик кивает, бегло поглядывает на бокалы, но на вопрос так и не отвечает, тут же торопя:       — Честно сказать, мне безразлично, что ты выберешь. — Ведьмак взял бокал с белым вином. Лютик покрепче сжал тот, что с был с красным.       — Скажи, для чего тебе это?       — Скучно. Ни к чему все эти объяснения. Пей, ведьмак. — Он звонко стукнул бокалом о бокал. — Пей.       Его прошибло жаром, едва последняя капля оказалась на языке. Юлиан забрал бокал из рук ведьмака и отставил посуду в сторону. Сильная боль жаром разливалась по всему телу, но он был рад видеть, что он в порядке. Тот наверняка бы не выдержал. Ноги подкосились, перед глазами всё плыло, и ведьмак осел на пол, задыхаясь и хрипя. Чужая рука коснулась плеча нежно и осторожно, и он едва смог сфокусировать взгляд на Лютике. Тот склонился близко, и прошептал:       — Там был яд и моего разбитого сердца.       Геральта трясло, он с трудом контролировал движения. Взял руку Юлиана и слабо коснулся губами тыльной стороны ладони.       — Поэтому я выбрал его.       Прежде чем окончательно провалиться в пустоту, он увидел, как ему мягко улыбнулся, и кажется в глазах блеснули слёзы. Они сами выбрали правила этой игры.       Геральт с трудом открыл глаза. Пробившийся сквозь шторы солнечный луч настойчиво освещал его лицо. Он выспался. Впервые за долгое время. Ведьмак мельком оглядел себя и комнату: он лежал на широкой мягкой кровати, укрытый лёгким покрывалом, в то время как одежды на нём не было. Чистая и новая лежала неподалёку. Геральт не чувствовал боли в местах недавних ранений, а когда осмотрел их, увидел, что они все затянулись, не оставив и шрамов. Глухой болью в голове отозвались воспоминания.       В доме не было слышно ни звука. Геральта это настораживало. Он вышел в гостиную, поморщившись от сырости и сладковатого запаха гнили. Вся мебель была пыльная, увитая паутиной, а картина изображавшая молодого виконта покрылась разводами, словно сверху откуда-то на неё регулярно капала вода. Юлиан покинул поместье. Не осталось и следа пребывания того, и никакого намёка на то, где он может быть. Лишь на столе покрытые толстым слоем пыли стояли бокалы.       В голове билась только одна мысль: как можно быстрее найти его, пока он не уехал слишком далеко. Солнце ярко светило, и, выйдя из полумрака, Геральту пришлось долго щурится, прикрывая глаза рукой. Но неожиданно весёлый голос окликнул его, и он позабыл о дискомфорте.       — Очнулся наконец?       Геральт был рад его видеть, чего даже не пытался скрыть. Лютик был весел, как и прежде, а из-за его спины выглядывала новенькая лютня. Где была старая, ведьмаку оставалось лишь догадываться. Юлиан всё ещё был бледен — солнце не успело расцеловать его плечи и лицо веснушками — но, казалось, сам излучал тёплый свет. Лютик кормил с руки Плотву яблоком, и та благодарно тёрлась о его плечо мордой. Это был всё тот же бард, которого он знал раньше. Его бард.       — Сочту твой выбор за извинения.       Юлиан улыбнулся мягко, а затем добавил:       — За лечение можешь не благодарить, как раз остался последний должник.       Ведьмак смотрел на барда, наслаждался звучанием звонкого голоса, совсем как раньше.       — Куда отправишься?       Геральт ничего не говорил. Подошёл к Лютику близко, и тот с непониманием взглянул на него. Ведьмак и сам мало что понимал. Был ли виной тому ещё задержавшийся в крови яд, или же он просто не успел прийти в себя после долгого сна, но он не заметил, как притянул к себе Юлиана, целуя со всей нежностью и осторожностью, на которые только был способен.       — Пойдём со мной, — в губы прошептал ведьмак, и бард тут же согласно кивнул.       — Конечно, не могу же я пропустить очередное приключение ведьмака и не сложить хотя бы пару-тройку баллад о его героических подвигах. — Бард лукаво улыбнулся. — Но сейчас я бы пожалуй спел о сладости его поцелуя.       — Я рад, что ты снова рядом.       Их жизнь всё больше походила на игру, правила которой знали только они.