***
Это ночь для Сафие выдалась бессонной. Она всё пыталась и не могла понять: что такого в этой гречанке, что от неё теряют голову один за другим все мужчины империи? До сих пор эти земли знавали только одну такую, и даже ей, которая была фавориткой прежде всего Михримах-султан, не удалось её превзойти. Здесь её помнят, как Хюррем, Смеющуюся госпожу, счастье и радость приносящую; в её родных землях её звали Александрой. Хотя теперь уже никто не знает, где её родина… Современники считали её ослепительной красавицей; историки назовут простушкой, которая вовсе не была краше других женщин в гареме, а, скорее, наоборот — иные в гареме были куда краше русской рабыни. Но так или иначе, Роксолана будоражила умы и воображение мужчин. Одно время даже ходили слухи, что великий визирь Ибрагим-паша и тот был тайно в неё влюблён, за что головы и лишился. Даже спустя века одни будут восхвалять её, другие — ненавидеть. Одни будут называть умной, другие просто хитрой, но чего у Хюррем было не отнять, так это силы воли, прозорливости и верности. До последнего вздоха она видела на троне лишь одного падишаха — султана Сулеймана, не мысля о троне даже для сыновей. Если бы только рядом с её шехзаде была такая, никто бы не смог лишить его, а значит, и его мать, власти. Но горе матери было в том, что Кёсем ничем на именитую Роксолану, которая останется жить в веках, не походила. Чем больше госпожа думала об этом, тем больнее ей становилось — ведь её сын ясно дал понять, что без Кёсем не видит себя правителем империи. Обычно из двух зол выбирают меньшее, но проблема была в том, что госпожа не могла решить, какое из них меньшее, а главное, не могла разгадать этот секрет. Внешность Анастасии ничем не выделялась среди остальных женщин гарема, а нрав был сквернее, чем у некоторых мужчин, но, тем не менее, чем-то она завоёвывала сердца — сначала её внука, теперь сына. Сафие должна была понять, чем. Ей нужно было оружие против неё.***
Пока Сафие-султан пряталась в своих покоях, будто надеясь, что это поможет ей избежать принятия тяжёлого решения, Кёсем понимала, что прятаться в них она больше не может — пора возвестить миру о том, что повелитель отдал душу Всевышнему, но, сколько ни пыталась, так и не смогла открыть дверь и переступить порог, давая себе ещё немного времени. Джанет нервничала и каждый раз всё настойчивее намекала, что время давно вышло, но Кёсем не слушала её. Она провела в этих стенах достаточно много времени и стала вполне неплохо разбираться в дворцовых интригах, сделавшись их частью. И она знала, что, как только эта весть распространится в каждый угол дворца, грянет борьба за трон даже не между наследниками, в силу их малолетства, а между их матерями. Ей придётся почти что насмерть сражаться с Махфирузе и Халиме, и лишь одному Аллаху известно, кто из них победит. И, зная всё это, где взять сил, чтобы покинуть тайное убежище? Ей было невдомёк, что судьбоносное решение уже принято, вскоре партия будет разыграна, и, как бы она ни была сильна, пока ещё остались те, кто сильнее и кто уже приготовил своего претендента на трон. Эта война будет кровавой, не щадящей никого, и победителем, возможно, никто не выйдет.***
Когда Искандер вошёл, Сафие стояла к нему спиной. Она смотрела в окно и, похоже, оборачиваться не собиралась. Хоть госпожа этого и не видела, пока ещё не ставший султаном хранитель покоев поклонился, как требует того обычай, и стал ждать, пока султанша начнёт говорить первой. Он не видел её лица, но что-то подсказывало ему, что она прежняя, спокойная и хладнокровная, и падать в обморок более не собирается. — Мы приняли решение, сын наш, — заговорила она своим обычным властным голосом, — однако, прежде чем мы его озвучим, позволь сделать вот что… Госпожа наконец обернулась и, сделав несколько шагов вперёд, подошла к сыну. — Мы, верно, забыли, что ты рос среди простых людей и не был обучен, как подобает наследнику престола, и, возможно, не так хорошо знаешь историю своей страны. Так, позволь, мы кое-что расскажем тебе. Последняя реплика прозвучала, как вопрос, хотя согласие сына ей было и не нужно. Принявшись ходить по комнате, султанша начала свой рассказ. — У великого султана Сулеймана было много сыновей, но к моменту, когда повелитель стал совсем слаб и стар, болезнь и смерть забрали большую часть из них; кого-то повелитель казнил сам… — Она замолчала, видимо, желая таким образом подчеркнуть сказанное. — И вот их осталось только двое: Селим, чьё правление мне своими глазами довелось увидеть, и его брат Баязид. Искандер внимательно слушал, не перебивал и даже не шевелился, а его мать продолжала: — Фавориткой шехзаде Селима, ставшей впоследствии его законной женой и матерью его единственного наследника, была Нурбану. Признаться честно, мы не знали женщины более мстительной и коварный, но сама Хюррем выбрала её для своего сына, — она кивнула головой, — как позже меня Михримах-султан выбрала для твоего отца. Говоря всё это, султанша ходила вокруг сына, сложив руки на груди, иногда заглядывая ему в глаза, будто пытаясь прочесть его мысли, понять, внемлет ли он её словам. — А вот фавориткой шехзаде Баязида была Дефне-хатун. Она была венецианкой, как и Нурбану. Сначала девушка была лазутчицей, её заданием было отравить шехзаде Баязида, но, влюбившись, она во всём призналась. Шехзаде Баязид, что славился среди сыновей Сулеймана самым добрым нравом, простил её. Дефне стала любимой женщиной наследника, доброй мачехой для его дочери Айше и матерью наследника Мехмеда. Искандер знал о печальной судьбе маленького шехзаде Мехмеда, но по-прежнему не смел издать и звука. — Нурбану жаждала власти, она хотела быть величественнее, чем Хюррем, — на этих словах Сафие усмехнулась, — но это ни у кого не получилось до сих пор. В отличие от неё, шехзаде Селим жаждал не только трона, но и фаворитку своего брата Дефне, и мы его понимаем — ведь Нурбану была вовсе не его выбором. Когда шехзаде Баязида казнили, как предателя, на землях персидского шаха, люди Селима прибыли в Бурсу, где находилась Дефне с маленьким сыном. Девушка не далась в руки солдат, что хотели забрать её в гарем султана Селима II, храбро угрожала ножом, не подпуская мужчин к сыну. Искандер заметил, что на этих словах в глазах её матери мелькнуло уважение — смелость девушки была ей понятна, но, в отличие от Дефне, Сафие смогла спасти сына и была собой очень горда. И так же гордо продолжала рассказ: — Она понимала, что в этом случае Мехмеда, её единственного сына, всё равно убьют. Дефне успела убежать и спрятаться в комнате, а когда дверь всё-таки взломали, её и Мехмеда нашли уже бездыханными, а в кулаке она сжимала пузырёк с ядом… Сафие ненадолго замолчала, давая понять, что, в общем-то, рассказ окончен, но вдруг решила добавить к нему ещё материнское напутствие. — Мы изучаем историю, сын наш, не только для того, чтобы знать свои корни, но и чтобы не повторить ошибок прошлого. — Госпожа приложила свою ладонь к его щеке. — Эта история учит тому, что даже безграничной власти падишаха иногда недостаточно для того, чтобы получить желаемое. Кто сказал тебе, что после того, как ты казнишь её сына, а тебе придётся это сделать, — на этом султанша сделала акцент, — она станет любить тебя и не желать твоей смерти? — Я изучал историю своей страны, госпожа. Каждый янычар её изучает, и из неё следует, что султан Селим вовсе не был таким, как его дед и отец. Ничем знаменательным его правление отмечено не было, а спустя несколько лет после восшествия на трон он и вовсе был найден мёртвым, но это вы и сами знаете — вы же тогда уже были во дворце. Кто сказал, что моя история закончится так же? Ведь я не буду, как он — я буду совсем другим правителем. — Искандер вновь уважительно поклонился. Сафие издала тяжёлый вздох, и тот был полон отчаяния; она, видимо, до последнего надеялась, что этот исторический экскурс заставит её сына изменить своё мнение. Правда, кое о чём султанша всё ж умолчала — именно самоубийство фаворитки и её сына положило начало её эпохи. Ведь именно после этого Михримах задумала отомстить Нурбану и привела во дворец молодую рабыню, что должна была стать сильнее и могущественнее фаворитки Селима. Сафие-султан не знала наверняка, но надеялась, что Михримах-султан довольна результатом. — Что ж, сын наш, будь по-твоему, — наконец произнесла она вслух.***
От чего бы ты ни прятался и каким бы надёжным ни было твоё убежище, рано или поздно тебе приходится его покидать, ведь вечно ничто не длится. Кёсем, понимая, что всё равно никогда не будет готова, решила сделать это сейчас. Госпожа просто набрала полную грудь воздуха, постучала в тяжёлые двери и сделала шаг за порог из покоев властелина в мир дворцовых интриг. Воздух, который султанша набрала в лёгкие, так и застыл тяжёлым комом в горле — едва она покинула покои, пред её взором вдруг предстала страшная картина, но более ужасным было то, что она уже видела это раньше. Как и пять лет назад, солдаты Сафие под громкие крики перепуганных девушек и причитания евнухов занимали гарем. Это означало только одно: грядёт кровавая смена власти.