***
— Подумать только, мы наконец-то пьём чай. Лиза игриво улыбнулась, глядя на влажные волосы Рихтера, но быстро опустила глаза и спрятала смущённую улыбку в чашку, почувствовав непреодолимое желание провести кончиками пальцев по светлым прядям парня. Андрей, внимательно наблюдающий за мимикой девушки, усмехнулся. Никольская сидела боком к столу, держа чашку с горячим напитком в руках. Рихтер стоял оперевшись на подоконник. В квартире было довольно прохладно, засчёт задёрнутых наглухо плотных штор, но несмотря на это молодые люди всё же открыли окна на кухне и в спальне Рихтера. По полу сквозило, но Андрей не спешил надеть что-нибудь на ноги, да и голову сушить отказался. А вот Лизу он заставил одеться в уже знакомые ей вещи. Ну, или почти… От настойчиво предлагаемых бриджей Никольская наотрез отказалась, поэтому сейчас очень красиво покачивала стройной ногой, заставляя и без того короткую футболку задираться немного выше, приковывая к себе взгляд Андрея. — Лиза, если ты сейчас же не прекратишь это делать, то, поверь, чай мы перестанем пить очень скоро. — Делать что? Почему мы перестанем пить чай? — не совсем поняла Лиза (или сделала вид, что не поняла) ход мыслей Андрея и отставила чашку на стол. — Болтать ногой. Потому что пить чай лёжа неудобно, — Рихтер нагло улыбнулся негодующей от такой прямоты девушке и отхлебнул из своей чашки. — Ой, а сам-то! Мог бы и футболку надеть, стоишь тут как… — Лиза в возмущении остановилась, не в силах подобрать достаточно колкого слова. — Ну? Как кто? — чашка Рихтера с тихим звяканьем встала на подоконник, и Андрей с плавной грацией хищного зверя приблизился к девушке, взял её руку и, распластав на своём прессе, медленно начал вести сверху вниз. — Что дальше? Может скажешь, что тебе не нравится? Лиза ничего не хотела сказать. Точнее, хотела, но самоуверенность парня начала её порядком раздражать, поэтому она решила сыграть по его правилам. — Андрюш, я всё понимаю, но кое-кто обещал сыграть на фортепиано для меня. И что-то я всё ещё не услышала ни звука. Лиза задумчиво царапнула полоску вдоль живота Рихтера, заставив того резко втянуть воздух носом, и неспешно отняла свою маленькую ладошку. Девушка подняла на Андрея заинтересованный взгляд голубых глаз, скрестив руки на груди. Мол, если бы сыграл, то я ещё подумала бы. Парень улыбнулся и зажмурился, затем, приоткрыв один глаз, со смехом заявил: — Шантажистка! Допивай чай, и я тебе сыграю.***
— Марина! Ну, скажи хоть что-нибудь… — Сергей беспокоился, а Марина стыдилась того, что ничем не может ему ответить. Совсем ничем. Как будто выжгло всё… Рихтер — дурак. Хотя он не виноват. Или виноват? Мысли путались, в голове сплошной туман. Она наблюдала за всем, словно со стороны. Как будто её это не касается. У всех больных так? Ей казалось, что вот уже три дня подряд она не в состоянии ощущать вообще что-либо, кроме непрекращающейся ни на миг тошноты. Рвотные позывы… Только желчь. Есть не хочется совершено. «Душа моя, это всё нервы. Вы просто себя накрутили. Вам бы в отпуск», — врач развёл руками. Марина в очередной раз фыркнула от одного только воспоминания об этом диалоге. Лечащий врач мягко послал, на работе пригрозили увольнением, если она и дальше будет брать отгулы. Но разве возможно в таком состоянии по несколько часов стоять в аудитории непрерывно объясняя студентам ненавистную психологию? Когда всё только началось, она даже не сразу смогла сообразить от чего её подташнивает. В один момент слова просто застряли в горле, но через пару минут всё прошло. Марина списала всё на минутное помутнение, однако дальше было только хуже. Кружилась голова, Марина забывала какие-то базовые и совершенно банальные вещи, не могла сконцентрироваться на вопросах, которые ей задавали по ходу лекции. Для неё это был кошмар наяву. «Вы, наверное, просто устали, Мария Алексеевна…», — не остался в стороне кто-то из студентов. Кажется, у Градовой в тот момент даже глаз дёрнулся. Кто бы знал, чего ей стоило сдержать себя в руках и не вызвериться на слишком уж участливого парня. — Марина, пары дней мало. Это не отдых, — убеждал Градов свою жену совершенно невпопад, как ему казалось, хотя в её мысли он попал крайне точно. Сергей как опытный сотрудник органов пытался нащупать верный путь, но со своей собственной женщиной… Он и подумать не мог, что с давно знакомым, близким и родным человеком он будет чувствовать себя подобно слепому котёнку, передвигаться наощупь по минному полю, каждую секунду опасливо жмурясь в ожидании взрыва. Но он не сдавался, несмотря на то, что его монолог затянулся уже на два часа. Лиза, было ли тебе когда-нибудь ещё так же плохо? Было ли когда-либо так плохо Марине? Нет. А вот Никольской… О, да. Было. И не раз. И всё время рядом был Рихтер. Но с ним всегда было больнее. Раз за разом он обламывал ей крылья и сбрасывал вниз с отвесной скалы. Вот на что это было похоже.***
Он как ни в чём не бывало вернулся на своё прежнее место и с невозмутимым видом продолжил пить чай. Лиза же в свою очередь отчего-то находилась в радостном предвкушении. Она закусила губу, представив, как красиво будет смотреться полуголый Рихтер за фортепиано. Такой вредный язвительный, безумно притягательный и принадлежащий безраздельно только ей одной. Пожалуй, её даже не слишком волновало насколько плохо в действительности играет парень. Они вошли в комнату, не проронив ни слова. Рихтер сел на банкетку. Лиза с удивлением обратила внимание, что раньше её тут не было. Хотя вполне вероятно, что она просто стояла не у инструмента. Пальцы Андрея, как и в тот раз, несмело коснулись чёрно-белых зубов пианино. Какой-то нестройный аккорд резанул слух. Рихтер ядовито улыбнулся и начал наигрывать «Собачий вальс», девушка скривила губы и закатила глаза — ей сразу стало ясно, что молодой человек валяет дурака и дразнится. — Андрей! — протянула девушка, всё ещё наслаждаясь тем видом, который был доступен только ей, что было чертовски приятно. Но через секунду для неё перестало существовать всё, кроме длинных пальцев, извлекающих из фортепиано поистине чарующие звуки. Укачивающие, уютные басы, как неспешно покачивающиеся волны лизали не берег, но душу. Мелодия и её лёгкий отголосок были похожи на свежий, вечно торопящийся куда-то морской бриз, уносящий с собой все обиды и недопонимания. Музыка, которую он знал уже давно, сейчас раскрывалась для него по-новому. Для мамы она звучала по-другому… Пауза. Момент, застывший в вечности. Казалось, что между закончившейся частью и репризой прошла целая жизнь, но тихий отзвук хрустального аккорда висел в воздухе буквально две секунды. Душа требовала продолжить. Он вложил в музыку, сыгранную для Лизы, всё то, что сказать просто не было сил. Слова давались ему тяжело, а музыка… Она понятна. Она никогда не требовала чего-то взамен и не объясняла всего, давая слушателю додумать и понять все недосказанности самому. Конец. Руки зависли над клавишами, но стало понятно, что обратно они не опустятся. В комнате повисла тишина. — Что это? — наконец смогла проговорить Лиза. Рихтер мягко улыбнулся, отчего его лицо засветилось безграничной нежностью, которую Лиза в нём в этот момент даже не заподозрила, уперевшись взглядом в светлую макушку. — Пусть это останется секретом. Он встал, и скрип банкетки почти разрушил волшебство момента. Андрей подошёл к ней как большой дикий кот. Тихий, красивый, обаятельный, но всё — обман. От него веет опасностью. Она чувствовала это каждой клеточкой своего тела, но страха не было. Напротив, она доверчиво делала шаг навстречу. Этот хищник казался ручным.***
Казался. Теперь она знала. Теперь она всё знала, но от этого было ещё горше. Даже сейчас Марина понимала, что Лизе стоило сбежать тогда, когда Андрей предлагал. Потом было слишком поздно. Потом не было ни единого шанса вырваться из этих нежных объятий. Даже когда ещё не было понятно, что её не обнимают, а душат. Та мелодия беспрерывно играла сейчас в голове, словно кто-то, зачарованный красотой звуков, ставил её на повтор снова и снова, и снова… И страшно было признаться даже самой себе, что волшебные звуки заставляли вздрагивать и трепетать самые тонкие и далёкие струны души. Хорошо, что он не сказал название, иначе она бы тогда и вовсе забыла как дышать… «Mariage d’Amour». Брак по любви. Очередная злая насмешка. Воспоминания, сладкие настолько, что на кончике языка ощутимо горчило, больно ударили под дых. Воздуха перестало хватать, сердце сжалось от нестерпимой боли. Слезы потекли с новой силой, это испугало Градова ещё больше. Казалось бы, столько лет общения с преступниками, пусть это были не убийцы и не маньяки, но порой люди не менее жестокие, но женские слёзы, а в особенности слёзы жены, ввергали его практически в ступор, откуда выбраться было куда сложнее, чем могло бы показаться. — Марина! Марина, успокойся. Всё будет хорошо. Я обещаю! Мы сделаем всё, что нужно, не переживай. Мы пойдём в другую клинику, в платную. Ты только не волнуйся, — он приподнял её, будто она была не тяжелее пёрышка и усадив к себе на колени, начал укачивать Марину как ребёнка, не обращая внимания на странные взгляды проходящих мимо людей. А она всё плакала и плакала, не в силах остановиться… Скоро пройдёт. Всегда проходило.***
Рихтер аккуратно обнимал сладко сопящую девушку. Хотелось прижать её к себе сильнее, но Андрей боялся переломить её как стебелёк хрупкого соцветия. Глупо, да, но это было сильнее него. Было ещё совсем раннее утро, солнце только начинало заливать город своим светом, ветерок, дующий из окна, слегка шевелил золотящиеся волосы на макушке Лизы, отчего она слегка поёжилась. Никольская уже не спала, но тепло мужчины, который позади неё старался почти не дышать, приятно согревало не только тело, но и душу. Она эгоистично не хотела делить Рихтера с этим миром, а потому раскрывать своё бодрствование молодому человеку не собиралась по крайней мере до тех пор, пока солнце не начнёт противно бить в глаза, пробравшись сквозь щель между не совсем плотно задёрнутыми шторами, вынуждая отворачиваться от окна. Тихо хлопнула входная дверь и рука Рихтера заметно напряглась. От резкого звука Никольская вздрогнула и попыталась зачем-то встать с кровати, но молодой человек, не прикладывая практически никаких усилий, смог удержать её от этого.***
— Серёж… Я в порядке. Правда. Спасибо. Поехали домой, пожалуйста, сказала Градова хрипловатым голосом. Марина медленно встала при поддержке Сергея. Нос был заложен, в висках и затылке пульсировало, но глаза были уже сухими. Даже слишком. Решение было рядом, надо было только сказать это вслух. — Поехали. Отдохнёшь, а потом будем решать, что дальше, — тихо и заботливо пробормотал Сергей. — Я уже решила, — эти слова твёрдо разнеслись по коридору, отталкиваясь от холодных стен. Градов нахмурился, подхватил Марину под локоток и повёл на выход. Он ждал продолжения, но спустя несколько лестничных пролётов понял, что ожидание напрасно и всё же решил уточнить: — Что ты решила? — Потом, — Марина отмахнулась от мужа. Она хотела хорошо обдумать происходящее. Действительно ли это было желанием понять свой организм или это была попытка снова найти себя? Снова найти Лизу?***
— Лежи, не вставай: ещё очень рано. Это родители вернулись, наверное, что-то забыли, — тихо пояснил Андрей Лизе в затылок. — Не переживай, они не зайдут. Или хочешь познакомиться? Лиза буквально почувствовала издевательскую ухмылку и тихо фыркнула: — Нет уж. Как-нибудь в следующий раз и желательно при менее компрометирующих обстоятельствах. — Только не говори потом, что я не предлагал, — издевательски протянул парень. — Пойду посмотрю, что они такого забыли, что решили вернуться. Спи, — всё также шёпотом проговорил Рихтер и нежно чмокнул девушку в висок. Андрей тихо поднялся и вышел. Без него в комнате стало холодно и пусто. Девушка вздрогнула и посмотрела на штору, скрывающую приоткрытую форточку. Вылезать из-под тёплого пледа не хотелось, но без Рихтера позади становилось довольно зябко. Никольская завернулась в плед и аккуратно ступила на холодный пол босыми ногами. На секунду она зажмурилась от солнца, которое на восходе было особенно ярким, встала на тихонько скрипнувший подоконник одним коленом, закусила губу и, наконец, дотянувшись до форточки, закрыла её, а затем поплотнее задёрнула шторы. Она хотела было лечь обратно, но не смогла побороть своего любопытства и подошла к слегка приоткрытой двери. Через небольшую щёлочку было слышно приглушённые голоса, доносившиеся, по всей видимости, откуда-то из кухни. В прочем, Лиза предпочла бы никогда не слышать этого диалога.***
Так было бы лучше для всех, но случилось то, что случилось. Не с девочки, с глазами осеннего неба это началось. Совсем не с неё, а многим раньше. С этого диалога на кухне, который для её ушей не предназначался. Которого вообще не должно было случиться. Сейчас, спустя много лет, Лиза понимала, что стоило ей поступить по-другому, и жизнь могла бы сложиться совершенно иначе. Гораздо лучше, без лишних сложностей и недопониманий. Без лишних рыданий в подушку много ночей подряд. Без… Градова. Лучше всего было бы согласиться на шутливое предложение Андрея и познакомиться с его родителями. На секунду представилось его молодое и довольно ухмыляющееся лицо. На самом деле, он абсолютно точно хотел, чтобы тогда она поддалась на ту глупую провокацию. Но случилось то, что случилось. Это не её слова, не её мысли. Так говорил Рихтер, успокаивая, подбадривая, внушая Лизе, что незачем страдать по тому, что исправить уже никак не получится. Сейчас об этом она напоминает себе сама, но… В глубине души Никольская всегда надеялась, что про себя Андрей ругает её последними бранными словами, называет дурой, идиоткой, не оправдывает её ни в коем случае. Забавно, как Лиза когда-то огораживала себя от его нежности. Может, поэтому она о ней практически не помнит?***
— …а почему ты не предупредил, что Стася опять придёт? — слова, мягко произнесённые женским голосом, ударили под дых. — Андрюша, она такая хорошая девочка, а ты так редко её зовёшь в гости… Вообще, вы уже так давно вместе, что стоило бы тебе уже задуматься о предложении, а то как-то некрасиво выходит. Морочишь девочке голову, а она на тебя такими глазами влюблёнными смотрит, в рот тебе заглядывает, терпит твои закидоны. Хорошая девочка. Папе тоже нравится. Да, Саша? — Да. Андрей, действительно. Уже перед людьми как-то неудобно. Сейчас, конечно, нравы у молодёжи другие, но всё-таки… — Папа, ну хоть ты не начинай! — раздражённо проговорил Андрей. — Я женюсь. Скоро. Обещаю. — Ага, как же. Женится он! — возмущённо проговорила мать. — Позавчера сидели за одним столом, она к тебе и так и эдак, а ты надулся, как индюк, и просидел весь вечер. Ни слова, ни полслова! — Дорогая, он просто засмущался нас. Сегодня видишь, как у них всё хорошо? — отец заговорщицки подмигнул сыну. — Поехали обратно, а то не успеем к вечеру все дела закончить. Пусть молодые оттянутся тут одни без стариков. — Вообще-то… — начал было Андрей, но его перебили. — Да ладно, сын, мы всё понимаем, дело молодое. Только если жениться не хочешь, вы уж поаккуратнее как-нибудь. Хорошо вам развлечься! Не скучайте. — И не собирались, — тихо пробубнил Рихтер и закрыл дверь. Объяснить что-либо людям, которые упорно не желали его слушать, было просто невозможно. Он, конечно, уже представлял как удивится и, может быть, даже расстроится мать, когда узнает, что со Стасей он уже давно расстался. Девушка правда упорно в это не верила и всё ещё пыталась возродить чувства, но Лиза уже плотно поселилась в каждой мысли будущего врача. Маме она понравится. У Лизы просто нет ни единого шанса не понравиться его родителям. Когда Андрей вернулся в комнату, он обнаружил, что Никольская всё-таки уснула, закутавшись плотнее в плед. Рихтер лёг позади и крепко прижал к себе любимую и уже давным-давно единственную нужную ему девушку, подрагивавшую, по всей видимости, от холода.***
— Мы летим в Москву, — неожиданно и мрачно отчеканила Марина посреди ненавязчивого разговора за ужином. Градов едва не поперхнулся от столь неожиданной перемены настроения за столом и от ещё более неожиданных новостей. — Любимая, но… — строгий вопросительный взгляд и изогнутая бровь заставили замолчать на полуфразе. — Извини. Я просто хотел сказать, что я не против, но только вот… Я не смогу с тобой полететь. Ты же помнишь, что у нас сейчас в разработке одно очень важное дело? — Марина кивнула, что-то такое она слышала, но точно уверена не была, потому что слушала разговоры Градова с коллегами вполуха. — Так что… Если ты считаешь, что это необходимо и готова полететь одна, то я мог бы договориться с какой-нибудь больницей и… — С сотой. — Что, прости? — несколько опешил супруг. — С больницей под номером сто, — Марина попыталась смягчить голос, в последнее время резкость, очень свойственная её прошлой жизни, прорезалась всё чаще и сильно озадачивала Сергея. — Я посмотрела… Там прекрасное оборудование, хорошие врачи… Которых набирала она сама, а потому сомнениям в её речи места выделено не было.***
— Я пойду в общежитие… — голос у Лизы был немного осипшим. — Ммм? — Рихтер промычал с набитым ртом и поспешно проглотил непережёванный кусок, едва не подавившись. — Прямо сейчас? — Никольская кивнула. — Почему? Не хочешь остаться ещё ненадолго? — Нет, Андрей. Я хочу в общежитие. Просто немного… — она чуть было не сказала устала, но вовремя спохватилась. — соскучилась по подругам. Да и вещи надо разобрать… Парень нахмурился, внимательно наблюдая за всеми движениями Лизы, но, поняв, что девушку это немного напрягает, прекратил и нацепил самую свою извиняющуюся улыбку. — Не хочешь мне чего-то рассказать? — Лиза напряглась, услышав эти слова. Неужели о чём-то догодался? — Нет, с чего ты это взял? — Я помню. Ты хотела мне что-то рассказать, когда я провожал тебя последний раз домой. Я тогда не стал слушать, а ты расстроилась. Прости, наверное, это было что-то важное для тебя? — Нет. Не для меня. То есть, — Лиза замялась. — не теперь. Больше нет. Рихтер поджал губы, но удерживать Лизу не стал, говоря сам себе, что это будет уже слишком. Это точно её напугает. Но чувство тревоги надёжно обосновалось в груди. Эта несносная девчонка что-то уже решила сама для себя и теперь её не отговорить. — Ты ничего не съела, — попытался Андрей перевести тему. — Просто переживаю. Из-за Лаврова… Я думаю, мне надо с ним поговорить, понять ситуацию. Мне немного страшно, но… Возможно, мы просто друг друга неправильно поняли. — Лиза, не начинай, пожалуйста. Давай не будем сейчас о Лаврове. Если ты хочешь уйти, я тебя провожу, — единственная тема, которая в разговоре с Лизой могла быстро вывести его из себя, это инцендент с преподавателем. Он ненавидел его так сильно, как только это возможно. Но вместе с тем в нём боролось противоречивое чувство благодарности. Нет, не за то, что Лавров такая сволочь. За то, что он, Рихтер, оказался рядом. — Не надо! — выпалила Никольская, быстрее, чем подумала. — Боже мой! Андрей, извини! Я не это имела в виду. Просто если нас увидит кто-то из твоих знакомых… — И что? Что будет? — Андрей начинал злиться. — Одна твоя подруга знает, Родионов твой этот треклятый и Вадик тоже. И все пусть узнают. А с таким набором свидетелей именно это и произойдёт. Не сегодня — так завтра. Тогда к чему скрывать? — Андрей… Пусть это произойдёт само. Не надо вот так… Напоказ. Я прошу тебя, — щенячьи глазки Никольской смогли убедить Рихтера. — Хорошо, — Андрей сжал зубы так сильно, что ещё чуть-чуть и они грозили сломаться. — Могу я тогда проводить тебя хотя бы до аллеи? — Я не знаю, — промямлила она неуверенно и тихо. — Наверное… — заключила ещё тише. — Лиза, что случилось? — голос Андрея дрожал от злости, непонимания и беспокойства. — Ничего, правда, — Лиза растянула губы в улыбке и, чмокнув парня в щёку, ушла переодеваться.***
Или же всё началось с её глупого желания умолчать о беременности? Подумать только, что Рихтер узнал об их так и не родившемся ребёнке только десять лет назад… Как она решилась на аборт? Та, маленькая глупая Лиза, ещё не знала, как же сильно она захочет иметь детей. Ещё больше она удивилась если бы узнала, что детей она захочет от того самого человека, который, казалось, сломал ей всю жизнь. Она и сейчас помнит в какой ярости был отец, и как испуганно и немного разочарованно поджимала тонкие губы мать. Мама пыталась отговорить, вызнавала кто отец ребёнка, но так и не смогла сделать ни первого, ни второго…