Замороженное солнце

Я никогда не отличался особым умом. Что в детстве, что в юности. Но война меняет людей. Особенно беспросветных идиотов, вроде прежнего меня. Невозможно остаться тем комочком упрямства и света, когда на твоих глазах убивают тихую, скромную девушку — еще совсем юную. Убивают сразу после смерти ее брата, последним желанием которого было то, чтобы я защищал ту самую девочку, так глупо влюбленную в меня. И я не смог. Тогда я впервые не сдержал обещание. Сложно быть дураком, когда на тебя ведет охоту богиня и её приспешник-мухоловка, а кучка преступников хочет погрузить мир в Бесконечное Цукиёми. Тут хочешь-не хочешь, а поумнеть придется. Хотя бы ради выживания. И невозможно доверять всем, когда тебя предает твоя первая любовь, сдав тебя и твоего лучшего друга с потрохами старику Данзо, что спит с ней каждый день. Да, от Сакуры я такого не ожидал. Все же я был наивным и доверчивым идиотом. Этот человек, пусть и косвенно, но убил её. Он не мог не знать о том, что сил нас убить у нее не хватит. Данзо не имел за собой привычки подолгу сохранять жизнь очередной медовой куноичи, будь она хоть трижды ирьёнином и ученицей Цунаде. Но обо всем по порядку. Сразу после завершения войны и победы над Кагуей я был признан героем, равно как и Саске. Сакура, под предлогом помощи с миссией, по приказу Данзо на одной из особо тяжёлых миссий попыталась нас убить. Впрочем, Курама тогда и так был на взводе из-за какой-то мелочи, и… в общем, от Харуно не осталось даже пыли. Данзо тоже жил недолго. Саске всё же умудрился влюбиться в Сакуру и вспомнил былые времена. О, старика он держал в Цукиёми долго. Позже он мне рассказал о связи Сакуры со старым извращенцем, но это было уже после того, как Данзо скончался прямо в иллюзии от разрыва сердца. Что с ним там вытворял разъяренный Учиха я даже знать не хочу. В его мастерстве пыток я не сомневался, так как я был одним из трех человек, что были в курсе его обучения у Морино Ибики прямо во время войны, а об Орочимару я вообще молчу. Медики, каковым по сути и являлся змеиный санин, страшные люди. Они способны как излечить, так и одним касанием сломать все кости в теле. А Саске у этого монстра учился годами. Даже Цунаде до него далеко, ведь она лишь лечила, а этот змей изучал все. Кстати, Орочимару, с которым я чудом умудрился сдружиться, по моему настоянию сымитировал свою смерть. Примерно через неделю после этого в Конохе появился подозрительно похожий на него шиноби из Тумана. Впрочем, я за него поручился, и Цунаде пришлось смириться. И шаринган Саске тут совершенно ни при чем, да. Уже совсем скоро мы встретились с духом Рикудо во сне. Он много чего говорил, но свелось все к тому, что мы его потомки, а потому избраны для какой-то там высшей цели. Кстати, цели по сути-то и не было, просто собрать всех биджу и осколки их душ, которые, как оказалось, раскололись, и мы с Учихой потратили на увлекательную головоломку «Собери пазл из душ Биджуу» почти год, после чего Рикудо с радостной улыбочкой вырвал глаза Саске и убил меня. Пусть и во сне, но... в общем, положительных эмоций по отношению к нему практически не осталось. Проснулись мы живыми и здоровыми в своих кроватках, но у Учихи появился риннеган, а я… даже не знаю, что со мной случилось. Не изменилось совершенно ничего, даже Курама и все биджу разводили конечностями. Да. Все они после «сборки» обжили мою бедную тушку. Как — сам не знаю, но им и без печатей не хотелось вырываться и уничтожать мир. Их вполне устраивала спокойная жизнь в моем подсознании, и покидать его они не спешили. А меня настойчиво попросили не рассказывать о таком «соседстве». Что самое странное — их не засекли даже лучшие сенсоры страны Огня. Пропажа биджу волновала всех почти три года, за которые я успел побыть Хокаге (и что я нашел в этом?! Эти бумажки мне до сих пор в кошмарах снятся!), стать Капитаном АНБУ и здорово сдружиться с Саске. Тот даже был рад моему взрослению и сам подался в Корень, едва отойдя от предательства Сакуры. Учихи всегда считались однолюбами и если они любили — то навсегда. Редко когда им везло и они влюблялись во второй раз, это считалось чудом. Потому-то они и не жаловали чужаков. Боялись влюбиться в того, в чьей преданности не были уверены.

***

Война убивает людей. Я не могу спать без кошмаров. Каждую ночь я вижу их лица. Их стеклянные глаза, крики, шепот и обвинения. Я ведь смог бы их спасти, не будь таким непрошибаемым идиотом. И это не самобичевание, это правда. Саске тоже почти лишен сна. Сакура оказалась для него последней каплей. Подозреваю, что не сошли с ума мы лишь потому, что удерживали друг друга. Намного легче сохранять рассудок, выговорившись кому-то, кого ты знаешь, как самого себя. Мы просто вываливали друг на друга всё, что было на душе, а потом шли и пили. Напивались в хлам так, что даже Цунаде было завидно. Зато хоть пить научились и не пьянели с первой же чарки саке. Я стал завидным холостяком. Ещё бы не стал. Герой пяти наций, победитель Кагуи, капитан АНБУ, седьмой Хокаге, пусть и в отставке... завидная партия. Но мне было плевать на них. После войны я стал тем ещё параноиком, и кроме проверенных людей никому не доверял. В их число входили Саске, Цунаде, Гаара и ещё пара человек. Маловато, но это недоверие не раз спасало мне жизнь. Моя холодность с чужаками не нравилась бабуле Цунаде и пришлось преобразовать это в маску вежливости. Она просто невероятно злилась от моего ледяного тона, и вежливая улыбочка стала моим спасением. Со временем, конечно, я все же научился имитировать настоящие эмоции, не испытывая их, да и паранойя поослабла, но вот первое время я был просто дико похож на Сая в начале нашего с ним знакомства. Помимо всего этого я буквально носом рыл землю, разыскивая печати Узумаки. Неудивительно, ведь это было у меня в крови. Много найти не удалось, но и этого хватило для разработки новых. Я, Гаара и Саске создали новые печати, о которых знали лишь мы трое, что также не раз спасало нам жизни. Хоть наш красноволосый друг и жил в Суне, печати поддерживали связь, а после изобретения печати телепортации — совершенного полета бога грома — мы виделись каждый день. С этой печатью можно было переместиться в любую точку мира, в которой мы уже когда-то были, и никакие маячки не были нам нужны. Мгновенное перемещение, идеальный побег, наша гордость. И все было бы хорошо, если бы мы втроем не взяли ту чертову миссию. Я проверял местность, Саске сканировал свитки своим ринненганом, а Гаара собирал отсканированные в печать, как я заметил какую-то дымку среди деревьев, как от скрывающего гендзюцу. Никто не успел и моргнуть. Последнее, что я помню — истошный трехэтажный мат всех демонов, кровавая пелена перед глазами и тьма. Первым, что я почувствовал, была боль. Нет, не так. Боль. Она пронзала живот, причем так, будто его проткнули насквозь катаной. Открыв глаза, я с отстранённым весельем понял, что так оно и было. Из моего подозрительно детского и худого живота действительно торчала катана, а неподалеку стояли пятеро шиноби, о чем-то шушукаясь. Видимо, незадачливые убийцы. Идиоты, они что, не знают о том, что нельзя убивать джинчуурики? Им дико повезло, что я такой живучий. Курама в подсознании тихо о чем-то выл на одной ноте, остальных пока слышно не было — видимо, спали. То, что я как бы должен быть мертв с такой-то раной я и сам понимал, но спокойствие для шиноби, а уж тем более АНБУ — главное. Коротко оглядевшись, понял, что эти люди помимо оружия у меня в животе рядом бросили кунаи и я, мысленно с усмешкой покачав головой, тихо подобрал железки. Боль здорово мешала сосредоточиться, но и я был не сопливым генином, а потому, абстрагировавшись от нее, осторожно вынул катану из живота. Не знаю почему — возможно, это были либо совсем ещё новички, либо умственно отсталые, но меня заметили лишь когда один из кунаев по рукоятку влетел в шею одного из них, с характерным звуком разрывая позвонки. Тот кулем опал на землю, а оставшиеся четверо резко обернулись ко мне. С легкой насмешкой я разглядел в их глазах неверие, шок и страх, прежде чем один из них бросился на меня. Кровь из живота уже текла не так активно благодаря Кураме, а потому я довольно быстро увернулся от удара, и катана, непривычно огромная для моих детских рук, отрубила парню голову. Оставшиеся трое были легкой добычей. Даже чуунины для меня были мелкими сошками, несмотря на боль, здорово стесняющую движения, рану и то, что я не использовал чакру, а потому уже через пару минут рядом валялись пять трупов. Опыт не пропьешь, как говорила бабуля Цунаде. Рана тем временем почти затянулась, и уже через пару секунд полностью исчезла, оставив лишь едва-едва заметный шрам, который Лис позже залечит. Сам же Курама затих, и я услышал, как открывается дверь из помещения. И вот тут я конкретно подвис, даже с моим опытом сдерживания эмоций, потому что когда в помещение входит живой, здоровый и молодой Учиха Итачи трудно остаться невозмутимым. Итачи тем временем тоже явно растерялся, заметив окровавленную катану у меня в руках и трупы. Только сейчас я окончательно осознал, что тело все же не похудевшее, а реально детское. Причем женское, судя по пустоте кое-где.  — Наруто? Это ты их так? — мысленно обречённо вздохнул, уже примерно представляя что произошло, и кивнул. Позже разберусь. И тут опять все потемнело. Перед глазами проносились эпизоды из совершенно чужой жизни. Я видел жизнь маленькой Наруто Узумаки-Намикадзе, и она мне совершенно не нравилась. Здесь Минато и Кушина были живы, а у девочки был старший брат Нагато. Вот только отношения в семье были ни к черту. И причина меня просто убила. Из-за смерти сестры близняшки Наруто, Наруко. Та погибла в раннем детстве, играя с предыдущей владелицей тела, а потом та отчего-то пришла в ярость и Кьюби, который здесь тоже был запечатан во мне, ненадолго пробудился. Выброс ядовитой чакры убил малышку меньше чем за минуту, оставив лишь кучку переломанных в труху костей, кровавое пятно на земле и отдающийся в ушах крик. Минато тогда первым отдалился от дочери, считая, что ей нужно справиться со всем самой. Вот только девочка ошибочно приняла это за ненависть. Кушина, следуя совету мужа, также отдалилась от ребенка, а Нагато откровенно сторонился ее. Полагаю, он боялся сестры, потому что был единственным свидетелем смерти Наруко. Маленькая Наруто замкнулась в себе. Слабая девочка пошатнулась психикой, оставшись наедине с чувством вины и кошмарами, где фигурировала смерть близняшки. Она все реже выходила на улицу, училась в школе отвратительно, в практике была откровенно слаба и первым в ней, опять же, разочаровался отец. Разочарование и холод — вот все, что видела девочка в глазах отца и матери, в то время как Нагато, будто в противовес ей, стал гордостью семьи. АНБУ, гений, лучший ученик, красавчик — в общем, прямо точная копия Итачи. Впрочем, последний, как и все Учихи, относился к Наруто нейтрально, а вот в деревне ситуация с ненавистью повторилась. Девочка вообще ни с кем не общалась, она не произнесла ни слова за последние два года и ее уже всерьез считали немой. А психика все сильнее расшатывалась, и в девичьей головке уже зрел план по высвобождению Кьюби для уничтожения Конохи. И здесь сдерживающего фактора в виде чакры матери, как у меня, не было. Все чаще случались молчаливые истерики, нередко в порывах ярости она ломала обо что-то ногти. Часто посуда и камни летели в окружающих или в стены. Из-за этого появилась кличка «бешеная», а вместе с ней и насмешки, страх. Безумцев опасаются все. Накануне вечером ее похитили шиноби из вражеской деревни для ослабления военной мощи Конохагакуре-но-Сато. Девочка не прожила и часа, ведь эти идиоты не подумали о том, что при смерти джинчуурики демон бы освободился. Или же подумали и сделали это специально, чтобы в Конохе наступила разруха и запустение... Это все уже было неважно, ведь Наруто умерла. Вот тогда-то и появился я. Бывший Лис этого мира даже умереть не успел — мой Курама его мгновенно поглотил. Эта его версия была куда слабее, ведь мой Кьюби столько лет не просто сидел в подсознании, а развивался. К тому же мой Ку "собранный", а местные биджу — лишь осколки. Весело, что сказать. Я в теле слабой, никчемной, безумной девчонки, не умеющей ничего. Зато от меня ничего не ожидают. В смысле, вообще ничего, я как бы тень, каждый день ненадолго являющая себя народу и бьющая посуду. А в остальное время меня не существует. Не так плохо, как могло бы быть. А в следующий миг я очнулся в знакомой уже палате больницы.