***
По квартире разливается трель дверного звонка. Подросток, запнувшись по дороге несколько раз, спешно добирается до прихожей и встречает вошедшего гостя с улыбкой. Из соседней комнаты тут же раздаётся детский визг, и вскоре за ним вбегает маленькая тёмно-русая девочка, но, заприметив незнакомого человека, прячется за старшим братом, который со вздохом поднимает её на руки, крепко прижимая к себе. – Прости, что не предупредил, – обращаясь к гостю, стыдливо произносит парень, не прекращая улыбаться. – Родители говорили, что её сегодня бабушка заберёт, но она ещё не пришла. – Ничего страшного, – спокойным тоном отвечает Нолик, мысленно подмечая, что одноклассник так выглядит даже милее. – Если она не будет мешать, я не против. – Не будет, – с усмешкой опустив сестру на пол, он продолжил: – Она стеснительная, так что перед незнакомцами ведёт себя, как подобает. – А не перед ними? – так же усмехается Нолик, наблюдая за тем, как девочка вновь прячется за ногами брата. – Как чёрт, ей богу, – с едва заметной злостью выпаливает Стэс, видимо, уже малость подустав от своей младшей родственницы. – Неправда! – неожиданно выкрикивает девочка, высовывая голову из своего убежища. – Ты всё врёшь! Атя – ангел, а не чёрт! – немного картаво произносит она, вызывая у старших лишь улыбки. – Поэтесса, блин. Иди к себе, я сейчас подойду, – легонько отталкивая её от себя и направляя в сторону комнаты, парень качает головой и возвращает внимание на друга. – Милая девчонка, – комментирует Нолик, на что в ответ слышит смешок со стороны собеседника, и пока тот ещё не успевает ничего ответить, неосознанно добавляет: – Семейное, видимо. «Чёрт, я это вслух сказал?» – мысленно корит он себя за длинный язык, видя, как староста постепенно меняется в лице. Сначала смотрит недоумённо, совершенно не понимая о чём речь, затем удивлённо приподнимает одну бровь и в завершении смущённо отворачивается, принимаясь теребить волосы, скрывая рукой появившуюся на лице улыбку. – Ну, то есть, я имел в виду... Как бы... – не зная, что сказать в своё оправдание, нелепо перебирает вслух варианты Нолик, но его попытки неожиданно прерывает Стэс: – Спасибо, – он вновь поворачивается лицом к товарищу, открывая его взору свою искреннюю улыбку, после чего задумчиво отводит взгляд в сторону, ища более подходящую тему для разговора. – Да не за что, – неловко отзывается парень, чувствуя подступающее напряжение, после чего опускает голову и начинает разглядывать свои руки, робко скрещенные на запястьях. – Чай будешь? – внезапно предлагает Стэс, после чего усмехается и добавляет: – Или лучше воду? Тебе вроде в прошлый раз понравилась та, что из-под крана, – парень ещё шире улыбнулся, когда Нолик наконец поднял на него недовольной взгляд, и вовсе рассмеялся, услышав хмуро произнесённое: – Иди к чёрту. – Ей есть чем заняться, не переживай, – отвечает староста, двигаясь на кухню и жестом подзывая друга следовать за ним. Нолик же вопросительно уставился на приятеля, никак не понимая, кому «ей», но затем, вспомнив про их диалог в начале, прыснул от смеха. – Давай тогда чай, – присев за стол на то же самое место, где и в прошлый раз, парень улыбнулся и, встретившись со взглядом карих глаз, что будто бы спрашивали у него: «точно?», утвердительно кивнул. Стэс, удовлетворённый ответом, обернулся к себе, принимаясь наливать в уже заранее приготовленную чашку кипяток. Кажется, в этом доме для Нолика теперь всегда найдётся место. Эта мысль приятно грела душу, и парень не смог сдержать очередной улыбки. Последние два дня прям-таки балуют его приподнятым настроением, хотя это отчасти немного пугало. Ну, не может же быть всё так хорошо? Или это та самая белая полоса, после которой вновь последует чёрная? Но с каких пор в жизни Нолика вообще присутствует белый цвет? Из соседней комнаты послышался тонкий голосок, умоляющий «братика посмотреть с Атей мультики». Стэс, поставив чашку на стол перед своим другом, глубоко вздохнул и виновато на него посмотрел. – Я сейчас, – уходя под повторные детские крики, произносит староста, после чего квартира погружается в тишину. Нолик скучающе оглядел кухню, в которой находился, и, не найдя ничего нового, сделал глоток горячего чая с двумя ложками сахара. Запомнил. Парень скрыл снова появившуюся на лице улыбку, делая второй глоток, после чего перевёл взгляд на вернувшегося приятеля. – Скоро её заберут, – проинформировал тот, присаживаясь рядом за стол и придвигая миску с печеньем поближе к другу. – Говоришь так, будто её в дет.дом собираются сдать, – озвучил свои мысли Нолик, тут же берясь за предложенное лакомство. – Ты её... недолюбливаешь? – не решившись сказать «ненавидишь», неуверенно спрашивает парень, вызывая на лице товарища недоумение. – Да нет, почему, она же моя сестра, как я могу её не любить? – с грустной улыбкой отвечает Стэс, опуская глаза вниз. – Она, конечно, та ещё заноза в заднице, и мне было бы куда спокойнее, будь я единственным ребёнком в семье, но... Она скрашивает мои серые будни, хотя это, наверное, как-то неправильно звучит. Во всяком случае, мне нравится видеть её счастливой, и я сильно скучаю, когда не вижу эту мелкую дольше одной недели. Меня даже Ирита так хорошо не знает, как сестра, учитывая тот факт, что она частенько наводит ревизию у меня в комнате и смотрит вместе со мной всякие... сериалы... В общем, мы определённо не самый худший пример брата и сестры, – с усмешкой заканчивает парень, немного краснея от мысли, что разговорился. Его об этом никто не спрашивал, так на кой чёрт он это всё рассказал? – Круто, – кратко комментирует Нолик, чувствуя какую-то горечь из-за мыслей о своих отношениях с Симкой. – У меня тоже сестра есть. Старшая. – Правда? – староста изумлённо поднимает взгляд на своего собеседника, после чего переводит его на выглянувшую из-за косяка тёмную макушку своей сестры и вздыхает. – А сколько ей? – вставая со стула и идя за спрятавшейся за стеной сестрой, интересуется он, после чего возвращается на место уже с девчушкой на руках. – Девятнадцать, – замедленно отвечает Нолик, отчего-то будучи не совсем уверенным, правильно ли он назвал её возраст. – Ого, – с искренним удивлением отзывается Стэс, поудобнее усаживая сестру себе на колени. – А моей и пяти ещё нет. Да, Атя? Сколько тебе лет? – весело обращаясь к девочке, в шуточной манере спрашивает подросток, на что она громко с нотками гордости выпаливает: «четыре года восемь месяцев!». – Вот это я понимаю, взрослый человек, не то что мы с тобой, – возвращая внимание на друга, он подмечает, что тот чем-то расстроен, несмотря на улыбку, и едва заметно хмурится. – Что-то не так? – С чего взял? – скрывая всё же просочившиеся в голосе удивление, Нолик переводит взгляд с маленькой девочки на приятеля, задавшего столь внезапный вопрос. «Что-то не так» – это ещё слабо сказано, но как ты это понял, чёртов староста?» – Выглядишь... озадаченным. И уставшим. Ты спишь вообще? – облокачиваясь одной рукой на поверхность стола, староста пододвигается ещё чуть ближе и смотрит другу прямо в глаза. Тот смущённо откидывается на спинку стула и отводит взгляд в потолок. – Ты себя-то давно в зеркало видел? Вообще походу на улицу не выходишь. Ты мне даже сестру начинаешь напоминать, а у нас с ней, между прочим, весьма натянутые отношения, – случайно проговаривается Нолик, резко замолкая и всё ещё не решаясь смотреть на старосту, который после услышанного лишь многозначительно хмыкнул и задумчиво отвернулся. Напряжённую минутную тишину прерывает его младшая сестра: – А как тебя зовут? – протягивая ладошки к новому знакомому, спрашивает она. Нолик наконец опускает глаза и, немного помолчав, с натянутой улыбкой отвечает: – Нолик. – А меня Атя! А-тя! – зачем-то по слогам повторяет девочка, после чего смеётся. – А полное имя: Ата... Атасия! Красивое, правда? – Ага, красивое, – прыснув от смеха, парень тут же пытается надеть на лицо маску спокойствия. «Нет, ну, родители постарались, конечно: Стэнисфер и Атасия. А в сочетании с фамилией вообще бомба! Стэс Кориццев... Атя Кориццева...» Нолик всё же не сдерживается, и небольшое светлое помещение заливается его смехом. Стэс поражённо хлопает глазами, не понимая, что так развеселило его товарища, а Атя, восприняв это как оскорбление, начинает хныкать. – Боже, да что с тобой? – скрывая своё негодование из-за поведения приятеля, спрашивает староста, тут же прижимая расплакавшуюся сестру к себе. – Ну, чего ты расстраиваешься, он это не зла, – обращаясь уже к младшей, пытается успокоить её парень. – Ой, – виновато слетает с губ Нолика, когда он замечает, к чему привела его несдержанность. «Какие всё-таки девчонки неженки, ну подумаешь рассмеялся, как услышал имя... Тоже мне, нашла трагедию!» – про себя возмущается подросток, наблюдая за тем, как его друг что-то заботливо нашёптывает сестре, поглаживая её по волосам одной рукой. – Братик! – внезапно подаёт голос девочка, вынуждая всех присутствующих вздрогнуть от неожиданности. – Если это он тебя трахает, то я против! – сердито договаривает она, после чего поворачивается к шокированному Нолику и показывает ему язык. – Что он, прости? – надеясь, что ему послышалось что-то не то, уточняет староста, но, поймав на себе вопросительный взгляд друга, с досадой понимает, что не послышалось. – Не повторяй, – вздыхает парень, смущённо прикрывая лицо руками. – И где ты это услышала? – Ты кому-то по телефону говорил: «он меня каждую неделю по три раза тра...» – Не надо! – перебивает Стэс, закрывая ей рот ладошкой. – Не надо это повторять, хорошо? И вообще, я говорил не про Нолика, а про препода... – Выходит, твой препод – педофил? На миг комната погружается в неловкую тишину. – Я ужасный брат, не общайся со мной, – вставая со стула и сажая на него сестру, парень спешно покидает комнату, после чего из коридора слышится бормотание, а затем хлопок дверьми. Нолик хотел было подняться следом, но его остановила рука Ати, выступающая лёгким препятствием на пути. Парень перевёл на неё непонимающий взгляд и тут же получил объяснение: – Он сейчас вернётся. – А куда он ушёл, если не секрет? – В ванную. Сгорать со стыда, всё время бурча себе что-то под нос, – невозмутимо отвечает девчушка, начиная активно качать ногами под стулом, после чего восклицает: – Но я на тебя всё ещё обижена! – Ой-ой-ой, как же я проживу теперь? Извините меня, моя леди, я не хотел Вас обидеть. Бес попутал, каюсь! – парнишка встаёт со стула и делает поклон, прижимая одну руку к сердцу. – Бес, говоришь? Значит, его надо изгнать! – спрыгивая на пол, радостно заключает она и тут же выбегает в коридор, продолжая кричать какие-то выдуманные заклинания. Спустя минуту на кухне появляется Стэс, после чего, осматривая помещение, останавливает взгляд на друге и чуть сердито спрашивает: – Где этот чёрт уже? – Бесов пошла изгонять. – Себя, что ли? – грубовато усмехается парень. – Атасия, Вашу ж мать! Не смейте сказать это при Ваших старших попечителях! Особенно при бабушке! – кричит он куда-то в коридор, после чего вздыхает и оборачивается обратно к Нолику. – Боже. Мне так стыдно... Извини за это. – Да забей, меня не задело. Хотя мне даже интересно, с каким это преподом ты находишься в столь близких отношениях? – Давай не будем об этом, – вновь смущается Стэс, а затем неуверенно предлагает: – Может, сходим погулять, когда Атю заберут? А пока посмотрим что-нибудь? – Ну давай, я только «за». А что смотреть будем? Мультики? – усмехается Нолик, подходя к однокласснику. – Хм... Ну, сейчас и решим, – с подозрительно хитрой улыбкой отвечает Стэс, направляясь к своей комнате. Нолик неуверенно следует за ним и, оглядываясь по сторонам, мысленно предполагает, что же всё-таки задумал показать ему друг. «Отчего же ты лыбу такую давишь, староста, твою мать?»***
– До свидания, – сказал на прощание Файер, закрывая дверь за соседом – мужчиной из квартиры этажом выше, что бродил по дому в поисках того, кто одолжит ему пару тысяч до зарплаты, которые он, конечно же, вернёт! Нет. Не вернёт. И зная это, юноша полчаса пытался выпроводить так не вовремя зашедшего погостить мужчину из квартиры, следя за тем, чтобы тот ничего не утащил. День начался по-обычному «прекрасно». Облегчённо выдохнув, Файер взглянул на время и, мысленно подметив, что всё ещё не завтракал, направился в ванную. Для начала стоит принять хотя бы душ. Вопрос, что делать с преследователем Симки, всё ещё был актуальным, но решение, на которое согласилась бы девушка, никак не приходило в голову. Она не хочет ни с кем это обсуждать, не собирается заявлять в полицию, более того, пока ситуация не принимает критический уровень, игнорирует проблему, будто её и нет. Кого-то Файеру это напоминает. Ни себя ли? Юноша усмехнулся, но в тот же миг квартиру заполнил дверной звонок, вызывая у парня лишь раздражённый вздох. Что ж сегодня всем так не терпится заглянуть к нему в гости. «Нет никого дома, идите на хуй», – про себя послал непрошеных гостей Файер и продолжил принимать прохладный душ, стараясь сконцентрироваться на своих мыслях, а не на непрекращающейся трели. Внезапно в прихожей раздаётся грохот, и юноша едва не вскрикивает, испуганно выключая воду и прислушиваясь к звукам в квартире. Звонить перестали. Однако... – Ах ты ж шалава, блять! Дверь открывать не учили?! – слышится до боли знакомый голос, и Файер замирает, прижавшись к стенке душевой кабинки. Отец. Злой. И явно не трезвый. – Где вы, суки?! – Файер отчётливо слышит топот за дверью ванной комнаты и ещё сильнее вжимается в холодное запотевшее стекло, прикрывая рот ладошкой и делая редкие судорожные вдохи и выдохи. Звук шагов стих. Протяжно скрипнула дверь, кажется, в родительскую спальню, снова послышались неразборчивые крики и приближающийся топот. На этот раз отворяется дверь в комнату Файера, что в этот момент с дрожью во всём теле оседает на дно кабинки, молясь всем богам, каких только вспомнил, чтобы отец его не нашёл. Он не закрыл дверь. Не закрыл, потому что был уверен, что в квартире один. «Что ж, будет тебе уроком, что дверь в ванную нужно закрывать даже если её нет...» – находит время для шутки юноша, после чего, прислушавшись к звукам в коридоре, с облегчением выдыхает. Вроде ушёл. Файер выбрался из душа и, спешно обтеревшись полотенцем, натянул чистую одежду. Осторожно приоткрыв дверь, он осмотрелся и медленно вышел в коридор, не прекращая вертеть головой в разные стороны. Тишина успокаивала, но плохое предчувствие отчего-то настойчиво било в тревожный колокол. «Не ходи, прячься, глупый!» – твердил из раза в раз внутренний голос, но Файер упрямо его не слушал. Если в квартире уже никого нет, от кого прятаться? – Так и знал, что ты вылезешь, паскуда, – раздаётся хриплый басистый голос позади, и Файер скованно замирает на месте. – Не меняешься, сынок, – добавляет мужчина, разворачивая парня за плечи лицом к себе. Тот сдерживается, чтобы не всхлипнуть от болезненной хватки, и упирается взглядом в эмблему черепа на отцовской местами растянутой майке. Юноша медленно поднимает глаза и со страхом вглядывается в родное лицо. – Мать где? – спрашивает мужчина, смотря на сжавшегося сына сверху вниз, будучи выше его на голову. Файер вздрогнул и, затаив дыхание и зажмурив глаза, приготовился к удару. Однако ничего не произошло. – Онемел, что ли? Где эта шлюха, спрашиваю?! Файер прерывисто вдыхает и, про себя отмечая, насколько оказывается боится оставаться наедине с отцом, робко отвечает: – Они... уехали. – Куда? Почему из тебя всё клещами вытаскивать надо? Говорить уже разучился?! Или краска мозги высушила?! – мужчина презрительно цокает, обводя сына взглядом, после чего мягче добавляет: – Ладно, пошли, – обхватив сына одной рукой за плечи, он повёл его за собой на кухню, где, усадив юношу за стол, принялся что-то искать на полках холодильника. – О! То, что надо! – довольно восклицает тот, вынимая декоративно оформленную бутылку, полную янтарной жидкости, подаренную кем-то отчиму на его прошедший день рождения. Сам он не пил даже по праздникам, но утилизировать столь дорогой подарок казалось ему слишком варварским поступком. В конце концов, можно гостей угощать или передарить другим знакомым-ценителям алкоголя. Что ж, с приходом бывшего мужа своей супруги, этого делать мужчине уже не придётся. – Сейчас выпьем с тобой, и тебе сразу полегчает. А то смотреть противно, не кормят тебя совсем, что ли? – мужчина с грохотом поставил бутылку на стол, после чего принялся искать в навесном шкафу рюмки. Файер не сводил суженных зрачков с поставленного перед ним напитка. Дыхание участилось и вровень ему быстрее заколотилось сердце в груди. Юноша терпеть не мог алкоголь. Даже не так. Он боялся. Боялся отца в том состоянии, в которое он всегда входил, в очередной раз напиваясь. Боялся сам стать таким, как он. Потерять над собой контроль. Превратиться в человека, которого всю жизнь избегал. Это и в самом деле страшно, когда на твоих глазах родные черты лица искажает нетрезвая ухмылка, а то и того хуже – оскал. Страшно смотреть, как твой близкий теряет эту связь с реальностью и будто вовсе перестаёт существовать. Когда, переведя на тебя свой затуманенный взгляд, посмотрит, совсем не узнав, и прогонит прочь. Потому что не поймёт. Не почувствует. Потеряется в собственных иллюзиях. Быть может, именно этого на самом деле и боится Файер, когда вновь хватается за лезвие и выводит на коже аккуратные или не очень порезы? Перестать понимать. Чувствовать. Впасть в бессознательное состояние и жить так, пока кто-нибудь не приведёт в себя хлёсткой пощёчиной. Пока не станет слишком больно даже в своём мире. Так нельзя жить. Ведь это и не жизнь вовсе. Но тогда почему? Почему его отец сознательно выбирает этот путь? И почему это так ранит самого Файера? Потому что не может его возненавидить. Потому что, кажется, всё ещё помнит его искренне счастливую улыбку. Потому что где-то внутри всё ещё тлеет глупая детская мечта: а вдруг папа вернётся? Разум каждый раз лишь презрительно перечёркивает такие мысли, повторяя, что уже поздно, что лучше не станет, что больше этот человек не нужен. А потом предательски подкидывает воображению идеи о том, как бы всё могло сложиться, не начни отец жить от дозы к дозе. Иронично, что сам Файер по итогу живёт по такому же принципу: от сигареты до лезвия, от лезвия до сигареты. Так же бессмысленно. Так же паршиво. Так же немного оттягивая дату своей смерти, одновременно с тем стремительно к ней приближаясь. – Я... Я не буду, извини, – равнодушно отзывается юноша, когда отец собирается налить и ему. Коньяк, верно? Файер совершенно не разбирается в алкоголе и другого названия этому напитку дать попросту не может. – Да не ссы ты, никто не узнает! Скажешь, папка приходил, они сразу и отстанут. На то я тебе и отец, чтобы прикрыть в случае чего, – подмигнув, он гордо ухмыльнулся и потрепал парня по волосам, после чего всё же всучил ему стопку с алкоголем. Файер досадно вздохнул. – Я не хочу, – вполголоса произнёс он, подняв взгляд на отца, что, опрокинув голову, уже опустошил первую порцию. Файер попытался успокоить себя мыслями, что его отец не так уж и страшен, что всё уже позади и сейчас ему совершенно ничего не угрожает – во всяком случае, драться он уже давно научился и дать отпор отцу, что, пусть и крупнее его, никогда не бывает трезвым, наверняка сумеет. Вот только когда ярко-зелёные, почти кислотные глаза со злобой уставились на отказавшегося пить юношу, тело заметно напряглось, а внутренний голос под уговорами разгорающейся паники, не умолкая, умолял согласиться на предложение мужчины. – Вот только не пизди мне, что ты не пьёшь. Мамке своей сколько угодно можешь лапшу на уши вешать, а мне не смей. У тебя в генах заложено водку глотать вместо воды. Мой отец всю жизнь пил ещё с ребячества, я начал ещё в школе, хули ты-то выкобениваться будешь? Пей, я сказал! Мне в тебя насильно заливать?! – мужчина грозно ударил по столу и резко поднялся. Файер подскочил вслед за ним и отступил на шаг. – Пей, ублюдок. Не мужик, что ли?! Юноша опустил глаза на трясущуюся руку, в которой всё ещё держал рюмку с коньяком, и неуверенно поднёс её к губам. Горечь неприятно обожгла горло, но Файер упрямо влил в себя оставшуюся жидкость под одобрительный смешок отца. Зажмурившись, он уткнулся лицом в рукав, сдерживая кашель и выступающие на глаза слёзы. – Ладно, для первого раза сойдёт, – хмыкнул мужчина, возвращаясь на своё место и вновь разливая коньяк по стопкам. – Садись, чего вскочил? – бросив взгляд на сына, что всё ещё стоял, прикрыв лицо одной рукой, он с осуждением добавил: – Пиздец, двадцать лет пацану, а он пить не умеет. Слышь, может, ты не мой ребёнок, а? Может, эта шлюха тебя с кем другим нагуляла, а спихнули всё на меня? Хотя, будь моя воля, я бы и не женился на ней. Дак нет, батя её чуть ли не кулаками заставил. А я, что ли, виноват, что она трахается со всеми без разбору? – Прекрати, – собрав всю храбрость в кулак, прошипел Файер. Слушать такое про свою маму – женщину, что так переживает и заботится о нём всю его жизнь – было неприятно, даже противно. Никто не смеет так отзываться о ней. Тем более отец. – Ох, а я уже забыл, что ты у нас маменькин сынок. Что, не нравится правду слышать? Дура она. Говорили же, аборт сделать, дак нет, родила на свою голову. Хотя с другой стороны, правильно. А то как сопротивляться для проформы под всяким сбродом, это она умеет, а как за последствия отвечать – так виноватого ищет. Если бы она действительно не хотела, не дала бы, – опрокинув уже третью рюмку, подытожил мужчина, после чего вернул внимание на сына. – Ты ещё не выпил? Опять, что ли, силком в тебя заливать? Файер молчал, обдумывая полученную информацию. На смену панике внутри разгоралась жгучая обида и закипала злость. Подняв на отца почерневшие глаза, он твёрдо сквозь зубы процедил: – Что ты сказал? – Оглох? Пей, говорю, – не заметив перемены в настроении юноши, повторил мужчина и вновь опустошил стеклянный сосуд. – Что ты сказал про матушку? – сведя брови, повторил Файер, неосознанно сжимая ладони в кулак. – Опять ты про неё, – закатив глаза, мужчина всё же взглянул помутневшим взглядом на сына. – Шлюха она. – Ты её... изнасиловал, – скорее как факт произносит Файер, едва сдерживая порыв закричать. – Ну, если её жалкие попытки меня оттолкнуть являются показателем, то да. Но не забывай, девушки всегда сопротивляются лишь для вида. Это они только на словах недоступные, а на деле только и ждут, как кого-нибудь подцепят. – Да чтоб ты от церроза сдох, – на эмоциях выпаливает Файер, выплёскивая содержимое своей рюмки отцу в лицо, куда позже бьёт со всей силы, и, пока мужчина не очухался, повторяет удар, а затем спешно покидает комнату и вскоре выбегает из квартиры. Позади раздаются крики отца, но голос постепенно стихает и после вовсе пропадает, когда Файер оказывается на улице. Без телефона, ключей, денег и в одной лишь толстовке. Большими шагами отдаляясь от родного подъезда, юноша периодически рычал и перебирал вполголоса все ругательства, какие знал. Нужно было привести мысли в порядок, но в голове отчётливо всплывал образ ухмыляющегося отца, вызывая в душе целый клубок из различных эмоций. Мерзость, досада, раздражение, обида, тоска – всё это завязалось в один большой тугой узел и давило на лёгкие изнутри. Осознание, что, если бы он не ушёл, то избил бы человека до полусмерти, пугало юношу куда больше, чем некогда страх получить от отца увечья. Однако когда гнев немного поутих, Файер ярко ощутил желание увидеть на собственных руках капли крови. Понимание своей никчёмности с новой силой ударило по эмоциональному и весьма нестабильному на данный момент состоянию юноши. Мысли перебивали одна другую, создавая в голове хаос. В какой-то момент ему даже показалось, что он задыхается, и юноша резко остановился посреди тротуара, отчаянно пытаясь вспомнить, как дышать. Прохожие бросали на него кто тревожные, кто пренебрежительные взгляды, спешно проносясь мимо. Файер сдавленно захрипел, периодически глотая ртом воздух, который всё никак не удавалось вдохнуть. «Лучше бы действительно аборт сделала, – гаденько напоминает внутренний голос. – Как ей живётся с тобой? С человеком, так похожим внешне на кошмар из прошлого? Если бы не ты, эта прелестная женщина не страдала бы столько лет. Если бы не ты, она бы избавилась от него – от твоего отца, такого же ничтожества, как и ты сам – намного раньше. Она была бы счастлива без тебя. Все. Были бы. Счастливы. А тебя бы не существовало вовсе. Разве не чудесно?» – голос понемногу стихает, а на фоне раздаётся чей-то ещё. Файер наконец получает необходимый для жизни кислород и вновь кашляет теперь уже от его избытка. – Боженьки мои, наконец в себя пришёл. Молодой человек, Вы меня слышите? – вновь звучит женский голос, и юноша сквозь пелену темноты пытается разглядеть говорящего. Дыхание постепенно выравнивается и до сознания доходит, в каком положении находится тело. Файер что-то неразборчиво мычит, после чего пытается подняться с колен, но тело не поддаётся и он лишь охает, падая обратно. – Молодой человек, что с Вами? Скорую вызвать? – Всё в порядке, не стоит, – голос выходит хриплым и едва слышен среди городского шума, но женщина лет тридцати, что одна из многих бросилась к юноше, всё же удовлетворительно кивает, получив ответ, а затем помогает ему подняться. Файер благодарит её и, когда мир вновь обретает не только блеклые очертания, но и краски, неспешно двигается к ближайшей поверхности, на которую можно присесть. – Ебануться, – подводит итог парень, опускаясь на так удачно оказавшуюся на пути пустующую деревянную лавочку. Файер не впервые сталкивается с проблемой недостатка воздуха в лёгких, но обычно такое случалось после жуткого кошмара и в куда более лёгкой форме. Такая выходка его организма даже малость насторожила, и лишь сейчас юноша вспомнил о том, что не завтракал. Голод напомнил о себе неприятной пустотой в желудке и явно недовольным урчанием живота, которое Файер поспешил прервать, обхватив его руками. Впервые за долгое время он испытывал настолько жуткое желание хоть что-нибудь съесть, и как назло ни вернуться домой, ни перекусить в ближайшем кафе не было возможности. В первом случае, он рискует умереть от рук разъяренного папаши, ведь собственный пыл уже спал, а во втором... Да ему попросту ничего не продадут, без денег-то. Обречённо вздохнув, парень прилёг на спинку лавки и, согнув ноги в коленях, сложил их перед собой. Идея завалиться к кому-нибудь из друзей в гости и напроситься хотя бы на чай была резко отброшена в сторону, когда перед глазами появился знакомый силуэт. Немного приглядевшись и узнав в нём юношу, который, как кстати, должен был Файеру немного денег, он радостно улыбнулся и тут же подскочил с места. Если повезёт, можно получить сумму и покрупнее. Всё же Лука – богатый мальчик. – И всё же, что насчёт сотки? – весело проговаривает парень вместо приветствия, как только оказывается рядом. – Блять! – испуганно дёргается шатен, поворачиваясь к свалившемуся, как снег на голову, знакомому. – Да откуда ты взялся вообще?! Следишь, что ли? – уже более спокойно продолжает он, возвращая внимание на дорогу. – Нет у меня сотки. – Тогда гони тысячу. За ожидания. – Да какая ж ты сука, – вздыхает юноша, окидывая знакомого недовольным взглядом. – У меня на карте все деньги. Может, помнишь номер своей? – Нет, конечно же. Но кто мешает тебе пойти и снять нужную сумму, например? – Да бля... Что ж ты так к этой сотке прицепился? Вот, что ты на них купишь? – Я смогу на них сейчас поесть. – Ты издеваешься? На сто рублей? Любопытно посмотреть, как ты уместишься в эту жалкую сумму, – он хочет произнести что-то ещё, но взгляд резко останавливается на собеседнике, что стыдливо хватается за вновь урчащий живот. Лука в удивление распахивает глаза, после чего издаёт неловкий смешок и отворачивается. – Боже, ну и страсти. Ты настолько голодный? Хотя чего я спрашиваю, и так понятно. Ладно, пошли. За мой счёт поешь, и будем считать, что мы этот никчёмный должок забыли, – ухватив того за плечо, юноша пылко добавляет: – Стыдно даже вспоминать, сто рублей, блять! На них же нихуя не купишь! – Купишь, если не посещать позолоченные забегаловки, где всё то же самое, но в три раза дороже. – Ах, ну да, лучше хавать в какой-то залупе на сто рублей, а потом лежать с отравлением в больнице, где бесплатно кормят. Как же я не подумал! Вот знаешь, дорогой мой, если бы от тебя сейчас не несло ебучими персиками или что это, блять, принял бы тебя за бомжа. Купи уже нормальный шампунь, заебал сладостями пахнуть! – Псина, блять, – намекнув на чересчур сильное обоняние собеседника, Файер довольно ухмыльнулся. – На хуй иди, – обиженно бурчит Лука, скрещивая руки на груди. – Заплатишь, схожу. – О-оо... О-оо... – повторно протягивает шатен, кидая на игриво подмигивающего ему юношу взгляд. – Как всё запущено. Звиняй, но ты не в моём вкусе. – А кто в твоём? – продолжает свою игру Файер, чуть наклоняя голову вбок, после чего чертыхается и убирает с лица спавшую на него чёлку. – Девушки. Для начала, девушки, – серьёзно отвечает тот, утягивая юношу за собой в какое-то заведение.***
– Хорошо поработали. Спасибо, что помог, – отчеканила девушка, ставя на стол перед своим однокурсником чашку с горячим чаем. Игрек, который всё же пришёл к ней сегодняшним утром, на этот раз не оставался в стороне от работы и даже почти не спорил, насколько бессмысленна некоторая её часть. Правда, как оказалось позже, где-то он многое упрощал, наперекор словам девушки, но Симка, замечая это, лишь недовольно вздыхала и качала головой. И, к её удивлению, они справились меньше чем за пять часов, хотя девушка ещё утром переживала, что ничего не успеет. Именно поэтому в знак благодарности она даже решила предложить Игреку выпить чаю, правда с надеждой, что тот всё же вежливо откажется. Однако, к её разочарованию, юноша оказался не против. – Разве могло быть иначе? – чуть усмехается Игрек, делая небольшой глоток, чтобы не обжечься. – Ты так старалась вчера, было бы слишком безответственно с моей стороны оставить всё на тебя. Хотя, откровенно говоря, соблазн был большой. Слишком уж много ты на себя взяла. Мне даже в какой-то момент показалось, что я вовсе тебе не нужен. – Я заметила, – как-то грубовато отвечает Симка, после чего глубоко вздыхает. – Ладно, если ты не против, я пойду к себе. – Окей, без проблем, я тогда, как допью, тоже уйду. До завтра, – заранее попрощался парень, на что девушка молча кивнула и покинула комнату. Из-за беспокойного сна она едва не валилась с ног, хотя часы отсчитывали всего лишь половину четвёртого. Доплетясь небольшими шажками до своей постели, девушка укрылась одеялом и с облегчением выдохнула. На сегодня у неё не было больше никаких планов, так что она может позволить себе поспать часок-другой. Сообщения от таинственного поклонника после вчерашнего совсем не тревожили девушку, и это малость обнадёживало. Быть может, он не станет больше её беспокоить? Как наивно... С другой стороны, если ей, как и раньше, ни с кем не поддерживать общение, быть может, и он меньше будет с ней контактировать? Вот только вряд ли ей теперь удастся избавиться от одного красноволосого знакомого. Зря она всё-таки согласилась на всё это. Нужно было сразу отказаться от его помощи. – Симка, можно к тебе? – внезапно раздался необычно мягкий мамин голос за дверью, а затем послышались её тихие шаги. – Спишь? – Нет, мам, ты что-то хотела? – девушка сонно приоткрыла уже слепляющиеся веки и сменила положение на сидячее. – Хочу поговорить с тобой кое о чём, – она осторожно присаживается рядом на кровать и, скрестно сложив руки на коленях, с подозрением смотрит на дочь. – Что это был за юноша? – Это мой однокурсник, – с усмешкой выдыхает Симка, опуская голову и скрывая лицо за распущенными волосами. – Нам дали с ним общее задание на пару, вот и всё. – Вот как, – недоверчиво протянула Мин и, явно оставшись недовольной ответом, хмыкнула. – А тот, другой, тогда кто? Он сегодня утром ещё уходил. – Это... – Симка замялась. Она и сама пока не совсем понимала, кем они друг другу приходятся. – Вы вроде уже знакомы с ним? – Мы его знаем, как студента, что учится с тобой в одном учебном заведении. Только и всего. – Ну так, всё верно. Мы просто учимся вместе. – Симка, не ври мне, – строго произносит мать, начиная хмуриться. – О чём ты? – девушка подняла на неё вопросительный взгляд. – Ах, о чём я? – недовольно тянет женщина, резво подскакивая с постели. – Дурочку не включай. Ты думаешь, я не понимаю, кто все эти парни? Дай Бог, если их только двое. Совесть-то имей! Ещё и в дом их приводишь... Хоть бы нас с отцом постеснялась! Один ещё не успел уйти, она уже второго встречает. Это как понимать? – Мам, мы даже не друзья с ними, – огорчившись от её слов, Симка вновь сжалась и отвела взгляд. – Так отож, конечно, вы не друзья! Но я разве ж против? Ты девочка всё-таки не маленькая уже, давно пора и о жизни личной задуматься. Но пойми, не с двумя же сразу! Я поняла бы ещё Нолик – он у нас оболтус, да и парень в конце концов, ему простительно. Но ты-то! – То есть, по-твоему, парням можно встречаться с несколькими, а девушкам – нет? – меняясь в выражении, чуть озлобленно уточняет Симка, поднимая на мать глаза. – Что за глупые вопросы? Ну, конечно же, нет! Но ты ведь понимаешь, что от хорошей хозяйки, мужики налево не бегают, – подводит итог женщина, после чего со вздохом добавляет: – Ладно, доча, я надеюсь, ты меня поняла. Заканчивай всю эту игру в плохую девочку, и берись за голову. – Мам! – Что «мам», ну что «мам»? Где ж это видано, чтобы парни к девушке в родительский дом бегали? Это они тебя к себе водить должны! Что соседи подумают, если увидят?! – Какая разница, что они подумают? – Симка! Да что с тобой?! Я тебя не узнаю! Это этот твой, крашенный, на тебя так действует? Хотя он и второй такой же... – задумчиво подмечает она, а затем отчего-то успокаивается. – Значит так, завязывай с ними. С обоими. Я тебе куда лучше муженька найду! У коллеги моей, вон, племянник какой замечательный! Университет скоро заканчивает. Учится прилежно, при деньгах. Не мальчик, а золотце прям! – бодро завершает женщина, но в ответ получает возмущение: – Мам, я не буду ни с кем встречаться. – Ну ты посмотри на неё! Я как лучше, она вспять! – резко вспыхивает Мин, всплескикая руками. – А по наркоманам всяким бегать это же, конечно, здорово! Ну воспитала же! Сначала двое «мы даже не друзья», а потом что? Телом торговать пойдёшь? – М-мам... – Симка вздрагивает и едва сдерживается, чтобы не выдать собственной обиды. – Что «мам»?! Чтоб из дома ни ногой! И после учёбы сразу приходила! Сразу же! И дай телефон сюда! – хватая со стола мобильник, криками продолжает женщина. – А то знаю я, сразу же побежишь подружкам всем своим ныть, да парням жаловаться, какая мать у тебя плохая! Братом бы лучше занималась, а то шастает не пойми где! Вот ты знаешь, где он?! Знаешь? Не знаешь ты ни черта! Зато по парням бегать научилась! Бессовестная! – она презрительно оглядывает комнату дочери, после чего спешно удаляется, а затем закрывает дверь на ключ, что всё это время хранился у неё. Девушка поджала под себя ноги, по-прежнему укрытые одеялом, и уткнулась лицом в колени, сдерживая всхлипы. Она не понимает. Совершенно не понимает, почему любые её попытки всем угодить завершаются осуждением. И как угодить хотя бы собственной семье? Родителям? Брату? Почему всё, что она делает, по итогу лишь пыль в глазах окружающих? Почему один промах под чистую стирает все ранее заработанные ею достижения? Она ведь всегда поступает так, как этого требуют другие. Так почему? Почему её все лишь... ненавидят?