***
Когда полуторачасовое занятие подошло к завершению, студенты второго курса в то же мгновение столпились в проходах между рядами, торопливо вскакивая из-за длинных четырёхместных парт и втискиваясь между другими ребятами, что ничуть не меньше хотели покинуть душное помещение. Тверцова, казалось, единственная, кто не стал спешить. Аккуратно сложив свои вещи по местам в небольшой серебристого цвета рюкзачок, она поправила хвостик на голове, потуже затянув резинку, затем посмотрелась в отражение чёрного экрана смартфона и, лишь убедившись, что с её внешним видом всё в порядке, наконец поднялась с места. Основная масса второкурсников к тому времени уже покинула аудиторию, поэтому девушка без проблем направилась к выходу, на автомате прощаясь с преподавателем. – А ты, я погляжу, молниеносная девчонка, того гляди скоро и гром грянет, – Симка с трудом подавляет рвущийся наружу крик и резко задирает голову, тут же натыкаясь взглядом на одногруппника. – Чёрт возьми, напугал! – она сдерживается, чтобы не толкнуть юношу, вымещая тем самым на нём свою злобу, и ограничивается лишь яростным шипением. – Тебе заняться нечем, кроме как выслеживать меня? – А чего тебя выслеживать, когда мы в одной группе? Интересная Вы барышня, Тверцова. – Оставь меня в покое, – отделяя каждое слово паузой, холодно произносит Симка и, не задерживаясь, уходит. – У меня нет желания разбираться с тобой. До завтра. – Ну так не разбирайся, кто заставляет? – игнорируя очевидную нервозность девушки и её брошенное вскользь «до завтра», парень в спешке идёт следом, не отставая ни на шаг. – Я составлю тебе превосходную компанию. Неужели сомневаешься в моей кандидатуре на роль лучшего компаньона? – Симка, впрочем, ничего ему не отвечает. – Ой, да ладно, серьёзно? Будешь игнорировать меня? Как скучно, – на мгновение юноша всё же замолкает, чем несомненно радует Тверцову, но счастье её длится недолго. – Симка, а Симка. А чего это Файер весь изувеченный? Поссорились, что ли? Симка бросает на него недоуменный взгляд и нехотя реагирует: – Что ты имеешь в виду? – Ну, он тебе слово, а ты ему с ноги, не? – Игрека, судя по всему, крайне забавляет вся эта ситуация, и он в открытую ухмыляется, наблюдая за хмурой собеседницей. – Ты совсем дурак? – Жаль-жаль, думал, вы уже сошлись. А что, милые бранятся, только тешатся. – Мне не нравится эта пословица. Ты, кстати, тоже, – девушка отворачивается и ускоряет шаг с надеждой, тлеющей словно прогоревший фитиль, что сможет избавиться от навязчивого знакомого хотя бы таким глупым способом. Очевидно, юноша не собирается сдаваться так легко. – Воу, надо же, – не умолкает он. – Какая искренность. Рад слышать. – Я, наверное, всё-таки поинтересуюсь у ребят, зачем они с тобой общаются. Это, чёрт возьми, невыносимо. Игрек вновь усмехается, и Симке кажется, что последний неповрежденный нерв в её теле рвётся в эту самую секунду. – Ну, слушай. Видимо, я крайне занятная личность. – Ты просто псих. – Лучше быть психом в глазах окружающих, чем сливаться с толпой. – Я, пожалуй, останусь в толпе. Таким, как ты, не место среди здоровых людей. Астурцев надевает маску шокированности и с наигранным огорчением ахает. – Ты меня сейчас оскорбила. – Прошу заметить, не в первый раз, – фыркает Симка, уже не в силах сдерживать своё раздражение. – Сто́ящий – один. – Иди к чёрту. – Ну-ну. Посылать-то ты у нас мастер. Не удивительно, что... – юноша делает короткую паузу; на его губах мелькает усмешка, но уже спустя мгновение она исчезает, окрашивая лицо печалью. Очевидно, абсолютно неискренней. – А, впрочем, неважно. Ты всё равно не хочешь меня слушать. – Я тебя ненавижу, – девушка резко останавливается на полпути и бросает испепеляющий взгляд в сторону своего спутника. – Что «не удивительно», чёрт возьми? – юноша тоже останавливается, но отвечать не спешит. Спустя некоторое время он лишь пожимает плечами и продолжает идти, оставляя девушку позади. – Ах, ну теперь ты будешь молчать. А знаешь что? Я буду только рада! – Симка делает последний рывок и теперь старается шагать настолько быстро, насколько ей позволяют её физические возможности, уже вскоре обгоняя неторопливо плетущегося юношу. – Ну, эй, постой! – кричит ей вслед Игрек, принимаясь в очередной раз догонять одногруппницу. – Чего ты такая нервная? Подумаешь, слегка навёл интриги, твоё внимание по-другому же не привлечь. – Вновь не получив никакой реакции, юноша сдался: – Ладно, твоя взяла, давай помолчим. Симка до скрежета зубов хотела что-нибудь съязвить в ответ, но вовремя закрыла рот, рассудив, что иначе эта невыносимая цепочка глупых шуток никогда не закончится. Однако, как и прежде, молчание продлилось недолго: не успели они выйти из института, как Астурцев в очередной раз разрушил выстроенную Симкиным разумом иллюзию одиночества. – А вот и Файер, надо же. Ещё и с Вектором. Неужели кого-то ждут? Твои предположения? – он переводит внимание на девушку, но ответа не получает. – Нет? Ладно, оставлю тебе времени на подумать, – впервые юноша оставляет её в долгожданном покое, после чего подходит к своим приятелям. Парни жмут друг другу руки в знак приветствия и о чём-то мирно переговариваются, из-за чего Симке сразу же кажется неловким показываться юношам на глаза. Однако Лисецкий, заметив её, жестом руки подзывает к себе и, как только Тверцова оказывается в зоне слышимости, здоровается, выглядя при этом искренне счастливым со своей мягкой улыбкой на губах и горящим огоньком в глазах. Однако, стоит Симке посмотреть на него в ответ, он спешно отводит раннее прикованный к ней взгляд в сторону. Девушка решает проигнорировать этот жест и вместо этого бегло осматривает двух других парней в поисках их скрытой неприязни. Оба парня не сводят с неё глаз – Игрек с прежним озорным весельем, а Вектор с настороженностью. Между ребятами повисает молчание. Файер блуждает взглядом по университетским стенам, разглядывая уже давно приевшийся интерьер с неподдельным интересом, и Симка берёт с него пример. В голове возникает вопрос: почему она до сих пор стоит здесь вместо того, чтобы пойти к себе домой? Раньше она точно ушла бы, как только почувствовала себя лишней, однако сейчас... что-то удерживало её на месте. – Ладно, оставлю вас наедине с вашим напряжением, – подаёт голос Игрек, в последний раз обводя Симку и Файера насмешливым взглядом. Девушка, не замечая его внимания, впервые выражает молчаливую признательность парню за то, что тот прервал затянувшееся молчание. – Вектор? Разве у тебя нет сегодня смены? Юноша смотрит на обратившегося к нему Астурцева с недоумением, затем бегло оглядывает Файера и рядом стоящую с ним Симку и, очевидно, распознав план Астурцева, со всей усталостью вздыхает, но всё же обнимается на прощание с лучшим другом и следует на выход за Игреком. Симка лишь хлопает глазами им вслед, не совсем понимая, рада она тому, что их оставили вдвоём, или всё же нет. Однако, почувствовав облегчение, когда надоедливый одногруппник пропал из видимости, девушка, сама не понимая как, начинает разговор: – Твои друзья ведут себя подозрительно. А Игрек по жизни очень странный. Ты точно с ним дружишь? Файер удивляется поднятой теме, но по крайней мере больше не стесняется и расслабленно отвечает: – Не то чтобы. Мы просто иногда общаемся, – он смотрит на рюкзак на плече девушки и молча протягивает руку в немом предложении помощи. Симка отрицательно качает головой, и Файер неловко прячет руку в карман. – Настолько уж странный? – Меня напрягает его присутствие. Он постоянно сплетничает. А ещё несёт какую-то нелепицу. Я его не понимаю. Почему я вообще должна это всё выслушивать? – Симка благодарно кивает, когда Файер придерживает ей дверь на выходе из университета, и смотрит на него в ожидании ответа. – Игрек и нелепица? – парень на мгновение задумывается, и Симка невольно обращает внимание на его увечья – те, что не скрывались под лёгкой осенней курткой и чёрной водолазкой под ней. Все они служили напоминаем о том злополучном вечере и причине ежечасно нарастающей тревоги Тверцовой. Когда Лисецкий вновь заговорил, девушка постаралась отогнать от себя все посторонние мысли. – Думаю, мы с тобой снова знаем разных людей. Он обычно тихий и... Ну, рассудительный. Возможно, он просто дурачится с тобой. – Что? – страх перед неизвестностью резко сменяется недоумением. Симка в ожидании смотрит на юношу, но тот лишь неоднозначно пожимает плечами. – Я не могу тебе объяснить. Всё же я не видел всей ситуации, да и разве может человек судить о том, что творится в чужой голове? – Симка ему не отвечает, и Файер, неловко кашлянув, нерешительно предлагает: – Не хочешь пообедать? Или... может, кофе выпьем? Лицо Тверцовой ничего не выражает – ни явного согласия, ни отказа, – однако тон, который она задаёт своей речи, обдаёт юношу колючим холодом. – Ты меня куда-то приглашаешь? Зачем? – Без причины, – Файер едва находит слова для ответа и, мысленно уже смирившись с неозвученным решением девушки, поспешно отступает. – Если не хочешь, то в праве отказаться. Симка, впрочем, игнорирует возможность дать чёткий ответ, отводя разговор в уже привычное им обоим русло. – Я смотрю, тебе совсем мозги отшибло после драки. Он же убьёт тебя. – Не убьёт, – отпирается Лисецкий, запоздало понимая, как по-детски это звучит. – Он был с ножом! – вскипает девушка, начиная активнее жестикулировать руками в попытке донести свою позицию до собеседника. – Ты понимаешь это или нет? У него были намерения покончить с тобой. А если в следующий раз их будет несколько? Или он притащит пистолет? Что тогда? Может быть, у тебя есть какой-то супер-план, о котором я не знаю? Нет? Так, может, тогда не стоит бездумно бросаться в пекло, надеясь на чудо? Бесишь своей безответственностью. Себя не жалеешь, так друзей своих пожалей, – Симка отворачивает голову и скрестно складывает руки, стараясь утихомирить разбушевавшийся внутри гнев. Что-то в последнее время она стала часто злиться. Непорядок. – Ладно, я понял. Извини, – Файер старается не смотреть в сторону девушки, чувствуя себя как никогда обложавшимся. Его предложение действительно было настолько глупым? – Прекращай за всё извиняться, – фыркает Тверцова, но в её голосе больше нет огня, что вызывает у Лисецкого улыбку. – Извини, – повторяет он, получая от Симки прищуренный взгляд. – Чем тебя стукнуть? – Хм. Хороший вопрос. Косой смерти? – юноша уже в открытую посмеивается над ситуацией, заставляя девушку цокать языком. – Я что и правда создаю образ человека, над которым стоит поглумиться? – Ты посылаешь людей одним взглядом, естественно те, кто пытается создать видимость собственной ценности и значимости в обществе, ощущают необходимость поставить тебя на место. И самоутвердиться. Ты ведь такая идеальная. Ещё и признаёшь собственное превосходство. Сложно устоять. – Какого чёрта..? Ты, что же, тоже самоутверждался? – Нет, ты меня просто бесила, – без запинки отвечает Файер, лишь на миг удивляясь сделанному девушкой выводу. Задумавшись над тем, как он вёл себя в первые дни с, как ему тогда казалось, вычурной второкурсницей, юноша прикусывает язык, ощущая укол вины за собственное поведение. Именно поэтому следующая фраза девушки его нисколько не обижает. – Ты меня тоже. – Прости-прости. Я признаю, что был мудаком, – не давая возможности прокомментировать его очередное проскочившее извинение, юноша небрежно добавляет: – Но, согласись, ты и сама зануда. – К чёрту, Файер – обиженно бросает Симка, уделяя внимание светофору, мигающему жёлтым и уже вскоре сменяющимся красным. Они останавливаются на пешеходе, и Тверцова продолжает: – Я знаю, что совершаю много ошибок, не нужно мне на них дважды указывать. – Извини, в следующий раз буду внимателен к тому, что говорю. – Симка закатывает глаза на его сотое «извини», чем вызывает у парня смех. Когда красный свет сменяется зелёным, они переходят на другую сторону дороги, и Файер с надеждой в голосе произносит: – А сейчас не бешу? Симка незамедлительно даёт ответ: – Время от времени всё ещё да. – Жестоко. – Будто я не треплю тебе нервы. Я бы себя не вынесла. – Ты преувеличиваешь. Я тебя выношу с большим удовольствием. Симка смеряет его вопросительным взглядом и отвечает: – Почему вы сегодня все такие подозрительные? Это звучит очень странно. Файер лишь сконфуженно смеётся, не находя слов, и бегло оглядывается по сторонам. Сказанное секундами ранее медленно доходит до сознания парня, заставляя его краснеть под чужим пристальным вниманием. Когда ситуация, кажется, уже оборачивается безвыходной, в кармане раздаётся спасительный звонок. Юноша торопливо достаёт свой мобильник и принимает вызов. – Да, мам? – голос внезапно становится грубее, чего сам Файер естественным образом не замечает, а вот Симка неожиданно для себя вздрагивает, уставившись на него, будто видит впервые. Не то чтобы она ранее не слышала грубости в свою сторону – всё же начинали общение они весьма пылко, если так можно выразиться – но спустя время, которое они провели в негласном перемирии, девушка попросту отвыкла от того, каким Файер может быть жёстким с окружающими. Обдумав резкую перемену в интонации, Тверцова пришла к выводу, что это произошло скорее неосознанно, чем нарочно. Возможно, так юноша пытался запоздало сепарироваться, давая понять заботливой матушке, что он уже давно не маленький мальчик, которого нужно опекать. Отчаянная попытка, не возымевшая впрочем никакого эффекта. Лисецкий без лишних эмоций старался отвечать на каждый поступающий вопрос, время от времени виновато покусывая губы, на ходу сочиняя, как предполагала Симка, ложные ответы. – Да, я завтракал. Что? Да-да, взял, обязательно передам. До вечера, – чересчур драматично сбросив трубку, юноша тяжко вздохнул и, спрятав телефон обратно, нервно растёр ладонями лицо. – Блядство. – Что-то случилось? – незамедлительно отреагировала Симка, удивляясь собственным переживаниям. Файер бегло окинул её взглядом, но вскоре, как и прежде, смущённо отвернулся. – Не совсем... Матушка хотела, чтобы я кое-что передал отцу в больницу. Сказала, что оставила всё в холодильнике вместе с завтраком. А я... Так вышло, что не заметил. – Потому что не завтракал. – Файер, ощутив прилив ещё большего смущения, в ответ лишь промычал, вызвав у Тверцовой смешок. – Ты идиот. – Я знаю, – парень не звучал обиженно, но по-прежнему не смотрел на девушку, что самую малость напрягало её. – Теперь мне нужно вернуться домой. Тебя проводить к себе или... прогуляешься со мной? Лисецкий наконец уделил своей спутнице всё внимание, но выглядел ещё менее уверенно, чем минутой ранее. С каждой секундой Симкиного молчания надежда в его глазах стремительно угасала, в то время как румянец на щеках и кончиках ушей напротив расцветал. Подумав, что у юноши крайне удачные природные данные – и это определенно незаконно быть таким внешне привлекательным даже после сотни бессонных ночей – Тверцова наконец ответила: – Да чего уж, идём. Терять, кажется, всё равно нечего. Заодно расскажешь что стряслось. Почему твой отец в больнице? Файер издал какой-то гортанный звук, осознав собственную оплошность – надо же было всю неделю скрывать произошедшее и проболтаться на таком пустяке – и, отведя взор куда-то в сторону, глубоко вздохнул, не обрадовавшись перспективе обсуждать свои проблемы. Медленно зашагав в сторону дома, он некоторое время молчал, настраиваясь на непринуждённую беседу, после чего смиренно начал выкладывать всё, что с ним происходило за последние дни, естественным образом преуменьшая значимость вызванных ранее негативных чувств и время от времени выслушивая утешительные комментарии от девушки. До подъезда ребята добрались быстро, однако Симка не стала подниматься, решив переждать юношу на улице. Тот, пообещав не задерживаться, скрылся за дверью и бегом стал подниматься по лестнице. Всю их прогулку Лисецкому не давала покоя мысль, что девушка решилась пойти с ним, несмотря на свою тревогу и привычку сразу после учёбы возвращаться домой и заниматься собственными куда более важными делами. Кровь, казалось, бурлила в сосудах от приятной нервозности, вызванной проведением времени с Тверцовой, а на лице то и дело появлялась улыбка, которую юноша старательно сдерживал, но не всегда удачно. Влетев в квартиру, будто от развитой им скорости зависела чья-то жизнь, Файер, не разуваясь, пробежался до кухни, после чего переложил из холодильника контейнер с едой в свой рюкзак и вылетел обратно в прихожую. Задержавшись лишь у зеркала возле входа, стараясь покрасивее уложить волосы и как можно аккуратнее поправить кое-где отклеивавшийся пластырь, он с прежней энергичностью покинул квартиру и сбежал вниз по лестнице. Девушка стояла на том же месте и с тем же расслабленным видом, что и до его ухода, и Лисецкий, отдышавшись, направился к ней. Они расстались всего на пару минут, но парень обрадовался, когда увидел её вновь. Спустя некоторое время ребята разговорились на отвлеченную от проблем тему и так добрались до больницы, в которой всё это время лежал отец Лисецкого. Симка вновь вызвалась подождать его на улице, и Файер не стал ей возражать, после чего, набрав в лёгкие побольше воздуха, направился в уже знакомое здание. Прошло не больше получаса, когда Симка заметила юношу на выходе из больницы, сразу ощутив, как резко ухудшилось его состояние за эти несколько минут. Файер почему-то замялся на лестнице, приложив ладонь к правой щеке, но затем всё же подошёл ближе, давая девушке возможность разглядеть на его лице красный след. Почему-то это вызвало у Симки волну негодования, и, не ожидая объяснений, она первым делом жёстким тоном спросила: – Он что, ударил тебя? – Лисецкий, почувствовав себя ещё более уязвимым, чем прежде, вновь спрятал часть лица рукой. – Разве он не в предсмертном состоянии лежит? – Ему стало получше, – сконфуженно проговорил юноша, не поднимая глаз. – И первое, что он сделал в честь своей поправки, хлестанул сына по лицу? – Не надо, – чужой голос дрогнул, и Симка ощутила, как больно кольнуло в её собственном сердце. Смотреть на такого Файера было, мягко говоря, неприятно. – Я сам виноват. Тверцова замерла в недоумении, не веря, что правильно распознала услышанное, однако, окинув парня изучающим взглядом, вздохнула. Внешний вид Лисецкого говорил сам за себя: он и вправду считал себя виновником всех бед. Набрав в лёгкие побольше воздуха, она ответила: – Вот как? Может быть, твоя матушка тоже в чём-то была виновата, когда он с ней так поступал? Файер резко встрепенулся и решительно возразил: – Нет. Это совсем другое, – однако, встретившись с Симкой взглядами, тут же стушевался и поумерил пыл. – Ладно, ты права. Я не должен его оправдывать, но... Извини, мне нужно, – он не договаривает и лишь жестом указывает, что отойдет. Симка цокает языком, когда тот вынимает из карманов пачку сигарет и зажигалку, но остаётся на месте, давая парню время. Спустя десять минут и четыре выкуренных сигареты, она всё же не выдерживает и подходит к юноше. Тот удивлённо вскидывает брови и выдыхает дым в противоположную от неё сторону. – Ты чего подошла? – спрашивает Файер, но девушка ему не отвечает – сказать на самом деле было нечего – лишь опускает взгляд на чужую свободную руку. Тонкие пальцы подрагивают то ли от холода, то ли от испытанного стресса, и Лисецкий, замечая прикованное внимание, сжимает их в кулак. Симка кусает губы, обдумывая следующий свой шаг, после чего нерешительно касается сигареты, лёгким движением отнимая ту у парня. Файер на миг пугается, решив, что девушка хочет попробовать, но не успевает вымолвить и слова, как она уже выбрасывает окурок, предварительно затушив его, в урну. Вернувшись к шокированному юноше, Тверцова неуверенно взяла его руки в свои и сдержанно улыбнулась. Лисецкий вздрогнул, но не отпрянул, лишь непонимающе уставился на девушку. – В детстве отец всегда так делал, когда мне было не по себе, и... мне помогало, так что я подумала... может быть, немного поддержки тебе не помешает? – бегло пояснила Симка, и, подняв глаза на вновь покрасневшего юношу, фыркнула. – Прекрати смущаться, а то я тоже начну. – Файер издал лишь какой-то невнятный звук, не сводя глаз с их скрещенных пальцев. Казалось, будто искры от вспыхнувшего в сердце пламени каким-то образом попали в лёгкие и осели на альвеолах вместо смол табачного дыма, выжжев весь кислород. Новообретенные чувства обернулись подарком судьбы и вместе с тем самой жестокой погибелью. Симка была очаровательна, и Файер не мог не думать об этом всякий раз, когда видел её. А не видеть не мог, пока девушка была рядом. Это замкнутый круг, из которого юноше, похоже, не выбраться, пока что-то не разорвёт его, обозначая конечную. Что-то вроде собственного признания и чужого отказа. Лисецкий знал, какого это быть отвергнутым, но готов был рискнуть ради единственной возможности сблизиться с девушкой. Вот только потерять то небольшое, что выстроилось между ними за эти недели, было куда страшнее, чем обличить свои искренние чувства. И поэтому Файер предпочтел бы молчать. Молчать и смотреть. На рыжие локоны, слабую улыбку и карие глаза. Хотелось бы конечно получше вглядеться в них и поточнее определить оттенок, чтобы называть эти глаза не просто карими, а медовыми, ореховыми или, до банального, шоколадными. Чтобы знать что-то, чего никто больше не знает. На что никто, кроме него, не станет обращать внимания. Чтобы быть кем-то особенным. Кем-то, кому девушка не побоялась бы довериться. Довериться так, как он сам доверил ей своё сердце. Ох, романтик внутри юноши явно ликует, найдя спустя столько лет холодной отрешённости новый объект симпатии. Вот только тревожная сторона личности тоже не оставляет в покое. Было слишком много «если» и слишком много «нельзя». А если он утянет её за собой? Если она тоже полюбит его, а он не справится и сдатся? А если признается и всё испортит? Если им никогда не суждено быть вместе? Ни в коем случае нельзя разрушить то, что между ними сейчас. Нельзя так просто вестись на собственные удары сердца. Нельзя быть таким слабым и таким глупым. Нельзя быть таким эгоистичным. Если ей это не нужно, он готов потерпеть. Он готов быть другом, которого Симке все эти годы не хватало. Готов быть кем угодно, но рядом. Симка сделала глубокий вдох и выдох, чем выдернула Файера из его затянувшихся размышлений, и вполголоса произнесла: – Наклонись намного. Лисецкий тут же встревоженно замер и бросил на знакомую испуганный взгляд. – Зачем? – едва не заикаясь, спрашивает он, однако не получает ответа и послушно наклоняется. Тверцова, немного переждав, видимо не до конца уверенная в своих действиях, в ответ приподнимается на носочки и обнимает парня за плечи, аккуратно притягивая ближе к себе. Файер чувствует, как его мир в одночасье переворачивается с ног на голову, обрушиваясь небом на землю. Он задерживает дыхание и боится пошевелиться. От Симки пахнет какими-то духами – хотел бы Файер знать что это за аромат – и... свежестью. Её пальцы холодные, однако жар от прикосновений кажется ощутимее. – Да расслабься ты уже, – шипит на него девушка, и, повинуясь её словам, Лисецкий наконец обнимает её в ответ, растворяясь в мимолётном чувстве умиротворения и... Счастья. Смутно знакомого и давно забытого. Всепоглощающего. Если это не столь желанная смерть, то о том ли Файер мечтает? Может быть, ему не хватает чего-то иного? Кого-то другого. Кого-то вроде Симки. Симка могла бы стать его счастьем. Если бы только захотела, она определенно стала бы им. Стала бы всем. Они расходятся спустя час или меньше, когда Файер провожает девушку обратно до её дома, а сам уходит к себе. Не снимая куртки, всё ещё смутно пахнущую Симкиными духами, и даже не умываясь, боясь избавиться от фантомных прикосновений к своей коже, юноша проносится в свою комнату и достает из-под кровати гитару. Наспех подтянув струны до нужного звучания, он на пробу проводит по некоторым из них и прикусывает губу в тщетной попытке скрыть блаженную улыбку. Мысль, озарившая его голову ещё во время прогулки, сейчас настойчиво мигала перед глазами. Он может это сделать, не так ли? Симка готовила ужин, когда на кухне объявился Нолик. Она не стала никак комментировать его приход и лишь украдкой поглядывала в сторону брата в надежде на разговор. Однако тот молчал на протяжении десяти минут, и девушке пришлось сдаться первой. – У тебя же каникулы с этой недели начинаются, да? Подросток бросает на неё удручённый взгляд, и Симка думает, что вновь затронула неверную тему, однако тот всё же отвечает: – Ага, в субботу уже дома. Симка кивает и напряжённо продумывает следующий вопрос, однако в голову лезут лишь воспоминания с их сегодняшней прогулки с Файером. Отчего-то спустя время собственные действия кажутся до ужаса глупыми и неловкими, и девушка чувствует, как её щёки начинают гореть. Перед глазами вместо готовящегося ужина всплывает юношеская улыбка, а пальцы слегка сжимаются, будто вновь цепляясь за чужую куртку. Уголок губ дёргается вверх, однако в тот же миг, когда в нос попадает запах гари, улыбка спадает с её лица, и Симка в ужасе смотрит на подгоревший ужин. – Чёрт возьми, – она второпях выключает плиту и тут же принимается соскребать от сковороды прилипшую еду. За всем этим со стороны наблюдает Нолик, не зная, какую эмоцию испытывать. С одной стороны, первый публичный провал сестры кажется забавным, с другой – настораживающим. О чём таком могла задуматься Симка, что проглядела происходящее прямо у себя перед носом? – Ты нормальная? – грубее, чем планировалось, спрашивает парень не в силах подобрать более снисходительный тон. Девушка наконец возвращает на него своё внимание и выглядит крайне озадаченной, вероятно, удивившись произошедшему не меньше брата. – Я... кажется, задумалась, – с сомнением произносит Симка, на мгновение теряясь в пространстве. Если что-то идёт не так, как было задумано, девушка всегда впадает в лёгкую прострацию, пытаясь понять, как теперь действовать дальше с учётом неожиданных правок в графике. – Я заметил, – кратко реагирует Нолик, замечая состояние сестры, явно не располагающее к беседе. – Ладно. Я лучше пойду, – он встаёт из-за стола и в последний раз с подозрением осматривает девушку, после чего ретируется прочь. Симка даже не провожает его взглядом, до сих пор поражаясь своей ошибке. Лечь спать ей удаётся только в первом часу ночи. Напоследок Тверцова проверяет свой телефон и улыбается, замечая сообщение от Файера. Тот желает ей спокойной ночи, и она отвечает ему тем же. Наконец, прикрыв глаза, она почти сразу проваливается в сон, однако спустя мгновение телефон вновь вибрирует, вырывая девушку из лёгкой дрёмы, в которую она успела погрузиться. Сквозь усталость Тверцова нехотя подносит разблокированный экран к лицу, на котором тут же застывает испуганное выражение. Сообщение гласит следующее: «Найти ещё один номер не такая уж и проблема, дорогая. Что это за чертовщина творилась днём? Испытываешь меня на прочность? Если ты ещё не поняла, я жуткий собственник и ненавижу делиться. Ладно, спи. Завтра обязательно увидимся.» За ним следом приходит ещё одно: «Мы повстречаемся с тобою на небе ночном, Как звёзды, ты будешь кружиться в танце, Звёзд не увидеть за полной Луной, И я тебя скрою от чужих взглядов.» Внутри что-то с треском надламывается. Тревога не даёт сомкнуть глаз до самого утра.Глава 35
1 января 2024 г. в 13:34
Разговоры стихли, когда учительница зашла в кабинет и, поприветствовав ребят, сразу взялась вести урок, строгим тоном напомнив им об отсутствии времени на разговоры в связи с предстоящей контрольной работой. Получив спустя минувших пять минут свой вариант, Тверцов черкнул в тетради его номер и отложил ручку в сторону, даже не пытаясь вникнуть в суть контрольных заданий. С родителями подросток всё ещё был в контрах, из-за чего прикладывать даже малейшие усилия не видел смысла. Именно поэтому, сдав по окончании урока пустую тетрадь, довольный собой он выбежал в коридор и стал дожидаться Стэса возле двери. Тот, по традиции выйдя из кабинета последним на пару с Иритой, тут же набросился на плечи приятеля и на одном дыхании принялся жаловаться на сложность контрольной. Нолик, выслушав его пылкую речь, с усмешкой рассказал о собственных успехах, за что в ответ от друга, спустя несколько секунд его немого шока, выслушал ещё более длинные причитания. Однако все наставления воспринимались Тверцовым как очередная забава, и Стэс, подметив усмешку на лице одноклассника, вскоре, смирившись, стих. Огорчило по итогу лишь то, что в разговор наконец смогла вклиниться Колесникова, что прежде попросту не находила себе места между реплик мальчишек, а стоило старосте замолчать, так она тут же нашла способ переключить его внимание на себя, тем самым негласно вступив в сражение с Ноликом. Каждый перетягивал на свою сторону возможность говорить и быть услышанным, а Стэс тем временем, оказавшись меж двух огней, совсем замолк, успевая лишь поочерёдно вникать то в одну, то в другую историю. В какой-то момент его голова, вполне ожидаемо, перестала обрабатывать полученную информацию, и парень, не найдя другого выхода, всё же перенял роль говорящего на себя. Ирита и Нолик, переглянувшись за его спиной, оба нахмурили брови и, осознав ничью в очередном раунде за признание старосты, мысленно пообещали себе провести реванш. Кориццев, подметив их взаимные перепалки на жестах, тяжко вздохнул и подозвал Дэмиса в компанию. Во-первых, рядом с ним Ирита постарается быть мягче, а, во-вторых, объектом ненависти Тверцова в одночасье станет Авропов, который в целом переманит всеобщее внимание на себя. Дэм, как солнце, затмевающее все остальные звёзды. «Возможно, именно об этом и говорил Нолик», – подумал тогда Стэс, после чего натянул на лицо приветливую улыбку и увяз в собственных думах. Где-то фоновым шумом раздавался смех одноклассников и недовольное бурчание стоящего по правую руку Нолика. Когда до звонка оставалась одна минута, все разошлись по своим местам. Стэс сразу уткнулся в учебник, Ирита – в телефон, а Нолик с досадой растёкся по парте. География не сулила ему ничего хорошего.
– Так, всем здравствуйте, присаживайтесь, – преподаватель взял со своего стола распечатки и положил их на первую парту второго ряда, после чего вновь обратился к ученикам. – Кто сдаёт мой предмет – руки поднимите, – когда упомянутые ребята нерешительно выполнили требуемое, учитель обратился к сидящему перед ним старосте. – Стэс, раздай каждому по варианту. Будете решать некоторые задания из первой части, которые мы разбирали. Сорока минут вам за глаза. Пока получаете работу, сейчас каждый по одному подходит к моему столу и сдаёт телефон. Решаем сами, – сделав акцент на последнем слове, учитель смерил взглядом особенно ловких на списывание ребят и продолжил монолог: – Экзамены не интернету сдавать и не мне, так что надеюсь на ваше благоразумие. Остальные могут выдохнуть, опрос устраивать не буду, просто тихо сидите и не мешайте своим одноклассникам работать. Предупреждаю сразу: это на оценку; все, кто заинтересован в хорошем четвертном балле – вы знаете что делать. Больше половины правильно решённых заданий – тройка. Всё, не смею вас больше отвлекать, – закончив затянувшуюся вступительную речь, мужчина ещё раз осмотрел всех сдающих его предмет учеников, проверяя, нет ли в их поведении чего-либо подозрительного, и наконец вернулся за своё рабочее место, тут же принявшись пересчитывать оказавшиеся на его столе мобильные телефоны учеников.
Нолик осмотрел полученные задания и тяжко вздохнул, осознав, что находится в весьма затруднительном положении. Прошла всего одна четверть, разве можно проводить проверочные работы экзаменационного типа? Он впервые видит подобные вопросы, как должен на них ответить? Окинув взглядом одноклассников, увлечённо отмечающих что-то в своих листках, парень вновь вернул внимание на свой вариант. Видимо, задействованы были и правда только те задания, что разбирались с преподавателем на дополнительных занятиях, вот только... Помнил ли Тверцов хоть что-нибудь с тех занятий?
«Ну что ж... Два так два» – про себя подвёл итог подросток, принявшись помечать ответы, основываясь лишь на своём предчувствии. Не то чтобы парню важны были его оценки, однако, если дело касалось экзамена, учитель, скорее всего, не даст спуску, и за отрицательным результатом последует что-то ещё куда хуже. Впрочем, к концу урока Нолик уже смирился со всеми возможными негативными последствиями и расслабился вплоть до самой консультации. К слову о ней. Из-за того, что дополнительные занятия по биологии и географии стояли в один день друг за другом, Тверцову в этот раз пришлось ждать, пока преподаватель проведёт занятие у «биологов», в числе которых числился и Стэс. Правда, с тех пор, как они с ним наладили контакт, разное время факультативов только усугубляло ситуацию, ведь с завершением седьмого урока Кориццев наверняка вместе с Иритой отправится домой, а Нолик останется досиживать ещё час среди ненавистной части одноклассников. Ситуацию не улучшало и то, что именно в такие дни Тверцова старались подкараулить многие из тех, кому он чем-либо не угодил. Иногда это были одноклассники – то же трио Дэмиса, обозлившееся на парочку оскорблений в свой адрес – иногда кто-то, кого подросток даже не знал. И поскольку, кроме старосты (даже в те времена, когда оба парней не ладили), никто на защиту Нолика не вставал, выход без получения увечий оставался один – бегство. Кто знает, что произойдёт сегодня, особенно если вспомнить вчерашний неприятный инцидент с Икушевским. Тот, кажется, тоже сдавал биологию, а значит Дэм стопроцентно будет дожидаться где-нибудь сначала Ясю, а затем и Ропа. Пусть Стэс и объяснился за вчерашний случай перед классом, Нолика никто за его оплошность прощать не торопился. Авропов весь день косился на него, фыркал и толкался, когда появлялась возможность; Яся притворялся, будто ничего не произошло, однако всячески игнорировал существование одноклассника и при случайно пересекающихся взглядах хмурился и спешно отворачивался; а Роп... Роп всё так же сторонился любого контакта с Тверцовым, но теперь с большей злобой чем когда-либо прежде.
Нолик устал от всего этого.
Нолик устал от всего этого в разы сильнее, когда учитель, наконец закончив вести консультацию по географии, попросил его и Енютцева задержаться.
Нолик захотел к чёрту застрелиться, когда их оставили наедине в одном кабинете, без телефонов и с дополнительными типовыми заданиями, потому что парни единственные не справились и написали сегодняшнюю проверочную работу на «два».
Он издал измученный стон и, взглянув на часы, демонстрирующие 16:45 вечера, пару раз ударился головой об парту, после чего, очевидно не рассчитав силу, начал массировать пальцами пульсирующий болью лоб. Очередной тяжёлый вздох, к сожалению, не помог решить проблему. Кинув взор на впереди сидящего Ропера, парень цокнул языком.
Хуже и быть не могло.
По истечении отведённого времени, преподаватель попросил сдать работы, однако отпускать ребят не спешил. Проверив поочерёдно каждый из листов, мужчина глубоко вздохнул и, сняв очки, потёр точку между бровей. Парням этот жест не сулил ничего радостного, поэтому они синхронно напряглись и уставились на учителя, ожидая приговора.
– Значит так, – он говорил тихо и неторопливо, но отчего-то тон его казался грозным и устрашающим, – этот позор забираем и на следующий урок приносим полностью прорешенным. Пользуемся учебниками, тетрадями и мозгами, но не интернетом, понятно? Знаний никаких, как сдавать собрались? – парни в ответ лишь сконфуженно уставились кто в пол, а кто в окно, где последние полчаса стремительно хмурились тучи. – Ясно всё с вами. Сейчас ещё схожу распечатаю пару вариантов, их тоже решите и принесёте мне... ну давайте в пятницу. Утром. Чтобы к концу уроков я успел проверить и отдать вам результаты. Но лучше конечно завтра, хотя я понимаю, что до завтра ни черта вы не сделаете. Ладно, ждите, сейчас вернусь и будете свободны, – он поднялся со своего места, захватив небольшую стопку листов, и вышел из кабинета. Парни остались стоять на своих местах, не решаясь пошевелиться. Вот только сковывало их теперь присутствие не учителя, а друг друга. Роп всё время поглядывал в сторону Тверцова, будто бы боясь, что тот в любой момент может напасть из-за спины, в то время как Нолик старательно притворялся, что не замечает этого косого взгляда. Вот только минуты текли всё медленнее, а напряжение в теле уже достигало своего предела. Нолик в который раз бросил взгляд на часы и затем неосознанно перенёс вес на другую ногу, тем самым оказавшись чуть ближе к Енютцеву, для которого даже малейшее поползновение в свою сторону срабатывало спусковым крючком. Он резко отшатнулся и с явной угрозой уставился на одноклассника. Нолик сначала недоуменно захлопал ресницами, не понимая, что же на этот раз сделал неподобающего, а затем, закатив глаза к потолку, цокнул языком.
– Тебе не кажется, что твоя тревожность уже ни в какие ворота? – первым прервал молчание между ними Нолик, решив, что больше так продолжаться не может. Как бы спокойна не стала его жизнь без перепалок с Ропером, всё же с ними она казалась куда гармоничнее, во всяком случае он не испытывал постоянного чувства вины за свой странный поступок и не придумывал отговорки на каждый вопрос от Стэса или Дэмиса по поводу их разногласий. Они никогда не были друзьями и, вероятно, никогда не будут, но тот тип общения, которого парни достигли за эти годы, стал чем-то вроде ворчаний его старшей сестры с её глупыми наставлениями – неприятной, но неотъемлемой частью жизни. Да и после наладившихся отношений со Стэсом и в дальнейшем с Дэмисом, вражда с его близкими друзьями превратилась в забаву. И как Нолику удалось всё это испортить за один день? Он, честно говоря, вообще перестал понимать происходящее в своей жизни. В какой-то момент чудесным образом поладил со старостой и после этого начался полный хаос. И как из него теперь выбраться?
– Нет у меня никакой тревожности, отъебись, – в своей привычной грубой манере ответил Роп, всё так же недоверчиво наблюдая за задумавшимся одноклассником. Тот вновь цокнул языком и затем сделал резкий выпад в сторону Енютцева, заставив того едва не подпрыгнуть на месте.
– Ну да, а шарахаться от меня, как от призрака, совсем не тревожно.
– Будто ты не этого добивался своим конченым поведением.
– Этого. А теперь думаю, что был не прав, доволен?
Чуть помолчав, Енютцев выдал:
– Не доволен.
Нолик в ответ раздражённо выпалил:
– Ты вообще бываешь таким?
– Не доёбывай меня, блять, хуже будет.
– Да неужели? Ты ж ссышься меня, вон, трясёт всего.
– Уёбок. Ещё и издеваешься?
– Так, что за выражения? – внезапно возвращаясь в кабинет, прерывает их перепалку преподаватель. – Совесть имей, Енютцев, все ругательства за пределами школы. Вот, ваши варианты, берите и убирайтесь отсюда. Мне домой хочется не меньше вашего.
– Зачем тогда оставлять нас было? – негодующе отзывается Нолик. – Отпустили бы сразу с заданием домой.
– Всё-то у тебя просто, Тверцов. А за ваши низкие баллы кто потом отчитываться будет? Отвечать, за что я тройки вам в четверти ставил? Всё, до свидания. В пятницу жду работы, не принесёте – все каникулы в этом кабинете проведёте, я не шучу.
– Да поняли мы, поняли, вам тоже всего хорошего.
Парни синхронно развернулись и покинули кабинет, после чего Нолик бегом спустился по лестнице и так же скоро оказался на улице. Голову не покидал один вопрос: стоит ли довести беседу до конца или оставить всё как есть? Второй способ конечно был проще, но чем обернётся – не известно. Позади скрипнула входная дверь, и парень перевёл всё внимание в её сторону. Енютцев замер на месте, с подозрением уставившись на поджидающего его одноклассника.
– Ты чё тут?
– Тебя жду, не видно?
– Ты эту хуйню-то оставь, – с опаской произнёс парень, отступая чуть в сторону. – Если уж признал вину, зачем продолжаешь?
– Говори, что хочешь, – отмахивается Тверцов, – просто перестань так палевно бегать от меня. Стэс уже затрахал своими вопросами по поводу нас, – осознав двусмысленность собственных слов, Нолик осёкся. – То есть... о том, что между нами произошло. В том смысле, что шугаешься меня!
– Блять, просто заткнись, ты с каждым ебучим словом только глубже роешь себе могилу.
– Угрожаешь? – он фыркает, ожидая услышать в ответ что-то вроде «предупреждаю», однако Роп, не долго думая, произносит:
– На хуй съебись, – и пытается пройти мимо одноклассника. Нолик цокает и второпях хватается за руку уходящего парня, вместе с тем цепляясь и за последнюю надежду закончить весь этот затянувшийся бред.
– Окей-окей, подожди! Давай поговорим.
– О чём нахуй? – Енютцев одергивет свою руку и отступает на шаг в сторону, по-прежнему не желая приближаться к ровеснику. – Твоих фантазиях ёбанных? Обойдусь, блять, без подробностей.
– Да как же с тобой сложно! Я ведь уже сказал..!
– Я слышал, что ты сказал, и мне похуй. С каких хуёв я должен тебе верить?
– А почему нет? Когда я тебя обманывал? Ну, хотя было один раз, как раз когда наплёл тебе что-то в туалете.
– Не смей. упоминать. об этом.
– Тогда прекрати давать всем повод о нас неправильно думать!
– Иди сдохни, и думать о тебе никому не придётся!
– Грубо. Ты же верующий, нет? Твой Боженька разве не выступает против жестокости? Желать смерти как-то не по-человечески, не находишь?
– Пидорасы не люди.
– Я не... – договорить Нолик не успевает. Енютцев одним рывком разворачивает и прижимает его к стене, после чего, ни слова не говоря, замахивается и наносит удар, вкладывая в него все накопленные за день переживания. Вот только приходится тот не по лицу напуганного одноклассника, что, зажмурившись, словно ожидает своего приговора, а по бетонной стене, к которой подросток грубо прижат. Прежде Тверцов вытянул перед собой руки в попытке защититься, но в итоге лишь упёрся теми Енютцеву в грудь. Парня это явно не остановило бы, но самому Нолику на миг вселило надежду на полученные в меньшем объеме повреждения. Вот только теперь, когда опасность миновала, цепляться пальцами за куртку одноклассника было неловко. – Почему не ударил? – едва слышно спрашивает Нолик, резко опуская руки, но так и не решаясь поднять взгляд. Сердце всё ещё бешенно колотилось после выброса адреналина, а ноги отчего-то почувствовались ватными. Стена за спиной стала спасательным кругом, ведь, даже приняв на себя весь удар, продолжала придерживать ошеломлённого парня. Ответа на вопрос он так и не получил. Возможно, Роп и сам не знал, почему зарядил кулаком не туда, куда хотелось, а, возможно, запоздало подумал о последствиях. Как-никак недавно ему уже прилетело от родителей за свои оценки, кто знает, чем обернулась бы для него ещё и школьная драка.
Вдруг за углом школьных обшарпанных стен раздался скулёж. Оба парня рефлекторно повернулись в сторону, откуда не прекращали идти странные звуки и куда спустя секунду или две, резко отпрянув от одноклассника, направился Енютцев. И Тверцов не был бы самим собой, если не поплёлся бы следом. На месте юношей поджидали трое ребят то ли из седьмых, то ли из восьмых классов, каждый из которых поочерёдно пинал носком от ботинка что-то небольшое и явно живое. Лишь приглядевшись, Нолик понял, что существо с грязной бурой шерстью и облезшим хвостом – это собака, хотя, вероятнее всего, ещё щенок, который никак не мог ни укусить, ни попросту убежать от мелкого хулиганья. Именно он и издавал эти жалобные звуки, не успевая даже опуститься на землю всеми четырьмя лапами. Тверцов отшатнулся. Даже его чёрствое сердце болезненно сжалось, успев почувствовать укол вины за то, что он трусливо остаётся в стороне, не вступая в схватку с тремя всего лишь на год или два его младше, зато на сантиметров десять так выше юношами. Однако долго наблюдать за чужим проявлением садизма, к счастью, не пришлось; краем глаза Нолик заметил сбоку от себя движение, а в следующую секунду уже послышался грозный возглас, призывающий трио «съебаться по-хорошему, пока ещё живы». Нолик с недоумением наблюдал за тем, как ранее избивающие щенка парни теперь уносили ноги от Енютцева, что успел им на пальцах – или, вернее сказать, кулаках – объяснить, почему не стоит издеваться над животными и что будет, если такое ещё хоть раз повторится. Кажется, прозвучало что-то вроде угрозы для жизни в виде ножа в печени каждого из троих ребят, но Тверцов посчитал, что для своего же блага не будет заострять на этом внимание. Его здесь вообще, если что, не было. Впрочем, следующее, что произошло, вызвало у подростка столь сильный шок, что пламенная речь одноклассника сама собой вылетела из головы. Роп медленно присел на одно колено рядом со скулящим щенком и уставился на него испуганными грустными глазами, будто самое драгоценное в его жизни было только что зверски разрушено чужими руками. Или ногами. Отогнав от себя глупые шутки, Нолик решился подойти чуть ближе. Енютцев, сочувствующе склонившийся над чем-то таким маленьким и беззащитным, несколько ломал устоявшеюся картину мира, ведь Тверцову было куда проще представить его на месте тех хулиганов, чем в роли спасителя бездомных животных.
– Тебя больше не тронут, – голос, ещё минуту назад сочившийся злобой, звучал до необычного спокойно. Даже морщины от вечно сведённых бровей разгладились, а на лице – Нолик не мог поверить – застыло лёгкое подобие улыбки. Впрочем, та резко угасла, стоило парню сосредоточить внимание на повреждениях щенка: тут и там виднелись заметные кровоподтёки, шерсть слиплась и сбилась в клочья, а полные грусти и обиды глаза со страхом наблюдали за руками, так бережно придерживающими дрожащее тельце. – Я этих выродков заживо закопаю, – прорычал он с яростью, вырвавшейся из самого сердца, и с противоположным этому гневу трепетом принялся внимательно осматривать израненного щенка.
Внезапно Роп поднял глаза на возвышающегося рядом с ним одноклассника, с которым пару минут назад едва не затеял драку, и задумчиво прищурился. Тверцов, поражаясь собственной вспыхнувшей тревоге, лишь сглотнул вязкую слюну и стал ждать, сам не зная чего. Наконец, Енютцев к нему обратился, возвращая своему голосу былую грубость и безразличие:
– Тебе собака случайно не нужна?
Нолик молча застыл в одной позе, недоуменно хлопая глазами и пытаясь распознать услышанное, однако, чем дольше он думал, тем меньше улавливал связь между сказанным одноклассником и им самим. В ответ вырвалось лишь лаконичное «что?», которое автор предыдущей реплики воспринял с присущей своей личности агрессией.
– Хуй через плечо, блять. Повторяю для умственно отсталых долбаебов: собака не нужна? – отчего-то на последних трёх словах тон сменился на более мягкий, превращаясь из простого вопроса в отчаянную просьбу. Нолик, наконец очнувшись из своей дрёмы непонимания, обиженно фыркнул на оскорбление и со злостью выпалил:
– Не нужна мне твоя грязная псина, – а затем чуть тише, уже больше для себя, добавил: – А даже если и нужна, предки всё равно не разрешат оставить. Мать так точно весь дом перевернёт, хорошо если хотя бы сестра скандал не устроит.
– Бля, понял, – как-то чересчур понимающе, с непривычным сочувствием произнёс парень, однако после в очередной раз пригрозил: – За «грязную псину» в следующий раз пизды получишь.
– Собак, я погляжу, ты любишь больше, чем людей, – усмехается Нолик, однако, не слыша в ответ протеста, неуверенно продолжает: – Что? Даже спорить не будешь?
– А хули спорить? Собаки лучше людей. Уж тебя так точно.
– Иди к чёрту, сам будто святоша.
– Не святоша, – спокойно отзывается Роп, не прекращая при этом поглаживать уже успокоившегося щенка. На минуту или две ребята погружаются в тишину, однако Енютцев вынужденно её прерывает: – А Стэсу собака не нужна?
– Чего? – удивляется Нолик. С чего вдруг спрашивать что-либо о Стэсе у него? Не настолько они и близки, чтобы знать такие мелочи друг о друге. Да и собака не вещь, которую можно будет выбросить, как тут примешь решение за другого человека? – Откуда мне знать? Сомневаюсь, что ему одиноко со своей сестрой.
– Жаль, – искренне огорчается парень и вновь впадает в раздумья. Нолик окидывает его изучающим взглядом, после чего самодовольно хмыкает.
– Чего ты её к себе-то не возьмёшь? Или помогать чужими руками всегда лучше?
Роп, впрочем, на выдвинутую претензию отмалчивается, и вновь нависшую над ними тишину прерывает телефонный звонок. Енютцев оживляется и поспешно тянется за мобильником. Нолик же, любопытный по своей сути, не может ни подглянуть в экран, однако высветивщееся «друг 1» на дисплее несколько смущает. Не странный ли способ для записи номера не самого последнего человека в своей жизни? Вот только сам Роп, увидев, кто ему звонит, заметно расслабился, опустив плечи и облегчённо вздохнув. Приняв звонок, он некоторое время молча слушал голос на той стороне и лишь затем начал отвечать:
– На заднем дворе. Да с хуя ли, сам пиздуй сюда. Ну вот придёшь и узнаешь, – не дожидаясь ответа, он сбрасывает звонок и вновь прячет телефон в кармане рюкзака, возвращая всё внимание собаке. Через десять минут к ребятам присоединяются Дэм и Яся – судя по всему, именно с одним из них Роп и вёл ранее беседу. Авропов бегло осматривает территорию, видимо, успев за это недолгое время представить несколько иную ситуацию, в которой его друг мог бы оказаться на заднем дворе школы, однако, заметив вместо опасности лишь виляющий хвостом комочек шерсти, кривит лицом и несдержанно комментирует:
– Да ебанный сыр, ты откуда её вытащил?! У тебя, блять, радар на них настроен, я понять не могу? – Роп поднимает на Дэма свои глубоко печальные глаза и молча смотрит, но, видимо, второй парень и без слов понимает его задумку, так как уже в следующую секунду разражается гневной тирадой: – Я не буду тащить её к себе, Роп. Я тебе ещё в прошлый раз сказал, что больше никакой живности в моём доме не будет. Ни котиков, ни собачек, ни, блять, кого-либо ещё.
– Ну Дэм, ну в последний раз! – Роп едва не вскакивает на ноги, но в последний момент удерживает себя на месте, чтобы ненароком не испугать щенка и вместе с тем не позволить ему сбежать. – Тебе сложно, что ли? Она же не мешает.
– Да ебать ты умный, тебе-то конечно не мешает! – Дэм повышает голос и всплёскивает руками, из-за чего собака дёргается и лишь благодаря крепкой хватке Енютцева остаётся на месте. – Не у тебя же лаять будет под ухом.
– Не будет она лаять, смотри какая она хорошая, – будто в знак подтверждения, Роп поднимает беззащитное существо на руки и сам поднимается с земли, после чего вытягивает щенка перед собой в тщетной попытке продемонстрировать скрытое под побоями очарование. Дэм смеряет друга безрадостным взглядом и хмыкает, когда собака всё же начинает громко гавкать.
– Уга-ага, иди на хуй. «Нет» – мой окончательный ответ. Можешь доебать Ясю, но не меня.
Роп его предложение совершенно не оценивает, тут же нахмуриваясь.
– К Ясе нельзя, он себя-то покормить не может, куда ему собаку.
– А ко мне, блять, можно! – в который раз вспыхивает Дэмис, пугая своим криком не только щенка, но и рядом стоящего Нолика. – У меня же проходной двор для каждого проходимца. Собачки, кошечки, Тверцова по ночам. Да, Тверцов? – гаркает на него Дэмис, тут же переводя на прижавшегося к стене одноклассника взгляд. – Чего этот чепушило здесь вообще делает?
– А я ебу? – незамедлительно даёт ответ Енютцев, мало заинтересованный в причинах, по которым Тверцов всё это время наблюдал за происходящим со стороны. Дэм не согласился взять собаку – и это единственное, что сейчас волновало сердце Ропа. – Увязался за мной, будто дел своих нет.
– Хей, могу и уйти, – обиженно реагирует Нолик, наконец вмешиваясь в разговор.
– Нет уж, стой, раз стоишь, – Дэм тут же оказывается перед парнем, пресекая его попытки уйти, – не одному же мне страдать. Или ты с ними заодно?
– Ни с кем я не заодно, – грубит в ответ Тверцов, запоздало понимая, что сам себя загнал в ловушку. Стоило сбежать сразу, как только Роп отпустил его. И какой чёрт его дёрнул пойти следом в самое пекло?
– Ну оно и ясно, ты же у нас отшельник, – тянет гласные Авропов; его недружественный тон сменяется на нейтральный, однако в глазах по-прежнему пылает злость. – Ты, кстати, вовремя мне попался. Поговорить надо.
– Да ёлки-палки, что ж тебе неймётся?
– Пошли-пошли, герой, – Дэм обхватывает его одной рукой за плечи, прижимая к себе, и уводит чуть поодаль от друзей. Нолик вновь отмечает, как быстро бьётся его собственное сердце, но старается не концентрировать на зародившемся страхе внимание. Вместо этого он внезапно для себя обнаруживает, что замёрз, пока стоял без движения, а Дэм, очень кстати, оказывается тёплым. Настолько тёплым, что прижиматься к нему становится не так уж и плохо. – Ты же и сам понимаешь, какую хуйню вчера выкинул, да? И что ты пиздецки виноват перед кое-кем, думаю, тоже. Так вот, к чему я веду? Стэс нам конечно всё популярно объяснил, мол, тупой, неосведомлённый, язык без костей, в целом мы все поняли, но. Знаешь, что ещё нужно делать, когда проебываешься? Правильно, Тверцов, извиняться. И, собственно, твоя задача на сегодняшний вечер попросить прощения у Яси. Всё просто, не так ли? Даже тебе под силу, – Авропов хлопает его напоследок по спине, выражая тем самым дружеский настрой, вот только Нолика это лишь сильнее взбешивает.
– Не разговаривай со мной, как с идиотом, бесишь.
– Ну чего ты зубки скалишь, я ж и выбить могу, – парень улыбнулся, обнажив клыки, и эта улыбка показалась Нолику даже более угрожающей, чем произнесенные слова. Насупившись, Тверцов скрестно сложил руки и отвернулся, всем своим видом демонстрируя собственный протест. Дэм сощурил глаза и вновь рывком развернул парня к себе лицом, после чего, наклонившись, уже без прежнего наигранного веселья повторил: – Извинись.
Нолик с раздражением втянул воздух через нос и сквозь зубы выдохнул, не дав себе возможности вставить язвительный комментарий. Вместо этого он спросил:
– А нашему Ясеньке только хуже не станет от очередного упоминания его братца? Что я ему сказать должен?
Взгляд Авропова помрачнел, и он выпрямился, вставая напротив Нолика. Из-за разницы в росте последнему приходилось смотреть снизу вверх, задрав голову, что малость смущало и заставляло чувствовать себя заведомо проигравшим, но, несмотря на это, парень старался оставаться непоколебимым и излучать уверенность, коей не обладал.
– Как пиздеть всякую хуйню без разбора, так ты мастер, а как загладить свой косяк, так слов нет?
– Да за что мне извиняться? Подумаешь, задел неприятную тему. У всех есть больные точки, что ж теперь молчать, что ли?
– Надо не молчать, а башкой своей тупорылой немного думать, – шипит на него Авропов, агрессивно стуча кулаком по своей голове, тем самым показывая, чем именно собеседнику стоит время от времени пользоваться. – Ведёшь себя, как мудак. Этого вполне должно быть достаточно, чтобы иногда возникала мысль о смене ебучей тактики общения.
– Ты сам ведёшь себя, как мудак, что-то окружающим людям не мешает это боготворить твою мордашку. Про дружков твоих вообще молчу, – внутренняя обида Нолика сочится наружу, но он даже не пытается её скрыть; последнее, что его сейчас волнует – это мнение Дэмиса о нём.
– Вот и молчи, а то пизды получишь.
– Опять угрозы, надо же. Как банально, чуть что – сразу кулаки, – Тверцов не сдерживается, чтобы закатить глаза, и удивляется, когда уже за это не получает по лицу.
– Ну, а смысл с тобой разговаривать? – внезапно став спокойнее, Дэм слегка отступает, давая собеседнику больше пространства. Нолик про себя благодарит его за сей жест доброй воли, но вида не подаёт. – Тебе слово – ты в ответ десять оскорблений.
– Только не надо преувеличивать, окей? Я и сам в курсе, как и на что реагирую.
– Да-да, ты у нас паинька. Дуй давай, – Дэм разворачивает его к двум другим парням и подталкивает вперёд, однако затем, что-то вспомнив, резко возвращает к себе. – Хотя нет, погоди. Сначала объяснись, что между тобой и Ропом происходит. Почему сначала он от тебя бегает, а теперь вы вместе на заднем дворе? Я чего-то не знаю? Про него, про вас?
Нолик непонимающе хлопает ресницами, теряясь в догадках, на что именно намекает Авропов, а когда осознаёт, то тут же смущённо вскрикивает:
– Ты чего там себе надумал? Кукухой поехал? Мы просто говорили!
– Вы-то? «Просто говорили»? Пургу не неси. Знаю я, как вы разговариваете. Либо Роп тебя за что-то пиздит, либо ты ему хуйню втираешь какую-нибудь. И судя по тому, что на твоей тупой роже нет травм, второе ближе к правде. Так что давай, быстро выкладывай и по домам разойдёмся.
– Да что выкладывать-то? Мы правда просто поговорили. Потом эта псина появилась, а потом и вы. Всё!
– О чём говорили?
– Да ни о чём, – фыркает Нолик, неосознанно переводя взгляд на обсуждаемого ими одноклассника. Роп по-прежнему возился с щенком, только теперь к нему подключился и Яся. Было весьма забавно наблюдать, как два самых отрешенных холодных парня класса кружили вокруг одной зверюшки с глупыми улыбками на лицах, но в некотором роде Нолик счёл это даже милым. И тут же отвесил себе воображаемую пощечину. Единственный человек, который имеет право называться милым, это Стэс, и то лишь потому, что Тверцов ему в этом уже несколько раз признался. – Сам же знаешь, как у нас диалоги складываются.
– Ну-ну. В последнее время вы прям часто пересекаетесь, – Дэм, судя по тону, слабо верит услышанному, но всё же сдаётся и отпускает одноклассника. – Ладно, пиздуй, заебала твоя рожа.
– А Яся? – Нолик с подозрением смотрит на Авропова, поражаясь тому, как быстро закончилась «воспитательная» беседа, однако, встретившись с хмурым взглядом, понимает, что спрашивать что-то было лишним.
– К Ясе и пиздуй. Потом спрошу у него, что ты ему спизданул, так что выбирай выражения.
– Да иди ты к чёрту, – шипит на него Нолик и, пока доброта Авропова внезапно не иссякает, торопливо уходит к другому однокласснику. Что Икушевский, что Енютцев сидели подле щенка, по очереди гладя того по голове, и отрывать их от своей деятельности не было ни малейшего желания, однако Дэм наказал извиниться, и у Тверцова, кажется, не оставалось выбора. – Эй. На минуту можно тебя? – Яся поднимает голову, волосы спадают на бок и сквозь белёсую чёлку проглядываются светло-голубые глаза. Некоторое время парень остаётся на месте, будто нарочно игнорируя Нолика, но после всё же поднимается и следует за одноклассником. В это время к Ропу, внимательно наблюдающему за Тверцовым, подходит Дэм и, вероятно, объясняет ситуацию. Волноваться за друга и следить за Ноликом тот не перестаёт, но во всяком случае теперь ему менее неловко от сложившейся ситуации. – В общем, по поводу вчерашнего. Я не хотел тебя как-либо задевать, окей? Это вышло случайно, и я раскаиваюсь. Надеюсь, на этом наш конфликт исчерпан и ты не наговоришь Дэму, что я как-то не так перед тобой извинился, – Нолик в ожидании реакции уставился на одноклассника, но Ясонт в ответ не промолвил ни слова. Означало ли это прощение или напротив ещё большую обиду, Тверцов понятия не имел. – В молчанку играем? Ну и ладно. Больно надо мне тебя слушать. Я пошёл, – резко развернувшись, парень двинулся прочь, но не успел пройти и двух метров, как позади послышалось негромкое, но вышибающее дух «пока». Нолик на мгновение замирает, но не оборачивается. – Пока, – небрежно бросает он напоследок и наконец направляется домой.
Лужи под ногами отражают серое небо. Ветер задувает под куртку, срывает с деревьев пожелтевшие листья. Середина осени выдаётся холодной и полной перемен.