Бедное дитя! Лучшим подарком тебе будет капелька невзгод. У.М. Теккерей "Кольцо и роза"
Толчок, еще толчок. Соня цеплялась за края столешницы из цельного дерева, шумно выдыхая и прячась в сгибах локтей. Волосы рассыпались по обнаженным плечам, щекоча кожу, и Максим одним движением отодвинул их, чтобы припасть к нежной коже шеи. За одним толчком тут же следовал другой, и Соня, широко раскрыв рот, застонала, прочувствовав оргазм до самых кончиков пальцев. Он взял ее прямо на столе, и наблюдать за движением машин по Бельскому мосту сквозь стекло в это время было по меньшей мере странно. Но Соне нравилось смотреть, как двигались автомобили на развязке перед Монументом Дружбы во время секса – ей казалось, что это делало ее еще развращеннее, чем она была, потому что весь город как бы становился свидетелем этого падения. И откуда только было это стремление?.. Еще толчок, и Максим вышел из нее, откидывая голову назад. Рядом, прямо на этом же столе, стояла новенькая сумка от Prada, извлеченная из фирменной коробки. Соня украдкой бросала на нее взгляды во время всего действия, горя куда более страстным желанием ощутить поверхность гладко выделанной кожи, а не стола. — Я первая в душ. Соня выпрямилась и потянулась. Ей было приятно, но секс с Максимом почти всегда был чем-то вроде обязательного действия, после которого будет получен гораздо более желанный приз (чаще всего материальный, конечно). — Сделай хотя бы вид, что тебе не противно, — Максим усмехнулся, заваливаясь на расправленную постель. — Мои стоны были недостаточно красноречивы? Максим на это ничего не ответил – лишь проводил взглядом тонкую фигуру Сони, скрывшуюся в ванной. Соне было в сущности плевать, что обо всем этом думал Макс. Чисто физическое удовольствие она получила – тянущее чувство внизу плоского живота все еще сохранялось – остальное было не так уж и важно. Ее любовник тоже был доволен и, она была уверена, чувствовал себя самым крутым самцом в округе. Пожалуйста, ей не жалко – к тому же, «приз» был предоставлен заранее. Включив горячую струю, Соня собрала волосы и хорошенько вымылась, смывая с себя невидимые следы чужих рук. Первая волна эйфории схлынула так же быстро, как и настигла, и к горлу подходила тошнота. Убеждения в том, что она просто любила секс, а Максим был не самым плохим вариантом, почему-то не срабатывали, и в мозгу Сони впервые за год промелькнула мысль, что она была всего лишь проституткой. Впрочем, это не помешало ей с удовольствием разглядывать моднейшую нейлоновую сумку с фирменным треугольным логотипом и красоваться с ней перед зеркалом в одном белье. — Ты никогда не думала о том, почему именно ты привлекла мое внимание? Минеральная вода зашипела в стакане, выпуская пузырьки. Соня повернулась, с ухмылкой приподняв бровь, готовая сказать что-нибудь саркастичное в духе «Неужели было так много кандидаток?», но отчего-то передумала. — Нет, — она нырнула в шерстяное платье, тут же выправляя волосы из узкого воротника. — Но мне всегда казалось, что у нас было некое… родство душ. Этим красивым словосочетанием Соня называла совпадение графиков и некоторых интересов, а еще честность, с которой никто из них никогда не говорил о любви. — И это тоже, — Максим одним движением опустошил стакан, и одинокая капля скатилась по мощной шее. — Но дело в том, что мне в тебе нравится. — И что же? — Соня прошлась бальзамом по губам, решив в этот раз не мудрить с макияжем. Максимум чувствовал исходивший от ее одежды и волос тонкий аромат малиновой розы – она не могла от него избавиться, даже выполняя данное ему обещание не пользоваться «Ангелом». — Тебя легко баловать, потому что ты знаешь, чего хочешь, — он усмехнулся, скрываясь в ванной. Уже оттуда до Сони дошли и остальные его слова: — Именно это мне нравится в тебе больше всего на свете. — Пока, — она оставила на его плече легкий поцелуй, отказываясь думать о том, что, возможно, это было первое серьезное признание в каких-то чувствах от Максима. Подхватив новенькую сумку, Соня выпорхнула за порог. Стояла удивительно ясная и холодная погода, и Соня двинулась в сторону дома пешком. Машину она сегодня не брала, предпочитая пройтись. Сегодня она была лишь на одной паре, которая оказалась настолько скучной, что Соня оказалась в номере на два часа раньше назначенной встречи. Не желая идти по пыльной и загазованной улице, Соня прошла через Советскую площадь к Гостиному двору. Школьники возвращались с занятий, размахивая мешками со сменкой, но их веселье не трогало Соню, хоть сегодня и была пятница. Она подняла глаза к ясному голубому небу и, сложив руки козырьком у глаз, подумала о том, что оно напоминало ей огромный купол. Интересно, а там действительно был кто-то, наблюдавший персонально за ней? В таком случае, ему должно быть невыразимо горько, либо же он был извращенцем. С этими странными мыслями Соня добрела до улицы Коммунистической и, остановившись у большой стеклянной витрины, решила зайти в булочную и купить самый большой круассан, который увидит. Обычно она не позволяла себе выпечки или сладкого после четырех вечера, но сегодня был какой-то особенный день. Соне было пусто, и она хотела думать, что не из-за встречи с Максимом. Уже на выходе, не желая ждать, Соня откусила от огромного круассана и, отвлекшись, влетела в чью-то широкую спину. Ей тут же захотелось разразиться тирадой о том, что, вообще-то, нечего было стоять прямо у дверей. Впрочем, это желание тут же отпало, как только она увидела Кирилла. — Ты? — им пришлось отойти, чтобы пропустить очередного покупателя, спешно покидавшего булочную. — Привет. Он улыбнулся совершенно обезоруживающе, и Соня даже растерялась, не ожидая такой реакции на свою грубость. Осеннее солнце золотом рассыпалось в его темных, без шапки, волосах, и Соня только сейчас подумала, что Кирилл, вообще-то, тоже был кудрявым. — Привет, — от неловкости Соня снова укусила круассан. — Извини, что толкнула… — За это мне придется заставить тебя пойти домой вместе. Соня сначала растерялась, и ее рот принял форму буквы «о» от удивления – ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, что, вообще-то, Кирилл уже почти неделю являлся ее соседом, поселившись всего на этаж выше. — Что ж, — Соне приходилось смотреть на Кирилла снизу-вверх – он был гораздо выше нее и, конечно, шире, и она чувствовала себя совсем уж крохотной. — Идем, сосед. Рука совсем зажила? Краем глаза Соня покосилась на пакеты, которые в обоих руках нес Кольцов. На каждом – эмблема недешевого местного гастронома, находившегося в том же доме, что и французская булочная, а внутри – множество контейнеров с готовой едой. — Да-а… надеюсь скоро приступить к тренировкам. Соня чувствовала некоторое раздражение от того, что ей не удастся проделать оставшийся путь в одиночестве, пусть дом и был уже так близко, что его было отлично видно невооруженным взглядом. — Это что, мода такая? — Что? Погрузившись в свои мысли, Соня была плохим собеседником – угрюмым и молчаливым, но сожалений по этому поводу не испытывала. В конце концов, она и не хотела идти рядом с ним, так уж получилось. — Это мода такая – носить по две сумки? Кирилл заметил, как на лице Сони, словно чернила, начало расползаться удивление. Густо накрашенные ресницы опустились на секунду, как будто для нее самой оказалось сюрпризом, что у нее было две сумки. — А-а-а, — протянула она, стараясь оставаться нарочито спокойной. На самом же деле ее внутренности сжались в тугой узел, и она напряженно думала, пытаясь выдать достойный ответ. Соне было просто интересно: он специально все это делал? — Забрала из ремонта. Замок сломался. — В таком случае, отличная работа. Выглядит абсолютно новой. Соня кивнула, стиснув зубы. Под «все» подразумевалось то, что Кирилл постоянно намеренно или случайно цеплялся за связь с Максимом, заставляя ее нешуточно нервничать. Она снова укусила круассан, оставляя лишь кончик в хрустящей бумаге. — Мне тоже нравится. Ей хотелось думать, что она не испытывала стыда за свои встречи с Максимом, но, на секунду представив (просто представив), что и Кирилл, и все остальные вдруг узнают про них, Соне стало так страшно, что к горлу начала подступать тошнота. Она проявляла смелость, полностью беря на себя ответственность за свое тело, но только перед собой. Перед другими признаваться она была не готова. Мало кто может представить себе, что чувствует девушка в свои двадцать лет, когда весь мир как будто бы помешался на пресловутой любви к себе и чистоте чувств и поступков, а ты не можешь разделить с ним ни того, ни другого. — Странное граффити, — Соня так распереживалась, что даже не заметила, как они подошли к арке дома на пересечении с улицей Гоголя. На внутренней стороне стены был изображен солдат в шинели, стоящий как бы в охранной будке. В руках у него была книга, а рядом цитата: «Порядочный человек - это тот, кто делает гадости без удовольствия». — Это дом, в котором жил Сергей Довлатов, — Соне не нужно было даже смотреть на мраморную табличку на соседней стене, чтобы рассказать это. — Точнее, он здесь родился, но прожил всего три года, потом его семья вернулась в Ленинград. День был такой погожий, что был гораздо больше похож на весенний, чем на конец ноября. Если бы не холод и опавшая листва, то Соня бы с уверенностью сказала, что это был апрель. Доев круассан, она выбросила обертку в урну и зачем-то предложила: — Хочешь, зайдем во двор? — отчего-то смутившись, она добавила: — Там есть еще граффити. Кирилл немало удивился этой инициативе: он уже давно сделал для себя вывод, что чем-то обидел или задел Соню и именно поэтому она каждый раз оказывала ему такой ледяной прием. Переложив пакеты в одну руку, он пожал плечами. — Давай. На стенах внутри арки, которая вела во двор колодцевого типа, было еще много цитат, написанных будто бы чернилами. А вот рисунки больше напоминали зарисовки маркером: там был и сам Довлатов, и герои его произведений. А внутри было еще больше рисунков, и тот, что нравился Соне больше остальных, выглядел как чей-то портрет с двумя кондиционерами, заменявшими глаза. Это был кусочек «красивой Уфы», и Парфенова даже улыбнулась, прячась, как птенец, в широкий шарф. — Как тебе? Она повернулась к Кириллу, с удивлением обнаруживая для себя его привлекательную внешность. Сейчас, расслабленная и сытая, находящаяся в месте, где ей было хорошо, Соня резко подобрела и к нему, и ко всему миру в целом. До этого она как бы намеренно отгораживалась от Кирилла, представляя, что он все-все знал, но каждая следующая встреча с ним убеждала ее в обратном, и она подумала, что, возможно, была не права в своем отношении к нему. — Как будто кусочек Петербурга, — Кирилл рассматривал рисунки, краем глаза наблюдая за внезапно преобразившейся Соней. — А ты был там? — Я полгода играл за «СКА». — А-а-а… Во дворе кроме них двоих никого не было: половина дома была занята местным отделением ЗАГСа, парикмахерскими и кафе, а вторая – общежитием, и этот самый дом как бы отгораживал их от оживленной улицы, машин и гудения центра большого города. — В Уфе родилось много известных людей, просто мало кто об этом знает, — Соня подошла к расписанной будто под книгу будке радиатора. — Но ты знаешь? — Кириллу было забавно наблюдать за ее нарочитой отчужденностью, но он подыгрывал, впрочем, не проявляя излишней инициативы. — Я – да. Просто никто не спрашивает, — она пожала плечами. Сначала Кирилл хотел сказать ей, что у нее шапка была надета несколько криво, но в последний момент резко передумал: это добавляло нарочито холодной Соне какой-то теплоты и даже шарма. — Я, кажется, говорила, что люблю Уфу. Возможно, даже больше, чем кто-либо еще. И все-таки она была красивой девушкой. Но Кирилл прощал ей публичное высокомерие вовсе не из-за очаровательно вздернутого носа и искрящихся карих глаз: ее извиняло то, что она и правда была мягкой внутри, хоть и пыталась (и весьма успешно поначалу) убедить его в своей колючести. — Мне бы хотелось, чтобы ты мне рассказала о своих любимых местах. У меня еще не было шанса полюбить этот город, но мне играть здесь еще как минимум год. Соня удивленно посмотрела на него, как будто не ожидая такой просьбы, а затем неожиданно улыбнулась, мягко и устало одновременно. — Что ж, посмотрим.***
Дома пахло жареным мясом и мягким шипром маминых духов. Все это напомнило Соне о том, что сегодня ожидались гости, точнее, гостья. Она шумно выдохнула, стараясь запереть недовольство в себе, и стянула ботильоны, запихивая нейлоновую обновку от Prada в чемоданообразную университетскую сумку. Если намеренно не показывать, то никто и не заметит. — Привет, — мама, торопливо расставлявшая блюда на столе, быстро поцеловала Соню в розовую с холода щеку и тут же метнулась к плите. — Как дела? — Хорошо, — Соня откинула волосы назад, думая, что это было, вообще-то, правдой. Сегодня не случилось ничего плохого и, более того, Кирилл проводил ее до самой двери, и им на удивление было о чем поговорить. — В целом, хорошо. — Я рада, — мама сняла фартук и разгладила подол шерстяного платья. — Так странно… но я ужасно волнуюсь! — Почему? — Соня тут же напустила на себя равнодушный вид, хотя внутри что-то закипело. Не удержавшись, она откусила от тарталетки с мясным паштетом, за что тут же получила от матери по руке хлопковым полотенцем. — Ай! Разве эта еда не предназначена для того, чтобы я ее съела? — Да, но нужно дождаться Никиту и Марину! — мама тут же принялась поправлять тарталетки так, чтобы все выглядело так, будто их было на тарелке ровно столько, сколько оставалось сейчас, а не на одну больше. — Знаешь ли, не каждый день сын приводит свою девушку, чтобы мы с нею познакомились. Даже не девушку – невесту… — Прям уж событие, — Соня хмыкнула, заваливаясь на диван, стоявший прямо тут, в неприличных размеров кухне, выполнявшей одновременно и роль столовой. — А ты тоже хороша, — мама села на стул рядом и зажевала веточку петрушки. — Могла бы и рассказать что-то, кроме того, что Марина рыжая. Это могло бы меня успокоить хоть немного. — Да не волнуйся ты так, — Соня поджала губы. — Вон, бери пример с папы. Он вообще не волнуется. Привет, пап! Соня помахала отцу через коридор, продолжая лежать на диване к огромному неудовольствию своей матери. — Привет, Сонечка, — отец поступил так же, как и дочь, стащив кусочек сладкого перца. — Готова приветствовать будущую невестку? Соня старалась не выражать своего пренебрежения и даже отвращения, испытываемых при одной только мысли о возможном родстве. И хоть перспектива носить одну фамилию была уже почти стопроцентной, Соне было чрезвычайно трудно смириться с выбором брата. Это было детское чувство, даже скорее детская злость, когда что-то идет не так, как ты хочешь, а как должно быть – ты объяснить не в силах. — Готова, — она лишь вздохнула, разумно рассуждая, что никому здесь не нужна ее кислая мина, и даже если Марина не нравилась конкретно ей, то это вовсе не значило, что Никита просто возьмет и передумает. Отец на несколько секунд задержал взгляд на своей дочери, пытаясь разгадать причины такого недовольного тона, но с расспросами приставать не стал – он считал Соню уже достаточно взрослой для того, что иметь на все свое собственное мнение и не был против, если оно не совпадало с его собственным. Мужчины вообще думают не так много об эмоциональной стороне жизни, как это предполагают женщины. Чаще они довольствуются внешним благополучием, и только когда что-то явно (то есть с нарушением их собственного спокойствия) шло не так, то они могли и проявить немного интереса. — Будь к ней немного более снисходительной, — заметив, что мать семейства отвлеклась, он стащил еще один перец. — В конце концов, когда-нибудь и ты окажешься на ее месте. Соня металась между тем, чтобы промолчать и тем, чтобы испортить настроение и папе, озвучив все то, что она думала о новой девушке брата. В конце концов, не все вращалось вокруг нее и ее мнения. Соне бы хотелось, чтобы было по-другому, но пока это было не так. Никита уже несколько лет как жил отдельно, и Соня могла только догадываться о том, сколько времени он сожительствовал с Мариной. Временами она пыталась убедить себя в том, что брат не был ручным зверем, собственностью, но как жить с осознанием, что любимый человек теперь любит кого-то еще, и твоя доля в его сердце стала меньше? В двери несколько раз провернулся ключ, и Соня даже подскочила от этого звука – у Никиты всегда был ключ от родительской квартиры, и обычно она только радовалась его приходу. И почему только мама с папой были так рады появлению Марины в жизни их сына? Ничего, они поймут, что она им не ровня, и что-нибудь сделают… — Добро пожаловать, — мама Сони была сама гостеприимность, и это не было напускное – она ждала этой встречи, при этом все еще не до конца веря, что ее сын был уже настолько взрослым, чтобы жениться. Никита пропустил Марину вперед, чтобы по-джентельменски закрыть входную дверь, чем вогнал девушку в такую краску, что ее лицо стало почти такого же цвета, что и волосы. Было заметно невооруженным глазом, как она смущалась, тщетно пытаясь спрятаться в объемном шарфе, и Соня делала только хуже, пристально вглядываясь в ее лицо, как будто пытаясь заставить точку в центре ее лба дымиться. — Здравствуйте, — прошелестела Марина, принесшая вместе с собой теплый аромат лавандовой ванили – тонкий шлейф духов был призван подчеркнуть ее женственность, придать некоторой цельности. Никита пожал руку отцу, обнял мать с сестрой и тут же принялся ухаживать за своей дамой сердца, принимая у той коричного цвета пальто. Несмотря на то, что Соня уже встречалась с будущей женой своего брата, она все равно не переставала удивляться тому, какое несоответствие существовало между ее внешним видом и поведением. Марина была совсем чуть-чуть выше Сони (не блиставшей высоким ростом, кстати), но во всем остальном они были совершенно разными: у невестки были выдающиеся формы, которые она сегодня пыталась скрыть под свитером, но зоркий глаз золовки все равно нашел их выставленными напоказ. У Марины было тело древней богини, ему стоило поклоняться, как идолу, и Соня отчасти завидовала, а отчасти находила в нем признаки того, чем обладала сама – разврата. Наконец, сели за стол. Родители расспрашивали Марину обо всем на свете, проявляя свойственный по-настоящему успешным людям такт. Царила атмосфера спокойного благополучия, и Марина даже начала постепенно расслабляться, понимая, что все здесь относились к ней благосклонно. Или почти все. Соня гоняла по тарелке кусочек отбивной, не спеша его доедать из-за сытности круассана. Ей хотелось встать и уйти, чтобы больше не видеть и не слышать этих смущенных ужимок, переглядок с братом, неловких ответов. Соне боролась с желанием встать и ударить кулаком по самой середине стола, крича: «А ну, говори, зачем пришла? И что тебе нужно от Никиты на самом деле?» Ей казалось, что она прекрасно знала, что ей было нужно: у Никиты были деньги и влияние, он был в центре местной тусовки, потому что сам стоял у ее истоков. Соне бы самой хотелось быть такой, как он, и она понимала, почему Марина хотела связать свою жизнь именно с ним. — А не напомнишь, где ты учишься? — Соня намеренно делала отвлеченный вид, то нанизывая уже холодное мясо, то снимая его с вилки. — Что-то я это пропустила, кажется. — В нефтяном, — Марина отпила немного красного вина из бокала, проклиная этот вопрос. Она боялась Соню, такую холодную и такую важную для Никиты. Ее неодобрение сулило размолвку, а Марина хотела избежать этого всеми силами. — На инженерном. — Интересно, — Соня переключила свое внимание на ножку бокала. — А как же ты оказалась в Ice Girls? Занималась танцами? Все эти невинные вопросы были заданы таким тоном, будто Соня хотела Марину придушить. — Нет, — девушка мотнула головой, снова краснея. — Это необязательное условие. — А какое же обязательное? Соня подалась вперед, подпирая кулаком челюсть. Она была уверена в том, что ей все уже было про нее понятно, прямо как прокурор в заведомо проигрышном для обвиняемого деле. — Умение кататься на коньках. — А кем работают ваши родители? — мать, заметившая хищное настроение своей дочери, поспешила облегчить, как она думала, положение невестки. Исключительно положительный настрой будущей свекрови подтверждался постоянной поддержкой во время разговора, улыбками и абсолютно некаверзными вопросами. — Они… — на самом деле этот вопрос был еще хуже предыдущего для Марины, и она в который раз отчаянно покраснела. — Мама – медсестра, а с отцом они очень давно развелись. Соня в очередной раз усмехнулась про себя. Попалась! Бедная мышка из бедной семьи, по счастливой случайности познакомившаяся с ее братом. Для нее это такой шанс выбиться в люди и одним разом решить все свои возможные проблемы… Соню в очередной раз захлестнула волна необъяснимой злобы. — В следующий раз обязательно приводите к нам и свою маму тоже, — глава семейства подлил женщинам вина и улыбнулся. — Это отличная идея, — от Сони не ускользнуло, как Никита сжал руку своей невесты под столом. — Мам, пап, Соня… у меня для вас важные новости. Сердце Сони в тот же момент ухнуло – неужели Марина была беременна? Это бы многое объяснило: ее брат был слишком благороден, чтобы оставить девушку, которая ждала от него ребенка. Эта новость значила полный крах Сониных надежд на еще возможный разрыв. От Марины не ускользнули перемены в мимике младшей сестры будущего мужа, и она сникла, отчаиваясь получить ее одобрение. — И какие же? — мать семейства тоже подобралась, и Соня почувствовала облегчение, понимая, что не она одна подумала о возможном прибавлении в семействе. — В общем, я сегодня написал заявление на увольнение, — Никита выглядел крайне довольным и обводил всех членов своего семейства взглядом в ожидании реакции. — И почему же? — первым подал голос отец. — Потому что меня пригласили на высокую должность в крупную медиагруппу. — Что ж, поздравляю, сын, — он крепко пожал Никите руку. Соня успела расслабиться, но тут же снова подобралась. — Это еще не все, — Никита продолжал улыбаться. — Меня приглашают работать в Москву. Мы с Мариной переедем туда сразу после нового года. Сердце Сони мгновенно было разбито. Даже за то время, что Никита жил отдельно от родителей, она не успела подготовить себя к мысли о том, что между ними возможна долгая разлука. Соня любила Никиту, возможно, сильнее всех на свете, и жизнь за тысячи километров от него… — Ничего себе, — родителям тоже было непросто принять эту новость, отец даже провел рукой по лысеющей голове в попытке снять напряжение. — Ты абсолютно уверен в своем решении? — Абсолютно, — Никита кивнул, и Соня закусила губу в попытке погасить эмоции. — Что ж, — отец сделал паузу, — это твоя жизнь, и мы с мамой поддержим твое решение. Тем более, что ты так молод… Соня даже не заметила, как вечер подошел к концу. Остаток ужина она просидела молча, ковыряя остатки мяса. Такое обилие новостей совершенно ее оглушило, и когда подошло время прощаний, то она просто прилипла к стене, смотря в пол и сложив на груди руки. Мама, конечно же, была в восторге от Марины: это было заметно по тому, с каким теплом она с ней разговаривала. Да и новоиспеченной невестке, похоже, понравились ее родители. Блеск, пусть заберет еще и их. — Эй, Сонча, ты чего? — Никита, как в детстве, попытался ткнуть ей пальцем в бок, на что Соня только скривилась и даже отмахнулась, что являлось свидетельством совсем уж дурного расположения духа. — Обижаешься? Никите было смешно смотреть на то, как Соня, поджав губы и всем своим видом демонстрируя вселенскую обиду, ответила: — Ни на что я не обижаюсь. Брату было неприятно такое отношение, хоть он и знал, что Соня, по сути, все еще была ребенком, и временами испытывала по-настоящему детское одиночество. — Я же не умираю и не даю обет никогда не видеться со своей семьей, — Никита решил занять самую лучшую в этой ситуации позицию – позицию терпеливого взрослого. — Мы не будем видеться реже - самолеты из Москвы в Уфу летают каждые два часа. — Ты бросаешь меня, — Соня не хотела этого говорить – слова вырвались сами, ставя ее в особенно жалкое положение. Она привыкла душить свои порывы детского поведения, но сегодня, видимо, что-то в ней настолько нарушилось, что гипсовая маска треснула, демонстрируя все утаенное, все скрытое даже от самых близких. — Ты же знаешь, что я никогда тебя не брошу, — несмотря на отсутствие ответной реакции, Никита сжал Соню в объятиях, как тряпичную куклу. Ей хотелось прижаться к крепкому плечу щекой, как в детстве, когда ей было грустно или кто-то обидел. Соня тут же пожалела о сказанных ею словах – Никита заслуживал такого отношения меньше всех. — Ты моя самая любимая сестра на свете. Из-за плеча Соня перехватила взгляд Марины, уже завернувшейся в пальто и ожидавшей жениха. — Знаю, — она хмыкнула и обняла брата в ответ, со всей ясностью осознавая, что только что безвозвратно ушли остатки не только детства, но и былой невинности.