Дневник Электры

Вчерашний день казался Соне кошмаром, который она все никак не могла забыть. Сначала эта рыжая дьяволица Марина, окрутившая ее драгоценного брата, потом Кирилл… Ей нужно было время подумать обо всем и попытаться дать взвешенную оценку сложившейся ситуации, чтобы понять, требовались ли от нее какие-то действия. И могла ли она совершать какие-то действия вообще. День у Сони начинался рано, и не дома или в университете, а в спортивном зале. График тренировок очень удобно совпал с необходимостью усиленных размышлений, потому что, даже находясь среди потевших и тягавших железо людей, девушка все равно чувствовала себя так, словно была одна. Тренировки были сродни медитации и, возможно, единственными двумя часами, когда она действительно могла остаться наедине с собой. Навешивая блины на штангу, Соня вспоминала Кирилла. Она еще не отдавала себе отчета в этом, но девушка испытывала трепет от одной только мысли, что он мог догадаться, что она не просто так была в той гостинице с Максимом Хамитовым… А мог ли Кольцов узнать и его? Соня так мало говорила с Кириллом, что совершенно не успела разгадать ни его мыслей, ни намерений. Между ними произошел лишь короткий диалог: — Мы нигде не виделись? — Кирилл не преследовал мысли как-то поддеть Соню, но ему было интересно, как она отреагирует на такой невинный вопрос. Выяснив, что она была сестрой его друга, Кольцов больше не хотел думать о ней плохо и даже в некоторой степени укорял себя за ту мысль, которая проскользнула у него при первой встрече с ней. Однако удержаться от шпильки было почему-то сложно. — Не знаю, — Соня пожала плечами с нарочито равнодушным видом, не выдавая, что на самом деле ее внутри всю передернуло от этого вопроса. — Я много где бываю, может, и виделись. Это была возможность прощупать почву, но Соня пользовалась ею весьма неосторожно. Впрочем, Кирилл решил не испытывать ее на прочность, закономерно рассудив, что это было не его дело. — А я вот мало где бываю, кроме «Уфа-Арены». — Ну, у тебя такая профессия, что особо не до развлечений, — Соня ухватилась за смену темы, как за спасительный круг. — Или я ошибаюсь? Соня редко видела границу между обычным общением с мужским полом и флиртом, предпочитая при каждой удобной возможности играть в кокетку. Это получалось у нее непроизвольно, она действительно не отдавала себе отчета во взглядах, которые бросала, в движениях, которые совершала. Это было частью выверенного образа, который со временем стал уже полноценной личностью. Вот и сейчас она ненамеренно качнула бедром, опираясь руками о железные перила ограждений у края ложи, и закусила губу, заправляя виток волос обратно за ухо. — Ну, это только одна из причин, — Кирилла поведение Сони не могло смутить – она была красивой и по-своему обаятельной девушкой, но оно казалось ему странным. От него не могла укрыться эта ее вспышка в глазах в первые секунды их встречи, когда он подумал, что вот, она попалась, а потому ее теперешнее поведение совсем не укладывалось в его логику. — На самом деле Уфа кажется мне… скучной. — Серьезно? — девушка выгнула бровь, подпирая щеку рукой. — И почему же? — Ну, знаешь, до этого я играл в московском «ЦСКА»… — Кирилл спохватился, что начал говорить слишком много. — А-а-а… — к счастью, Соня ухватилась за эти слова, позволяя Кириллу не продолжать. — Понимаю. Конечно, Уфа не соперница столице. — Да и Питеру тоже. И Казани. — Осторожно, — осознав, что опасность разоблачения для нее миновала, Соня стала смелее и наклонилась чуть ближе к Кириллу. — За такие слова есть возможность повреждения и второй руки тоже. Она кивнула в сторону ортопедического рукава. Кирилл рассмеялся – его всегда забавляло это соперничество Татарии и Башкирии, тем более, что он прекрасно знал, кто находился в более выигрышном положении. — А я, знаешь, люблю Уфу. Мне в ней хорошо живется, а как другим – не знаю. Кириллу почему-то стало неприятно. Эгоизм, выставляемый напоказ, не мог вызвать у него уважения, да и инфантилизм тоже. Впрочем, Соня уже была далеко от этого разговора, складывая у себя на коленях бумажную хлопушку. Сегодня, отсчитывая приседания, Соня корила себя за этот разговор. Она была неосторожна, ей бы наоборот нужно держаться от этого Кирилла подальше, раз он все знал. Или все-таки не знал?.. Она же не смогла прощупать почву и понять, собирался ли Кольцов намеренно или случайно рассказывать ее брату о том, что видел ее в гостинице с каким-то мужчиной. Нет, она все-таки придавала слишком большое значение тому, что произошло. Но ее всегда невыносимо влекло к мужчинам необычных занятий… Просто к любым мужчинам, хоть немного заинтересованным в общении с ней. — Тебе нужно приседать ниже. Соня вздрогнула и вытащила один наушник. — Фух, ну и напугал же ты меня, — она выпустила смешок облегчения. — Доброе утро. Перед ней стоял тренер, с которым еще на прошлой неделе она занималась постоянно. Но потом произошло то, что произошло, и у Сони больше не было уверенности в завтрашнем дне, а потому и просить родителей оплатить дальнейшие тренировки она не стала, планируя потом переложить эту обязанность на Максима. — Утро-то доброе, — Руслан улыбнулся, снимая по одному блину с каждой стороны. — А вот ты что-то не очень. Убавь чуть-чуть, ты сегодня не тянешь свой обычный вес. — Задумалась, — Соня пожала плечами, восстанавливая дыхание и готовясь к следующему подходу. — Есть о чем? — О да, — на лице девушки появилась кривая ухмылка. — О многом. — Аккуратнее сегодня, в таком случае. Соня лишь кивнула. Она была настолько погружена в себя, что разговор с Русланом совершенно не клеился, к тому же, она чувствовала неловкость, ведь до этого она уже больше года тренировалась только с ним. Отпив воды, Соня присела на скамью, повесив полотенце на шею. Ладно, Кирилл, он был чужим человеком, но кого Никита собирался привести в семью… Девочка из группы поддержки, чуть старше ее самой. Все существо Сони восставало против Марины и ее плотской красоты, заключавшейся в пышной груди и бедрах, длинных рыжих волосах и издевательских зеленых глазах. И дело было даже не в женской зависти (Соне приходилось посещать спортзал четыре раза в неделю и есть, как целый взвод солдат, чтобы иметь хоть какую-то попу), а в необоснованном убеждении в том, что Марина преследовала только корыстные побуждения, крутив роман с ее братом. Подстегиваемая жгучим возмущением, Соня сделала еще один подход. Конечно, Никита был желанным трофеем (о мужчинах, даже самых любимых и близких, Соня думала именно так). Такой молодой, а уже директор по маркетингу топ-клуба. У него был настоящий талант, который, к тому же, отлично монетизировался, и Соня в некоторой степени понимала рыжеволосую Марину, но не принимала. Некоторое время после окончания тренировки Соня сидела на скамье и отдыхала, допивая свою воду. Одни и те же лица день за днем… Двое мужчин совсем рядом обсуждали вчерашнюю победу "Салавата", но Соня почти ничего не помнила о прошедшем матче, загнав себя беспокойством до такой степени, что просто не замечала происходящего вокруг. Клуб, который она посещала, тоже был своего рода крепостью, отгораживавшей Соню от среднестатистической жизни. Тут занимались криминальные авторитеты, депутаты, содержанки и жены, блогеры-тысячники и даже миллионники, в общем, все, у кого было хоть немного власти и денег в этом городе. И, конечно, дети богатых родителей. В раздевалке Соня вспомнила о том, что в самое ближайшее время она могла перестать входить в эту категорию, и ее настроение тут же испортилось. Черт бы их всех побрал в этой компании! Почему бы просто не дать честному человеку зарабатывать деньги честным трудом? С чего бы им не продлевать с ним контракт, с какой стати? Но ее безмолвная злоба не могла изменить сложившейся ситуации и служила лишь инструментом отрицания грозившей бедности, как это называла Соня, хотя с той подушкой безопасности, которая была у Парфеновых, они все могли бы вообще никогда больше не работать. Но кто же тогда отправит Соню учиться в Европу через год и после этого устроит работать на тепленькое местечко? Пробиваться самой было затруднительно, да она и сама отдавала себе отчет в том, что была, в общем-то, посредственностью. Всю жизнь Соня была какой-то среднестатистической, особенно остро это ощущалось в школе, где две трети одноклассников были детьми чудовищно богатых родителей с домами в Монако, дорогими внедорожниками и ботинками «Прада» в качестве сменной обуви. Ее же семья имела «всего лишь» достаток выше среднего (пусть и гораздо выше), но этого было мало для впечатлительного ребенка. Понимание того, что ее собственный успех не измерялся деньгами других людей, пришло только после выпуска, но та, чужая жизнь все равно оставила определенный след и в мировоззрении Сони, и в ее поведении. В университет ехать не хотелось, но, съев комплексный завтрак в кафе фитнес-клуба, Соня все же села в машину и выехала со стоянки. Это было сухое морозное утро, и серая перемерзшая пыль покрывала асфальт и еще кое-где не опавшую листву. Центр гудел от затрудненного движения, и Соня уже несколько раз бросала взгляд на электронные часы на панели, опасаясь опоздания. Парковаться пришлось далеко от входа – в это время все нормальные места были уже два часа как заняты, и Соня ворвалась в аудиторию с розовыми щеками, бросая сумку на парту рядом с Дариной, а шубу – на задние парты. — Как всегда опаздывает? — Соня взбила кудри и положила руки прямо перед собой, пытаясь отдышаться. — Привет, кстати. — Привет, — Дарина поправила очки и улыбнулась. — Конечно, опаздывает. Ты могла и не торопиться. — Пробки страшные… — Как и каждый день, — Дарина подставила локоть под подбородок и хитро улыбнулась. Она была единственным человеком, которому Соня позволяла посмеиваться над собой, и которого искренне любила. Одногруппники Сони не были плохими людьми, вся их вина была в том, что они были беднее, чем она, приехали из районов и не разделяли ее увлечений. Для них ритм относительно большого города был в новинку, тогда как Соня прожила в нем всю жизнь, и они постоянно тормозили, мямлили, редко знали, чего хотят в жизни. Конечно, если бы Соня сама четко осознавала, в чем заключались ее желания, то никогда бы не поступила на специальность «Менеджмент», но чего она не понимала и не могла простить, так это отсутствие стремления к зарабатыванию денег. Удовольствоваться должностью младшего менеджера в богом забытом отделении «Сбербанка» в каких-нибудь Дюртюлях, как этого хотела Карина, сидевшая перед ней? Никогда! И именно это неприятие и непонимание чужих амбиций привело к образованию пропасти между Соней и остальной группой. Она была слишком быстрой, слишком сообразительной не только для них, но и для всей кафедры, которая была ничем иным, чем сборищем неприкаянных неудачников (по авторитетному мнению самой Сони). Это не означало, что ее все ненавидели, наоборот, Соня умела находить общий язык с людьми, когда того хотела, и понимала, что не может отделять себя от местного общества все четыре года, но Парфенова очень быстро заняла положение условной Реджины Джордж в группе 3М. Пары проходили одна за другой. Это был самый обычный день из возможных, Соня даже выпила латте из автомата после второй пары, как всегда это делала, и, в ожидании последней, сидела на парте и болтала ногами, сминая края уже пустого стаканчика. — Как думаешь, сегодня у нее бомбанет? — Соня откусила от заранее очищенного банана и повернулась к подруге. Дарина, до этого заполнявшая журнал посещаемости (она, как человек, на котором было легче всего ездить, исполняла обязанности старосты), подняла голову с некоторой растерянностью. — Не знаю, — она пожала плечами и поправила очки. На самом деле от Сони не укрылось, как подругу передернуло – она всегда очень нервничала перед парами Рашидовой. И этому было множество причин: преподавательница любила обращаться со студентами, как с нашкодившими котятами, постоянно укалывая их какой-то их бесполезностью и даже тупостью, но при этом не опускаясь до прямых оскорблений. Пока такое поведение терпелось и обсуждалось лишь в чате группы. — Я стараюсь пока о ней не думать. Это отнимает у меня слишком много бесценной энергии. Соня лишь хмыкнула, доедая банан. Дарина боролась с природной робостью и перманентным беспокойством своим особенным подходом, который был не особо ей близок. Соня вообще поражалась, как так получилось, что она сблизилась с Аминовой, хотя нутром и понимала, что ее привлекали те качества, которые она уже очень давно спрятала в самую глубь – открытость, доброта к незнакомцам и ожидание чуда в любой момент своей жизни. Наконец, пара началась. Ульяна, которой в прошлый раз досталось от Рашидовой, перед занятием громко возмущалась, но сейчас сидела тише воды и ниже травы. Еще одно качество, за которое Соня практически презирала своих одногруппников, была абсолютная терпимость. Это было даже хуже, чем пассивность, по ее мнению. Самой Соне ни разу не доставалось, потому что ее невозможно было застать врасплох, а потому она не могла понять, как иногда бывает тяжело дать отпор тому, кто стоит выше тебя (особенно, когда ты сам всю жизнь находился на вершине пищевой цепи). Преподавательница раздала тесты, и, пока студенты решали или списывали с телефонов под партой, села заполнять чужие зачетные книжки. Соня, половину сделав самостоятельно, а вторую – скатав у Дарины, сидела и смотрела в окно. Свинцовое небо окрасило улицу в тусклый серый цвет, и девушке уже очень хотелось домой. — Разрешите выйти? Плавный поток мыслей прервал нерешительный голос с задних пар, и Соня лениво повернулась. Рашидова тоже подняла голову и сощурилась. — Вы выходили в прошлый раз, и выходите в этот, — она поправила очки. — Не слишком ли часто? — А разве есть какое-то ограниченное количество выходов в туалет? — Алина, обычно такая тихая, внезапно решила постоять за себя. Уголки губ Сони чуть заметно дернулись вверх. — Сдайте ваш тест и можете идти. — Я еще не закончила, но мне срочно звонят… — Либо сдаете, либо остаетесь. — Вы понимаете, что мне нужно срочно ответить на звонок? Обстановка в аудитории начала накаляться, и все поняли, что сейчас будет очередной разнос от Рашидовой. Когда это случалось, то за жертву никто не вступался, опасаясь последствий лично для себя, прекрасно осознавая, что на зачете или экзамене преподавательница вспомнит все, а подзащитный – ничего. — Та-а-ак, — протянула преподавательница. — Вы, конечно же, можете выйти, пользуясь моей добротой. Не знаю, звонят вам там или нет. Может, у вас просто недержание? Так я себе отмечу, чтобы вы всегда выходили без предупреждения. Говоря это, Рашидова действительно обвела фамилию Алины в лежавшем на столе списке группы. В одну секунду в Соне поднялось вполне естественное возмущение, она повернулась к сидевшей рядом Дарине как бы спрашивая взглядом, не послышалось ли ей все это. Аминова покачала головой, закусывая губу. По выражениям лиц всех присутствующих было понятно, что каждый думал обо всей этой ситуации, но никто не высказался. Даже сама Алина. После дня в университете у Сони осталось какое-то неприятное послевкусие. Поразительная вседозволенность преподавателя возмущала, но раз сама Алина ничего не сказала, должна ли была Соня или кто-то другой сказать Рашидовой, что та, как бы сказать, охуела? Трудный этический вопрос продолжал мучать Парфенову даже когда она поднималась на лифте в квартиру, гадая, когда же язвительность и хамство преподавателя по финансам коснутся и ее. У Сони не было уверенности, что она сможет смолчать. Точнее, она совершенно точно знала, что не позволит ей унизить себя ни в коем случае, и даже три тысячи пересдач не смогут ее запугать. Этот странный день вроде как уже подошел к концу, и Соня просто радовалась, что наконец добралась до дома, где сможет просто лечь и как следует отдохнуть. Хотелось побыть одной и обо всем подумать (и, конечно, как следует пожалеть саму себя), но с кухни раздавались какие-то голоса. Соня сразу узнала ботинки брата у входа, но вот вторая пара была ей незнакома. — Ну я, короче, и говорю ему… Оставив сумку в коридоре на банкетке, Соня прошла на кухню, стягивая шапку. В этот странный день ей не хотелось видеть никого, кроме брата, но, конечно, он был не один. — Привет, — Кирилл широко улыбнулся и, поставив чашку, поднял здоровую руку в знак приветствия. Никита, сидевший спиной к двери, тут же повернулся. — О, Соня пришла, — при виде сестры лицо старшего брата тут же просияло от улыбки. — А мы тут чаи гоняем. — Вижу, — она вернулась в коридор, чтобы повесить шубу. Просто блеск! Только она решила держаться от Кирилла подальше, как он появляется на ее собственной кухне. — Привет. Это абстрактное приветствие было направлено сразу к обоим парням. При виде чужого человека Соня сразу же замкнулась в себе, не чувствуя в себе способности полноценно проявлять сестринскую любовь при Кирилле – так она уже давно бы повисла на широкой шее своего брата. — Вы с Кириллом теперь будете соседями, — Никита сразу же почувствовал, что неплохо было бы объяснить Соне, чего они тут, собственно, все собрались. — Только что встретились с агентом по недвижимости. — Вот как, — девушка повернулась к ним спиной, чтобы достать чашку. Это позволило ей не скрывать выражение удивления и даже некоторого раздражения на своем лице, и Соня вскинула брови. — Да… как-то надоело жить в гостинице, — Кирилл взлохматил волосы и внимательно посмотрел на Соню, ожидая, что она на это скажет. — А тут твой брат такой замечательный вариант подкинул. — А ты до этого жил в гостинице? — мысли Сони были так далеко от происходящего в данный момент, что она даже не задумывалась, что мог означать такой ее ответ. Кирилл заметил, что ее и до этого румяные после улицы щеки порозовели еще сильнее, и мысленно усмехнулся. Соня почему-то его интересовала. Кирилл смотрел на нее, как на некое любопытное явление, коим она, собственно, и была. Подозревать в чем-то неприличном сестру лучшего друга было мерзко, но Кирилл был хоккеистом, а не тупым, поэтому почти сразу понял, что и к чему тут было. Его удивляло всего несколько вещей: почему оно было, и специально ли Соня разбрасывала эти улики, как будто заигрывая с ним, но ни в чем не признаваясь. — Да, пришлось около месяца прожить в «Crowne Plaza», — у Никиты сложилось впечатление, что эти двое говорили о чем-то своем, о чем-то, во что он посвящен не был. — Ты так говоришь, как будто это наказание – целый месяц жить в четырехзвездочной гостинице, — Соня хмыкнула, стараясь за этим жестом скрыть жестокую досаду. Как глупо она прокололась, и самое главное – злиться приходилось только на себя. — Ну, это действительно наказание, когда ты публичная личность, — Кирилл встал, задвигая за собой стул и давая понять, что он собирался уходить. — Теперь я буду жить всего на этаж выше, так что заходи за солью, соседка. Закрыв дверь за другом, Никита с любопытством смотрел на свою сестру, не понимая, что так испортило ей настроение. Ее кислое выражение лица он мог бы объяснить трудным днем в университете, но странная запуганность в глазах совсем его запутала. Соня вяло отвечала на нейтральные расспросы о том, как прошел день, и Никита решил просто отстать от нее и вернуться домой, подумав, что будет лучше, если она немного придет в себя. Сразу после ухода брата Соня заперлась в своей комнате (несмотря на то, что родители пока были на работе, и в квартире было пусто) и упала на кровать, прикрыв глаза. Ей бы очень хотелось, чтобы причиной такого упаднического настроения была всего лишь серость за окном, которую можно было бы разогнать компульсивным шоппингом, но что-то было не так… Ближайшее будущее, не сулившее ничего хорошего, было все еще слишком туманным для ее отца, а, значит, и для всей семьи. Соня больше не могла оплачивать тренировки с персональным тренером сама, и эти маленькие, пока еще незначительные ужимки в бюджете сильно подрывали, казалось бы, устойчивую почву под ногами девушки. Она больше не может позволить себе терапию шоппингом. Если только… если только Максим ей в этом не поможет. Она просто намекнет ему, что новенькая сумочка от «Прада» могла бы сделать ее очень-очень счастливой, и уже на следующий день она ее получит. Вот только мысли о Максиме закономерно привели ее к Кириллу. Некоторые проблемы ее любовник не мог решить. К сожалению, Кирилла нельзя было обвинить в чрезмерном любопытстве, но Соня все равно чувствовала себя почти голой, когда он смотрел на нее. Как будто он уже все знал, и ей не нравилось это ощущение. Одновременно с этим Кольцов вызывал в ней какое-то странное любопытство, схожее с тем чувством, которое испытывает преступник, раз за разом возвращающийся на место преступления. Соне не хотелось считать это развращенностью, но, чем бы это ни было, оно ей не нравилось – она хотела получить свою полную безнаказанности и беспечности жизнь назад.