Застывшие краски сменяющихся сезонов

Не здесь, не здесь и не там! Где же искать?  Эта мысль так быстро улетучивается из головы, и волчонок замирает, прислушиваясь к лесным шорохам. А над головой поют птицы.  Но нет, не поют. Они сцепились, что-то не поделив, и все звуки – жуткий гомон, но для наблюдающего за ними с земли ёкая – это лесная музыка!  – Птички, не деритесь!  Но кто его будет слушать? А волчонок все равно смотрит заворожённо, следит за ругающимися созданиями, что скачут с ветки на ветку, уводя своего единственного зрителя с тропинки.  Совсем юный глупый ооками. Ему ведь еще столько троп надо пройти, а он увлекся с искренним восторгом, и вот – слегка заплутал. Но этот незнакомый лес для него полон неизведанного, и как бы он ни торопился, восхищение невиданным побороть невозможно!  Покрутившись вокруг себя, песчаного цвета волчонок, чуть запыленный, реагирует на шорохи где-то вдали. Ушко дергается, сердце – тут же в пляс, словно его обдало бережно хранимой надеждой, и Кенджи пробирается через заросли, собирая все колючки, что встречаются на его пути, и замирает, забывая, как оно – дышать.  Неужели нашел?!  Такое родное огненное сияние, с которым хочется обойти полмира! Он спешит – и вот он уже совсем близко, да замирает в растерянности, но с не меньшим восторгом в глазах.  А вот решившая, что ее кто-то хочет атаковать, лиса от неожиданности аж растеряла все персики, что тащила, то ли натырив где, то ли все же честно раздобыв.  Волчонок, теряя на ходу свою соломенную шляпу, – к ней – она от него, да шныряет глазами по персикам – не хочется их тут бросать, так еще и отдавать этому незнакомцу, да не понять, чего ему надо, чего он так странно себя ведет?!  – Ты так похож на сестрицу! – внезапно оглушает голос, и бедная лиса только и успевает, что ловко отпрыгнуть подальше, распушив свои хвосты, с которых тут же слетели искры. – Ого! Я знал, что кицунэ так умеют, но никогда не видел! Ты такой красивый.  – Подойдешь ближе, я тебя зажарю на месте!  – Персики? – ооками будто бы и не слышал угрозы. Он наклонился и поднял с земли свежий сочный плод. – Это хорошие персики. Ты знаешь, что их надо хорошо поливать? В месте, где я родился, у нас было больше ста деревьев, и я знал, как правильно позаботиться о каждом! А чтобы дерево дало такой вот плод, растить его надо не менее пяти человеческих лет! Каждый апрель мы с сестрицей срывали большую часть бутончиков, а остальные оставляли набухать, деревцу так легче. А в мае месяце надо вручную опылить каждый цветок! Ох, как я восхищен этим незнакомцем, что вырастил такие чудесные персики, не щадя своего времени.  – Можешь забрать все, только отвали от меня!  – Мне правда можно попробовать? – Кенджи с нескрываем восторгом в глазах смотрит на кицунэ, который так и не поймет, что за волчий черт пред ним предстал и толкает речи о том, как выращивать персики! Он нарвал их в саду и собирался сжевать все в одиночестве, но тут внезапно появился этот странный ооками, и желание вонзать клыки в сочную мякоть быстро отпало, несмотря на запах, что буквально утопил в своих объятиях все вокруг, когда волчьи зубки разрезали бархатную кожицу. – Какие сладкие! Они совсем иные, не те, что был у нас, но такие нежные! Почему ты не ешь?  Чуя и так уже понял, что никакой опасности этот маленький, весь в колючках волчонок не представляет, но почему-то он его настораживал. Чего он вообще к нему привязался?  А Кенджи собирает рассыпанные персики, очень бережно складывает их за пазуху в своей легкой крестьянской куртке, трет бочок каждого аккуратно о рукав, прикладывает к собственной щеке, прикрывая глаза, словно, наслаждается мягкостью кожицы, вдыхает аромат, и машет довольно хвостом, который не мешало бы хорошенько вычистить от мусора.  И кажется, что пока это странное создание увлечено персиками, можно успеть удрать, но Чуя едва ли не взвизгивает, когда его вроде бы не больно, но крепко перехватывают за хвосты, не реагируя вовсе на мерцающие на кончиках огоньки.  – Совсем сдурел? Не такой уж ты и бессмертный! – Чуя дергается, но деру дать боится, пока меховая значимая часть его в чужих лапах.  – Кицунэ такие мягкие.  Чуя тормозит от крайней степени растерянности из-за такого пугающего внимания к его персоне. Лишь одно существо могло безнаказанно так его лапать, да и то рисковало получить пяткой в глаз, если наглело, а этот волк… Чуя вообще как-то прежде не особо сталкивался с ооками, и пусть о них не говорили почти ничего дурного, в отличие от представителей лисьих, такому странному волку он точно не мог доверять!  – У сестрицы тоже была шерстка мягкая, но твои хвосты мягче! Мофу-мофу!  – Ты больной, что ли? – Чуя уже даже не думает о потерянных персиках. Лишь о том, как бы умчаться отсюда подальше!  Восторженный всем сразу ооками опять отвлекается на шум птиц, что возятся среди листвы, и Чуя быстро выдирает свои хвосты, собираясь пуститься в бега на лисьих лапах, и несется до самого дома, сбавляя скорость только у самой стены. Правда перепрыгивать не спешит. Там его тут же сцапают и заставят заниматься чем-нибудь, по его мнению, бесполезным, не дав побегать на свободе, и он семенит вдоль ограды на полусогнутых лапах, заодно прислушиваясь к тому, не преследует ли его этот знаток персиков, но тут лисий нюх засек зайца! Чуя не голоден вовсе, но инстинкты в таком облике преобладают – он проваливается в них с головой и затаивается, начиная выслеживать добычу, не подозревая, что добыча – он сам.  – Куда ж ты убежал без своих персиков?  Чуя понятия не имеет, откуда в этом ооками столько ловкости и прыткости, но тот мигом изловил его, отвлекшегося, за что кицунэ готов проклинать себя последними словами, но лишь по-лисьи ругается, тявкает, порыкивает, да никак не выбраться!  – Жаль, ты не моя сестрица, – Кенджи будто бы нипочем все эти летящие в сторону искры, да и Чуя, если честно, несмотря на испуг, не спешит уничтожать незнакомца – враги обычно так себя не ведут, в противном случае, он бы уже спалил его золотисто-алым пламенем. – Но зато ты такой мягкий и яркий! Словно солнце опаляющий! У тебя такие лапки черные! Можно покрепче тебя обнять? Ты так напоминаешь сестрицу, по которой я скучаю! Если бы ты был только ею! Хочешь персик?  Чуя не хочет, его больно сильно сдавили и не замечают, так что он при всем желании не впихнет ничего в себя, но огоньки на хвостах утихомириваются, и он замирает, пытаясь понять, что с ним будет дальше, и зажимаясь сильнее от того, как щекой трутся о загривок, теребя шерсть на хвостах и без остановки бормоча это детское «мофу-мофу».  – Чуя-кун?  Хватка слабеет – он дергается, вырываясь с первой же попытки, мчится со всех лап и с размаху сшибает с ног не ожидавшего такой прыти Дазая. Неповторимая лисья грация приказала долго жить.  – Ооками-сан? – Мори-доно, преисполненный легким удивлением, изучает волчонка, который с сожалением и теплотой смотрит на удравшего от него кицунэ. – Ты заблудился? Раньше тебя в наших краях не видал.  – Я ищу сестрицу, – тут же сообщает он, поднимаясь с земли. Шляпа его при нем, а вокруг валяются персики. Мори-доно на глаз определяет – из его сада. Как они тут оказались? Косится на Чую: просил ведь не срывать их пока! Вот ведь непослушная лиса!  – Чуя, это твой новый друг? – Дазай, очухавшись, пытается разглядеть волчонка, раздвинув мешающие обзору рыжие хвосты, что ходят ходуном от волнения, приходится их крепко схватить, из-за чего больно тычут когтем в спину.  – У меня нет друзей среди волков, придурок! – возмущение со всей силы отражается хвостами по лицу Дазая, но тот с невозмутимым видом отдирает от себя Чую и подкрадывается ближе к ооками, который ни на миг даже не смутился незнакомцам.  – Зачем ты пришел к нашему дому? – Мори, кажется, уже определил, что его случайный гость едва ли представляет угрозу, так что подобрался совсем близко, с интересом разглядывая, как дергаются на все окружающие звуки волчьи ушки.  – Я ищу сестрицу. И издалека подумал, что наконец-то она попалась мне, – Кенджи склонился вбок, разглядывая насупившегося Чую, что предпочел держаться от них подальше. – Тоси-тян тоже любила персики! Жаль, я обознался. Ого! – Дазай вздрагивает, когда теперь уже его лапают за хвосты, но, в отличие от кое-кого буйного, рвать когти не спешит. – Мягкие. Но совсем другие. Рыжие больше похожи, но волчья шерсть не такая на ощупь! А я прежде никогда не сталкивался так близко с кицунэ! Здесь в саду тоже растут персики? Я чувствую их запах, но, кажется, их надо больше поливать.  – Почему ты так решил? – Мори мгновенно насторожился: его репутация держателя одного из самых красивых и плодоносных садов в округе только что ощутила, как ее окутывают темные тучки.  – Я это чувствую по запаху. У вас там растут разные сорта. У каждого свой определенный аромат, который может подсказать, хорошо дереву или плохо. И вот некоторым обязательно нужно давать больше воды!  – Ну-ка пойдем, покажешь которым.  – Мори-доно, вы хотите пустить его в дом?  – Чуя-кун, а в чем дело? Это же твой новый друг, как я понял? Как тебя зовут, ооками?  – Миядзава Кенджи в миру людей мое имя, – он низко кланяется и не скрывает своего восторга от того, что его сейчас пустят посмотреть на прекрасный сад, да только вот рыжая лисица недовольно морщит нос, не зная, где теперь искать ей укрытие от этого странного мальчика, что пристал к нему, лишив возможности схавать втихушку сочные персики.  Он слабо искрится, когда ооками проходит мимо, подергивая от предвкушения хвостом, и его вовсе даже не смущает лисье негодование, и Чуя, недовольно прижав ушки к голове, смотрит уже ему вслед, а потом едва ли не подпрыгивает, когда рядом возникает Дазай. И он вовсе не испугался! Просто нечего совать свои пальцы под ребра.  – Волков-ёкаев вблизи нашего дома нет. Наверно, он издалека совсем пришел.  – Знать не хочу, – Чуя идет в противоположную сторону, собираясь пробраться в дом так, чтобы не попасться на глаза своему новому знакомому.  – Эй, ты чего такой сердитый? – Дазаю приходится быстрее перебирать ногами, но отвечать ему никто не собирается, и он лишь получает черными кончиками хвостов по лицу, когда лисица с легкостью преодолевает забор.  Какая же Чуя вредина!  Дазай, вернувшийся на территорию дома через ворота, зато мог лицезреть дивную картину, как волчонок с важным видом изучает персиковые деревья, над которыми Мори-доно вечно так трясется, недовольно зыркая на своих лисят, когда те смеют беситься вблизи, да и любому не поздоровится, если хоть одна веточка окажется потревоженной на фруктовом дереве. Правда, ни Дазай, ни Чуя до сих пор так и не познали истинной формы его гнева по такому случаю: сколько раз они штурмовали эти густые зеленые вершины, и пока что уши им никто не надрал.  Волчонок метался среди рядов деревьев, принюхиваясь чуть ли не к каждому, А Мори-доно следил за ним со стороны, явно желая что-то спросить, но тот был так увлечен, что все равно бы не среагировал.  – Какие тут высажены чудесные молодые деревья! В следующем году можно точно ожидать от них богатый урожай! – Кенджи аккуратно мнет листочки пальцами, внюхивается – он сейчас больше похож на восторженного инугами, метущего по земле хвостом.  Он детально изучает листья, кивает интенсивно сам себе с задумчивым видом и идет дальше, как раз в то место, где были сорваны персики, что тихонько умыкнула рыжая лиса.  – Многовато плодов для одного деревца, но здесь очень хорошо на них попадает солнце! – при этом он, совершенно не смущаясь, срывает персик и коготками подцепляет кожицу, легко обнажая сочную белую мякоть – аромат взрывает воздух позднего лета, ёкаи особенно ярко это ощущают, даже Чуя, который притаился в отдалении среди апельсиновых деревьев. Очень сладко. Всем захотелось себе сорвать, но лишь ооками и со смешным, и серьезным видом вкушает плод, а косточку, обглодав, кладет себе в рукав.  – Вот здесь у меня новые сорта. Я выкупил их у одного знакомого, что выращивает такие аж за восемьдесят ри отсюда! Не так просто было создать нужные условия, – Мори-доно явно горд своим садом, еще бы кое-кто тут не шалил, и вообще было бы чудесно! – Я чувствую запахи тех краев! Это не так далеко от моего дома. Такие и я выращивал! Если правильно следить за деревьями, то мякоть будет упругая, и еще – такой звук при откусывании, – Кенджи забавно что-то пытается изобразить, не обращая внимания на глядящего то на него, то на деревья Мори-доно, пытающегося понять, о чем он вообще говорит, а тот крадется среди деревьев, вынюхивая и подпрыгивая на месте в чистейшем восхищении.  Осаму тем временем прокрался к клубничным грядкам, где под яблонями, растущими вблизи, сменив дислокацию, притаился Чуя, то и дело порыкивая.  – Ну и чего ты тут прячешься? Персики его интересуют больше, нежели лисье мясо.  – Заткни пасть, – Чуя так упорно высказывал свое недовольство фырчанием, что аж чихнул на весь сад от собственных стараний, из-за чего, бедный, перетрухнул – вдруг о нем сейчас вспомнят?! Но ооками все суетился, изучая деревья и чуть ли не под каждым сообщая, в каком количестве его надо поливать.  – Довольно забавное создание, – Дазай не может не улыбаться, глядя на него.  – Он вцепился в меня. Это не забавно.  – Но ты правда весь такой мягкий, я тоже каждый раз хочу вцепиться в тебя, – Дазай специально жмется к нему и прикусывает слегка дергающееся ухо. Чуя вроде бы и не вырывается, но почти не реагирует, когда его почесывают коготками по затылку, и тут же то отпускают ушко, чтобы поцеловать в щеку, то снова сжимают слегка зубами. Ему не до этих нежностей. Он занят: он следит за волком, пусть тот еще и не дорос до настоящего волчары!  – Паразиты, – недовольно кривится Мори-доно, изучая листья на ветке. Вечная его головная боль, он говорит всегда, что это даже хуже, чем какое-нибудь нападение зубастых они или вандализм со стороны кое-кого со множеством хвостов. – Кенджи-кун, ну-ка, подскажи мне какой-нибудь беспроигрышный способ борьбы с этими тварями? Все уже испробовал.  – Достопочтенный господин, как же? Вы правда не знаете? Вон же прячется то, что спасет вас! Эй, Мофу-мофу!  – Чуя-кун! Теперь я знаю, как буду называть тебя! – Дазай специально не дает ему удрать, когда ооками несется в их направлении: Чуя плохо прятался – волчонок сразу чуял, где кроется золотистая шкурка.  – Совсем одурел?! Пусти меня! – Накахара убить готов за то, что на один из его хвостов посмела опуститься наглючая лапа, но Дазай, который напоследок успевает провести своим носом по разгоряченной от напрасного гнева щеке, выпускает его лишь в тот момент, когда ооками готов его сцапать.  – Огоньки! Лисьи огоньки! – вдруг заявляет волчонок, крепко сжимая запястье Чуи, потащив его за собой и будто бы удивляясь, почему с его пальцев до сих пор не слетели язычки пламени. – Если приноровиться, то они легко смогут уничтожать любых гадов, что посмеют тронуть ваш замечательный сад. В местах, где я живу почти нет кицунэ, но их пламя в самом деле может быть очень целебным для фруктовых деревьев! Даже если просто они на время окружат все здесь огоньками, то это на долгий срок защитит ваш сад, достопочтенный господин! Можно даже сейчас попробовать!  – Нет! – еще толком не переваривший этот совет Мори и взъерошенный ничего не понимающий лис выпаливают это одновременно: они пока не готовы к таким экспериментам. Мори осознает, что Чуя скорее тут все к чертям спалит, нежели обезопасит ценный урожай, особенно, когда он такой возбужденный. Накахара же сам не думает об урожае – он просто хочет, чтобы его выпустили: ему не нравится, что этот с виду хрупкий мальчик-волк весьма крепко его схватил. И опять вцепился в хвосты! Выдергивать их из его рук бесполезно. А еще он смотрит на него так доверчиво и открыто, что самому перед собой становится неудобно, только Чуя толком не осознает, из-за чего именно. Такое пристальное и нежное внимание к его персоне от посторонних – что-то он совсем не привык.  – Пока лучше отложить практику, Чуя-кун не совсем готов, – Мори с неким сочувствием глядит, как того пытаются затискать. – Может, Дазай-кун подойдет? Или важен цвет пламени? – Мори-доно уже запустил в голове процесс принятия этой странной идеи. Как он сам не додумался? – Дазай, ты чего так грозно на меня смотришь?  – Вам показалось, Мори-доно.  Показалось? Да взгляд стал еще тяжелее! Естественно! Дазай легко читает его мысли, и он совсем их не разделяет! Он хочет пожинать плоды, а не распугивать вредителей вокруг них! Но, кажется, Мори-доно уже в рамках своих великих планов составляет график того, как возьмет кицунэ в оборот, заодно и дисциплине немного подучит.  – Серебристая лиса? – Кенджи оставляет наконец-то Чую, который хватает в охапку собственные хвосты и прижимает ревниво к себе, будто кто-то посмел над ними надругаться! – У тебя ведь синее пламя, верно? Оно совсем другое. Его истинный жар – словно обжигающий мороз, так говорила моя сестрица, а она знала некоторых кицунэ. Твое пламя не навредит листве, но лучше, если оно будет ярким, словно солнце раскаленным!  – Эй, солнечный мофу-мофу, – Дазай расплывается в хищной улыбке, обнажая клыки больше, чем надо, словно отражая то, как на него сейчас смотрел Чуя, – сколько у тебя теперь будет работы! Все деревья твои! А Мори-доно потом еще начнет мускусные дыни выращивать! И ты будешь помогать о них заботиться!  – Да черта с два! – Чуя бы уже давно повалил его на землю, но между ними невинно хлопает глазками ооками, и Накахара не спешит приблизиться, только ворчит по-лисьи еще больше.  – Ты не представляешь, Кенджи-кун, как ценен твой совет, – Мори подходит к нему, беря его руки в свои, и тот слегка напрягается, видимо, ощутив мощную энергию, что исходит от этого человека, но не пугается, скорее удивлен, не понял изначально, кто пригласил его в свой дом, и идет следом доверчиво, тем самым освобождая путь для Чуи, чтобы закопать Дазая где-нибудь тут, или уж сразу в пруду утопить с карпами, которых тот вечно пытается выловить. – Я бы хотел, чтобы ты еще немного погостил у меня, изучил бы мой сад, подсказал бы что да как, так как я вижу, что ты умный в этой области волк, хотя это дико удивительно. Далеко ты направлялся?  – Я в поисках сестры, достопочтенный господин. Скрылась она от нас, как раз листья тогда алым сияли, и было так красиво, что глаза от этой красоты слезились! Далеко от меня убежала, и вот я ее ищу с тех пор! А она яркая такая же, как этот лис, и я, увидев, подумал, что наконец-то! Жаль, что все же не нашел, но зато мы с ним познакомились!  – Чуя-кун, оставим твоего нового друга у нас? – Мори явно тут преследует свои личные цели, а не то, что он воспылал гостеприимством, но ведь и дурного ничего не замышляет! – Так что?  Он смотрит на то, как один лис усердно пытается закопать другого, который вовсе даже не против, и вымученно выдыхает:  – Что я говорил про копание ям в саду? Еще одна яма, сам вас там зарою. Хочется рыть, закапывать друг друга – вон лес, хоть весь переройте во славу своих инстинктов, а тут – шкуры заживо с вас сдеру!  – Ого! Я всегда знал, что такие серьезные люди могут быть очень строгими! В нашей семье тоже так было! – Кенджи тут же поскакал следом за Мори в сторону дома.  Чуя недовольно отпихивает от себя Дазая – что толку, раз уже не дали его проучить, чтобы не смел больше издеваться! Рассматривает свои выпачканные в земле руки и думает о персиках, которые не успел съесть. Аромат забивает нос, ему ничего не мешает раздобыть еще, но те, незаметно сорванные, казались куда более сладкими. А сейчас уже не интересно. Он недовольно трет свой нос, чихая, да так и сидит на земле.  – Что, слизнявое мофу-мофу, сам будешь тут все закапывать? – Дазай ведь знает, что может схлопотать, и все равно лезет, а потом щелкает пальцами, с которых срывается серебристый с едва заметными на свету синими бликами огонек, и срезает пухлый сладкий персик, что падает ему прямо в руки.  Он кусает его, а потом подносит к губам Чуи – тот стреляет глазами в сторону, но потом сам делает большой кусь и жует, при этом не забывая делать вид, что все еще жутко недоволен. Дазай, слизывая с пальцев сок, снова кусает, а потом опять подносит персик ко рту Чуи. Так – по очереди – и от персика ничего не осталось, кроме косточки, что тут же исчезает в пламени, а Дазай жмется к щеке вымазанными в соке губами.  – Только посмей, сволочь, сейчас вытереть свои пальцы о мой хвост – оторву все и сразу.  Дазай скалится, но все же отдергивает руку, правда, к щеке жмется только крепче, пока все же не срывается с места, чтобы утянуть за собой умыться.  Чуя так до конца дня и держится от внезапного гостя подальше. Следит за ним, чуть что готов дать деру, лишь бы его никто не сцапал, да ооками тоже ловкости не занимать, и он не в этот так в другой день умудряется каждый раз изловить рыжую лисицу и выбирает для нее самые сладкие персики. Дазай лишь посмеивается, и нисколько не ревнует, сам иногда сдает его укрытие.  Кенджи с энтузиазмом давал советы Мори-доно, которые для него записывали слуги, а по утрам или поздно вечером он даже сам ходил следом за волчонком, едва успевая делать пометки. Оставил бы у себя, но сразу понимал, что такое невозможно, пусть тот и попривык немного за эти дни, обжился, да уже приручил почти ворчливую лисицу, и та уже спокойно позволяла вблизи себя посреди дня подремать, сжимая ее хвосты.  – Ого, вы подружились, Чуя-кун, – Дазаю казалось это крайне милым, когда волк так вот беззаботно валялся рядом.  – Он путает меня со своей Тоси. Наверно, очень скучает.  Кенджи сам одним вечером, когда заходящее солнце особо ярко раскалило небо, сообщает, что утром все же снова выдвинется в путь. Если ему и жаль уходить, то он это скроет, а запирать его здесь – у Мори уже и так голова кругом шла от мыслей, как преобразиться его сад отныне; нельзя быть настолько жадным до чужих знаний, надо и свои развивать.  Рано утром он выходит сам его проводить. Обе лисы, явно поднятые пинком, жмутся к деревянной опоре, топчась на энгава и зевая, все же пытаются продрать глаза. У Чуи смешанные чувства внутри. С ним так искренне хотели дружить, что он сдался, а тут – пора расставаться, и он просто молчит, и его даже уже не передергивает от очередного «мофу-мофу», и он специально взмахивает хвостами – потому что Кенджи нравится, когда с них сыплются ярко-красные искорки вперемешку с золотистыми. От него до сих пор ощутимо пахнет персиками, словно он какой ооками-момотаро, немного грустный правда.  – Тебе надо идти на север, Кенджи-кун. Думаю, тебе повезет, и ты встретишь в это время года там свою сестрицу.  – Я поспешу! Спасибо! – он кланяется, нахлобучивает на голову свою соломенную шляпу и, крепко сжимая драгоценный кулек с последним урожаем самых сладких персиков, спешит к воротам, скрываясь за ними.  – Мори-доно, почему вы отправили его на север? – спрашивает Чуя, пытаясь спихнуть с плеча подбородок пристраивающегося на нем Дазая – только усни тут, гад! Не хочет он тащить его до футона!  – Говорят, там по осени собираются духи ёкаев, что более не касаются нашего живого мира. Быть может, на краткий срок, но у него есть шанс встретиться там с сестрой. Так, ну, утро раннее, пора взяться за дела, и раз вы встали, то пойдем, Чуя-кун, на чем-нибудь, что не жалко, осваивать уничтожение всяких мерзких гадов. И Дазая с собой возьми, тоже сгодится, хоть какая-то теперь от вас польза будет!