На пути большой дороги

      — Катеринка, сигареты на верхней полке.       — Ага, — щелкнула зажигалка. — Кофе сделаешь?       — Без проблем, — отозвался чуть высоковатый голос.       Катя затянулась и, прислонившись плечом к откосу, медленно выдохнула. Крепкие. На столе стояло ментоловое масло. Кофе грелся в медной джезве.       — Обожаю, когда ты довольна, как удав.       — Яр, я впервые за два месяца выспалась как человек. Спасибо, — Вольская посмотрела на свинцовую хмарь за окном. Яра следила за ней краем глаза.       — Да без проблем, говорю же. Во-первых, ты мой друг, — они обе усмехнулись, — во-вторых, будет повод написать стихотворение про прекрасную даму, которая курит голая на моей кухне.       — Я не голая, а в твоей футболке, — заметила Катя.       — Учитывая, что она едва прикрывает твою задницу, то все равно, что голая, — Катя фыркнула. Яра продолжила. — Да, в конце-концов, можно спиздануть банальное пушкинское: «С Божьей помощью я ее выебала!». Прямо на весь лист. С пятью восклицательными знаками. Меня поймут. И не осудят.       — Ты не посмеешь!       — Еще как посмею, — усмехнулась Яра. — Знаешь, сколько у меня не было любовной лирики в публикациях? Один патриотизм, когда дико хочется написать: «…и выстоим мы, обглодав кости своих павших сограждан!» — но нельзя, лишь поэмы про Зарянову на заказ. Чушь полнейшая! Что про нее писать? Она же, — Яра постучала костяшками по столешнице из имитации мрамора, — дундук. Я, конечно, могу честно разок повосхищаться мышцами с точки зрения лесбийской тушенки, ну два, но все время писать об этом... Бр-р, увольте. Спасает только то, что за это деньги платят, не только на Матильду горбатиться. Вот уедешь — сразу сяду за работу.       — Тогда предупреди, когда соберешься публиковать, — потянулась Вольская. Футболка приподнялась, обнажая светлую полоску кожи. — У меня совершенно нет настроения еще раз внезапно отнекиваться от любовной связи с первым поэтом России.       Яра встряхнула темными вьющимися волосами и посмотрела на Катю.       — Можно и не отнекиваться. Ты же развелась с Георгием.       Катя повернула голову и взглянула на Яру. Она была человеком сочно вылепленным, с прямым носом и широкими глазами. Не сказать, что она была очень красива, пока не начинала что-то увлеченно делать. Вот тогда карие глаза начинали смотреть с небывалой уверенностью. Прямо как сейчас.       Вольская положила тлеющую сигарету на край стеклянной пепельницы. Сделала несколько шагов. Взяла Яру за руку, поцеловала внутреннюю сторону ладони и прижала к щеке.       — Я буду тебе другом, который поможет в любой ситуации, самым едким критиком, музой, нижней, любовницей на ночь. Но вот кем я точно никогда не буду — так это твоей женщиной, ни уж тем более женой.       Яра шумно вздохнула, сокрушенно покачав головой.       — Ну ты и пиздец, конечно. Имей я на тебя хоть малейший вид, то ты вдребезги бы разбила мне сердце, — она погладила Катю большим пальцем по скуле. — Георгию ты то же самое сказала?       — Нет, конечно. Я ему это выразительно промолчала, — увидев, как Яра удивленно раскрыла глаза, Катя улыбнулась. — Шутка. Ничего такого я ему не говорила и даже не имела в ввиду, кроме того, что следует за «но».       — Знаю я твои шутки! — воскликнула девушка.       Вольская пожала плечами, мол, может знаешь, а может и нет. Вернулась к окну, она взяла сигарету и стряхнула пепел.       — Яра. Яр-ра! — позвала она замершую подругу.       — Что? — встрепенулась та.       — Кофе. Мой кофе, — с усмешкой напомнила Катя.       — Ой, блять, точно!       Как раз вовремя. Кофе уже собрался утечь из джезвы. Катя нехотя потушила сигарету.       — Тебе сахар, как обычно?       — Да.       — Кошмар, — констатировала Яра, шурша ложечкой в сахарнице. — Когда ты будешь пить кофе хоть на ложку менее сладкий? Мне за тебя по-настоящему страшно.       — Когда от меня не будет требоваться думать вот-прямо-сейчас-и-желательно-за-всех.       — То есть никогда.       — Ты удивительно проницательна, — Катя прикрыла глаза, наслаждаясь запахом кофе. — Сливки, Яра, сливки. Не молоко. Я знаю, что они у тебя всегда есть, не жмотничай. Я у тебя одна единственная такая.       — Ой, все-то ты знаешь! — с явным неудовольствием она добавила в кофе сливки.       — Нет, не все, — Вольская взяла чашку с горячим кофе и благодарно кивнула.       — Я до сих пор удивлена, что тебя сейчас вообще можно чем-то шантажировать, не взяв в заложники Еву. Ты же самый честный и последовательный в своей принципиальности человек. Если бы я не знала тебя лично, то подумала, что это спагетти для ушей обывателя.       — Омники, омники и омники. И еще паранойя.       — Э? — Яра прикуривала сигарету.       — Да, собственно, ничего. Не вовремя и все тут. Как же мне это все надоело, — Катя, поморщилась, обжигаясь кофе.       — Ты вроде начала отходить от дел, я слышала? — Яра оперлась поясницей на подоконник и сложила руки на груди.       — Да я просто отдала Петербург, чтобы спокойно гоняться за сверхзвуком в экзоскелете. Какой отходить, ты что? — поморщилась Катя. — Впрочем, ни капли не жалею. Не люблю его, вечно там дико голова болит от давления. В Москве лучше.       Они замолчали. Катя пила кофе, о чем-то размышляя. Яра затянулась и, слегка запрокинув голову, начала пускать колечки. Затем резко выдохнула из легких остатки дыма.       — Кать, я поговорю с Матильдой, может получится протолкать что-то более спокойное. Хоть разок.       — Буду очень признательна. Как она, кстати, тебя за твои загулы по моим делам еще не выперла?       — Пусть сначала найдет таких отбитых журналистов, которые добровольно будут работать на переднем крае в Сибири! — Яра усмехнулась, вновь делая затяжку. — Настоящая красота начинается от минус пятидесяти, все по Бродскому. Там красиво, даже не спорю, но все почему-то не стремятся эту самую красоту увидеть. А потом пусть найдет кого-нибудь, кто согласен ходить по светским раутам и отвечать на глупые вопросы кисейных барышень. Я ей, пока в двух столицах сижу, всю светскую и политическую колонку на месяц вперед делаю. Нет болтливее создания, чем жена чиновника.       Катя наклонила голову. Чашка была уже наполовину пуста.       — И что же спрашивают, если не секрет? — усмехнулась она, уже заранее зная ответ.       — Как будто сама не знаешь. Все как обычно: о Заряновой, о Сибири и о моем любимом, — Яра встала в позу, выкатила губы и наигранно низким голосом произнесла: — «oh, я слышала у тебя было что-то с Вольской...».       — Фу, — скривилась Катя. — Почему всех так интересует моя личная жизнь?       — Потому что на вид ты — холодная стерва, но никто не знает, что на животе у тебя блядская дорожка, — Катя закатила глаза, а Яра расхохоталась и прижала кулак к груди. — Моя святая тайна, мой вересковый мед... Не парься, реально, это мои проблемы, как единственного журналиста, которому ты постоянно даешь огромные интервью. И да! Это ещё одна причина, почему Матильда меня холит и лелеет.       Вольская взглянула на часы. Еще не опаздывала, но уже пора было собираться. — К слову о тайне. Ты нашла то, о чем я тебя просила? — Катя нетерпеливо взглянула на собеседницу.       — Р-р-разумеется. Все, что сейчас тебе может понадобиться, в бардачке машины.       — Отлично, — удовлетворенно кивнула Катя.       — Да-а-а, — протянула Яра, туша сигарету. — Если бы кто-то знал, что ты возишь такое... Я еще фотик закинула, знаю, ты любишь такие сентиментальности.       — Спасибо.       — Мне не в напряг. И вообще, ты же знаешь, я люблю ездить на твоих машинах. Я, не постесняюсь, обожаю на них ездить! — Яра вдруг вспомнила что-то и засмеялась. —Особенно после того, как в лобаш стрельнули из противотанковой винтовки. А он выдержал!       — Меньше надо шляться по сенаторским женам, что могу тут еще посоветовать, — цокнув, сказала Катя.       — Шляться? — наигранно возмутилась та. — Пардон, у меня творческое ля-ля по работе еще никогда не переходило в активные действия.       Катя покачала головой и поставила чашку на стол. Яра прикурила вторую сигарету.       — У тебя можно взять рубашку? Не хочу домой заезжать, — попросила Вольская.       — Конечно, — Яра пожала плечами, наблюдая, как Катя направилась к встроенному шкафу. — Ты как хан Мамай. Налетела, объела, шмотки отжала, оброк забрала и ускакала по делам.       Вольская выглянула из шкафа.       — Я к тебе не так уж и часто приезжаю, чтобы тебе было жалко для меня сливок.       — Жирных сливок, Кать! И я их постоянно вынуждена держать в холодильнике, потому что ты внезапна, как незнамо что! — казалось, что ей действительно было жалко сливок.       — Не надо усложнять, — недовольно произнесла Катя. — Так и говори, что тебе жалко то, что ты сама не схомячила, а сделать пару телодвижений тебе лень.       — Туше.       — Ладно. Что думаешь о моем предложении? — Вольская решила сменить тему на более важную.       — Я тебе вечером скажу точно, — Яра выдохнула дым. — Пока, предварительно, говорю, что согласна.       Послышался звук отодвигающегося ящика.       — Где у тебя шелковые галстуки? А, все, нашла, — она вдруг замерла и усмехнулась. — Ничего себе у тебя огурцов!       — Огурцы не отдам, даже на время! — запротестовала Яра. — Считай, что это национальное достояние.       — Я и не претендую. У меня встреча с военными. Какие огурцы, побойся Бога.       — Ну хрен тебя знает. Ты можешь зажечь, я же тебя знаю.       Яра успела докурить вторую сигарету и даже поразмышлять над тем, чтобы закурить третью. Катя вернулась почти полностью собранная, только воротник был поднят, а строгий темно-синий галстук висел на шее незавязанный.       — Только если бы я к конструкторам поехала. Или оставила пост, но это совершенно другой разговор.       — Уже страшно. В машине завяжешь? — спросила Яра, кивнув на галстук.       — Да. Ключи?       Яра послушно положила брелок в раскрытую ладонь Кати.       — Меня твоя охрана однажды сожрет с потрохами, — заметила девушка.       — Учитывая то, сколько раз они пропустили тебя под своим носом, я сама их сожру скоро. При первой же возможности.       Яра усмехнулась. Они обнялись на прощание.       — Заскакивай почаще.       — Не могу обещать. Лучше ты ко мне, — усмехнулась Катя. — Ева приедет на каникулы. Тебя очень хочет увидеть.       — Неужели жаждет реванша?       — Очень, — Вольская встала на каблуки и перекинула через руку пиджак. — Уже одну из трех стабильно у меня берет.       — Жесть. Мне уже страшно, — хихикнула Яра.       — А нечего было учить ее в бильярд играть, — парировала Катя.       Яра лишь расхохоталась и галантно открыла дверь перед подругой.       — Проваливай уже. Пока!       — Пока.

***

      Каблуки с легким эхом постукивали о бетонный пол подземной парковки. От лифта было недалеко идти до места, где стояла машина. Яра не любила ходить пешком. Строгая черная машина современных линий с росчерком хрома — никаких закосов под старину Вольская не приемлила. Мигнула сигнализацией.       Прошло больше месяца с ее последней встречи с Сомброй. Или Оливией Коломар, смотря как называть. Было сомнительно, что она так просто отступит. Вольская была уверена, что Сомбра должна будет появиться. Катя открыла дверь и села в машину, ловя запах дорогого салона.       — Привет, — раздалось из-за спины, — amiga.       Катя положила руки на руль и раздраженно вздохнула.       — И почему я не удивлена? — она обернулась. Сомбра сидела, оперевшись рукой на подлокотник. — Тебе что-то срочно понадобилось от меня или ты просто со мной поболтать захотела?       — Просто соскучилась по своей русской подруге. Мы целый месяц не общались. Неужели не скучала по своей старой подруге? — Оливия наигранно всхлипнула.       Вольская усмехнулась и завела машину.       — Не могу сказать, что очень скучала.       — Прямо в сердце, — картинно грустно вздохнула Сомбра, — но честно. За то и люблю.       Катя насторожилась. Сомбре явно было что-то нужно, но она предпочитала ходить вокруг да около. Вопрос был в том, успела ли она пошариться в бардачке? И «забыла» ли Яра что-то лишнее в нем?       — Неужто?       — В данный момент да. Рубашки с поднятым воротником — штука весьма возбуждающая.       Водительское сиденье сдвинулось назад, руль вперед — Сомбра движением руки переключила профили. Не только своеобразная галантность, но и демонстрация превосходства. Прекрасное начало.       — У тебя хороший вкус на машины, — заметила хакер. — Реально классная комплектация. Мне нравится.       Вольская вздохнула.       — Может пересядешь на переднее? Так удобнее разговаривать, знаешь ли.       — Gracias, но я лучше останусь сзади, — усмехнулась Сомбра.       — Твое дело, — пожала плечами Вольская.       — Тебе идет легкая несобранность. А галстук завязывать будешь? — казалось, что девушке нравилось выводить Катю своими бессмысленными вопросами.       — Буду, — Катя уже уловила принцип общения. Не злиться, просто спокойно отвечать.       Она настроила зеркало так, чтобы еще и держать в поле зрения Сомбру, и, откинувшись на сидении, начала завязывать галстук. Она перекинула длинный конец через широкую сторону слева и вывела сверху, сделав треугольник.       — Вау, — Сомбра внимательно смотрела в зеркало, ловя каждое движение Кати.       — Что? — не отвлекаясь спросила Катя. Она обвела узкий конец вокруг треугольника и снова вывела конец сверху.       — Завязывать узел узкой стороной галстука — это необычно. Люблю все необычное.       — Есть такое. Но узел очень простой, — на этот раз Катя провела его позади узла, придержав его пальцами, снова вверх и потом через горло вниз, через получившуюся сзади петлю. Готово, осталось только затянуть.       — Увы, не имею, что сказать. Мои познания в галстуках заканчивается на том, как их развязывать.       — Отлично. Теперь знаю, о чем и когда тебя стоит просить.       Сомбра удивленно вскинула брови.       — Подожди! Подожди, это только что был флирт? — Катя на это лишь усмехнулась, затягивая узел и поправляя воротник. — Кто ты, и что ты сделала с Катей Вольской?       — У меня просто хорошее настроение, — Вольская бросила выразительный взгляд в зеркало. — Которое ты еще не успела испортить. Пока.       — Хорошая ночь? — понимающе спросила Сомбра.       Катя с легкой улыбкой невозмутимого буддистского монаха неопределенно покачала головой.       — Вроде того, — щелкнул ремень безопасности. Один маленький минус машины, которая пытается соревноваться с тобой в разумности.       — Обязательно пришлю этой даме ящик вина. С тобой хоть разговаривать сейчас можно.       — Она больше любит шампанское, — цокнула Вольская.       — Шампанское — это тоже вино. Игристое, — с видом знатока произнесла Сомбра. — Ты не могла съездить к ней раньше?       Вольская усмехнулась, но ничего не ответила. Они поехали к выезду из подземного гаража.       — Мда. Если бы Коготь имел хоть одного толкового информатора и каплю терпения, то совершить на тебя покушение не составило бы никакого труда. Один снайпер на крыше, и ты труп.       — Может ты забыла, но мой шантажист меня бережет, — криво усмехнулась Катя.       Сомбра хихикнула.       — Зачем так грубо? Шантажист? Я друг. С преимуществами.       — А, то есть то, что бережешь, ты не оспариваешь?       — А, то есть факт доверия своему шантажисту ты не оспариваешь? — в пику ответила ей Сомбра.       Вольская хмыкнула и вывернула из подземного гаража на набережную.       — Очевидно, что доверяю. Я еду с хакером, который может взломать все, что угодно, в машине, начиненной электроникой по самое не могу, да еще и без охраны.

***

      Утро постепенно входило в силу, разукрашивая нежно-розовым серые облака. По черной глади воды Москвы-реки проходила серебристая рябь. Начало марта выдалось удивительно теплым, почти английским. Льда на реке не было, даже снег на гранитных берегах не белел.       По правую руку высилась желтоватая, похожая на какой-то сноп, гостиница "Украина". Женщина задумчиво прищурилась. Было что-то в ней неуловимо душевное, такой след от ушедших эпох. Впереди была высотка СЭВ — сейчас здание Правительства Москвы — похожая на эдакую книжку с вырванными посередине страницами. Совета экономической взаимопомощи уже давно не существовало, а название прилипло. Есть что-то такое язычески чарующее в аббревиатурах. После ремонта высотка еще и смотрелась вполне современно. Еще дальше едва виднелся шпиль высотки МИД-а, сестры гостиницы на Смоленской. Слева — Катя это знала точно, — находилась высотка на Баррикадной. Слишком жирно — с одной точки видеть три высотки. Ну и не надо. Любимицей все равно была высотка на Котельнической набережной, вероятно потому, что Вольская там жила.       Дорогомилово не сильно поменялось за то время, что Катя там не появлялась. Современные здания мешались с советскими постройками, что-то сносилось, достраивалось, переобустраивалось. Даже высотки с двадцатых годов нашли свое место в городском пейзаже. Может, достарели до Москвы?       Но в целом город вообще до неузнаваемости меняется медленно. Вот Белый дом, мимо которого они проезжают. Правда, он не всегда был белым, а скорее, сколько помнила Катя, грязно-серым. Мрамор на фасаде почистили недавно, лет пять назад. Вот он всегда смотрится так, будто никакой архитектуры рядом с ним нет. Не особо даже рифмуется с высоткой на другой стороне реки, которая гостиница "Украина". Если не приглядываться, то еще более-менее, а так — ничего схожего.       — И долго нам ехать? — прозвучал в тишине недовольный голос.       — Примерно час, — какая-то необъяснимая радость, как газировка, булькала в Вольской. Даже хакер этому не особо мешала. — Может полтора, если мы совсем не будем спешить.       А спешить она и не собиралась.       — Обожаю никуда не спешить, — усмехнулась Сомбра. — А ты?       — Когда как, — дипломатично отозвалась Катя. — В любом случае, процесс я слишком сильно люблю. Уверена, что не хочешь перебраться вперед?       — Нет, пожалуй нет. Мне слишком нравится концепт миллиардера, который мой личный шофер.       Вольская хмыкнула.       — Почти наверняка у тебя есть парочка президентов в подшантажируемых. Попробуй их попросить.       — Они все не настолько смелые, чтобы водить самостоятельно. Но идея определенно хороша. Люблю... разнообразие ощущений.       — Мне ждать в новостях, что президент какой-то страны вылетел с трассы? — Катя придерживала руль левой рукой, не мешая машине следовать повороту набережной.       — Это еще почему? — театрально возмутилась Сомбра.       — Ты сильный стресогенный фактор, от которого иногда хочется избавиться любой ценой.       — Это расценивать как шутку или как комплимент? — наклонив голову набок, с хитрой улыбкой спросила Оливия.       — Тебе решать. Для меня это объективный факт.       Сомбра шумно вздохнула. Катя включила поворотник.       — Нет, определенно не подменили. И что, сильно я стресс генерирую?       — Сильно, но я не умею злиться долго. Да и уже привыкла за полгода.       — А ты случайно не планируешь вылететь в реку? — осторожно спросила Сомбра. — Ну, так, по привычке?       — Не планирую.       — Почему?       — Потому что у меня другие планы.       Вольская неспешно, как бы с ленцой, положила вторую руку на руль и так же неспешно, но резко, вывернула его влево. Не снижая скорости. Затем не менее уверенно повернула направо и буквально пролетела прямую перед светофором. Плавно, без толчка, остановилась на красный. Сомбра, распрямившись, похлопала.       — Я ожидала, что ты можешь перепутать лево и право, но не ожидала, что этот момент может быть таким резким.       — Всегда оставляю в машинах себе такую возможность. В свое оправдание могу сказать, что сесть на переднее я предлагала дважды.       — Знаешь, amiga, я запоздало приму это предложение, пока ты законопослушно стоишь на светофоре.       Перелезала Сомбра довольно смешно, ногами вперед, но крайне ловко. Вольская обманчиво плавно повернула на мост и переключила режим. Машина поджалась, словно все это время просто притворялась обычным седаном-жоповозкой, хоть и очень строгим, дорогим и стильным. Катя нажала на газ. Разгон мягко толкнул в сиденье.       — Если честно, то я слегка в шоке. Как тебя вообще без водителя отпускают? — Сомбра нервно хихикнула.       — Как видишь — со скрипом. Кстати, я на этой машине сзади ни разу не ездила.       — Зря. Очень интересный опыт.       Они замолчали. Катя едва уловимо улыбалась. Ей безумно нравилось ощущение того, как машина управлялась.       — Но, знаешь, — Сомбра повернулась к ней, — мне понравилось. К черту этих президентов, давай повторим в следующий раз это на спорткаре?       — Это вопрос или утверждение? — спокойно спросила Вольская.       — Тебе как больше нравится?       — В формате вопроса.       — Окей, — подозрительно легко согласилась Сомбра. — Катя Вольская, ты не против повторить в нашу следующую встречу все то же самое, только на спорткаре?       — То же самое скучновато, но, в целом, идея хорошая.       Сомбра с присвистом откинулась на сиденье, движениями запястья регулируя его под себя.       — У меня день невиданных открытий. Тебе, образцовой разумной зануде, может быть что-то скучно.       Вольская коротко засмеялась. Это абсолютно нелепо. Она никогда не полагала себя излишне рациональным человеком, даже наоборот. А вот окружающие — да, часто обманывались ее скептицизмом, тем, как она всякую идею и мысль тщательно рассматривала. Вольской в такие моменты хотелось одновременно и смеяться, и плакать. Ну какая из скепсиса опора личности? Это же всеразъедающая кислота! Она хороша только до известной меры.       — Разумной? Ну, если для разумной зануды нормальны филиппики к разуму вроде: «Что разум? Свечка на ветру!» — то да.       — М-да. При мне ты их особенно не выдавала. Ну черт с ним! Мне нравится приятно удивляться. Кстати, как тебе моя… «открытка»?       — Интересная и познавательная, но я и без этого знала, что генерал редкостный козел.       — И почему ты едешь к ним на встречу, если знаешь, о чем будет разговор? — Сомбра разглядывала свои когти. Увидев убийственный взгляд собеседницы, она с невозмутимым выражением лица спросила. — Что? Мне просто интересно, из праздного любопытства.       — Предложение вступить в заговор с целью государственного переворота должно прозвучать официально, — пожала плечами Вольская. — Я достаточно долго делала вид, что плохо понимаю намеки.       — Не страшно?       — Ни капли.       — Я думаю, что тебе бы пригодился в этой борьбе такой друг, как я. Который не сливает компромат на сторону, — заявила Сомбра.       — Если ты намекаешь на Яру, то она делала все с моего ведома, — ответила Вольская, поняв, к чему клонит хакер.       Бросив взгляд на Сомбру, она заметила, что та выглядела несколько озадаченной.       — Браво! Правда, пока тянет на блеф. Но зачем?       — Мне было слишком любопытно узнать, кто же так усердно и тщательно простукивал защиту КБ. Поэтому я нашла и выкупила пленку, а дальше...       — А дальше все пошло не по плану, — довольно закончила Сомбра.       — Да, — недовольно, как показалось Сомбре, выплюнула Вольская.       Они буквально пролетели пресечение Кутузовского и ТТК.       — Но на сервере только два... — Сомбра повернулась к Кате всем телом. — Подожди, ты хочешь сказать, что все остальные снимки, включая оригинал, у тебя на физическом носителе?       Вольская самодовольно кивнула.       — Реальность — лучший шифровщик.       — И ты не знаешь, где он? — спросила Сомбра приподняв брови.       — В данный момент знаю. Перед тобой.       Сомбра опустила глаза на бардачок и с некоторым подозрением его открыла. Вольская приказала себе дышать. Сейчас станет понятно, смогла ли она переиграть Сомбру на этическом поле за все время их взаимодействия.       — В этом древнем фотоаппарате? — она с сомнением повертела потертый пленочник. — Но за идею десять из десяти.       — Там тонкая папка еще лежит. Смотри, в середине.       Сомбра вытащила нужную папку, открыла, вынула из пружин два пергаментных сливера и посмотрела на просвет. Вся встреча с омниками досконально задокументированная. Пятьдесят восемь пленочных цветных негативов. Пятьдесят восемь кадров. Сорок восьмой — Вольская и омник, тот самый снимок. Катя смотрела на дорогу. «Ну же, я же знаю, что я тебе нравлюсь, сделай все как надо, ты же любишь театральные движения»       — Это оригиналы?       — Да, — удивительно спокойно ответила Вольская. — Я хотела их тебе отдать в другой обстановке, потому что шантажировать воздухом слегка... не солидно. Но, тут уж как получилось.       На самом деле Катя нащупала эту слабую точку. Смотреть в зеркало и не видеть там законченного уебка. Сомбра могла взламывать, писать гениальные вирусы, но людей, очевидно, она понимала из рук вон плохо. Скорее всего и себя тоже.       — И копий нет?       — Нет.       — И ты — Сомбра наклонила голову, — отдаешь это мне?       — Да.       Пауза.       — Ты ненормальная, — констатировала Сомбра, засовывая сливеры обратно в папку. Она поджала губы и прикрыла глаза. Через несколько мгновений она шумно выдохнула через нос и резко сказала:       — Тормози.       — Что?       — Я на испанский перешла? Тормози, кому говорю! Иначе я все это опубликую, черт тебя возьми!

***

      Это была одна из самых странных вещей, которые делала Катя, а странностей за это время хватало. Машина мигала аварийкой. Они с Сомброй стояли рядом, под Триумфальной аркой, и смотрели на то, как горит папка с пленкой. Горело, кстати, знатно.       Сомбра вызвала интерфейс и сделала пару взмахов.       — Все.       — Что все? — недоуменно спросила Катя.       — Я все удалила.       Катя удивленно на нее посмотрела. Неужели?       — Не смотри на меня так, — Сомбра неотрывно смотрела на пламя. — Я тоже больная на всю голову.       — Безумцы всех умней, — заметила Катя, и они усмехнулись цитате из Алисы. Пленка догорала.       — Это было красиво.       — Что именно? — беспечно спросила Вольская.       — Все. Разговоры о морали, ритм 0, эта папка... Мое первое официальное поражение, — Сомбра выглядела уставшей. — Поздравляю, Катя Вольская, ты победила.       — Я не была бы так уверена, что это поражение.       Сомбра повернула голову и посмотрела на протянутую ладонью вверх руку Вольской. Ветер трепал конец ее галстука.       — После всего шантажа?       — Соглашусь, мы криво начали. Но, я считаю, иногда полезно начинать все с чистого листа.       Сомбра стянула перчатку, помогая себе зубами, и вложила ладонь в руку Вольской.