Черная изморозь

Человеческая жизнь привлекательна, когда ты ребёнок. За тобой присматривают, заботливо целуют сбитые коленки, кормят и одевают. Тебя выпускают погулять с другими детьми, поют колыбельные и кутают в тяжёлое пуховое одеяло. А потом ты вырастаешь. Джеку Фросту тоже предстояло вырасти. Не так вырасти, как другим, когда появляются первые морщины, когда кожа лица начинает опускаться вниз под тяжестью лет. Но он молодой парень теперь. Недостаточно умный, чтобы его взяли на какую-то сложную работу, и недостаточно крепкий на вид, чтобы хотя бы грузить тяжести. Это небольшие деньги, но это честная работа. И его туда не берут. Джек задаётся вопросом: а все рано или поздно находят себя брошенными шавками на обочине неясно какой дороги, неясно какого города, в котором у улиц даже нет названия? Или это только ему так везёт? Джек слоняется среди людей босиком. Он не помнит, где и почему оставил свою обувь, и его ноги уже чёрные от грязи. За ним пристально следят в магазинах, признавая в нём или бродяжку, или хиппи; качают головами на вопрос, не нужен ли им новый работник. Джек видит, как они стыдливо прячут за собой объявление о том, что им нужны уборщики. Справедливо. С такими грязными ногами он больше наследит, чем уберёт. Поиски своего угла заводят Фроста во многие места. Какие-то из них менее сомнительные, какие-то — более. Но самой сомнительной оказывается дверь в тёмной подворотне без каких-либо опознавательных знаков. — Что там? — интересуется Джек у прохожих. — Чёрт его знает. Кофейня, вроде. Внутри оказывается почти темно. Здесь нет звонких колокольчиков на дверях, которые заявляют о твоём появлении; нет даже окон. Лишь слабая лампа под потолком, оставляющая это место в интимно жутком полумраке. О том, что это кофейня, говорит лишь барная стойка с кофемашиной, да маленький уголок, где можно добавить сахар или размешать свой напиток. Какое-то время Джек находится здесь один. Он успевает рассмотреть небольшое помещение и надышаться, чтобы понять, что здесь действительно комфортно. Тихо, темно и достаточно воздуха. — Ты, — слышит Фрост знакомый вздох со стороны подсобки, дверь в которую очень трудно рассмотреть в неверном освещении лампы. — Проваливай. Тебе здесь не рады. Джек узнаёт этот шрам. Он пересекает Блэку лицо по диагонали, и Джек знает, что тянется этот шрам до самых подвздошных костей. Он нервно сжимает руки в кулаки и осматривает высокую фигуру в явно пошитом вручную черном фартуке. — О, не знал, что всемирное зло предпочитает отсиживаться в захудалой кофейне посреди нигде, — усмехается он. И тут же жалеет о своих словах. Взгляд, которым Питч на него смотрит, говорит вместо тысячи слов. Хищный, голодный и злой, готовый порвать Фроста на куски на том малом расстоянии в ширину стойки. — Да ладно тебе, — мальчишка примирительно выставляет перед собой руки. — Я… Кхм, не знал вообще, что ты тут работаешь. И… знаешь, ну. Я думаю, что тут очень даже миленько. Прости за «захудалую кофейню». Блэк скептично приподнимает бровь, и Фрост понимает, что ему здесь не рады теперь ещё сильнее. Он дергает уголками губ, и сам не знает: пытается улыбнуться или поморщиться? — Ну и… Как тебе человеческая жизнь? — буднично интересуется мальчишка. — Ты, вроде, неплохо устроился. Эти слова трогают лёд. Блэк наконец отрывает взгляд от его лица и позволяет себе осмотреть Фроста. Он ухмыляется, когда видит босые, сбитые в кровь грязные ноги, и в его голосе сквозит издевка: — А тебе? О, понимает Фрост. Теперь его очередь издеваться. Джек смотрит исподлобья и отказывается принимать тот факт, что тот самый плохой парень оказался приспособлен к человеческим реалиям куда лучше, чем он сам. Он, весь из себя такой светлый и хороший, не может даже найти себе работу. А когда Фрост последний раз ел? Не удивительно, что его не хотят никуда брать. Чем дальше, тем сильнее он похож на героинового наркомана. — Неплохо, — врёт Фрост. — Ну-ну. Блэк тем временем поворачивается к огромной автоматической кофемолке. Он нажимает какие-то кнопки, в которых Фрост не смыслит ровным счётом ничего, и молотый кофе сыпется в тару, напоминающую миниатюрную версию кастрюли с длинной ручкой. Настолько миниатюрную, что кофе набирается туда с небольшой горкой и какая-то часть его рассыпается, когда Питч простукивает край основанием ладони. — Скажи, а я твой первый посетитель за сегодня или второй? — улыбается Фрост. Блэк даже не поворачивается в его сторону: — Ещё одно слово из твоего рта, и я лично вынесу тебя отсюда за шкирку. Джек замолкает и осматривается. Он ищет место, где бы присесть, и теперь даже не удивляется тому, что не находит: оно не удивительно. Блэк не из тех, кто рад компании. Чудо вообще, что Фроста не выпнули отсюда сразу же, как узнали. Молчание выходит неловким, душным и давящим, хотя вряд ли Блэк замечает. Может быть оно — молчание — именно для Джека такое, поскольку Питч занят делом. Это мальчишка тут задыхается в тесной хорошо вентилируемой подсобке, по ошибке названной кофейней. Блэк ставит перед ним стаканчик с кофе. — А теперь проваливай, — отрезает он. Джек неуверенно берёт стаканчик в руки. Мальчишка открывает рот, чтобы сказать, что ему нечем расплатиться, но Питч его перебивает: — Мне не чужда благотворительность, — насмешливо хмыкает он, и Джек взвивается, краснеет, не в силах признать перед кем-либо, насколько жалок его вид прямо сейчас. — А теперь сгинь. И Джек уходит. Даже не так, он сбегает, оскорблённый и униженный этой встречей. Он долго бредёт вдоль дороги, прежде чем выходит на какое-то шоссе. Сбитые ноги печёт от дорожной грязи, стаканчик в руках давно не греет. Джек вспоминает о том, что несёт его всё это время, отпивает напиток и морщится: кофе без молока и сахара на вкус горький и кислый одновременно, и непонятно вообще, зачем его так пить. Он собирается выбросить его, да только рука не поднимается, а ещё через пару глотков Джек думает, что что-то понял: послевкусие у напитка орехово-шоколадное, мягкое такое, приятное. Кофе не хватает надолго, но оно, по крайней мере, сглаживает впечатления сегодняшней встречи и скрашивает часть его пути к… чему? К достойной жизни? Джек не уверен. Ему хотя бы обувь найти для начала.