No vivo pero existo

Первое, что помнит Вэриан из своего детства – это крики. Такие громкие, что голова болела каждый день. Хотелось забиться в угол, заклеить чем-то уши или даже отрезать их, главное не слышать противных воплей. Может из-за этого Хейл полюбил тишину? Его родители не были богатыми людьми. Мачеха - продавец в продуктовом магазине, отец – обыкновенный рабочий на стройке. Денег в семье почти и не было, от чего одежда носилась до дыр, не было игрушек, а иногда и свежей еды. Зато алкоголь был всегда. Родители приходили после работы и выпивали то одни, то со своими друзьями, а затем начинались крики. Иногда на пол летела посуда, которой и так было мало. А Вэриан только слушал все это, и продолжал сидеть в своем укрытии, боясь выйти к ним. Он плакал каждый день, а ночью, проходя босыми ногами по неубранным осколкам, находил себе хоть какой-то еды. Правда в два с половиной года было сложно понять: можно ли что-то есть или нет. Но он старался сделать все быстро, чтоб не заметили, чтоб не начали снова кричать. Один раз Вэриан решился обнять своего отца. Тот спал на кресле, после очередной пьянки, пока мачеха заснула где-то на полу. Мальчик шел аккуратно и очень тихо, боясь сделать пару лишних движений, а затем кое-как залез к отцу на колени и прижался к его колючей щеке. На секунду Вэриану показалось, что вот он счастливый, семейный момент. Но в другую Хейл уже летел прямо на пол, больно ударяясь и разбивая себе нос. Он заплакал. И плакал бы дальше, пока не почувствовал сильные удары отца. Видимо мужчине тоже не нравились громкие звуки. Это был первые раз, когда отец его избил, но не последний. Ударов становилось так много, что от количества синяков, царапин и просто боли Вэриан не мог даже поднять руки, чтоб закрыть уши и не слышать уже собственный плач. С каждым днем становилось все хуже: голова болела все сильнее, тело было неподъемным, а ноги почти не двигались и не держали его. Есть Вэриан тоже больше не мог. Даже глаза было трудно открыть. Но когда они открылись, мальчик увидел не свой дом, а палату. Противным звуком оказался уже не крик, а писк странных приборов, что были присоединены к нему. Он не понимал, где находится, где его отец, дом и этот ужасный шум? Хейл видел перед собой только спящую женщину в кресле. Она не выглядела страшно, но была незнакомой и пугающей. Вэриан был готов закричать, когда она начала подходить к нему ближе. Однако приятное, теплое касание его остановило. Женщина не била и не кричала, а только слабо улыбалась и гладила его по голове. Впервые стало спокойно. – Хей, ты уже проснулся? Не бойся, больше тебя никто не обидит. Голос был тихий и мягкий. Вэриан поверил этой незнакомке. И он никогда об этом не жалел. Ведь с каждым днем получал все то, о чем мечтал: крепкие объятья перед сном, легкий поцелуй в лоб, поддержка и любовь. А все благодаря той самой женщине. Это оказалась тетя Адира. Добрая девушка, что рассказывала ему о своем детстве. Как она познакомилась с его мамой на детской площадке, как любила играть с ней в прятки, даже несмотря на то, что всегда проигрывала. Адира говорила ему и о том, какая мама была умная, храбрая, красивая и как звонко смеялась, ведя свою подругу в новое приключение. Конечно, Адира пыталась говорить только хорошее, не расстраивать мальчика. Но Вэриан никогда не был глупым. Он сам видел, как с каждой фотографией, которые показывала ему тетя, в глазах мамы пропадал огонь жизни. Вот она поедает мороженное вместе с Адирой, обе испачканные, но явно счастливые. А на этой фотографии его мама получает первое место на научной выставке. В одной руке она держит золотой кубок, а другой рукой сжимает руку Адиры. Тетя же стояла явно смущенная и красная, но тоже счастливая. А через пару фотографий счастье в глазах мамы начинает пропадать, как начала пропадать и Адира на фотографиях. Вот здесь первое свидание с папой. Он казался таким молодым, что Вэриан и не узнал его сначала. Оба были нарядно одеты, и держались за руки. А следующей была уже фотография со свадьбы. Стало заметно, как они оба изменились внешне. Отец походил на себя прежнего, а его мама поправилась. – А тут, ты был у мамы уже в животике. Адира ткнула пальцем на фотографию, а изумленный Вэриан внимательно ее рассматривал со всех сторон. Неужели он дальше сможет увидеть и свои общие фотографии с мамочкой. А может…стоит спросить тетю, почему мама ушла? Но дальше фотографий не оказалось, как бы Вэриан не пытался листать. – А потему больше нет фотоглафий? Но на этот вопрос ему так и не ответили, просто закрыв альбом, убрав его обратно на полку. Однако Вэриан не был бы собой, если бы не заметил, как руки тети задрожали, а взгляд помрачнел. Позднее Хейл смог понять, что его тетя ненавидит своего брата. Но вот почему? Неужели только потому что он был виновен в плохой жизни самого Вэриана? Мальчик не знал и не понимал этого долго. Он видел, как от каждого упоминания его отца или мамы, Адира то злиться, то грустит. А парнишка хотел не этого. Ему нужна была счастливая семья, и он был готов на все: заниматься любимым делом своей матери, поедать тетины пироги и даже пытаться говорить со сверстниками. Однако последнее оказалось настолько сложным, что Вэриан не справился. Правда открылась случайно. Один раз Хейл проснулся посреди ночи и захотел спуститься вниз попить воды. Мальчик не сразу понял, что с кухни раздаются какие-то звуки: настолько они были тихими. А когда осознал, что кто-то говорит между собой, не нашел ничего лучше, как спрятаться за дверью и подслушать. – Сегодня было последнее заседание, Вэриан официально может жить с нами. – А ты уверена, что выдержишь этого? Он ведь так не нее похож. Мальчик сглотнул, прикрыв глаза. Неужели они говорили о его маме? Ладошки вмиг стали мокрыми, а слух словно стал острее. Хейл не хотел пропустить ни единого слова. – Гектор замолчи. Он мой племянник, и я обязана была ему помочь уже давно. – Тогда почему не помогла? Неужели злилась на то, что убил твою возлюбленную. – Гектор, захлопнись. Вэриан дернулся, услышав громкий крик. Голова разболелась сильнее, а из глаз непроизвольно хлынули слезы. Он не решился слушать дальше, а пулей убежал в комнату. Больше вопросов на счет отца или мамы Хейл не задавал, понимал, что слышать правду он больше не хочет. Ему хватило. Мысли о том вечере часто крутились у него в голове. И отогнать их Вэриан был не в состоянии. Единственное, что помогало отвлечься от всего – наука. Хейл раньше старался ей заниматься, только чтоб хоть что-то связывало его с мамой. Сейчас же эксперименты и изобретения, наоборот, помогали ему остаться одному в своих мыслях без волнений и боли. Со сверстниками у него не заладилось общение сразу. Сначала он пытался с заговорить, но их не интересовала ничего, что нравилось бы ему: ни наука, ни химия, ни изобретательство. После нескольких неудач Вэриан бросил эту затею. Любой человек ему казался скучным, странным, а некоторые и вовсе напоминали его отца, от чего сразу начинал болеть живот, а ко рту подступал неприятный ком. Когда начиналось это глупое наказание Хейл думал, что реагировать будет также, как всегда. Поэтому предпочел просто оттолкнуть всех от себя и просто ничем не заниматься. Однако он все равно свернул куда-то не туда, если уже неделю с ним жила Кассандра Блейк. И сосуществовать с ней в одном доме было нереально сложно: в ванной появлялись ее волосы, на стуле или кресле постоянно валялось что-то из вещей. Да еще она три раза чуть не спалила его кухню. Однако, было в ней что-то, что отбивало желание выгнать Кассандру подальше. Вэриан упорно не мог понять, что же ему так мешает. Девушка ведь была ужасно грубой и раздражающей. Но смотря на нее сонную, сжимающую крепко подушку во сне и слегка хмурящую носик, он видел в ней не злость и раздражительность, а хрупкость и нежность. И это так не укладывалось в образ Блейк, что голова шла кругом, но тем не менее интересовало его еще сильнее. – Почему ты все еще живешь со мной? – А почему ты меня все еще не выгнал? Эти два вопроса звучали в квартире каждый день, но никто из присутствующих не отвечал. Они просто продолжали жить бок о бок друг с другом. Но их одиночество не было полным. Почти каждый вечер два человека постоянно его нарушали, напоминая и о совместном наказании и о том, что пора появиться в школе. А как Вэриан мог покинуть дом, если Блейк может за это время легко потопить или поджечь его квартиру. Он явно не идиот, чтоб поступать так опрометчиво. И за неделю он даже почти привык к ненормальной дочери директора, что продолжала улыбаться ему, рассказывая о произошедшем в классе. Но Вэриан видел и неловкость, с какой Рапунцель всегда смотрела на его временную соседку по квартире. От этого в голове появлялось еще больше вопросов, но парень уже догадался, что Кассандра на них не ответит. Она ведь ни разу еще ничего путного не сказала, чтобы он не спросил. Хейл привык даже к самолюбивому пареньку, что вваливался в дом вместе с Рапунцель и постоянно что-то недовольно бурчал о сложившейся ситуации, но при этом умудрялся распластаться на весь диван и минут 20 подремать под говор директорской дочки. Он бы спал дольше, если бы Кассандра не била его подушкой по голове. – Ты пришел сюда спать? Если да, то сваливай к себе, смотреть на твое сонное лицо просто невыносимо. – Так смотреть тебя никто и не просит, можешь отвернуться. Вэриан незаметно для себя начинал хихикать над их перепалками. Но сам себе не хотел в этом признаваться и только закатывал глаза на какую-то очередную реплику Рапунцель. Все казалось и правда идеальным. Но может Вэриан снова что-то не заметил? Так и оказалось. Отойдя в комнату за тетрадкой, чтоб списать конспекты Рапунцель, он сначала и не заметил, что на кухне кто-то яро спорил. Только прислушавшись, Хейл распознал два голоса. – Да хватит строить из себя что-то, твой отец себе места не находит, вернись уже черт возьми домой. – Заткнись, дубина. Никуда я не вернусь, ясно тебе. – Ты портишь свою репутацию в школе, не приходя туда уже какой день, окончательно бросила все кружки, доводишь своего отца. Я тебя просто не узнаю, Блейк. Что черт возьми происходит? – Тебя это не касается Фицгерберт. Это только мое дело, понял, не смей лезть в мою жизнь. – То есть у тебя проблемы, а со мной поделиться не можешь? Ты хоть этому всезнайке рассказала причину того, что ты нахлебничаешь в этом доме? – С какого лешего я должна поделиться всем с тобой или с ним, вы мне все никто. Он просто подвернулся на улице в нужный момент, и не более того. А тебя я просто ненавижу. Так что отвали наконец и хватит сюда приходить, идиот. Дыхание Вэриана остановилось, он словно боялся набрать в легкие побольше воздуха, прислушиваясь к разговору. Сердце почему-то начало биться сильнее и болезненно сжималась. Голова резко закружилась. Снова. Снова эта противная кухня слышит чьи-то секреты. Парень зашипел, прикусывая слегка губы, чтобы прийти в себя от того, что он точно не должен был слышать. Но в чувства его привело не это, а звуки шагов, которые направлялись к двери. Вэриан ушел так быстро, как только мог, забегая в сторону гостиной. Подслушанный разговор оставил огромный осадок, а в голове пульсировали слова: « вы мне все никто» , « просто подвернулся на улице». Неужели он настолько не привык к людскому общению, что поверил в дружбу, как какая-то маленькая девчонка? Нет. Он не наивный паренек, он не верит в сказки и волшебство. Да и в друзьях он не нуждается. Секундное помутнение? Возможно. Собрав все мысли в кучу, стало правда проще. В груди пусть все и ныло от какой-то неприятной боли, словно от удара, однако в голова перестала болеть. Все вдруг стало ясно и понятно. На следующий день за завтраком, вместо привычных вопросов, Вэриан сказал просто и спокойно. – Тебе пора домой. – Чего…? – Говорю, что ты сегодня уходишь отсюда. Скоро возвращаются тетя с дядей, а после тебя я и так буду разгребать бардак. Плюс, я уже устал из-за тебя, общаться с мисс « не все дома». Так что проваливай и поскорее лучше. – Ты не офигел? – Ты же сама знаешь, что мы никто друг другу…Так почему я должен помогать никому? Свали уже из моего дома. Я серьезно. Кассандра нахмурилась, но на любые ее слова Вэриан отвечал сухо и без интереса. Ему только хотелось, чтоб она наконец-то покинула этот дом, чтоб рядом с ним перестали крутиться люди, которые и так его не воспринимают. Неужели он многого просит? Оказалось нет. Ведь Кассандра уже через час с хмурым взглядом собирала рюкзак, а потом мирно ушла, на прощание только хмыкнув и махнув кончиками синих прядей и оставляя после себя аромат яблока. Резко в квартире стало ужасно тихо, да так, что Хейл даже сначала подумал, что оглох. В груди сердце все еще ныло, но об этом парень старался не думать. Он ведь не виноват, что иметь друзей, смеяться с глупых шуток, кидаться друг в друга попкорном, для него простые небылицы и фантазии. А он ученый, который должен верить только в факты. В его жизни не должно быть места чувствам. Иначе он видел, чем это может закончиться в жизни.