Two boys from desert

Иногда кажется, что начать новую жизнь очень просто. Стоит только захотеть, так? Такая иллюзия возникала у меня не раз за всю мою жизнь, но сейчас она ощущалась сильнее и соблазнительнее, чем когда-либо. Я вернулся из Амстердама, прожив там за несколько дней срок длиной в месяцы, если не годы. Я был вынужден стрелять в человека, чтобы спасти свою жизнь и, что более важно, жизнь дорогого мне друга. Я почти потерял его, провёл мучительно бесконечные несколько дней почти уверенный, что уже его не увижу. Я сидел в номере, не в силах больше находить причины оставаться в этом мире. Вспоминал свои потери, смерти близких мне людей, все случаи, когда я подводил своих близких с самого себя. Я обрёл и снова потерял свой талисман, своего "Щегла", который придавал моей жизни хоть какую-то ценность. Мученик своих собственных тёмных мыслей уже готов был сдаться. Я подошёл к черте, из-за которой не возвращаются, слишком близко. И затем — как всегда внезапно — объявился он. Как глоток свежей воды, которую усталый путник не хочет пить, сдавшись под тяжестью дороги, но которую насильно вливают ему в горло. И я снова почувствовал в себе силы жить дальше. Я вернулся в Нью-Йорк, окинул взглядом свою жизнь и понял, что с некоторыми вещами в ней нужно распрощаться. Чувство вины перед матерью, за то, что я выжил в том взрыве, а она нет. Мои фальшивые отношения с Китси — моей невестой, которая спала, а что еще хуже, была влюблена в другого (и что ещё хуже, я её за это не винил, так как никогда и не любил её). Моя зависимость. Или, вернее сказать, мои зависимости. Их было несколько: алкоголь, наркотики и Пиппа. Последний был наиболее сильным, приятным и, как я думал долгое время, довольно безвредным. Но это чуть не стало одной из моих самых больших ошибок. Итак, я окинул взглядом свою жизнь и... В этот же вечер напился до невменяемого состояния. В этом состоит опасность слишком пристального взгляда на то, что и как пошло по пизде в твоей жизни. Когда ты увидишь, насколько всё плохо... Нет, не так. Когда ты увидишь, насколько всё безвозвратно проёбано, становится понятно, что тут бесполезно что-либо пытаться исправить. Проснулся я с головной болью, в ухо мне дышал старый приятель Поппер. Я повернулся к нему: - Привет, бродяга. Голос мой прозвучал, как шелест старой газеты. Пёс поморщился от моего перегара. Справедливо. Я с трудом перевернулся на спину. Кто-то мне звонил или мне показалось? На экране телефона висело оповещение о голосовом сообщении от Бориса. Это что-то новенькое. Этот парень ненавидел голосовые сообщения. "Что это за херь? Если хочешь поговорить - позвони, если хочешь оставить сообщение - напиши. Что, блядь, за niponyatno shto?". Вспомнив раздражающую манеру Бориса в любой спонтанный момент вставлять в речь русские слова — не важно, понимал его собеседник или нет — я усмехнулся. Потянувшись и тут же сморщившись от резкой боли, что ударила мне по вискам, я чуть не выронил из рук телефон. Попчик смотрел на меня с любопытством и жалостью. Дождавшись, когда боль отступит, я нажал на воспроизведение. Сначала было слышно только, как Борис материться на кого-то по-русски. Я не различал всех слов, но отличить матные от нематных мог. По большей части потому, что нематные Борис использовал редко. Наконец мой друг обратился через свой телефон ко мне. "Прости, меня тут... Я же сказал, закрой свой ебаный рот на минутку, пожалуйста, будь так добр. Эй, Поттер, послушай-ка вот это". На фоне раздались едва различимые звуки скрипки. Борис, должно быть, поднес телефон чуть ближе к источнику, потому что звуки стали громче и четче, и я смог опознать мелодию. Бах. "Я не стал тебя будить, у тебя там ночь уже. Но наткнулся на этого музыканта уличного. Играет так dushevno". Моя улыбка стала ещё шире: я помнил это русское слово. Это значит, что это трогает тебя, задевает за живое. "В общем вот. Я, хер знает, что это за мелодия, но я помню, как мы ее слушали, вот и вспомнил про тебя. Ну, бывай". Сообщение оборвалось. Я помнил эту мелодию. На мгновение передо мной возникла картинка: Вегас, жаркая ночь, мы лежим на моей кровати. Как обычно, мы под кайфом... не так сильно, чтобы ничего не понимать, но достаточно, чтобы наша реальность не казалась полным пиздецом. Бориса в очередной раз поколотил его отец. Я столько раз был этому свидетелем, но та жестокость долго не выходила у меня из головы. Судя по синякам Бориса, тогда ему досталось не меньше, чем в тот раз, когда он отхватил, защищая меня. "Включи че-нить из твоего, заунывного". Так Борис называл всю классическую музыку. Я послушался. Нашарив наушники, я придвинулся к нему поближе и протянул один из них. Несколько секунд мы молчали. "Кто пишет такую музыку, что от нее хочется сдохнуть ещё больше?" — то ли с обвинением, то ли с восхищением произнёс мой друг. "Может, человек, которому самому хотелось сдохнуть..." — не особо задумываясь, ответил я. Боковым зрением я увидел, как Борис нахмурил брови. Обдумав что-то, он тихо хмыкнул и продолжил слушать. В ту ночь мы просто лежали и слушали Баха. И почему-то в один конкретный момент я отчётливо осознал, что рядом со мной сейчас единственный человек, которому есть дело до меня. И если для всех остальных людей я был только обузой либо пустым местом, он без всякого замешательства подставит своё лицо под кулаки, чтобы защитить меня. И не встреть я его в этой дыре, куда меня занесла жизнь, чего бы вообще она стоила? От этой мысли мне стало и грустно, и радостно одновременно. Глаза защипало от слез, но плакать не было желания. Я просто поддался порыву и повернувшись к Борису, уткнулся головой в его плечо. Борис часто отпускал какие-то шуточки надо мной, да что там - он искал любой момент, чтобы сказать мне какую-нибудь гадость. Основа нашей дружбы, казалось, состояла из взаимных попыток достать друг друга. Но он всегда чувствовал, когда говорить ничего не надо было. Я ощутил, как он положил свою голову ближе к моей. Так мы и лежали, практически дыша в унисон и слушая Баха, который, возможно, в какой-то момент своей жизни был также несчастен, как и два оборванца в пустыне, у которых не было ни денег, ни еды, ни надежд. И, тем не менее, вот я здесь. Я выжил, я не сдался. И было же в моей жизни что-то хорошее, несмотря на все мои попытки просрать ее самым грандиозно-омерзительным способом. Так, может, есть что-то, ради чего стоит бороться и дальше? Я написал в ответ сообщение: "Это Бах, придурок". Подумал и добавил:"Свожу тебя на концерт, когда будешь в городе". "А что, сам Бах приедет?" - ответ пришел незамедлительно, как будто Борис только и ждал моего сообщения. Я посмеялся. Борис был далек от классической музыки, но, конечно же, он шутил. "Когда ты, кстати, будешь в городе?" - поинтересовался я. "Свожу тебя на концерт, когда ты будешь в городе", - он переслал мне мое же сообщение. "Не в ближайшие пару лет", - добавил он. "Ну и пошел в жопу" В ответ мне пришел смайл, показывающий средний палец. Я улыбался, хотя мысль о том, что Борис и правда может пропасть на пару лет мне не понравилась. Хотя с тех пор, как мы воссоединились после восьмилетнего срока, надолго он не пропадал. Но ведь у меня есть и ещё один человек, мысль о котором заставляла меня подниматься по утрам.