Salutare

Я поворачиваю голову вправо и смотрю на часы. Полчетвертого. Полчетвертого утра. Больше трех часов назад я стал шестнадцатилетним омегой, способным воевать. На прошлой неделе меня заставили сдавать анализы. Четыре сорок. Через двадцать минут у наших соседей закричит ребенок. Он просыпается в пять утра вот уже два года подряд. После крика жизнь в их доме закишит снова, будто они и не ложились. Еще через час проснется папа Вилф. На цыпочках добежит до туалета, а потом на кухню. Папе Ричу сегодня снова на работу, но прежде он должен плотно позавтракать вкусной едой своего омеги. Они обнимутся где-то между холодильником и дверью на кухню, и Рич уйдет. Он всегда уходит слишком быстро. Даже как-то внезапно. Словно обрывая что-то. Как жаль, что он не увидит моего позора на Избрании. Почему я уверен, что меня выберут? Да потому что количество ярлыков с моим именем превышает цифру 20. У бет 6 ярлыков, а у альф всего 2. Чертовы альфы! Как я вас ненавижу! Кстати, говоря о ненависти к альфам. У меня еще ни разу не было течки. Врачи были серьезно обеспокоены этим фактом, но потом, решив, что я недееспособен в плане беременности, в моей мед. карточке появилась жирная печать «ГОДЕН». Ведь таких, как я, отправляют на Войну без малейшего сожаления. Суки. Ненависть захлестывает разум. Я не хочу! Не хочу умирать на этой чертовой войне! Мой дед был прав насчет учебных учреждений и тамошних отношений к омегам. В 13 они определили мой тип, а потом папа отвез меня в лицей Святого Генриха, где мне дали тест. Сказали, что хотят проверить мой коэффициент интеллекта. «Ай кью». О Великий, до этого момента я слов-то таких не знал, и тем более их значений. А тут на тебе, «ай кью» они проверяют! По-моему, они издевались. 120 вопросов и 2 часа времени, то есть на каждый вопрос была дана всего лишь минута! Я матерился, как мог. Вопросы были на абсолютно разные темы, никакой логики в их построении я не видел. Некоторые представляли собой математические задачки и уравнения, их я решил первым делом. Это, действительно, легко. А вот на вопросы, относящиеся к истории или литературе, отвечал наугад. Ну не читал никогда книг! Про историю мне дед рассказывал. Да и то шуточки всякие, старый выдумщик. В общем, высидев ровно час, я не выдержал и сдал тест. Черт с ним. Ну и плевать, если не попаду. Что теперь, убиться что ли? Но нет, этим иродам я все же понравился, и они приняли меня. На следующий день домой пришло письмо, в котором были поздравления и список нужных для лицея вещей. Как много лицемерия в этих альфах. Простой омега подавился бы. Учиться было, правда, тяжело. Омег в лицее было немного, и мы старались держаться всегда вместе. 6 человек против всего лицея. Сколько насмешек я выдержал за эти три года! Первый год меня даже пару раз побили, но потом я решил заняться спортом. Ну, как спортом… Каждое утро – пробежка до школы, а бежать долго, целых 30 минут. Живу я далеко, встаю поздно, вот и бегаю. Неподъемная сумка с ненужными учебниками находилась в моих руках больше 5 часов в день. Нет, не постоянно, на уроках не нужно было держать, слава Всевышнему. Питаться омегам в столовой было запрещено, поэтому мы бегали в магазин в соседнем квартале. И вот снова пробежка. В общем, «набегал» я себе нормальное такое тело. Одним бегом, конечно, не обошлось. Но я должен был дать отпор надоедливым альфам и бетам. В своей комнате я повесил боксерскую грушу, а в среду и пятницу ездил в бассейн на спортивное плавание. Рост у меня 180 см, течки не было. Так я и скрывал от окружающих свой тип, но в лицее было невозможно сделать это, потому что у нас была другая форма. Благо меня не били, как остальных. А это уже счастье… Шесть тридцать. Не пойму, я заснул или так долго вспоминал свою дебильную житуху? Сейчас и правда пора вставать. Сегодня мне нужно тщательно привести себя и свое тело в порядок. Выглядеть свежо и счастливо. Словно сегодня не произойдет нечто ужасное,способное изменить мою жизнь навсегда. Словно сегодня не последний день, проведенный с семьей, в уюте, в родном доме. Словно Избрания нет. Мечтать об этом слишком глупо. Я наивный придурок. Во мне слишком много жестокости, потому что я неправильный. Лениво сползаю с кровати, подтягивая трусы. Я пропустил рассвет. Плохо ли это? Это был мой последний рассвет в этом доме. Завтра в четыре утра автобус довезет омег (в том числе и меня) до Центра Прибытия, где нас должны научить паре необходимых навыков и распределить по войскам. А потом все… Прощайте, родные, я вас любил. Хахах, черт, это так слащаво. В зеркале, повешенном в ванной, на меня смотрит худое бледное лицо. От волнений под глазами залегли синяки, и когда-то голубые глаза кажутся грязно-синими. Волосы, цвета то ли соломы, то ли какого-то рыжего кота, спутались и даже скатались в некоторых местах. Не знаю, как прочешу их. Они, кстати, почти до плеч отросли. Омеги ведь миловидными должны быть, правда? Вот пытаюсь! Ну и что, что на меня как будто кирпич упал, я очень миловидный, дааа! Помывшись, я переодеваюсь и спускаюсь вниз, на кухню к папе. Семь двадцать. А время-то быстро бежит! Куда торопиться, черт возьми? Папа встречает меня с широкой улыбкой и бурлящей сковородой. Он готовит мои любимые панкейки, я знаю. Вилф готовит их по праздникам, по веселым праздникам, но… Сегодня мой день Рождения , и вообще эта дата важна для нас всех. Мне не хочется отсюда уезжать, и все же я молюсь, чтобы ярлык с моим именем так и остался лежать в банке. Усаживаясь за стол, отмечаю, что папа-альфа уже позавтракал и ушел. Почему он не простился со мной? Вопрос застревает в горле. Вилф замечает мое замешательство, но молчит. Сегодня на его лице нет морщинок, появляющихся при улыбке. Лицо слишком гладкое… Слишком серьезное… Слишком непривычное. Каждая мелочь говорит мне о предстоящем Избрании. Вот, например, мой школьный рюкзак не лежит около двери, а на вешалке не висит пиджак. Папа не достал ключи от машины, чтобы после завтрака довезти меня до лицея, ведь сегодня мой день Рождения , и можно не делать пробежку. Вместо привычного сухого завтрака на столе красуются панкейки, обильно политые медом. Этот день имеет праздничную обертку и гнилых червей внутри. Ком в горле не проходит. Я беру первый «блин» и вгрызаюсь в него, словно дикий лев в трепетную лань. Возможно, это самое последнее хорошее утро. Относительно хорошее. Прежде я вставал с менее унылой рожей, думая о предстоящем дне, об учебе, о друзьях. Друзья. Сегодня эти шестнадцатилетние омеги тоже трясутся у зеркала, у них тоже синяки под глазами и вены на руках вылезли тоже. Мне не жаль никого, кроме себя. Я эгоист. Папа хочет что-то сказать, но его немой возглас повисает в воздухе… …Это колокол. Колокол старой и давно забытой церкви. В Нашем времени нет места религии. Звон звучит лишь раз в год. В день Избрания. Я смотрю в окно и вижу, как немного счастливые, или грустные, или вовсе зареванные соседи рассаживаются по своим машинам . Я знаю, куда они едут. Знаю. Папа кивает, мол, пора собираться. Пора. Господи, умоляю Тебя. Спасите меня, прошу вас. Избрание проходит на главной площади. Сегодня народу здесь больше, чем в Рождество. Повсюду камеры, камеры, камеры, а у сцены три огромных экрана. Они все видят. Они видят все. Мне не сбежать. Еще час мы толкаемся в толпе, пытаясь подойти ближе к сцене. Папа все время здоровается, улыбается, желает удачи. Кто бы мне пожелал. Замечаю цепкие взгляды сотрудников Центра Прибытия. Они уже поняли, что я омега. Даже не чувствуя запаха и не смотря на внешний вид человека, они точно определяют тип. Киборги. Что с них взять? На сцену выходит Лили. Это ведущая с главного канала. У нее очень классная дикция. Девушка говорит всегда быстро и четко. Так и въедается в память. Если смотреть с ней новости, то ты запомнишь абсолютно все происшествия. Потому что они продиктованы голосом Лили. Сегодня на ней надето черное платье, шелковое, наверное. Черт знает. Папа громко вздыхает и умиляется. Может быть, ведущая нравится ему? Девушка кашляет в микрофон, привлекая всеобщее внимание. Затем очаровательно улыбается, словно она не на Избрании, а на какой-нибудь церемонии награждения. Сейчас так и скажет: «О, спасибо! Спасибо всем! Я так люблю вас!» Поплачет еще, может быть. Но нет. - Дамы и господа, я рада приветствовать вас на ежегодном Избрании! – толпа взрывается аплодисментами и криками. Хлопают те, у кого нет детей или те, чьим детям еще не исполнилось 16. Для них это и есть праздник. После Избрания будет пир, а во всех продуктовых и кафе цены снижены аж на 70%. Сегодня каждый нажрется вдоволь, и только бедные омеги будут выть от результатов. - Итак, сегодня я лично выберу десять шестнадцатилетних омег, пять бет и двое альф. Я.., - тут она запинается и слегка виновато опускает голову, - Я желаю вам всем удачи на этом Избрании. Сначала назовут альф, затем бет, омег последними. Альфы и беты будут поздравлять друг друга, потому что для них Война - это круто. Если ты пришел с войны живой и целый, ты мега-крутой чувак. А омегам не дано. Провались всё… - Пора приступать, правда? Первыми будут альфы. Таааак, - она опускает руку в большую стеклянную банку и 5 секунд рыщет там с задумчивым лицом, - О, какая удача! Как раз вытащила два ярлыка с пометкой «альфа». И эти счастливчики – Крис Праймер и Дилан Васовски! Аплодисменты! Громче! О, какие прекрасные альфы. Таких на Войне давно не хватало. Вставайте парни вот тут. Теперь беты, - кровь стучит в ушах, и звуки всего мира смешиваются одно. В глазах рябит. Я тщетно пытаюсь сосредоточиться на словах Лили, но не могу. Папа придерживает меня за плечо. Он сам пережил это. Мои папы оба воевали. Я могу гордиться этим. Но не сейчас… Пять бет уже выбраны, и теперь настала очередь омег. Улыбка с лица ведущей до сих пор не сходит, хотя должна. Кроме отвращения такие, как я, не должны что-то вызывать. Раз омега, два, три, четыре… Все они идут с понурым видом. Идут на смерть. Нет, сегодня их никто не убьет. Возможно, убьют через неделю или через год. Наш срок пребывания на Войне самый долгий – 5 лет. Бывали случаи, когда даже тела мертвых омег войска держали у себя ровно 5 лет. Триста шестьдесят пять умножим на пять плюс еще один день из високосного года, итого тысяча восемьсот двадцать шесть дней на войне. Продержаться бы там, хотя б шесть дней. Уже круто. Имена восьми омег уже названы. Они не поднимаются на сцену, как альфы и беты. Они смирно стоят внизу и глядят на остальных глазами, полными вселенской печали. Господи… Вот девятый «счастливчик» бредет к сцене. Сейчас назовут последнего и все. Я поеду домой, поем и лягу спать. Забуду этот день, как страшный сон. На следующий год меня не выберут уж точно, ведь в этом не выбрали. Я разворачиваюсь в противоположную сторону от сцены, готовясь уйти после десятого имени омеги. Папа непонимающе смотрит. Ну что? Я молился. Значит заслужил. Господи, спасибо Тебе. - Наш последний омега это… хм… А! Это Кит Бекер! Ура! Детка, где ты? Иди сюда, - смеясь зовет Лили. Ноги… Они словно вросли в землю… Мои ноги… Я начинаю озираться по сторонам, вдруг здесь есть еще один Кит Бекер? И вдруг он счастлив услышать свое имя? Эй, где ты? Иди же. Но… Папа смотрит на меня со слезами на глазах и слегка подталкивает к сцене. Что? Мне? Но я же… Шагая на негнущихся ногах, смотрю на людей. Ни одного из моих пяти друзей не выбрали. Ни одного. Омеги, выбранные раньше меня, смотрят с сочувствием, альфы и беты - с презрением. Какой же я слабак в их глазах. Бледный, осунувшийся, до смерти перепуганный. Разве я смогу воевать?

***

Сон снова не шел ко мне, и пришлось смотреть в потолок. Вещи уже собраны в походный рюкзак, слезы выплаканы. Сегодня я пообещал папе, что не буду больше рыдать. Никто и никогда не увидит моих слез. Вставать в три тридцать, а время только двенадцать стукнуло. Долго же еще лежать. Я бы помолился по привычке, но зачем? Зачем шептать тому, кто не слышит тебя? Ведь… Вера - это безумие.