***
- Саш, мне страшно, - тихо, так, чтобы не заразить никого, кроме Саши, своими эмоциями, на ухо мужу прошептала Лера, нарочито расслабленно устроившаяся у негатоскопа в нейрохирургической ординаторской у своего старого рабочего стола. - Нет, - помотал головой Саша, - ничего не бойся. Я с тобой. Ты - давно не студентка. Ты оперировала на мозге. Ты оперировала на мозге без меня. Ты - справишься! - Но ребенок! - попыталась возразить Лера, и осеклась под острым взглядом Саши. - Валерик был младше! Продолжить пикировку супруги не успели: в ординаторскую вошли Новиков и Смертин. Бледный Анатолий цветом кожи мог бы поспорить с цветом своего халата. Его взгляд сейчас ничем не напоминал то, как он сам смотрел на близких своих пациентов. - Толь, Толя, - Саша потрепал друга по плечу, - я тебе вчера все сказал. Все будет хорошо. Понял меня? Как загипнотизированный, Анатолий кивнул, заражаясь уверенностью Саши. - Рудольф, смотри, - Саша отозвал Новикова к окну, стал что-то негромко ему говорить. - А Лера? - немного ревниво спросил Новиков. - А я и так знаю, что делать, - ехидно откликнулась Гордеева, - пора. Идемте.***
Через несколько часов Лера из операционной не вышла - выползла, опираясь на здоровую руку Саши. Такой измученной она себя не чувствовала давно. Казалось бы, не самая сложная операция, в том числе и из тех, которые она делала без Саши, но... Гордеева попыталась вспомнить, когда последний раз любимая работа до такой степени изматывала ее, на ум пришла только операция Емельяновой. Тоже кавернома, тоже кома, тоже не чужой человек на столе. Тогда Лера тоже немыслимое количество раз до долей миллиметра выверяла и перепроверяла каждое свое движение. Понимала, что это уже граничило с абсурдом, но поделать ничего не могла. Вот только тогда вел операцию Саша... Сегодня история повторялась. Лера выверяла каждое движение, Лера боялась, хотя понимала, что не имеет права нервничать, спокойствие и хладнокровие были ей сейчас необходимы. Из-за этого каждый шаг давался тройным усилием, но результат того стоил. Когда хирурги вышли ее из операционной, Вика побледнела не меньше Светы, но, уверенный кивок улыбающегося Гордеева успокоил барышень. Максима перевезли в реанимацию.***
Виктория сотни раз потом будет спрашивать Анатолия и Рудольфа, как проходила операция, но Толя просто отговорится: "Лерку попроси, пусть она тебя в Москве на свою операцию возьмет", а Рудольф признается, что для него она пролетела в секунду. - Знаешь, я помню только Леркины команды и то, как Александр Николаевич ревизию проводил. Остальное... Знаешь, Вик, надо пару сотен таких операций провести, чтобы о них внятно рассказать. Прости...***
Сам Саша никогда никому не признался бы, чего стоила ему эта операция. Быть рядом и не иметь возможности, случись что, помочь... Знать, как сложно впервые оперировать ребенка, знать, что что-то может пойти не так, и не потому, что Лерка не потянет, а просто потому, что операция, а тем более нейро - всегда риск... Помнить, что такое - терять. И при этом понимать, что к столу подойти он не вправе. Таким беспомощным Гордеев не чувствовал себя давно. Пожалуй, его беспомощность угадал Романов. Вечером, приехав в клинику забрать друзей, он как-то по-особенному посмотрел на Сашу, а потом, уже почти глубокой ночью, дождавшись, пока уложивший Валерию друг выйдет - Романов в этом просто уверен был - на кухню, глазами показал ему на рюмку коньяка и облатку снотворного: - Залпом. И лекарство. И завтра отпустит. Это я тебе как врач говорю.***
- Семен Аркадьевич, я, конечно, очень ценю вас как специалиста, но... - Женщина, одетая, несмотря на теплую осень, в пушистую шубку, немного замялась, но тут же продолжила, - мне здесь сорока на хвосте принесла, что у вас в отделении сейчас очень известные московские специалисты работают... Нет, я ничего против Вас не имею, вы хороший доктор, с огромным опытом, но может быть, можно сделать так, чтобы, меня именно эти специалисты оперировали? Мне говорили, их фамилия - Гордеевы. Степанюга замер, едва не взвыв от досады и ненависти. Почему, ну почему, не успел Гордеев вернуться, а все в его жизни снова пошло коту под хвост? Ну чем он хуже? Женщина заминку врача истолковала иначе: - Нет, Семен Аркадьевич, вы только ничего не подумайте, я заплачу... И тут Степанюгу накрыло: - Знаете, Алевтина Андреевна, между нами говоря, я бы не стал так... рассчитывать на Гордеевых... Понимаете, - врач говорил тихо и нерешительно, - они, конечно, молодцы и очень стараются соответствовать уровню московской клиники, но не все в их биографии так чисто, были и промахи, серьезные, очень серьезные промахи, - делился "секретами" Степанюга. - Да вы что! - схватилась за сердце Алевтина Андреевна. - Нет, может они и не виноваты ни в чем были, но, как любил говорить мой коллега из Сибири, "нет дыма без огня". - Нет дыма... - тихо повторила дама в шубке и ушла в свои мысли, вернувшись только через несколько минут, - Простите, что вы говорили про вашего коллегу? - Говорю, что мой друг и наставник работал на севере, в Сиб... в Антарктиде... - Нет дыма... - снова, как заевшую пластинку повторила женщина, явно не услышав ответа, но Степанюга даже не заметил этого: - Так вот, он был великим хирургом, он однажды провел операцию самому себе... - Как самому себе? - вдруг оживилась пациентка. - Ну а как же иначе, когда больше некому? Погода нелетная была, а в Антарктиде, в экспедиции, знаете ли, врачей не много. Метеоролог подавал инструменты, водитель держал зеркала и свет... Знаете, это было невероятно сложно... - А кто, вы говорите, этот талантливый доктор? - Я, - тихо-скромно "признался" Степанюга, но дама его уже не услышала: - Алло, алло, Любонька, - щебетала она в телефонную трубку, медленно удаляясь по коридору, - послушай, мне тут кукушка принесла, что с твоими Гордеевыми какая-то история была нехорошая... А вот у доктора Степанюги, наоборот, у него такой знакомый есть, представляешь, он зимой... кажется, в тайге где-то, сам себя вылечил! А он водитель! Представляешь? А потом он еще метеоролога знакомого оперировал, и хирургу помог, так вот этим хирургом и был Семен Аркадьевич! Все я завтра же, завтра еду в тайгу! - Идиотка, только зря время потратил, - выплюнул Степанюга и зашел в оперблок, чтобы немедленно вздрогнуть от грозного окрика: - Что вы тут делаете, Степанюга, - Лобов был разъярен, - я, кажется, четко вам сказал, что до представления сертификата я вас к клинике не подпущу? Впрочем, адекватных групп сейчас в облздраве нет, посему мы договорились с ними и нашим медом, аттестацию мы проведем на базе отделения. Вас уже ждут в учебном классе. Извольте! - Но, Олег Викторович, у меня сегодня, - начал было Степанюга, но в этот момент распахнулась дверь второй операционной, из которой вышел Смертин. - Мы закончили, Олег Викторович, - устало проговорил хирург. - Вот видите, одного вашего больного уже прооперировали, ну а несостоявшийся язвенник уже выписался. В военкомат. Так что за парту, Семен Аркадьевич, за парту!***
- ...Поскольку это занятие неожиданно не только для вас, но и для меня, - Новиков сидел за столом в учебном классе, оглядывая внимательно слушавшую его аудиторию, то поговорим мы сегодня о достаточно общих вещах: методах хирургии, - Новиков повернулся на звук открывшейся двери, скрыл ехидную улыбку и, не меняя тона, продолжил, - проходите, Семен Аркадьевич, присаживайтесь, видах наркоза, и, кроме того, меня отдельно попросили обратить внимание на деонтологию и правила поведения в больнице. - Что здесь происходит? - голос Степанюги срывался в фальцет. - Доктор Степанюга, это мы обсудим с вами позже, - из угла откликнулась Жукова, - в моем кабинете. Продолжайте, пожалуйста, доктор Новиков! - Доктор Степанюга, вы желаете поговорить о диссоциативах? Или о сипринуфине? Пожалуйста! - Новиков откинулся на спинку стула, наслаждаясь ужасом, промелькнувшим в глазах Сенечки. Но наслаждение длилось недолго. - Коллега, - встал со стула незнакомый Новикову доктор, - мне говорили, что вчера вы оперировали каверному. Вы не могли бы... - Не мог бы, - резко припечатал Новиков, - абдоминальный хирург, рассказывающий о нейрохирургии - клоун. Операцию проводили московские нейрохирурги, мы так, на подхвате были. Но мы попробуем уговорить одного из них провести одно занятие. А сейчас приступим. Деонтология.***
- Лена, я прошу вас, ну поспите немного, - Лобов уже полчаса как уговаривал Елену остаться у него дома. Точнее, дома как раз не у него, а у Елены: Емельянова поселила Лобова в стоявшей пустой квартире Олега. Глеб старался особо не хозяйничать в чужом жилье, но сейчас совершенно собственническим жестом открыл одну дверцу шкафа, вторую, ища плед. Вместо пледа в шкафу обнаружилась вполне приличная подборка медицинской литературы, и Лобов, забыв на секунду о гостье-хозяйке, углубился в изучение корешков. - Тут что, доктор живет? - Лобов с интересом смотрел на Елену. - А где он? - Жил, - припечатала Емельянова так, что дальнейших вопросов задавать было нельзя, - я поеду, Глеб Олегович. До завтра. - Завтра мы с Сергеем оперируем, - напомнил Глеб. - Я помню, - чуть крепче сжав кулаки и через силу улыбаясь, ответила Лена.***
Почти за полночь, делая глоток чая с шиповником и медом, Лена вдруг поняла, что завтра в штаб приехать не сможет. Она набрала номер. - Это Емельянова. Вводная. Новая. Меня нет, я пропала, попала в аварию, в лавину, куда угодно. Но меня завтра нет. Действуйте. - Есть, - откликнулся дежурный штаба, про себя матеря взбесившуюся бабу и в то же время радуясь ее хотя бы однодневному отсутствию. Лена устало выдохнула, но тут же снова потянулась к телефону - звонить в такое время могли только самые близкие. - Леночка, чем помочь, - негромкий голос Тилова придал сил. - Ничем, Борис Османович, - Лена потянулась, плечом прижимая телефон и медленно стягивая китель, - просто мне нужен завтрашний день. - Да, я... Я знаю. Держись, Лен! - Не дождетесь, - улыбнулась уже искренне Лена, сворачиваясь в кресле и включая телевизор.***
Она не проснулась даже тогда, когда вернувшийся из клиники папа осторожно забрал у нее из рук пульт, положил под голову подушку-думку и накрыл дочь пледом. - Ты совсем взрослая стала, малышка, - поглаживая Елену по волосам проговорил измученный отец, - вот и у тебя седые прядки. Отдыхай, маленькая, отдыхай, завтра всем нужны будут силы.***
Ночью, усложняя план учений до максимума, Лена и предположить не могла, что придуманные ею взрывы неожиданно помогут отцу. Его, директора строительной компании выдернули на срочное совещание штаба - строители были нужны и для экспертиз, и для восстановления "разрушенных" домов. В клинику Емельянова поехала одна. От Глеба и позвонившего утром Смирнова Лена знала, что Ксению Николаевну решили оперировать в Нальчике, подумав, что перелет - лишняя нагрузка на сердце. - К тебе приехать, - Лена услышала в трубке голос Гордеева, позвонившего поддержать и рассказать, что операция маленького Максима Смертина прошла просто блестяще. - Нет, Саш, спасибо, ты все равно не поможешь - просто не успеешь, правда? А где Андрей? - В ГАИ поехал. Разбор сегодня, но Олег Викторович уже сказал, что претензий к нему не будет. - Да это я и сама понимаю, Сань, - Лена замялась, а потом спросила, - скажи, а это долго? Гордеев понял подругу и соврал, снова спасая - на этот раз ее - от часов ожидания: - Ленок, часов восемь минимум, так что наберись терпения! - Постараюсь, Сашенька, - Лена заранее представила себе кошмар ожидания, - прости, но мне пора: я приехала. - Удачи! Лена открыла тяжелую дверь республиканской больницы. Казалось, ничего не может выбить из седла полностью собравшуюся Елену, но вот то, что едва войдя в просторный холл она увидит отчаянно родные, так и не забытые, заглядывающие прямо в душу глаза, она не ждала. Лена пошатнулась, тяжело облокотилась на стену, с трудом сдержала стон - с доски почета на нее смотрело прошлое. Лена не помнила этой фотографии - она вообще никогда не видела Олега в форме, не приезжала она к нему в больницу, и сейчас, смотря в знакомые, любимые, такие усталые глаза, Лена понимала, что не может вспомнить губы, щеки, скрытые на фотографии хирургической маской. - Кардиологов, живо! - голос Тилова тоже уводил в прошлое. - Не надо, - попыталась отказаться Лена, оседая на руках Бориса Османовича. Но шефа республиканского МЧС здесь слушались беспрекословно. Засуетились медики, показывая дорогу, и вскоре спасатель уложил Лену на кровать в пустой палате. Примчалась молоденькая девчушка-доктор, засуетилась с кардиомонитором, но Тилов перехватил девчонку, что-то прошептал той на ухо, дождался ответного кивка и выскользнул из палаты. Девчушка работала, не обращая на возмущение Елены ни малейшего внимания. Сняв и изучив кардиограмму, она быстро и совершенно безболезненно сделала Лене укол, улыбнулась, протянув той стакан воды и присела в кресло: - Отдохните, Елена Евгеньевна, и пойдете, - попросила она Елену, наблюдая, как Емельянова проваливается в глубокий медикаментозный сон.***
"Откровения" Степанюги оказались услышанными. Не видел Семен Аркадьевич, выплюнув ядовитое "идиотка", как к окрыленной женщине подошел доктор, долго расспрашивал, потом попросил историю болезни, быстро, но очень внимательно ее прочитал, сделал пару звонков, а потом отправил еще более окрыленную Алевтину Андреевну в Москву, в клинику экспериментальной медицины, к уже готовому принять новую пациентку Евгению Ивановичу. - Аппендицит, говоришь, сам себе вырезал, - взбешенный услышанным и огорченный разлукой с женой: Леру он сам только что проводил в Москву, прикрывать "бреши" в поредевшем из-за объявленных учений отделении, - Гордеев вышел на крыльцо и закурил, - ну будет тебе аппендицит! Саша набрал номер, и, не давая себе передумать, быстро проговорил: - Доктор Новиков, я прочитаю лекцию. Только одно условие: манекен мне приготовьте. - Для нейро? - Нет, Рудольф, для аппендэктомии.***
- Олег, - с трудом выныривая из сонного прошлого небытия прошептала-прохрипела Елена, перепугав сидящего рядом с ней последние полчаса Лобова. Лобов пришел, едва операция Ксении Николаевны завершилась. Смирнов, уверенно ориентируясь в некогда родном для него отделении, заверил, что все организует, предложив новому знакомому отправиться к Емельяновой. Не найдя Лену у дверей операционной Глеб занервничал, но вовремя подоспевшая постовая сестра верно угадала причину тревоги доктора и проводила Лобова в палату. И вот теперь это имя, прозвучавшее от сонной еще Елены... Глеб даже оглянулся, пытаясь понять, кого зовет девушка, но в палате они были одни. Увидев, что Лена так и не проснулась, Лобов осторожно вышел в коридор, столкнувшись в дверях со Смирновым. - Ты что, - Сергей смотрел изумленно - испуга на лице коллеги он не ожидал: слишком уж хорош был Глеб там, в операционной. Сергей даже похвалил молодого коллегу, на что получил в ответ иронично-едкое: "Учителя хорошие были, Гордеев Александр Николаевич, знаете такого?", - что стряслось? - Да не понимаю я, - Глеб потер переносицу, - она Олега какого-то зовет. - Черт, - огорченно выдохнул Смирнов, - я забыл... А она фотографию увидела. Бедняга! Тилов умница, что догадался отключить ее - и от ожидания избавил, и нервы сберег, и... Погоди Глеб Олегович, секунду. Немного подумав, Смирнов набрал телефонный номер. Лобов с интересом прислушался к разговору. - Алим Мухамедович, приветствую вас, Смирнов. У меня просьба к вам огромная есть. Попросите кого-нибудь снять фотографию Афанасьева с доски. Емельянова в клинике. Один раз она ее уже увидела, второго не надо... Договорились? Спасибо. Спасибо огромное. - Кто это? - спросил Глеб, и Смирнов правильно понял недоговоренное. - Афанасьев - ее... Нет, Глеб, не буду я. Там долгая история, она, если захочет, сама расскажет. Финал только - хуже некуда. Они сорвались в горах. Он - умер сразу, ее мы собирали почти сутки. Олег работал здесь. Его фотография до сих пор на доске почета в холле висит. - Так вот откуда у тебя такой взгляд, девочка, - неслышно прошептал Лобов, возвращаясь в палату. Лена уже не спала. Она с тревогой смотрела на вошедших врачей. - Все прошло замечательно. Ксения Николаевна отлично перенесла операцию. Она уже в реанимации. Евгению Сергеевичу я уже позвонил, - Смирнов выпалил самую необходимую информацию на одном дыхании. - А Саша говорил, - начала было Лена, но почти сразу же вспомнила старый разговор с Лерой по дороге на Селигер, - Саша... - Что он говорил? - тревожно спросил Глеб. - Да я поинтересовалась, сколько будет идти операция, и он мне соврал. - Нет, Елена, - усмехнулся Смирнов, - он просто пытался избавить тебя от самых тяжелых часов. И ему это удалось бы, если бы не Тилов. - Да, а где он, - спросила Лена, встав. - Уехал. Тебя искать. В лавине, - рассмеялся Сергей. - Ну, тогда мы с ним квиты. Один-один, - счастливо расхохоталась Елена.***
Входя в учебный класс, Степанюга чувствовал себя королем: Гордеевы, говорят, улетели, - что-то срочное у них в Москве образовалось, - а с выскочкой-Новиковым он, с его-то опытом, справится без труда, тем более, что про нейроблокаторы и диссоциативы он прочитал... Несчастный доктор споткнулся в дверях: за столом, явно не замечая происходящего, сидел Гордеев. Саша, действительно, на время позволил себе отключиться и улететь в воспоминания. Вот он, раздраженный, влетает в класс, готовый разразиться гневной тирадой. Что он говорил им, немного перепуганным студентам? Что они украдут его время? Что хирургов из них не получится? Вот перепуганная Маша, в кошмарной с точки зрения гигиены, шерстяной юбке, вот нахальный Глеб, считающий, что ему, сынку главврача, все позволено; вот Вика, раздражающе водит по лицу пуховкой на ручке; вот спящий Фролов. Еще минута, откроется дверь, и в класс ввалится доктор Смертин, а потом, потом он наорет на опоздавшую Чехову. Шум в дверях выдернул Гордеева из воспоминаний, только вместо Леры нейрохирург увидел Степанюгу. Еще больше разозлившись на несчастного, - воспоминания были приятными, а Лерки рядом не хватало всегда, - Саша плотоядно улыбнулся: - Проходите, коллега, - а потом, оглядев уже собравшуюся аудиторию, продолжил, - коллеги, меня попросили рассказать о проведенной нейрохирургической операции, и я это обязательно сделаю, но сначала мне хочется поговорить об экстремальной медицине вообще и экстремальной хирургии в частности. Вы все знаете, что развитие современная хирургия получила изначально как хирургия военная. О Пирогове, Бурденко говорить, я думаю, излишне. Это - история нашей медицины. Я хочу поговорить о другом. О проведении операций в экстремальных условиях. Степанюга занервничал, завозился на стуле. - Что, Семен Аркадьевич, вы хотите продолжить? Вы, как мне известно, обладаете уникальным опытом в данной области. Степанюга что-то пробормотал себе под нос, а Гордеев продолжал: - Мы привыкли оперировать в уютных операционных, под светом, с толпой ассистентов и морем оборудования вокруг. А давайте представим себе, что всего этого нет. Есть только вы, ваш опыт и больной. Пройдемте в операционную. Врачи загалдели, потянулись к выходу. Саша, дождавшись, пока все выйдут, поспешил в операционную. И снова вспоминал. На этот раз правильный ответ о том, что троакар в аппендэктомии не применяется, а потом наглое, уверенное "есть еще ассистированная лапароскопическая аппендэктомия". Врачи столпились вокруг стола. - Прошу, коллеги. Сымитируем ситуацию. Имеем приступ аппендицита в экспедиции, например. Участников - двое. Пострадавший и врач. И сейчас доктор Степанюга покажет нам, что будет делать. Ну а потом расскажет, как проводить операцию самому себе. Он ведь это умеет, правда, доктор? Степанюга что-то заблеял. - Но это ведь невозможно, - произнесла молодая девушка. - Отнюдь, - припечатал Гордеев, - медицина такие примеры знает. Так, в 1961 году хирург антарктической экспедиции Леонид Рогозов провел операцию сам себе. Без ассистентов, он, правда, не обошелся, но справился всего за два часа. Впрочем, бывают примеры и поанекдотичней. Так, описан случай ссоры двух стоматологов, после чего у одного из них разболелся зуб, и бедолага, чтобы не идти на поклон к неприятелю, умудрился сам себе вырвать здоровый зуб. И чтобы не доводить до такого, перейдем к практике. Прошу!