Тис и Черт

Когда Венабл вошла в комнату, не утруждая себя стуком, Джулия была в небольшой ванне, которыми были оснащены все жилые комнаты «лиловых». Вильгемина не знала этого, но именно в этой комнате жили почти два года назад Джулия и Майкл ― девушка, которую она ненавидела за ее высокомерие, и мужчина, которого она ненавидела за его власть. Они оба возвышались над Венабл, хотя ничего не сделала, чтобы это было так. Вильгемина считала это высшей степенью несправедливости. ― Мисс Джулия, ― позвала она, не обнаружив девушку на кровати. ― Да, мисс Венабл, ― отозвалась Джулия из ванны слегка хриплым голосом. ― Тебе опять плохо? ― с нескрываемым призрением спросила Венабл, смотря на то, как Джия пытается избавиться от остатков слизи в горле. ― Мне всегда плохо, ― огрызнулась Джулия, сжимая раковину слегка дрожащими руками. ― Вы что-то хотели? ― Мистер Лэнгдон зовет тебя на кооперацию. ― Так поздно? ― Это не мое распоряжение, и… ― она не договорила. Джулию снова с шумом стошнило в раковину. Венабл посмотрела на нее с презрением и поджала темные губы. ― Будет чудо, если ты пройдешь испытание. ― Благодарю за веру в меня. Буду собираться. Надеюсь, меня не стошнит от запаха его одеколона, ― с наигранным оптимизмом произнесла Джулия. Она сполоснула рот, умылась, и восстановила слегка подпорченный макияж. Подвела губы красным и вышла из комнаты, задев Венабл плечом. Вильгемина проводила ее ненавистным взглядом. Венабл оглядела комнату, пытаясь найти что-то компрометирующее. Но Джулия, как всегда, не оставила следов. Джулия не стала утруждать себя стуком в дверь. Распахнула и вошла, тут же плотно прикрыв за собой. Ее взгляд сразу же зацепился за сидящего за столом Антихриста. ― Джулия Малкахей, ― тут же сказал Майкл, держа в руках какую-то папку. ― Родилась в Греции. Сестра и мать погибли. Изъяны отсутствуют. Он откинул листы ― чистые, ничем не исписанные ― посмотрел на Малкахей. Джия чувствовала его грусть и желание быть ближе. Нефилим ощутила укол вины — она должна забыть о прошлом и наслаждаться тем, за что столько боролась. ― Это было грубо, ― слегка обиженно произнесла Джулия. Майкл встал и подошел к ней. Видеть его с длинными волосами было непривычно. Джулия протянула руку, чтобы дотронуться до них, и Майкл слегка наклонился, чтобы позволить ей коснуться макушке. Он вырос, теперь был выше нее почти на голову, немного стал шире в плечах. Избавился от юношеского очарования и приобрел мужскую красоту. Волосы у него были мягкие, как шелк. ― Что именно? Они были вместе так долго, ему вряд ли нужно спрашивать, чтобы понять ее мотивы. Их мотивы. Они делают это вместе и разделяют вину. ― Напоминать мне о сестре и матери. ― Иди сюда, ― крепко держа ее за запястье, позвал Майкл, и подвел ее к углу в комнате, где была расстелена большая карта. Антихрист указал на место на карте. ― Это ― Греция. Точнее, то место, где она когда-то была. ― Это статуи? ― спросила Джулия, присаживаясь на корточки перед картой, и рассматривая иллюзию объемных фигур. Она не может быть одна. Если и есть единственная аксиома в ее жизни, то это она. ― Да, ― с нескрываемой гордостью в голосе произнес Майкл, положив руку ей на спину. Он словно боялся, что девушка может в любой момент исчезнуть, уйти, как сделала это восемнадцать месяцев назад. ― В моем новом мире твою сестру и мать будут почитать как богинь. И еще во Франции, там тоже статуи. Иветт говорила, что это была ее любимая страна, ― они оба какое-то время молчали, а потом Майкл спросил, с намеком на претензию. ― Тебе здесь хотя бы нравилось? Девушка облегченно выдохнула. Хоть что-то осталось в нем от капризного ребенка, коим Майкл был до сих пор ― кажется, ему было чуть больше тринадцати сейчас. ― Этот бункер построили по моим желаниям, ― заявила она. ― Да, мне тут нравится. Кормят мало, но я не даром дочь Архангела, ― Джулия тихо рассмеялась. Почти довольна. ― Уж наколдовать себе стейк свежей прожарки с картошкой-фри могу. Рядом с Лэнгдоном ее накрывали радость и счастье, спокойствие, которых она не испытывала уже давно. И спокойствие ― наконец-то не надо оглядываться за спину все время, не надо быть одной. Можно просто жить, пока они с Майклом не уйдут, пока все не закончится окончательно. Все ее мечты и желания были такими близкими, что она почти ощущала то счастье, что испытает, когда они исполнятся. ― Я скучал по тебе. Она не может быть одна. Она сделает все, чтобы не быть одной. Джулия уже не та, что была почти два года назад. Она выглядит не просто опустевшей, а разрушенной. Такое чувство, что она умерла, как и ее мать с сестрой. Майкл замечает это, впервые взглянув в ее глаза. Он так долго провел вдали от нее, которая во снах звала, тянула вернуться. Лэнгдон смотрит на Джулию так, словно она ― самое дорогое, что есть в его жизни. Хочет он изменить что-то или нет, но именно это его возлюбленная. Время не властно над ней, оно господствует вне. Снаружи Джулия же все выглядит точно так же, как и тогда, когда ушла от него. Когда Майкл был вынужден идти вперед без нее. ― Я тоже, ― Джулия капризно наморщилась, чувствуя, как ловко Майкл расстёгивает ее платье сзади, вытаскивая пуговицы из петелек. Раз, два. ― Ненавижу лиловый. ― Маленькие правила Венабл, ― хмыкнул Майкл, склоняясь к ней так, что их лбы соприкасаются. Джулия крепко держит его за запястье и чувствует, как его пальцы цепляются в ответ. ― Лучше в черном, как монашка. Майкл рассмеялся. От него сильно пахло мятой и землей. ― И это говорит дочь Архангела Михаила. ― А чем ты занимался? ― с интересом спросила она, поглаживая его по рукам. ― Только статуи устанавливал? ― усмехнулась Джулия. Требовательно. Без угрозы, но достаточно жестко. Майкл фыркнул. Джулия улыбается. Смотрит на него и улыбается. У Майкла на губах тоже появляется улыбка. Какая-то смущенная. Он головой из стороны в сторону качает, опускает взгляд. ― Прохаживался по планете, снижал уровень радиации. Чтобы ты могла воссоздать землю по своему образу и подобию. ― Много женщин было на твоем пути? Майкл усмехнулся. Она крепко сжимает возлюбленному руки. Будто хочет, чтобы он все понял сам. Он же ведь такой умный, красивый, идеальный… Так пускай поймет, объяснять она не хочет. Заглядывает в глаза и говорит совершенно спокойно. Только голос ее звучит так, словно принадлежит другому миру. ― В моей голове, в мыслях и воспоминаниях была только одна. Та, что покинула меня, чтобы предаться скорби. Дева темная моя. Джулия собиралась возмутиться ― даже Майкл не смел цитировать ее приемного отца, как вдруг с ее губ срывается совершенно другие слова. Более темные, более пагубные, и более необходимые. — Скажи, что любишь меня, — выдыхает она. — Конечно, люблю, — отвечает Антихрист. — Скажи, что никогда не покинешь, — говорит она, и Майкл повинуется. Джулия порывисто обнимает его, прижимая голову к его груди. И Майкл делает то, о чем мечтал последние восемнадцать месяцев ― гладит, гладит по голове. Он обнимает Джию, щекой прижимается к ее макушке. Ему кажется, что это как-то защитит, спрячет, поможет избежать решений, которые настигнут рано или поздно. Она смотрит на него, как на ребенка. На того, что необходимо защитить. На того, кто ничего не понимает. Его бы сильно оскорбило подобное, не знай он настоящей причины ее отношения. Он смотрит на нее, прекрасно осознавая, что ничем помочь не сможет. Касаясь пальцами ее кожи, Майкл признается, что действительно скучал по ней. По воспоминаниям — лютым, черным, страшным, — что преследовали его и не давали спокойно жить дальше. Все эти месяцы Майкла тянуло вернутся к ней, и признаться в подобном нисколько не постыдно. И когда он чувствует прикосновение к себе ее тонкими, холодными пальцами, внутри все начинает оживать. Странная натура — мертвая в нормальной жизни, исковерканная, неправильная. Живая во всей этой гнили, сырости, мраке. Майкл чувствует смерть и жизнь. Они за Джулией следом ходят, отпускать ее не собираются. Она прекрасно изведала и то, и другое. У Джулии слова где-то в горле смешиваются. Застревают. Она чуть приоткрывает губы, хочет что-то произнести, но не издает ни звука. Она кладет ладони на его спину так по-собственнически, словно кто-то может претендовать на него. Они одни, никто теперь не отнимет его. Когда его губы с жадностью приникают к ее губам, когда расстояние между ними становится крайне мало и она чувствует, что слова его не лживы, все встает на свои места. Горечь с языка не смыть водой, не отмыть мылом. Горечь уходит лишь в те моменты, когда губы Майкла тесно прижаты к ее губам, языки сплетаются, а пальцы почти до боли прижимают к себе тело. И в ночной темноте, когда за стенами бункера воет ядовитая вьюга, поднимая радиоактивный снег с пылью выше, погружая всю округу под свой белесый покров, Джия прижимается к Майклу обнаженной кожей, с жаром отзываясь на каждое его движение. Их дыхания смешиваются, поцелуи становятся все более рваными, ожесточенными. Он толкается в ее плоть сильнее, ее руки обвивают крепче. Два искалеченных, изуродованных создания находят в объятиях друг друга истинное спокойствие. Единственное, доступное им. Сдержать стоны становится все сложнее, и они дают выход этим поистине животным звукам, собирающимся где-то в груди. Под конец они почти готовы разорвать друг друга на части, двигаясь резко и ожесточенно. На шее Джии остаются красные отметины — следы губ и зубов, подаренные возлюбленным. На спине Майкла остаются красные полосы и синеющие пятна — следы ногтей и пальцев, подаренные возлюбленной. Последний толчок, глухой мужской стон вперемешку с женским вскриком. Испачканные в липкой жидкости бедра, плотно прижатые друг к другу губы. И едва различимый в темноте шепот: — Моя душа кровоточит, ты не представляешь, насколько мне больно. — Я сделаю все, чтобы избавить тебя от этой боли. Он в долгу перед ней. За все, что она сделала для него. Начиная с детских лет и по сей день. Это она защищала его. Это она постоянно прикрывала все его проступки перед собственной матерью. Несмотря на все наказания, ни разу не сказала, что виноват на самом деле он. Только благодаря Джулии у них еще есть возможность выживать в этом мире. ― Ты так и не скажешь? ― спросил Майкл, смотря на нее снизу-вверх. Джулия с восторгом проводила рукой по его мягким волосам, шелковистым, прекрасным. Таким же, как и он сам. Антихрист, ее Антихрист. ― Не сегодня, ― проговорила она. ― Мне пришлось… Сделать кое-что, чтобы терпеть эти полтора года. Это больно, но так надо было. Майкл садится, беря ее за плечи. Они оба были обнажены, и никого это не смущало. Это было так естественное. В Раю Адам и Ева тоже были полностью обнажены. Не сразу, но он привыкнет к этому взгляду. А она… Она никогда не расскажет ему обо всех тех страданиях, что пришлось пережить за последние месяцы. Выпуская Малкахей из объятий, Майкл чуть отстраняется. Но теплые, трепещущие по необъяснимой причине губы Джулии не дают ему уйти далеко. Она целует его со всем тем жаром, накопленным и спрятанном глубоко внутри. И в поцелуе этом, ровно как и в ее объятиях, есть что-то собственническое. Если кому-то он и может принадлежать, то только ей. Ей одной. Он сжимает осторожно ее лицо в своих ладонях и мнет ее губы своими настойчивее. Скучал, скучал все это время. И все то время, пока он с такой страстью и любовью целует ее губы, Джулию не покидает ревнивая мысль. Мысль, разрывающая сознание на часть. Где он научился так целоваться? Кем была та, что научила его? Прерывает сладкий морок она первой. Снова обнимает Антихриста и широко растопыривает напряженные пальцы на широкой спине, обнимая его. — Отныне мы с тобой будем вместе всегда, Майкл, — вкрадчивым голосом произносит Джулия. — Я никогда не оставлю тебя, но и ты должен пообещать, что никогда не оставишь меня. Поклянись в этом прямо сейчас. Разве может быть иначе? Он проделал столь длительный путь, преодолел почти половину земного шара, чтобы вновь оказаться здесь. И самое главное — чтобы вновь увидеть ее. Не для того он приехал, чтобы покинуть ее. Не для того. Майкл целует возлюбленную в висок. Он говорит: — Клянусь. Иначе и быть не может. Какое-то время он молчит. ― Ты могла пойти со мной. Мы могли не расставаться. Не отходи от меня далеко теперь. Я подожду. Собственные слова теперь кажутся ему глупыми. Как он мог подумать, что его просьба вообще может что-то изменить? Чувство полного одиночества ползет откуда-то изнутри. Майкл не представляет, что ему делать дальше. Думал ведь, что Джулия и правда будет всегда рядом. Оказалось, что все не так просто. На губах Джулии появляется тонкая улыбка. Эту страшную улыбку он не видит в темноте, когда возлюбленная встает с кровати и отходит в сторону. Эту страшную улыбку он не увидел бы и при ярком свете солнца. Слишком поглощен образом, слишком доверчив и открыт. Половицы под ее ногами трещат, скрипят. И где-то вдалеке ветер завывает на верхних этажах, гуляя по комнатам. Из одной в другую и обратно. Она встала и оделась. Подошла к кровати и потрепала по светлым волосам. Все прошедшие полтора года ему не хватало ее заботы. Этакой безрассудной, болезненной опеки. Джулия стоит над ним, нависает, как тонкое, молодое, но смертоносное дерево, наблюдает за каждым его движением, ждет чего-то. Его возлюбленная похожа на смертоносную кошку, готовую разорвать на части любого, кто посмеет хоть как-то посягнуть на то, что принадлежит ей. Но этого Майкл не видит. С каждой минутой, проведенной рядом с Джулией, он вновь начинает видеть мир ее глазами. Оставив короткий поцелуй у него на губах, она ушла, закрыв за собой дверь. Он остался сидеть на кровати, обнаженный, и слушал удаляющиеся шаги любови всей его жизни.