Правила Всемогущества

      Пока мы едем к Ларри, я снова переодеваюсь, ибо дресс-код мероприятия — Coctail, а значит мой смокинг с атласным воротником и шелковый пояс — излишние детали. Можно вернуться к привычному классическому костюму, правда галстук в любом случае повязать придется. Их я не люблю — слишком говорящая деталь.       Джеймс за моими манипуляциями наблюдает с насмешливым удивлением.       — Чо ты делаешь? — спрашивает он, пока я с тихим матом ковыряю манжет белой рубашки, мечтая быстрее надеть любимую черную.       — Меняю парадный костюм на повседневный. Он как раз ко двору будет, — я, в общем, даже в обычной жизни не признаю ни smart casual, ни business casual, ни просто casual. Все эти стили могут дать ключ к раскрытию моей индивидуальности, а это неприемлемо. В будние дни — только классика. А в выходные… А в выходные меня никто не видит.       — А что — есть разница? — Джеймс переводит взгляд с одного черного пиджака на другой черный пиджак.       Я удивленно поднимаю на него глаза.       — Вообще-то, да, и довольно ощутимая, — поучительным тоном замечаю я. — Это смокинг, а это классический пиджак. Тут же все видно по деталям.       — Леррей, это просто гребаные пиджаки, унылые, как и вся твоя жизнь, видимо, — заявляет Джеймс, отхлебывая шампанское из горла бутылки.       — Ну да, кому я объясняю правила дресс-кода! — хмыкаю в ответ. — Человеку в стремной полосатой футболке… — я наклоняюсь к нему и отгибаю отворот, — фирмы Topshop, — заканчиваю, цокнув языком. Все еще хуже, чем я думал.       — Ну ты и мудень, — Джеймс приподнимает брови. — То есть тебе реально важно, во что одет человек? Сколько сотен фунтов он отвалил за шмотку? Потому что, Леррей, это всего лишь шмотки, барахло.       — Не сотен, а тысяч фунтов, — поправляю его. — И да, мне это важно. Одежда говорит о человеке все: статус, положение в обществе, личные характеристики…       Я не успеваю закончить — Джеймс меня перебивает, сверкая синими глазищами:       — И что тебе это даст? Ты узнаешь человека? Его душу? Узнаешь, чем он живет, о чем думает?       — Почти, — киваю. — А главное, я пойму, насколько он мне может быть интересен, — продолжаю спокойно, игнорируя возмущенный взгляд парня. — Это все внешние показатели, но они во многом решают. Помогают получить первоначальную информацию: какая помощь требуется, сколько человек готов заплатить, что им движет — корысть или любовь к делу. И прочее. Очень многое, Джеймс.       — Подожди, подожди… И что ты тогда скажешь обо мне? — он прищуривает свои фантастические глаза. Нет, правда, они у него бесподобные — в первый раз такие вижу… Настолько выразительные и яркие.       — Ну, взять с тебя определенно нечего, — пожимаю плечами, оставаясь равнодушным к его тону. — Если бы ты обратился ко мне за помощью, скорее всего, я бы помог тебе просто так, бескорыстно. Потому что ты занятный и, очевидно, не дурак. Но сдается мне, моя помощь тебе не нужна, потому что у тебя нет целей в жизни.       Мой новый знакомый склоняет голову набок, язвительно оскаливаясь.       — И тебя ничто во мне не смущает?       — Смущает. Твое появление у Дженнифер, но, думаю, этому есть какое-то простое объяснение. Возможно, в ходе последующего вечера ты мне его дашь, — говорю я, наконец-то переодевшись. Поправляю галстук, достающий точно до ремня брюк, выпускаю манжеты рубашки на два сантиметра из-под рукавов пиджака. Все как полагается.       — Не дам, — вдруг хмуро бросает Джеймс. — У меня еще один вопрос к тебе, Леррей.       — Валяй, — морщусь оттого, что он хлещет дорогущее шампанское прямо из бутылки, и достаю бокалы.       — Ты чего вдруг решил проявить благородство и снизойти до общения со мной? — видно, что Джеймс злится, но меня это даже забавляет.       — Я со всеми общаюсь, независимо от статуса, положения и сексуальной ориентации. Общение — это и есть мой бизнес, если ты наслышан обо мне, — отвечаю с безмятежным видом, глядя во вспыхнувшие гневом глаза парня. Все-таки очень красивые глаза — не отнять. — Разница в том, что кто-то мне неинтересен через две минуты после знакомства, потому что я знаю о нем всё и понимаю, чем он может быть полезен, а с некоторыми могу провести и пару часов.       — И позволь узнать, как долго ты намерен пообщаться со мной? — едко, с тем же гневным прищуром.       — Хм, возможно часов до двух утра. Потом мне в любом случае надо вернуться домой, иначе я серьезно нарушу режим дня.       — Угу, понятно. То есть я VIP-персона, на которую ты готов потратить более двух минут своего драгоценного времени? — Джеймс так и сочится ядом, и, в какой-то мере, мне понятен его сарказм, хотя в целом от его реплик попахивает юношеским максимализмом. Но он не выглядит наивным вьюношем, поэтому я решаю, что его горячность — некоторая форма инфантилизма.       — Нет, не совсем. Ты мне не ясен. Надеюсь разобраться в том, что ты за фрукт, — бросаю все так же спокойно.       — И что потом?       — Ничего, — хмыкаю, пытаясь скрыть улыбку — меня действительно веселит реакция Джеймса. Давно мне не встречались настолько искренние люди — пожалуй, эта черта его характера заслуживает уважения. Хотя жить с ней сложно. — Дам тебе свой номер телефона, твой мне вряд ли понадобится. Если что — позвонишь. Всегда буду рад помочь.       — Вот как… — парень поджимает губы. — А у тебя вообще есть друзья? Ты общаешься с кем-то просто так, для себя? — он задает вопрос с таким видом, будто от этого зависит судьба мира. Поедом поедая меня своими невозможными глазами. Слишком горяч. Слишком много живого огня. Цепляет, по правде говоря.       Я молчу, задумавшись. Мог бы соврать ему, но зачем? Кристально прозрачные эмоции Джеймса заслуживают правды. В моей жизни много людей, которые мне симпатичны, как, например, тот же Ларри, но они все равно клиенты. Есть Лили, но это тоже, прежде всего, деловой союз… Поэтому отрицательно качаю головой.       — Нет, друзей у меня нет. Но пока от этого не страдал, — отвечаю предельно честно.       — Останови машину! — резко бросает Джеймс.       — Куда-то собрался? — уточняю, еще больше забавляясь его горячностью.       — Да что-то мне расхотелось идти на день рождения такого же пиздюка, по-видимому, как и ты, — отвечает Джеймс, выходя из машины.       Останавливается. Заглядывает в салон, долго в меня всматривается, скользя изучающим взглядом синих глаз по моему невозмутимому лицу. И на прощание произносит:       — Нельзя судить человека по одежде. Нельзя рассматривать людей только как предмет получения той или иной выгоды от них. Нельзя делать выводы после двухминутного общения. Ты упускаешь целую жизнь, Леррей. Но мне тебя не жаль, — неожиданно лицо Джеймса меняется: губы кривит злая усмешка, глаза, внезапно прихваченные морозом, покрываются ледяной коркой. — Еще увидимся, Леррей Шаркез. И встреча будет жаркой, обещаю.       И он, смачно хлопнув дверью, уходит.       Я, проводив взглядом его напряженную спину, откидываюсь на сиденье и потираю подбородок.       Ну что за пустая бравада? Сколько пафосных слов напоследок!       Не тебе, мой дорогой, указывать, что я могу делать, а что нет. У меня есть морально-нравственные принципы, неподдельные, которые я никогда не нарушаю. И веду себя с людьми только так, как они того заслуживают. И если человек имеет достоинство, я непременно проявлю ответное уважение.       А дружба, любовь…       Это чувства и привязанности, которые могут ранить. Переживу как-нибудь и без них. Как, видимо, и без нового знакомства. Сожалею ли я, что вечер с ним так и не состоялся?       Нет. Может, оно и к лучшему — парнишка с непозволительной скоростью меня заинтересовал. Без причин и следствий. Мне не нужен такой интерес.       К слову, я снова в графике.       Ларри — человек-образ, человек-легенда, окруживший себя многочисленными тайнами и недомолвками. На публике держится высокомерно, любит закатывать глаза, когда слышит, якобы, несусветную чушь, в разговоре неожиданно грассирует буквой «р» на французский манер.       Но мне он нравится, я его уважаю. Ларри всю свою жизнь посвятил постижению тайн приготовления еды, и для него это сродни поэзии. Он объездил пол земного шара, изучая кухни мира. Средиземноморская, французская, японская, тайская, китайская, индийская, славянская, кавказская, марокканская… Перечислять можно долго. Ларри знает нюансы и тонкости любой из них. Для него процесс создания блюда — творческий акт, перфоманс, в ходе которого рождается объект искусства.       Ларри учился у ведущих поваров мира, неспешно постигая науку, поэтому свой первый ресторан открыл в возрасте сорока пяти лет. Именно тогда он решил, что теперь его опыта достаточно для того, чтобы создать уникальное место, где посетители в любой день получат возможность соприкасаться с чудом. На сегодняшний день у Ларри пять ресторанов — один в Лондоне, второй в Эдинбурге, третий в Париже, четвертый в Берлине и пятый в Барселоне. Он исправно курирует работу каждого из них, но большую часть времени проводит в Лондоне.       Мы познакомились восемь лет назад, когда только-только начало работу первое заведение Ларри. И как-то сразу нашли общий язык. То есть, я со всеми нахожу общий язык, но тут было нечто иное — искренняя симпатия: мы оценили несомненные таланты друг друга.       Я постоянно помогаю Ларри и очень часто безвозмездно, потому что он из той категории людей, кто не гонится за прибылью. Он именно художник, до состояния депрессии переживающий за свое дело. Ларри ценит мое отношение, поэтому в его заведениях я желанный гость, для которого всегда держат резерв столика.       Я говорил уже, что на публике Ларри — заносчивый и нетерпимый, авторитарно насаждающий свое мнение. Но повторюсь — это лишь образ: он принимает правила игры светского общества, которому в качестве шефа нужна дива, звезда, а не уставший лысеющий мужчина, который на досуге любит посидеть с удочкой на речке, почитать романы Агаты Кристи и поковыряться в собственном огороде. В разговорах тет-а-тет со мной Ларри неизменно снимает маску и с большим удовольствием рассказывает о внуках, а я, как всегда, внимательно слушаю.       Но сегодня мне не пообщаться с моим Ларри — сегодня меня ждет шеф-повар, чьи рестораны имеют мишленовские звездочки, а гости приезжают к парадному входу его заведений на лимузинах. Именно поэтому я не собираюсь тратить на это мероприятие более одного-двух часов.       Я сижу еще у Ларри, когда приходит смс от Лили с кратким сообщением: «Проверь почту». Извинившись перед собеседниками, выхожу на улицу, заглядываю в почту. Моя помощница не теряла времени даром — ее письмо гласит:       «Рей, этот твой Севани — Джеймс Бонд какой-то. Информации — почти ноль. Все, что нарыла, в приложении. Плюс пара его фотографий. Завтра продолжу поиски. На сегодня всё, еду домой».       Я наугад открываю несколько файлов, бегло просматривая биографию моего будущего лучшего друга. Родом из Кембриджа, до семнадцати лет жил в Тинмуте. Так, про развод родителей — в курсе. После этого события вроде как жил с матерью, но на самом деле воспитывала его бабушка. Понятно, мама, наверное, или устраивала личную жизнь, или пахала, как лошадь.       Вздыхаю — никому не нужный ребенок. Печально.       Учился вроде хорошо, но без особых достижений. Посещал музыкальную школу по классу фортепиано. Любопытно. В криминале замечен не был, трудным подростком не являлся. Середнячок без особых успехов в чем-либо. Просто парень, каких много.       Но в семнадцать лет его судьба делает неожиданный поворот. Ага, помню. Отец вдруг вспомнил о сыне. Поступает в Оксфорд, экономика и финансы. И вот здесь уже характер моего героя проявляется ярко. Учился хорошо, но дважды был отчисляем за ненадлежащее поведение. Замешан в доброй половине скандалов за период его обучения там: пьянки, наркотики, девки — полный набор. Его восстанавливали — наверное, отец постарался. Я задумчиво подергал себя за прядь у виска. Похоже на протест. Месть отцу? Нежелание мириться с навязываемой судьбой? Или просто наличие неограниченного количества бабок крышу сорвало?       После окончания университета некоторое время числился в составе сотрудников дублинского филиала мистера Севани на ничего не говорящей должности. И вдруг — бац! И мой герой исчезает. Пять лет полного провала в биографии. Только обрывочные упоминания в светской хронике, но они настолько обездеталены и обезличены, что подобные заметки можно сделать о любом селебритис. И фотографии, сопровождающие заметки, смазанные, большей частью со спины. Или в профиль, но таким образом, что детали лица ухватить нельзя. Хотя что-то даже в этих фото кажется мне смутно знакомым…       Я вдруг охаю и торопливо открываю файлы с теми фотографиями, что Лили удалось раздобыть. И едва не оседаю на асфальт.       Блять! Этого не может быть!       С экрана iPhone на меня смотрит мой сегодняшний знакомый — Джеймс. Те же синие глаза, крючковатый нос, тонкие губы, острые скулы… очевидная примесь итальянских корней. И как я сразу не заметил!       Как я вообще мог так облажаться!!!       Выдыхаю и спешу к машине, плюхаюсь на заднее сиденье, все еще рассматривая фото.       Джеймс… Вот же ж сука!       И ведь не соврал, его второе имя и правда такое — Матиас Джеймс Севани. Фантастически богатый наследник миллиардного состояния, жених на зависть, разменная монета в игре отца. Ну да, конечно! Уж счастьем собственных обожаемых до сумасшествия дочек от второго брака — об этом я наслышан — Севани-старший жертвовать не будет. А сына можно и в расход пустить ради создания мощного делового альянса.       Черт! Но он же должен был приехать только через неделю!       Но понимаю, что это не оправдание.       Я впервые за двенадцать лет прокололся, на сто процентов ошибившись в человеке. И как такое могло произойти? Ведь была же подсказка! Кого еще Дженнифер с распростертыми объятиями пустит на порог бутика в подобном виде? Только сына ее самого главного партнера по бизнесу!       Шаркез, ты идиот!       Ну вот какого хрена тебя за язык тянули — поделился, блять, своей жизненной философией. Зачем? На глаза его, что ли, ясные купился? Твоя задача — молчать и слушать, молчать и слушать! Господи, провел бы с ним чудесный вечер! В процессе все равно выяснил, кто он такой, и парень у тебя в кармане, считай, друг. Ведь видно же, что ему реально здесь не с кем общаться — именно поэтому он за тебя и зацепился.       А что теперь?       Надо его срочно найти!       Я привычно набираю Лили.       — Ты еще в офисе? — без прелюдий, с ходу.       — На выходе поймал.       — Назад возвращайся. Найди мне, где остановился Матиас Севани. Начни со всех пятизвездочных отелей — должен быть где-то там. И срочно, Лили, очень срочно!       — Рей, что случилось-то?       — Лили, я облажался. По-крупному. Впервые. Но всё потом. Жду звонка.       Откладываю телефон, уставившись в одну точку. Ладно. Без паники. В таком деле, как это, она не уместна. Чистый разум, трезвый ум.       Я все исправлю.