Правила Всемогущества

      Просыпаюсь в пять утра от настойчивого звонка домофона. Некоторое время непонимающе прислушиваюсь к перезвону у входной двери. Ко мне редко приходят гости. Почти никогда. А в такое время — тем более.       Вылезаю из кровати, нажимаю кнопку громкоговорителя.       — Леррей, это Аши, — раздается обволакивающе проникновенный голос приятеля.       Непонимание на моем лице оформляется в физически ощутимые морщины на лбу. Что за визит?       Но все объясняется, когда Малик переносит через порог тело Лили без признаков какого-либо сознания. Ее голова и руки болтаются, как у сломанной марионетки, рот приоткрыт, и она сопит, тихо похрапывая… Моя ненаглядная пьяна.       — Что это? — спрашиваю, принимая на руки бесценную ношу Аши.       — Слушай, друг, я не смог узнать ее адрес, а у Севани оставлять не хотел. Привез к тебе.       Киваю, одобряя его действия. И пока несу Лили на диван, она вдруг открывает глаза и бормочет:       — Дрова заказывали? Доставка на дом, — и снова отрубается.       Я едва могу удержаться от смеха. Ладно, провожу Малика, потом займусь моей девицей.       — Как такое вообще могло случиться? — оборачиваюсь к Аши — он стоит, прислонившись к стене и сложив руки на груди.       — Матиас, — коротко отвечает Аши. — Оторванный парень. Они полночи общались. Точнее, пили.       — Что? — у меня глаза лезут на лоб. Даже не знаю, в каком ключе расценивать эту новость. Понятно, что Матиас в курсе, кем мне приходится Лили. Но она-то? Разве я не просил ее просто наблюдать со стороны?       — Он затягивает… — задумчиво произносит Аши. — Не оторваться.       — Что еще скажешь о нем? — я пытливо смотрю на Малика.       — Он… Он несчастный человек, глубоко несчастный, — говорит Аши, не сводя с меня гипнотизирующих темно-карих глаз миндалевидного разреза. — Знаешь, у меня, по крайней мере, есть Саша. Пусть ненадолго, но он есть. А у него никого нет. Нет якоря. И поэтому Матиас непредсказуем. Я не знаю, на что он способен.       — Почему ты так думаешь?       — Увидел в его глазах. Отчаяние, Леррей. Это глаза, полные отчаяния.       — Аши, тебе не кажется, что это лирика, безосновательные предположения? — на самом деле, я верю Малику и его характеристике: он человек восточный, совсем другого типа мышления, и людей чувствует иначе. Тоньше.       — Мой тебе совет, Леррей, хочешь решить проблему — будь честен. В каждом своем действии. Вот и все, что я могу тебе сказать. Фальши Матиас тебе не простит.       Я молчу, обдумывая его слова. Меня они удивили. Вообще-то, Малик советов не дает.       — Кто был? — уточняю. Это важно.       — Все, — Аши начинает перечислять наследников известных фамилий столицы. И я слышу имена четырех кандидаток в потенциальные жены Матиаса. Кроме одного. Астрид Бергер там не было. Вот черт! Неужели он знает?       — Спасибо за Лили, — вздыхаю.       Аши кивает, на прощание тепло обхватывает мою ладонь двумя руками и улыбается.       — Леррей, что бы там ни было, ты всегда знаешь, где тебе рады.       Я закрываю дверь за Аши, чувствуя странный осадок от этой беседы. Присаживаюсь на корточки перед Лили, осторожно хлопаю ее по щекам. Она мычит, мотая головой. Кому-то завтра будет очень хреново, точнее, сегодня. Правда, неизвестно, когда это сегодня наступит для Лили, судя по ее состоянию. И как же тебя угораздило, малыш?       — Рей… — тянет она мое имя, открывая один глаз. — Это провал.       — Ты о чем?       — Рей, я не ты. Ты не должен был меня туда отпускать.       — Что случилось, Лили? — я немного напрягаюсь.       — Матиас — гипнотизер, проникает на уровень подсознания…. — она вздыхает. — Я рассказала ему о тебе.       — Ты что сделала? — и вот тут я начинаю нервничать.       — Ну… Не то чтобы все рассказала. Но… Я рассказала ему, какой ты. Он хотел знать о тебе. И… В какой-то момент… Я просто рассказала ему… Какой ты добрый, хороший, настоящий, — Лили молчит, собираясь с силами. — Я надеялась, что это исправит ситуацию.       — О боже, Лили! — качаю головой. Очень надеюсь, что были высказаны только факты на уровне эмоций, без жизненно важных подробностей моей деятельности.       — Прости, Рей, прости, — Лили закрывает глаза. — Меня тошнит.       — Малыш… — я цокаю языком и подхватываю ее на руки. Несу в ванную, умываю, долго сижу с ней возле унитаза. Потом снова умываю. Укладываю спать в своей спальне. Ночнушка от Dior — непростительная роскошь, поэтому, стараясь избегать взглядом подробности ее тела, раздеваю.       Спать ложиться уже бесполезно — на часах почти шесть, поэтому погружаюсь в привычные утренние дела, гоняя в голове и анализируя услышанную информацию.       Итак, что мы имеем? Парня, который, не прилагая особых усилий, может разговорить мою верную помощницу, что никому и никогда не удавалось за семь лет. Парня, который очаровал с одного взгляда Малика, и это было видно по его лицу. Парня, который хочет знать обо мне все, в ответ умело скрывая подробности собственной жизни. Парня, который и без моего деятельного участия может собрать в своем доме весь цвет золотой молодежи Лондона, а меня при этом не пустить на порог. Парня, который меня чертовски интригует, и я вынужден это признать.       Перед уходом из дома оставляю на кухонном столе для Лили антипохмельный набор, легкий завтрак и записку: «Это провал, Лили! Не смей вылезать из кровати, пока не протрезвеешь!» И смайлик. Сегодня управлюсь без нее.       Дверь моего офиса почему-то открыта. Не понял.       Решительно захожу внутрь, ожидая увидеть все, что угодно и кого угодно, кроме Матиаса Севани.       Но он здесь. В моем офисе. В восемь утра. Свежий, начисто выбритый, распространяющий аромат дурманящего одеколона, нагло улыбающийся. Сидит за моим столом, в моем кресле, сложив ноги на поверхность из красного дерева. Да что ж всех так тянет водрузить конечности на мой дорогущий стол?!       Одет просто, без всякого намека на вчерашний шик. Обычная белая футболка, просторные серые брюки из легкой ткани, на босых ступнях — шлепки. Видимо, игнорирование дресс-кода — это его самая сильная сторона. А впрочем, какая разница? Уже понятно, что в рамки общепринятых стандартов мне его не вписать. Никак.       Молча присаживаюсь в кресло напротив и выжидающе на него смотрю, не делая прогнозов. Просто жду, что он мне скажет.       — Ну привет, — произносит наконец Матиас.       Я киваю в ответ, продолжая молчать.       — Как тебе вчерашняя вечеринка? — интересуется он, ерничая.       — Показательные выступления. Я понял, — отвечаю спокойно. — Каков посыл?       — До банальности простой, Шаркез. При желании ты в одночасье можешь стать никем. Мимо тебя пройдут и не оглянутся, уже через два часа забыв твое имя.       — Угу. Хорошо. Ты тогда что здесь делаешь? — складываю руки на груди, закрываясь. При том, что Матиас лениво крутит мою ручку между пальцами, с комфортом развалившись в кресле.       — Я сказал, при желании. Но у меня такого желания нет. Показательные выступления, как ты верно подметил. Думается, и без меня найдутся люди, которые одним щелчком пальца разрушат твою жизнь, — Матиас откидывает ручку и насмешливо хмыкает.       Понятно. Все-таки он знает про Бергера. И откуда?       — Ближе к делу, Севани. Какова цель визита? — направляю его, хотя понимаю, что пока он не захочет этого сам, мы так и будем перекидываться ничего не значащими фразами.       — Как Лили? — подтверждая ход моих мыслей, спрашивает Матиас. И снова эта противная улыбочка. Он словно чужую маску нацепил: все эти жесты, движения, мимика — не его. Играет. Это я вижу ясно.       — В порядке. Кстати, это было некрасиво с твоей стороны.       — Приношу глубокие извинения. Она милая. И влюблена в тебя без памяти.       Я фыркаю. Да что ты знаешь о наших отношениях, Матиас?       — Ну конечно, видишь только то, что выгодно тебе, — комментирует Севани мою реакцию, и тут же в его голосе появляется сталь:       — Короче, к делу.       — Внимательно.       — Ты нужен мне, а я нужен тебе. Это очевидно. Предлагаю сделку.       Приподнимаю брови. Сделку, значит? Любопытно.       — Цель моего переезда в Лондон озвучивать не будем — ты в курсе. Более того, я знаю, что ты не только в курсе. Ты представляешь интересы вполне конкретной персоны.       Молчу, не проявляя никаких эмоций. Матиас, внимательно следящий за моей мимикой, произносит:       — По отсутствию реакции на твоем лице вижу, что ты сейчас мучительно пытаешься сообразить, как я узнал, что ты у нас лоббируешь интересы Бергера.       Имя названо. Матиас действительно знает, и это не блеф.       — А тайны нет, Шаркез. Потому что если такой человек, как ты, вдруг навещает Бергера, причем именно в тот момент, когда я должен приехать в Лондон — выводы очевидны. Особенно если приплюсовать сюда тот факт, что мой батюшка уже вел с ним переговоры. Согласись, не нужно быть семи пядей во лбу.       Может, и не нужно. Только откуда ты узнал про визит — вот что интересно. Что за утечка информации? Неужели Лили…       — Лили тут ни при чем, — читая мои мысли, говорит Матиас. — Мне достаточно было прокатиться вслед за твоим «Мерседесом» в день накануне нашего знакомства.       — Тебе заняться нечем? — я вдруг чувствую легкую злость.       — Ну, фактически, да, — вдруг честно отвечает Матиас. — Когда приезжаешь в новый город, знакомишься с людьми, а в ответ слышишь только одно имя и совет обратиться за помощью именно к этому человеку — это интригует.       — Суть сделки, Севани, — уточняю я.       — Я женюсь на дочке Бергера, — вдруг заявляет Матиас. — Мне плевать на наследниц — на всех вместе и на каждую в отдельности, поэтому, по сути, не имеет значения, кто станет моей избранницей.       — Что взамен? — понимаю, что удача не может быть такой очевидной.       — Взамен я получаю тебя, — спокойно заявляет Матиас и смотрит на меня тем самым немигающим взглядом.       — Не понял… — вот сейчас я правда не понял.       — А что непонятного, Шаркез? Я. Хочу. Тебя. Целиком. Без остатка. В свое полное распоряжение, — Матиас проводит кончиком языка по нижней губе, вроде почти незаметно, но от меня не ускользает это движение. И становится не по себе. А Севани продолжает:       — Хочу, чтобы ты стал моей собачкой на привязи и терся возле моих ног. В любое время суток. Забыл про свои дела и клиентов. Выполнял мои прихоти и желания. И если я захочу, чтобы ты, стоя на четвереньках, вылизывал мою обувь, ты будешь это делать. Ты вершитель судеб, Шаркез, а я хочу позабавиться недолго твоей судьбой. Месяца четыре, не больше. Пока идут приготовления к свадьбе.       — Ты ебнулся? — на всякий случай уточняю я, чувствуя, как предательски сжимаются от злости кулаки.       — Нет, я вполне серьезен, — просто отвечает Матиас. — Подумай, Леррей, как чудно в действительности складываются для тебя дела. После такой аферы тебе не будет равных! А что взамен? Несколько месяцев унижения. Какая мелочь! Разве ты не готов пойти на это?       Я молчу. Ублюдок.       — Ну же, Шаркез! Будет весело. Я — занятный парень, не без фантазии, — Матиас вдруг встает, обходит стол, хватает подлокотники моего кресла и разворачивает к себе. Наклоняется.       Я чувствую его дыхание на своей щеке, пока он шепчет мне на ухо:       — Ты меряешь людей по одной шкале ценностей, решая, насколько их положение в обществе может дать тебе преимущества. А у меня своя шкала — я меряю людей по степени их зависимости от собственной стабильной жизни: как цепко они готовы держаться за сложившийся уклад, за свой статус, за свои деньги. Ты, Шаркез, насколько ты ценишь свое положение в обществе? На каких китах стоит твой свет?       — Проваливай, — бормочу я, чувствуя, как руки чешутся от навязчивого желания врезать Севани. Недопустимо — это конец. И я из последних сил держу себя в руках.       — Что ты сказал? Нет, это неправильный ответ, Леррей, — Матиас находится в такой опасной близости от меня, что я слышу мерное биение его сердца. И вдруг чувствую, как его губы прикасаются к впадинке за ухом, оставляя чистый отпечаток презрения. А самое ужасное, что в этот момент я невольно прикрываю глаза, чувствуя сумасшедшее возбуждение. Как в моем ночном кошмаре. И вот это пугает меня по-настоящему. Что происходит? Что со мной происходит?       Матиас не останавливается. Горячим следом его губы прокладывают дорожку вдоль моей шеи, опускаясь к ключицам. Его рука расстегивает верхнюю пуговицу моей наглухо застегнутой черной рубашки, вторая скользит под пиджак. Я все еще сижу с закрытыми глазами, слышу учащенное дыхание Матиаса, который неожиданно отрывается от моей шеи и приникает жадным, глубоким поцелуем к моим губам. И ровно на мгновение, на одно короткое мгновение я отвечаю на этот поцелуй, поддаваясь самой губительной слабости из всех…       — Ты хочешь этого, Леррей, ты сам этого хочешь, — бормочет Матиас в мои приоткрытые губы. — Ты просто шлюха. Элитная, продажная шлюха, возможно, самая дорогая и самая желанная в Лондоне.       Эти слова возвращают меня в пространство собственного кабинета. Я резко открываю глаза и вижу насмешливый, требовательный взгляд холодных синих глаз.       — Что ты сказал? — я уже избавился от наваждения. И теперь кровь во мне закипает с новой силой. Но там нет и доли сексуального подтекста, а только острое желание разбить в кровь кулаки о личико этого мерзавца.       — Отсосешь? — Матиас усмехается, и вновь его губы кривятся в отвратительной улыбке.       — Повтори, — я нахожусь все в той же чрезмерной близости от него, и сейчас это дает мне преимущество.       — Ты слышал, Леррей. Поработаешь ртом? Думаю, ты владеешь этим искусством в совершенстве.       И вот этих слов мне достаточно, чтобы принять окончательное решение. Да в пизду все! Ты думаешь, я так дорожу своим статусом, Матиас? Большая ошибка!       Я пинаю его со всей силы ногами в живот, и он с удивленным стоном отлетает на другой конец кабинета. Встаю, одергиваю пиджак. И пока Матиас пытается подняться с пола, стремительно подхожу к нему, хватаю за отворот футболки и жестко, точно, зло бью по его наглой, мерзкой роже. Но он не испуган и даже не удивлен. На его лице по-прежнему гуляет нахальная улыбка, к которой примешивается… восхищение?       Это заводит меня еще больше, и я теряю контроль. Его глаза заплыли, из носа хлещет кровь, губы разбиты. Но это не мешает Матиасу все еще улыбаться кошмарной улыбкой.       — Тебе конец, Шаркез, — хрипло выдавливает он, когда я делаю паузу, тяжело дыша.       Я подтягиваю его ближе, почти ставя на ноги.       — А мне плевать, Севани! Это ты — никто, пустое место, сыночек, который ровным счетом ничего не сделал в этой жизни, живущий исключительно на чужие деньги. А я сделал себя сам. С нуля. И сделаю еще раз. И буду делать это столько раз, сколько понадобится! — говорю я, презрительно глядя в его лицо.       — Нет, Шаркез, ты не понял. Тебе просто конец. Или ты думаешь, тебе сойдет с рук моя разукрашенная физиономия? — скалится Матиас.       — Севани, это ты еще не понял! — встряхиваю его. Безвольную куклу в моих руках. — Если мне конец, то, по крайней мере, я буду счастлив оттого, что напоследок врезал тебе. Моральный ты урод!       Я отпускаю его, и Матиас обваливается на пол, как мешок с картошкой. Некоторое время смотрю на него, хватающего воздух ртом. И бью ногой под дых. Сильно, вложив в этот удар все, что меня так достало. Избавляясь одним махом от всех когда-либо звучавших в мой адрес просьб.       Матиас стонет, обхватывая живот руками, поднимает подернутые кровавой сеткой глаза. И снова улыбается, поганец, сплевывая на пол сгустки крови.       — И это правильный ответ, Леррей, — еле ворочая языком, произносит он.       — Выход найдешь сам, — пропуская мимо ушей его последнюю сентенцию, я покидаю офис. Кажется, навсегда.       По дороге заглядываю в туалет и отмываю руки от крови, ополаскиваю холодной водой разгоряченное лицо. Долго изучаю свое отражение в зеркале.       Мне конец. И снова, уже набившая оскомину, фраза…       Чертов Севани!