Ненависть, подарившая мне тебя

      — Чонгук, молодец. — хлопает по плечу парня старейшина. — Боги вознаградили нас, когда ты появился на свет, мой мальчик.       Он довольно оглядывает добычу, которую приволокли охотники — огромный лось, два кабана и более мелкая птица — часть пойдет на пиршество, а часть старухи засушат и сваляют, подготовив провизию на голодную зиму.       Вечером селение осветили огромные кострища — в честь предстоящего праздника был устроено собрание жителей. Вокруг заполонил дым и запах жареного мяса, по переулкам шатались дети, которым сегодня разрешили лечь позже обычного. Их внимание было приковано ко двору Чита, где от громких возгласов детей щенята были взбудоражены и визгливо лаяли.       — Тебя искал старейшина. — произнес Чит наливая в стакан друга медовуху.       — Наверное хочет, чтобы я выступил с речью. — пожал плечами Чон опрокидывая стакан за стаканом. — Я не мастак языком чесать, отсижусь у тебя.       Чит усмехнулся, в конце концов все всегда повторялось: Чон отказывался, Чит наливал алкоголь, и они сидели в его дворе, разговаривая о жизни. Вообще, его друг бы не совсем типичным вожаком, точнее сказать он был лишь вожаком охотников, нежели всего селения. И то наверное, стал благодаря Форту, который являлся самым крупным волком в стае. Чон не любил управлять, ему было в тягость организовывать жизнь людей, по крайней мере он сам так говорил. Но уважение, которым он пользовался среди людей ему льстило. Не на пользу характеру парня пошла ранняя потеря родителей от лихорадки, в семнадцать лет он стал нелюдим, дерзок на слово, привыкал решать все проблемы силой. Мало кому известно какой он был на самом деле, даже Чит иногда не догадывался какие странные мысли рождаются и умирают в его голове. Он искренне презирал старость, приносящую болезни и ломоту костей, никогда не мог представить себя старше того возраста в котором находился. Мало интересовался девушками, да и родители большинства девушек были против, чтобы их дочери общались с нелюдимым и странным охотником.       — Форт на кормежке? — поинтересовался друг, не зная как подступится к молчаливой задумчивости друга.       — Нет, оставил его во дворе, побудет пока при мне некоторое время. — Чон убрал прилипшие ко лбу пряди.       Сегодня медовуха не приносила опьянения, казалось, что он пьет воду, потому что мучавшие охотника мысли никак не отпускали. Он беспокоился за своего друга, не понимал странного поведения девчонки, резко выполнившей ради жизни волка все его приказы. Чон думал, что ее заботит только собственная жизнь и ради освобождения она захватила контроль, но кажется ошибся. В его голове не укладывалось такое простое решение проблемы: ведьма откажется и умрет, а он с волком будут счастливо жить дальше? Тут явно был подвох.       Накидав в миску кусочки мяса, и схватив стакан с водой, Чон направился к зернохранилищу. Внутри стоит гробовая тишина, девушка никак не отреагировала на отклик. Проверив, что она жива, Чон оставляет рядом еду, не желая будить спящую пленницу. Проснется — поест, он не хочет лишний раз с ней разговаривать. Чон старательно душит проснувшуюся благодарность, вспоминая, что ни разу не дал девчонке объясниться. А может оно и к лучшему, прояви он лишнюю слабость, кто знает, чем бы закончилась его жизнь?       — Просыпайся негодник, как можешь спать до обеда! — огревает Чона по лицу морщинистая рука.       — Бабушка! — удивленно и обиженно взрывается Чонгук, протирая глаза от слепящего света из окон. — Когда ты приехала?       Старуха хозяйничала в доме внука, пытаясь хоть немного прибраться и найти еду.       — Вот почему у тебя невесты нет, негодник?! — причитала старая женщина, складывая грязные миски в таз с водой. — Убиралась бы хоть у тебя.       Чонгук вскочил, едва успев натянуть нательную рубашку кинулся обнимать бабулю. Женщина прекратив на секунду ворчание обняла непутевого ребенка, который обхватил ее большими руками за спину. Вытеснив ее из-за стола, он проворно начал мыть посуду, передавая женщине, чтобы та вытирала чистым куском ткани и складывала.       — Ты когда пришла? — повторил свой вопрос парень, быстро раскладывая остатки вчерашнего мяса по тарелкам.       — Только что, негодник! Старейшина попросил провести церемонию, сказал, что ты совершенно не интересуешься нашими обычаями. — проворчала она разбирая жирное мясо на волокна.       — У меня были свои дела. — возразил Чон, пытаясь выстоять перед гневным взглядом пожилой женщины. — Я охотник. И я позаботился о том, чтобы церемония прошла в довольствии.       Ворчание старухи не воспринималось как что-то серьезное, однако внук, несмотря на упрямый характер, слушался ее. Он знал, что бабушка заботится о нем больше всех остальных и за ворчливостью на самом деле скрывалась безграничная любовь к ребенку.       Войдя в храм Чонгук застал женщин, убирающими помещение — они тщательно намывали пол и стены, сметая пыль и грязь с алтаря. Руководившая за процессом бабушка, занималась в углу посудой — начищая песком потерявшие блеск медные кубки и тарелки.       — Куда это? — Чон поудобнее перехватил завернутую в простыню ношу, и переминаясь с ноги на ногу двинулся к бабушке.       — Что это? — удивилась женщина, хотя примерно и догадывалась, что скрывалось за замшелой тканью. — Положи на настил.       Проследовав за внуком, она отодвинула ткань, и с какой-то неприязнью отшатнулась от тела.       — Кого ты убил? — строго обратилась она к внуку, желая получить объяснения о том, чье тело было завернуто в простыню.       — Ведьма. — прошептал Чон наклонившись к женщине. — И она еще жива.       Удивленная женщина, метала взгляды то на внука то на тело женщины, не решаясь произнести что-то. Они уже давно не проводили человеческих жертвоприношений, она припомнила, что в последний раз готовила одного юношу во времена, когда ее муж был жив.       — Оставьте меня с внуком. — обратилась старуха Чон к своим помощницам, и те перекинувшись между собой любопытными взглядами вышли наружу.       Схватив нож, женщина, полосой разрезала простыню, после чего разорвала прохудившееся на жертве платье. Полностью оголив девушку, женщина критически окинула ее состояние, отметив что рана виднеющаяся на плече была вновь вспорота.       — Ты пытал ее? — глядя на изувеченное тело, стало не по себе. — Рана глубокая и покрыта гноем. Нужно будет отчистить, нельзя, чтобы она предстала в таком виде.       Она вручила внуку тряпку с тазом, в котором мылилась вода и приказала обтирать девушку, сама же побрела к шкафу, где хранились травы. Заварив порошок аира и засушенные побеги багульника крутым кипятком, женщина принялась размешивать получившуюся мазь, чтобы та немного остыла. Обернувшись она увидела, как внук еле волочит мокрым краем тряпки по покрытой бурыми пятнами коже, вокруг скамьи сочится грязная вода, кровавыми следами стекающие по поверхности дерева.        — Ты провозишься так несколько часов, прежде чем отмоешь ее. — заключила она подойдя ближе.       — Я не хочу к ней прикасаться. — отстраненно протянул парень, и не обращая внимание на замечание, промокнул тряпку в мутной воде.       — Привык убивать, но боишься какой-то полудохлой ведьмы? — усмехнулась она, вырывая у парня тряпку и вручая плошку с мазью. — Дай-ка я закончу тут.       Она принялась растирать девушку, вымывая с кожи грязь и следы крови.       — А это что? — удивилась она, увидев туго замотанную конечность, которая опоясывала почти всю руку до локтя. — Подай мне нож.       Стоило разрезать мокрую от попавшей воды ткань до старухи дошел ужасный гнилой запах, распространившийся по всему помещению и заставляя горло сжаться от приступа тошноты. Чон в любопытстве закрыв нос локтем подошел чуть ближе, пока бабушка разматывала тряпки. В тусклом свете лампад, он разглядел как от следов хищника растянулись мелкие черные паутинки — нити гноя тянулись под бледной кожей, заражая по венам кровь и разрушая ткани организма. Сама рана даже не зарубцевалась — на ней будто покрытые росой виднелись оранжевые капли яда, которые не давали образовывать крови рыхлую корку.       — Ее волк укусил? — взбудораженно произнесла старуха, которая несмотря на доносившуюся вонь близко склонилась над отмирающей конечностью и внимательно разглядывая все. — Где ты ее нашел?       — В лесу. — произнес Чон не понимая почему вдруг это заинтересовало бабушку, чутье подсказывало ему, что она не просто так выведывает об укусе волка, поэтому он решил солгать. — Видимо укусил, раз рана есть.       — То есть ты к этому не причастен?! — внезапно женщина грозно устремилась на внука, пытаясь разглядеть в его лице правду.       Он растерянно помотал головой, гадая о том, почему она вдруг резко рассердилась. Женщина вырвала из рук внука плошку, и вновь наклонилась над Арчи, только теперь ее интересовала рана на плече. Как можно аккуратнее она раскрыла кожу, и обильно нанесла буро-зеленую кашу, которая смешиваясь с запахом гноя и крови портила воздух еще сильнее. Достав из корзины чистые тряпки, она обвязала все открытые раны, оставив лишь открытой руку, которую лишь промокнула листом дуба.       — Помоги одеть ее. Чонгук с неприязнью дотронулся до обнаженной кожи девушки, стараясь как можно дальше вытянуть руки. Бабушка проворно обмотала тело белой простыней и накинула на плечи вторую, полностью укутывая девушку.       — Отнеси ее к себе. — произнесла она прикрывая лицо воровки.       — Что? Бабушка, что ты говоришь, я не понесу эту дрянь в свой дом. — возразил Чон, но в ответ лишь получил легкий толчок в спину.       — Иди, да поживее. Я вернусь к вечеру, — схватив корзину, она опустошила ее, оставив внутри лишь пару тряпок. — если с ней что нибудь случится к этому времени, спрошу с тебя, ясно? Никому не говори о ней, если очнется, успокой и попробуй накормить.       Мужчина стоял как вкопанный, явно не понимая, к чему бабушка просит его заботится о ней. Да эту девчонку сжечь заживо нужно, а она переживает за то, что она до вечера не протянет. Не собирается он тащить ведьму в свой дом и услужливо предлагать свою постель, чтобы она сделала его своим логовом. Форт во дворе, почуяв ее запах, может снова обезуметь, он слишком рискует.       — Нет. — жестко ответил Чон, неаккуратно швыряя тело на скамью. — Или она и твоим разумом завладела? Он повернулся к бабушке, пытаясь понять причину резкой перемены в отношении к девчонке. — Ты ослушаешься меня? — в голосе чувствовалась угроза. — Я живу куда больше твоего на этом свете, мальчишка. И если я прошу отнести ее в дом, то тебе так и следует поступить. Иначе мне стоит сказать об этом старейшине? Попросить помощи? Ты ее отнесешь к себе домой и дождешься меня. Чон был ошарашен, он смотрел, как лицо старухи краснеет и распаляется от ярости, а руки ее подрагивают в напряжении сжимая плетеную ручку корзины. Он впервые видел, как его любимая и питающая к нему нежность бабуля выходит из себя, что в глазах ее сейчас плещется ненависть за проявленную непокорность. Она всегда оставалась добродушной и по старчески аляповатой, никогда не разрешая себе повышать голос на внука, даже когда приходилось терпеть его юношеские выходки. Сейчас же впервые наблюдая стариковскую грозность парень задумался. Внезапно голос ее смягчился и шагнув к внуку, она нежно окатила грубое мужское лицо материнской лаской. — Она не причинит тебе вреда, не переживай. Сделай так, как я прошу тебя, сынок. Доверься мне и позаботься о ней до вечера. Больше я тебя ни о чем не прошу.