Ненависть, подарившая мне тебя

      Стоило только войти во двор, как Форт виляя хвостом подбежал к Чону и вставая на задние лапы предпринял попытку достать до его рук. Парень отвернулся и недовольно зашипел на друга:       – Прочь! – локтем мужчина поддел ручку двери, открывая перед собой залитый светом коридор дома.       – Не смей приближаться к ней.       Волк непонимающе облизнулся, после чего побрел вглубь двора, и начал раскапывать спрятанную когда-то давно заначку. Чонгук прошел в комнату, после чего недолго думая вогрузил тело на незастеленную кровать. От манипуляций она содрогнулась, простонав что-то нечленораздельное съежилась от холода.       – Вот же черт! – выплюнув ругательство он схватил с полки одеяло и раскрыл на тело, стараясь, лишний раз не смотреть на бледное и измученное лицо.       Чон испытывал презрение, ему не нравилось, что бабушка попросила оставить девушку в его доме, казалось, что она портит и оскверняет все лишь одним своим присутствием. От мыслей Чонгуку стало не по себе, поэтому всполоснув рот водой, он поспешил убраться из дома, опасаясь как бы зараза не пробралась к нему в разум.       Но стоило открыть дверь, как перед ней появился настороженный волк, который с интересом заглядывал глубь дома. Чон схватил животное за загривок и потащил со двора, намереваясь запереть у Чита в клетке, но волк заупрямился. Он хитро глядел на хозяина, все время убегая от него и не давая натянуть на себя поводок.       – Форт! – зарычал в нетерпении Чонгук. – Живо ко мне! Волк приблизившись на расстояние вытянутой руки остановился, после чего с безучастным видом растянулся на траве, всем своим видом давая понять, что не намерен покидать сегодня дом. Мужчина пару раз пытался подступиться к хищнику, обхватывая мощный корпус руками и поднимая вверх, но тяжелая туша волка, вкупе с его нежеланием покидать пределы двора не позволили ему протащить волка дальше, чем на несколько сантиметров.       Чонгук выругался: оставлять их наедине слишком опасно, волк того и гляди без присмотра откроет дверь и побежит к девчонке, к которой до сих пор испытывал нездоровый интерес, даже несмотря на контроль Чона. Чонгук шатался по двору в поисках занятия, однако в таком скучном и маленьком пространстве просто нечем было заняться, поэтому устав от бессмысленной ходьбы вокруг дома, парень присел на ступеньках. – Даже выйти из дома не могу! – прокричал в порыве злости парень. Хотелось крушить все вокруг, но больше всего хотелось вытащить почти безжизненное тело в лес и закопать поглубже. Как-то незаметного для него все стало сложнее, чем он привык жить, и это его не радовало. Прошло несколько часов, прежде он смирился с присутствием девчонки, и решился перекусить в доме. Откопав в погребе овощи, мужчина принялся растапливать кухонную печь, после чего занялся приготовлением рагу. Его запасы проваренного и консервированного мяса исчерпались, поэтому недолго думая, он закинул в огромную сковороду нарезанную морковь и капусту и залив до краев водой поставил тушиться.       Из комнаты доносилось какое-то копошение, мужчина вытянувшись заглянул в свою спальню – девушка пыталась распутаться от окружавших ее тряпок и принять сидячее положение. Волосы огромными колтунами расползались по вспотевшей шее, а тяжелое дыхание приводило к стонам и хрипам, чем-то отдаленно напоминавшись глухой хруст свежей щепи.       – Как тебя зовут? – обратился мужчина, войдя в темное помещение. Девушка не сразу поняла, что находится в другом месте, лишь оглядевшись, она заметила, что лежит на сухой постели, ее избавили от грязной одежды, прикрыв простыней и одеялом от холода.       – Воды. – прошептала девчонка, облизывая потрескавшиеся губы в нервном вздохе. – Пить.       Чонгук удержался от желания закрыть дверь в комнату и оставить жертву на борьбу с жаждой, в последний момент с недовольством на себя зачерпывая из ведра родниковую воду. Подойдя на расстояние вытянутой руки он протянул в ее руки стакан, однако та неловкими движениями ухватившись за стакан, задрожала, расплескивая по постели большую часть жидкости.       Чон измученно выдохнув приблизился к ней и выхватив посуду из рук склонился над головой, приближая к искривившемуся рту спасительную жидкость. Через два-три шумных глотка девушка с вздохом протолкала в пищевод воду, отчего-то она казалась ей горькой, как будто приправлена прогоркшими орехами. В конце концов, девушка не возобладав с усталостью рухнула обратно на подушки – простое питье оказалось куда труднее чем она могла себе представить. Перед глазами все кружилось, благо глаза не разрезал яркий дневной свет – окна были чем-то зашторены, а свет проливающийся от лампы был тусклым и не причинял боль глазам.       Она мельком разглядела, что стены теперь были деревянными, и лишь в одном месте от прямоугольных балок тянулась каменная кладка – она в перемешку с глиняным растровом оформляла маленький камин, в котором дотлевали оранжевые огоньки. Сил, чтобы тратить на страх у Арчи не оставалось, она совершенно не чувствовала своего тела, лишь пробирающую до костей боль. Вода немного смыла ужасный вкус во рту – вкус крови, желчи и немытых зубов, но девушка по прежнему ощущала как проеденные десна зудят. Ее взгляд блуждал в темноте, девушка медленно моргая, осматривалась, пока наконец не столкнулась с парой заинтригованных глаз Чонгука. Он был близко – не больше двадцати сантиметров, глубоко склонившись изучал ее. Черты лица парня показались в темноте девушке особенно заостренными, сквозь узкую полоску верхней губы проглядывали зубы парня – немного неровные, потому что левый зуб был длиннее на миллиметр, и Арчи это отчетливо разглядела.       – Как тебя зовут? – спросил он неотрывно наблюдая за тем, как глаза девушки бегают, пытаясь изучить лицо в проблесках тусклого света.       – Арчи. – неожиданно громко для себя произнесла девушка, не до конца уверенная в реальности происходящего.       Он не пытается ее убить? Странно наблюдать, как выражении лица парня меняется одна за другой эмоции: презрительность, усталость, заинтересованность. Они пялились друг на друга с минуту, каждого захватывали собственные мысли и предположения. В конце концов, Чон, видимо посчитавший это глупым занятием, спросил:       – Ты есть хочешь? – в его голосе неожиданно обнаружилась учтивость.       Ведьма оставалась ведьмой для Чона, но ее крайнее истощение сейчас выглядело ужасающим: на обнаженных плечах острыми линиями выступали ключицы, по правой стороне повязка пожелтела и источала запах гноя. На шее он заметил красные отметины – следы от пальцев, и даже лицо – единственное место, которое не было подвержено насилию, осунулось выдавая впалые щеки и огромные круги под глазами. Радужка глаз девушки неестественно блестела, а белки глаз помутнели и выдавали сильнейшее отравление организма. Она как-то заметно сжалась с момента их первой встречи, будто пыталась просочиться сквозь постель и сбежать от гнета его взгляда.       – Хочу. – еле заметное шелестение губами не осталось незамеченным, хоть Чонгук и отвернулся.       Все что сейчас происходит в комнате кажется жутко странным: Арчи ожидала проснуться на холодном грязном полу, а то и вовсе в могиле, но ее обложили подушками, услужливо предлагают еду. И парень выглядит беззлобно, будто его муха какая-то укусила, и он забыл все то, за что ненавидел девушку. Она сама не до конца осознавала, что произошло той ночью между ней и волком, но предполагала, что это приведет к ее гибели, потому что точно также однажды умерла ее мама. Она все время возвращалась к этим воспоминаниям, которые теперь по прошествии времени казались ей нереальными.       Чонгуку казалось, что он медленно сходит с ума. Время тянулось чертовски медленно, будто специально растягивая их совместное с ведьмой пребывание в одном доме. Бабушка не спешила домой, хоть и обещала вернуться к вечеру. Сейчас парень испытывал отчуждение и непонятное чувство безвольности.       Глядеть на результат своей жестокости оказалось куда труднее, чем он мог себе предполагать, он все еще не хотел иметь ничего общего с ведьмой, но эта девчонка – Арчи, даже ложку самостоятельно держать не могла. Она болезненно жмурилась даже от света заката, который он впустил в комнату, слезливо озираясь по сторонам в поисках самого темного угла, будто могла бы до него дойти. Чтобы посадить ее в постели потребовалось огромных усилий – девчонка кряхтела и стонала от каждого движения. Чону пришлось кормить ее с ложки, наблюдая за тем, как она давится и с трудом пережевывает даже самые маленькие кусочки овощей. Мужчина испытывал жалость, понимая, что ей же лучше было если бы Арчи приняла скорую смерть, чем медленно чахла расстраивая всех вокруг своим видом.       Она не задавала вопросов и не отвечала на них, не интересовалась происходящим, предпочитая смотреть лишь на ложку и смуглые пальцы, которые обхватили ее. Арчи хотела сконцентрироваться на еде, ей совершенно не нужно было думать о том, как эта рука душила ее, не думала, что сможет сдержаться при виде этого каменного изваяния брезгливой маски вместо лица парня. Поэтому она жевала и глотала, пытаясь распробовать безвкусные, чуть солоноватые овощи вперемешку с горячим бульоном. Еда придала больному телу мизерной силы, так что девушка даже немного удивилась когда перед постелью вместо огромной мужской фигуры появилось худощавая фигура, облаченная в плотный темно-коричный мужской костюм. Пожилая женщина протянула руку, плотно обхватывая лоб девушки, проверяя его на температуру.       – Кто вы? – после того, как Арчи почувствовала хоть какое-то облегчение, и пришла в сознание, она со страхом разглядывала любые тени, возникающие на стене, опасаясь, что ее вновь будут пытать.       – Я бабушка Чонгука, - карие глаза старухи покрылись белой пленкой, болезнь глаз, поразила ее уже несколько лет назад, но женщина прекрасно ориентировалась вокруг и бегло осмотрела лицо пленницы. – Ты можешь звать меня госпожа Чон, или бабушка.       – Чон-гука? – переспросила она, сразу вспоминая лицо парня, который действительно чем то был похож на женщину.       Значит он ее внук. А старуха относится к ней куда лучше, чем отпрыск, но и ей доверять не хотелось несмотря на доброжелательность. Старуха упрямо допытывалась откуда Арчи пришла, когда встретилась с волком, помнит ли она про укус и откуда появилась рана на плече. Но стоило ей только открыть рот, как на пороге появился Чон, свирепо буравя ее взглядом, он облокотился о стол и стал наблюдать как старуха, причитая промывает на локте рану.       – Чонгук, принеси тот отвар, что я приготовила, - даже не оглядываясь бросила она внуку, а после того как он вышел из комнаты, напрягла все свое зрение, чтобы увидеть выражение лица девчонки. – Это ведь Чон нашел тебя в лесу?       Старуха полоснула пальцем, собирая с плеча сукровицу из раны, отчего девушка невольно задрожала. Почему она спрашивает, раз знает, что это он? Почему не обратится к своему родственнику, выискивая у нее ответы на вопросы, о которых ей спокойно мог поведать сам парень? Знает ли женщина, что сейчас ей приходится лечить те раны, которые собственными руками нанес ее внук? Сумасшествие какое-то, Арчи гневно мотнула головой, прогоняя прочь все мысли. Она должна быть благодарна, потому что женщина сейчас с ней очень учтива, и похоже, что именно она настояла на том, чтобы Чон привел ее сюда. Учтиво помыкая внуком, она скрюченными пальцами ловко вычищает всю грязь из плеча, накладывая едкую травяную мазь.       – Будет немного жечь. – наконец произносит она, заканчивая перевязку.       Тем временем Чон ставит на стол какую то банку, от которой еще дымится пар, зачерпывает немного жидкости в плошку и протягивает девушке. Перехватив руку внука бабуля подносит к губам и сложив губы в трубочку дует на жидкость, после чего негромко отпивает.       – На вот выпей, это облегчит боль. – распробовав на вкус травяной чай, бабуля недовольно вертит головой. – Слишком слабо, чтобы полностью излечить тебя.       Арчи совсем не понимает, что происходит в этой комнате. Она водит глазами то по Чону то по старухе, подозревая их в сговоре. Но какой сговор, они же родня, если бы захотели то давно бы убили ее. Тогда зачем? Зачем эта женщина сейчас так тщательно он ней заботится, готовит ей лекарство и хочет чтобы она была здоровой? Кажется, она не понимает, что Арчи рано или поздно умрет, она и сейчас чувствует себя столь слабой, что еле губами может шевелить.       – Пей. – приказывает женщина, ближе поднеся плошку, в ожидании, что девушка попробует чай.       Но та упрямится, так что внезапно выпрямившись, старуха просит мужчину оставить их наедине. Повернув лампу к лицу Арчи, она присаживается рядом, шершавыми руками ощупывая холодную ладонь больной руки девушки, однако та не реагирует, хоть и отдаленно чувствует как теплота иголками пронзает кожу.       – Ты ведь никакая не ведьма. – наконец тихо произносит старуха, склонив голову набок и заставляя прислушиваться к голосу. – Ты и сама не знаешь кто ты такая.       Арчи поворачивает голову, заинтересованная словами женщины. Та поджимает губы, недовольно прикусывая беззубым ртом щеки. – Скажи мне, откуда ты узнала, что нужно делать? – женщина поворачивается в бок и еле заметно дышит. – Все было так давно… Когда-то я знала девушку, похожую на тебя. Ты знаешь, что умрешь? – Он бы и так меня убил.       Шумно сглотнув она отвернулась. Почему она задает такие вопросы, раз знает на них ответ? Мерзкая семейка, которая старательно играют на ее чувствах, пытаясь задеть за живое. Арчи было известно, что она в скором времени уйдет в забытье, из которое каждый раз будет все сложнее выбраться. И если Чон ждал этого момента, с нескрываемой радостью, то старуха семейства была скорее опечалена этим. Сейчас жалость раздражала как никогда. Она выпила траву и устроилась поудобнее в своей постели, не обращая внимания на то, что женщина принялась суетливо рыться в белье внука в надежде отыскать для еще одеяла. ***       – Этим раствором промоешь рану, - раздавала указания бабушка, аккуратно подписывая каждую склянку на столе. Чон огляделся – его собственная кухня стала напоминать ботанический сад: в углу покоились прутья какого-то молодого кустарника, помещенные в воду они отдавали в жидкость свой сок, окрашивая ее в бледно-желтый цвет. Возле окон старуха поставила доски, на которых разместила цветки растений, различной формы и запаха, внизу на полу выстроился целый ряд банок, в которых хранились мази и отвары. И все это предназначалось лишь для того, чтобы обрабатывать рану на плече девчонки. Травы из которых готовился ее чай были на столе – заботливо завернуты в небольшие порционные кулечки, чтобы удобнее было заваривать. Чон злился понимая, что его спокойной жизни пришел конец. Последние две недели он был вынужден терпеть лишения и ютиться в доме друга, потому что его собственный дом занимала бабушка, которая выхаживала ведьму. Он не мог оставить Форта, опасливо таская животное повсюду с собой на поводке, будто сторожевого пса. Теперь же ему предстояло еще и ухаживать за ней, что не могло не раздражать хозяина дома.       – Почему ты нянчишься с ней? – просвистел в ненависти парень, незаметно отшвыривая стебли какой травы за окно. – Она давно должна была умереть. Я не собираюсь за ней ухаживать.       – Чонгук! – строго обратилась женщина. – Прекрати. Она не виновата в том, что случилось. А вот ты…       Не успела она договорить, как ее прервал разъяренный рык молодого мужчины.       – Она и тебе в голову залезла! – в отчаянии он ударил по столу, рассыпая мелкую пыль на пол – Не нужно повторять мне, что она ни в чем не виновата. Я знаю, что видел. Я поймал ведьму, а ты ее выгораживаешь! Из-за нее страдает мой волк.       – Волк убьет тебя, если она погибнет! – не выдержала женщина, огревая руки парня прутиком.       – Я его контролирую, она отпустила его. – Чонгук отчаянно защищал свою точку зрения, не желая отступать.       Старуха тяжело вздохнув села на стул. И как объяснить молодому отчаянному парню его риск? Случаев похожий на его было катастрофически мало, и, пожалуй, в одном она была солидарна с внуком. Арчи не стоило доверять, потому что хоть она пошла бескорыстно на смерть, ее ненависть к Чону отчетливо была видна. Она не сомневалась в том, что в этой после этой загадочной смерти произойдет нечто ужасное. Возможно, в ее книгах или в детских дневниках что-нибудь отражено. Положение Арчи было очень похожим на то, что она однажды увидела, когда пробралась к старшей сестре. Стариковская память подводила ее в деталях, но она отчетливо помнила запах, которым смердила рана – это был дикий, гнилой и до тошноты притягательный запах плоти.       Устройство человека таково, что он лучше запоминает свои чувства нежели скупые факты, и сейчас бабушка Чон была точно уверена, что на старости лет все-таки нашла причину по которой в молодости покинула ее сестра.       – Присматривай за ней. – сурово произнесла старуха. – Хоть я и не верю в то, что девчонка – ведьма, в ней таится что-то опасное для тебя. Я чувствую, что с ее смертью твоя жизнь будет под угрозой.       – Бабушка!       – Меня не будет три недели, Чонгук! – она обратилась к его рукам, проводя по запястьям ладонью. – Ты должен присмотреть всего три недели, после чего я увезу ее. Травы, что я подготовила останавливают процесс распространения яда, поэтому их ей нужно пить постоянно. Рану на плече, обрабатывай один раз в день, к руке не прикасайся.       Мужчина бросил тяжелый взгляд на дверь, которая сейчас отделяла их. Кажется, придется три недели безвылазно сторожить эту ведьму. Но где это видано, чтобы волка оставляли пасти овец? Проследив за ним, женщина, повернула внука к себе и пронзительно посмотрела в карие глаза юноши, который в полном смятении ожидал, что она откажется от этой глупой идеи.       – Поклянись, Чонгук. Ты должен ее защитить.