F52.7

Все эти блядских два дня между сеансами Геральту по ночам снился Лютик. Он ничего не делал пошлого, просто смотрел на него своим этим сучьим невыносимым взглядом, от которого хотелось удавиться. Или убить к хуям это развратное уебище. Геральт не высыпался и был куда злее, чем обычно. Лютик во сне облизывал губы и постоянно скользил по себе ладонями, а его джинсы оттягивал стояк. Геральт ненавидел его, блять. Надо было что-то делать, но он не знал, что. Такого в его практике еще не было. Да, он ходил советоваться к Тиссае. Перелопатил кучу литературы на тему. Он, блядь, даже чуть не пожаловался Трисс – впервые в жизни. Кое-как сдержался, не хотелось пугать девчонку, ей и так работа тяжело давалась. Он просыпался весь в поту в три часа ночи и лез в интернет, надеясь найти там статьи или хотя бы советы на форумах и в блогах. Все херня. Обычно мужики с таким диагнозом мешали жить только своим женам. Кобель – вот такой у них был диагноз. Конечно, это если не брать в расчет насильников с маниакальным психозом, но с Лютиком был явно не тот случай. Те мужики отрицали, что много трахаются, но не отрицали, что любят трахаться. Кто ж не любит? Они говорили, что их жена/подруга – фригидная сука. Они никогда честно не называли, сколько у них любовниц или любовников. Про любовников так вообще чаще молчали. Они морщились, беря рецепт на психотропные или на успокоительные. Они клялись, что пьют назначенные гормональные, но вряд ли пили, скорее бы скормили своей собаке. Лютик был патологически честным. И послушным. Черт. Это бесило еще больше. Но не так сильно, как то, что он смотрел, не отрываясь, и ловил каждое сказанное Геральтом слово. Как он умудрялся делать это, если у него в башке стучала только одна мысль – психотерапевт видел ее так ясно, будто смотрел на ебаный плакат с красными буквами. Трахаться. Вот что там было написано. Что с ним делать, а? Что с ним таким вообще можно было сделать? Он и вправду приволок гитару на следующий сеанс. Снял чехол с плеча, положил на диванчик, сам сел рядом, в уголок, как обычно. Все так же не научился застегивать пуговицы на рубашке, мамаша его, наверное, мало по рукам в детстве пиздила. Надо было больше, заодно б отучила письку в кулаке зажимать при каждом удобном случае. Чем с ним вообще занимался детский психолог? Видимо, тоже… письку мял вместо работы. - Здравствуйте, Геральт. «Трахни меня», - прочитал мужчина в пристальном взгляде голубых глаз. - Добрый день. Как твои дела? - Хорошо, как и всегда. - Ты принимаешь все, что я прописал? - Да. - И как сон? Лучше спишь? - Да, потому что много трахаюсь. Не знаю, помогают ли таблетки. Скотина, блять. Конского возбудителя тебе прописать, и заеби себя до смерти, еблан. - Сколько партнеров у тебя было за эти два дня? - Я не смогу назвать даже примерно. Я был на закрытой вечеринке, там было много голых людей. Какое-то время у меня были завязаны глаза, я не знаю, сколько именно задниц и вагин побывало на мне и сколько членов… - Я понял. Сколько партнеров, кроме той вечеринки? Опять он себя наглаживает, мать его. Эти руки вообще когда-нибудь унимаются? Надо срочно занять их гитарой. Господи, даже если он херово играет, от этого все равно будет польза. - Шесть, - сосчитал Лютик. – Вы планируете задавать этот вопрос каждый раз? Я могу запоминать для вас, если нужно. - Было бы неплохо. А еще лучше было бы, если бы ты старался уменьшить их количество. - Зачем? - Это именно та цель, к которой мы с тобой стремимся. - У меня относительно вас совсем другая цель. Прямо противоположная. Блять, да сколько можно-то уже?! Он хоть когда-нибудь, – ну хоть, сука, мать его, когда-нибудь! – может думать о чем-то другом? - Давай попробуем отвлечь тебя. Доставай гитару. - Хорошо. Что спеть? Пальцы перестали шерудить по бедрам. Геральт внезапно возлюбил эту пресвятую гитару просто за то, что она есть. Хотя в музыке он, в общем-то, не сильно разбирался. Но хоть ноты в виде ебущихся человечков не представлял, это уже можно было считать весомым достижением в отсутствующем музыкальном образовании. - Мне все равно. Что тебе нравится? Лютик накинул ремень гитары на себя, сел удобнее. И Геральт возлюбил эту гитару еще раз, когда Лютик отвел от него свой ебучий взгляд и опустил его на струны. It’s what my heart just yearns to say In ways that can’t be said It’s what my rotting bones will sing When the rest of me is dead It’s what’s engraved upon my heart In letters deeply worn Today I somehow understand the reason I was born… Геральт замер, едва услышав первые звуки струн и голоса. Вот же, а ведь парень в самом деле охрененно поет. Больше, чем охрененно. Мужчину даже не разозлило, когда Лютик поднял ресницы и снова уставился на своего психотерапевта, не прерывая игры. И музыка была красивой, мелодичной. И текст неплох. 'It’s not fair, It’s not fair how much I love you It’s not fair, cos you make me laugh when I’m actually really fucking cross at you for something'…* Лютик пел, изредка бросая взгляд вниз, но по большей части пялился на Геральта. Он выглядел… красиво. Может быть, если бы Геральт его не знал и встретился с ним где-нибудь в баре, если бы их знакомство началось с этой песни, он бы… Нет, он никогда бы не стал одним из тех шести-или-может-больше-я-не-считаю-зачем-мне-это? Но взгляда Геральт не отвел ни на секунду. Песня закончилась, Лютик приспустил инструмент на колени. - Это то, чего вы хотели? - Да. Но не то, чего я ожидал. И это радует. Лютик вопросительно склонил голову набок, убрал с лица челку. Геральт пояснил: - Я ожидал пошлых матерных песен о грязном сексе. - Эта песня о сексе. Все песни о сексе. Вообще всё в мире – о сексе. - Это красивая песня. Ты красиво поешь и играешь. Мне понравилось. Стоп, что это? Что сейчас было с лицом Лютика? Вот так на нем выглядит смущение? Вот от этого? От похвалы его пения? Не от мыслей о сексе, не от развратных предложений себя, не от скуления с просьбами подрочить или отсосать? И он промолчал. Ничего не сказал, и не скалился в улыбке, как обычно. Просто смотрел, розовея щеками. Смотрел даже почти нормальным взглядом, в котором на миг потускнели пропечатанные красным призывы оттрахать его немедленно. И Геральт ухватился за эту нить, как утопающий за соломинку. В душе он просто скакал, как сумасшедший, размахивая руками и вопя. Лицо оставалось непроницаемым. - Что это за песня, Лютик? Расскажи о ней. - Да, хорошо, ладно. Я ее сам написал. Лет пять назад, может. Просто песня, не знаю, что еще сказать. Она не привязана ни к чему. Вам… вам правда нравится? Геральт кивнул. Лютик уставился во все глаза, а потом отвернулся, отвел взгляд, провалился им куда-то за прикрытое светлыми жалюзи окно. - Я могу петь, пока вы будете меня трахать. Блять! Сука, сука, сука!!! Опять все по пизде, опять! Нет, это нельзя отпускать, этим надо пользоваться. Вытянуть все, что можно. Вдруг еще не все потеряно. - Сыграй еще. Лютик снова посмотрел на психотерапевта. Поправил гитару. There’s a second wind coming As we lie here in our bed It rattles the bones of our fathers Carries whispers from the dead, And you, you light a candle. And I make sure the bairns are fed. You turn the telly on To drown out your fear And make the bed up silent on the floor So no-one will hear us You try so loud to love me But I cannot seem to hear. Cos you, you touch My skin peels off like paint But beneath all of our panting There’s this noise I cannot shake…** Эта песня была более яростной, агрессивной. И да, она была о сексе. Но все равно Лютик выглядел лучше, чем когда пожирал мужчину перед собой взглядом, прожигая насквозь. Он выглядел… Нет, Геральт никогда бы не признался себе… Чертовски милым. Его взгляд уже не вызывал неудовольствия. Пальцы, бегающие по струнам, а не по рукам и ногам, казались притягательными. Нет, не казались. Потому что… просто потому что. И все. Нахуй это. Но когда Лютик закончил играть, он с такой мольбой и ожиданием впился взглядом в Геральта, что тот чуть не охнул и на миг даже растерялся. - Это… кхм. Теперь я понимаю, почему у тебя так много… поклонников. Ты вправду хорош. В музыке. - Спасибо. Пальцы, сжимающие струны, побелели от напряжения. Гитара звякнула мелодично. И Геральт теперь видел перед собой мальчишку. Просто мальчишку, черт подери. - Как твои родители относились к твоему увлечению музыкой? Лютик смешался, нахмурился, поджал губы. - Равнодушно. Как и вообще ко мне. Пальцы отпустили гитару. Одна рука принялась наглаживать колено, вторая поднялась к губам, Лютик принялся грызть ноготь на большом пальце. - Положи руки обратно. - Хорошо. Он вправду послушался. Замер. Вздохнул. Глаза снова блеснули. - Я могу положить их на вас, это будет приятно. Просто разомну ваши напряженные плечи, если позволите. - Нет. - Почему? Всего лишь… - Нет. - Пожалуйста, я же только… - Я сказал – нет! Лютик резко опустил голову, пряча лицо под свесившимися волосами. Ебаный кретин, блять! Расслабишься на секунду, и все, он опять за свое. Извращенец хренов, озабоченная бестия. Так, все, спокойно. Это работа. Он болен, ему нужно лечение. Блять. Он ревет там, что ли? Твою мать! - Успокойся. Если хочешь, мы прервем сеанс, ты можешь уйти сейчас. Лютик замотал головой. Утерся тыльной стороной ладони. - Извините. Это, наверное, из-за ваших препаратов. Со мной раньше не случалось. Они так должны действовать? Геральт задумался. - Не совсем. Но это тоже уже прогресс. - Мне не нравится. Я просто хочу трахаться. Хочу хотеть трахаться. Это то, зачем я живу. Если есть какой-то смысл вообще. Геральт досадливо рыкнул. Лютик оживился, очевидно, снова почувствовав себя в своей тарелке. Так. Пометочка в блокнот. Не издавать при нем лишних звуков. Гребаный извращенец от этого заводится. Говнюк. - Хорошо. Убери пока гитару. Расскажи мне о своем детстве. Обо всем, что с ним связано. Любые моменты, какие тебе захочется. До того момента, как ты впервые занялся сексом. В целом, Геральт был доволен сеансом. Очень даже. Наконец-то ему удалось копнуть глубже. Он, может, даже выспится сегодня. Да, парень рассказывал всякую хрень о своем досексуальном периоде, при этом все так же мерзко пялясь и не скрывая возбуждения, но, по крайней мере, Геральт уже знал: секс – всего лишь единственный доступный ему способ получить такое необходимое одобрение, потому что ничем другим он добиться его не смог. Слишком сильно это въелось в истраханный мозг, слишком, блять, сильно. Но вытащить можно. Выковырять, как пинцетом, по крохам. Геральт очень, очень на это надеялся. Хватило бы сил. Которые к ебеням резко закончились в конце сеанса. Ничего не предвещало беды, Лютик уже стоял у двери, собираясь уходить. Опять шагнет за порог и выдрочится, думал Геральт. О, он слышал стоны в прошлый раз, как можно было не услышать! И вдруг с той стороны постучали. Лютик приподнял брови, взглянул на Геральта. Тот кивнул, парень повернул замочек на дверной ручке. - Ой, простите, у вас еще пациент, я позже… Трисс смущенно попятилась, но Лютик распахнул дверь широко. - Мы уже закончили, - успокоил ее Геральт, встал с кресла и подошел, замерев у Лютика за спиной. В метре. Упаси господь подойти ближе к этому придурку, он же сейчас разорвется в районе штанов. - Здравствуйте, - мурлыкнул Лютик довольным голосом. Геральт в бешенстве заметил, как растерянно скользнул взгляд Трисс, останавливаясь на невозможно голубых глазах этого конченого еблана. - Проходите, я уже ухожу. Если вы, конечно, не хотели бы составить компанию мне. Я вижу, вы чем-то расстроены, кто мог обидеть такую милую девушку? Хотите кофе? Трисс – черт ее мать подери! – смущенно улыбнулась. Геральт шагнул вперед, схватил парня за плечо и сдавил так сильно, как мог. Синяк останется, блять, ебаное все. И зарычал ему в ухо утробным шепотом: - Если подойдешь к ней, я тебя убью, смекаешь? И в ту же секунду он понял, что делать этого не стоило. Блять, вообще не стоило. Потому что Лютик вздрогнул, шумно вздохнул, у него подогнулись колени, так что пришлось потянуть его за плечо вверх. И он сдавленно простонал. Развернулся к тут же отпустившему его психотерапевту и, дыша тяжело и улыбаясь до омерзения довольно, кивнул. - Да, я понял, Геральт. Мужчина посмотрел на едва заметное на джинсах Лютика растекающееся влажное пятно. Он, блять, просто так взял и кончил, просто потому, что Геральт ему в плечо вцепился. Охренеть. Охренеть, блять. Ебануться можно. - Уйди. - До свидания, - осклабился Лютик и ретировался, обходя недоумевающую Трисс. Слава Юнгу, она ничего не заметила. Потому что Геральт вообще не хотел бы кому-то что-то объяснять в этой ситуации. Даже себе. Особенно, блять, себе.