Букет Венеры

Работа тем временем шла полных ходом. Кисаме и Яхико снимали старые половые доски и уносили их на задний двор, в то время как Итачи с Кабуто, устанавливали новую половицу, идеально стыкуя и проверяя, чтобы та не скрипела. Орочимару же решил предоставить ремонт молодым, принося ребятам лишь чай, чтобы те промочили горло и передохнули. Конан и Нагато, как и планировали, обновляли фасад здания, в то время как Сасори занимался вывеской и откровенно тянул время. Кукла, которую он должен был принести Какузу в магазин, уже давно была готова. Вот только собственные нервы и волнение не позволяли ему расслабиться, а момент неизбежного хотелось оттянуть на максимально поздний срок. У Дейдары и Минато ремонт крыши проходил в полнейшем молчании. Парень выполнял сугубо свою работу и даже не смотрел в сторону учителя. Он не хотел с ним разговаривать, а даже если бы вдруг возникло такое желание, то не знал о чём. Подрывник уже не первый раз ловил себя на мысли о том, что настолько погряз в своей обиде и наказании Минато за отвергнутые чувства, что утратил ту драгоценную близость и тепло Намиказе, которые так любил и которые в своё время пленили его сердце. Цукури даже понимал и признавал, что ведёт себя как полный идиот, и что нужно остановиться, но собственная упёртость и уязвлённые чувства не позволяли пойти на контакт или начать разговор первому. — Дейдара, мы можем поговорить? — спокойным тоном поинтересовался у парня Минато, желая начать разговор правильно. — А нам есть о чём? — равнодушно отозвался Дейдара, не отрываясь от своего занятия. — Я хотел… извиниться перед тобой, что тогда не воспринял твоё признание всерьёз, посчитав его юношеской незрелостью, — посмотрев на Цукури, тихо, но искренне произнёс Намиказе, надеясь, что его слова дойдут до бывшего ученика. — Я не хотел тебя ранить и причинить боль своим отказом. Прости меня. — Снова вы об этом, Минато-сан, — устало и со вздохом закатил глаза подрывник и всё же посмотрел на учителя, который напоминал ему грустного брошенного котёнка, но вот только жертвой был он сам, а не мужчина. — Ну, извинились вы, ну, простил я вас. А дальше что? Это ничего не меняет. На данной ноте их разговор закончился, и они оба вернулись к работе. Дейдара даже ценил, что Намиказе первым начал разговор и попытался с ним поговорить. Но он ждал других слов. То, что мужчина сожалел и страдал от своего отказа и тех слов, Цукури хорошо знал и видел, ведь именно ради этого он устроил свою месть и так жестоко отвергал учителя. Однако вся та обида и злоба уже давно прошли, и теперь парень хотел любви и тепла Минато, ведь его чувства не изменились. Но Намиказе не понимал этого и даже не догадывался. Он всё ещё был зациклен на мысли о ненависти подрывника к себе и не видел его нежных чувств, думая, что они уже давно угасли и исчезли. Именно поэтому усталый и равнодушный тон Дейдары прозвучали для него как знак того, что парень ни в каком виде не заинтересован в восстановлении их тёплых отношений. Осознавать это было очень печально и даже больно, ведь Минато любил его, но как своё солнышко, как ученика. В голове и сердце мужчины поселились сомнения: стоит ли вообще оставаться тут и терзать Цукури своим присутствием. Да и Намиказе в любом случае думал однажды покинуть Букет Венеры. Он хотел вырастить этих детей, присмотреть за ними и уберечь от коварных планов Орочимару. И, собственно, свои задачи Минато выполнил. Дети выросли в сильных молодых людей, которых ждало будущее, и весь мир был открыт. Планы змея по экспериментам над телом Дейдары канули в небытие и, похоже, нукенин даже не планировал возвращаться к своим чёрным делам. «Возможно, сейчас именно то момент, когда стоит оставить это место, и найти свой собственный путь», — мысленно заключил Намиказе, снедаемый изнутри сомнениями и сложившейся ситуацией с Цукури. Всё же ему хотелось бы расстаться со всеми на позитивной ноте и с хорошими воспоминаниями. Но не всё в жизни складывалось так, как этого хотелось. Конан тем временем предприняла ещё одну попытку поговорить с Нагато и достучаться до него, но тот оказался невыносимым нытиком, от чего они только сильнее разругались. Девушка, как ни старалась, не могла понять друга, который откровенно строил из себя жертву обстоятельств и предательства. Да, они с Яхико отдалились от Узумаки, но хотят исправиться. А тот, как упрямая капризная девочка, отвергает любые попытки на сближение и сам от этого страдает и ноет, что он никому не нужен. Где логика в этом всём — Ангел не знала. За всеми этими недосказанностями, конфликтами и ссорами издалека, не вмешиваясь в дела молодых, наблюдал змей. Орочимару было интересно познавать жизнь людей, их обыденные проблемы, так как сам был крайне далёк от мирских забот. Он открыл свой источник вечной молодости и, прожив столько лет бок о бок с этими детьми, потерял как таковой интерес к науке. Скорее она заняла место хобби, которым нукенин любил себя занять в часы скуки. Но основным предметом его интереса стали люди, живущие с ним под одной крышей. Человеческая жизнь в его глазах была так коротка. Именно из-за её скоротечности люди являлись такими хаотичными существами, пытаясь успеть как можно больше за отпущенный им срок. — Почему вы не вмешаетесь и не поможете им помириться? — спросил Учиха у змея, когда вышел на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом. — Может, по той же самой причине, по которой ты держишься от их проблем подальше, Итачи-кун? — в ответ поинтересовался Орочимару, коротко усмехнувшись на вопрос парня, который не так часто с ним общался, а ведь так хотелось. — Справедливо, — спустя небольшую паузу, ответил молодой гений, обдумав причину своего невмешательства. А она была в следующем. Итачи попросту не хотел лезть не в своё дело без спроса. Он видел накал отношений между Конан и Нагато, и полное недопонимание между Дейдарой и Минато. Но никто его о помощи не просил. За советом не обращался. Даже не жаловался на ситуацию и не делился своими переживаниями. Значит, его участие и мнение никого не интересовало. А навязываться Учиха уж точно не собирался. — Вам с Кисаме не тесно в новой комнате на первом этаже, куда мы вас переселили? — обратился к парню змей, переводя свой вожделенный взгляд на это идеальное, подтянутое, изящное тело с безграничным потенциалом. — Нет, всё замечательно. Да и выход сразу на задний двор крайне удобен. Мы всем довольны, — спокойно отозвался Итачи, никак не реагируя на нукенина, который всегда на него смотрел с таким желанием, словно хотел облизать с ног до головы. Учиха глупцом не был и прекрасно понимал, чего желал Орочимару. Но за своё тело он готов бороться, да и зубастая акула, поняв, как это тепло и удобно спать с кем-то в обнимку, в стороне не остался бы. Кисаме вообще, как узнал Итачи, чему искренне удивился, оказался крайне компанейским человеком, который любил миленькие вещи и чужое тепло, и быстро впадал в скуку, когда оставался один или сидел где-то в стороне от своего чёрного кота. Клички Учихи, к слову, менялись постепенно. Сперва тот был мальком, затем воронёнком, а теперь чёрным капризным котом, за которым мечник обожал ухаживать и выполнять любые капризы. Пожалуй, эти двое были единственными, у кого в жизни всё сложилось хорошо, и не возникали конфликты. Хотя Учиху не покидало стойкое ощущение, что скоро они придут к своему камню преткновения. А дело заключалось в долгих пристальных взглядах Хошигаки и его горячих больших ладонях, что сводили Итачи с ума, а тело парня непроизвольно покрывалось мурашками. Они оба понимали, что заинтересованы друг в друге, но почему-то оба ограничивались малым, не пересекая черту обычных сожителей. Напряжение от этой странной ситуации неуловимо нарастало. Итачи всё чаще ловил себя на мысли, что хотел ощутить эти сильные руки и большие горячие ладони не только на своей щеке или спине, а везде. Чтобы мечник свободно касался его тела с той трепетностью и с тем желанием, с которым каждый раз смотрел на то, как Учиха переодевался. А ещё, парня уже долгое время настойчиво терзал один вопрос: каково целовать человека с такими острыми акульими зубами? И Итачи понимал, что момент того, когда их терпение лопнет, и они перейдут черту своих желаний, уже не за горами. Парня волновало лишь одно: что будет потом? Он никогда прежде не испытывал подобных желаний и не задавался такими вопросами. Для него подобное поведение и мысли были в новинку и, можно сказать, чем-то инородным, не логичным, не поддающимся здравому смыслу. И эта неизвестность пугала молодого гения. Он не знал, как себя поведёт Кисаме, перейдя эту черту. Испортятся их отношения? Изменяться? Или всё останется как есть? Учиха не мог даже сам себе сказать и определиться, какого исхода желал. Он был уверен лишь в одном. Хошигаки стал частью его жизни, и Итачи тянуло к этой зубастой акуле, обожающей трескать усаги ринго. Сасори же, закончив делать вывеску к вечеру и хорошо обдумав сложившуюся ситуацию, пришёл к выводу, что тянуть резину не имеет смысла. Опыта у него нет, но сделка была заключена, и менять её условия уже поздно. Да и выставлять себя трусом Акасуна не хотел. В конце концов, жизнь продолжается, и однажды бы он всё равно пришёл к тому, что занялся бы сексом. А Какузу, похоже, опытный и, возможно, даже будет чуть более аккуратен с ним в его первый раз. Хотя обещание мужчины, что он выжмет из Сасори ту скидку, которую наторговал парень, откровенно пугало его. — Ого, круто! Ты настоящий молодец, Сасори. Скоро ужин будет, — взяв новую вывеску из рук друга, любезно напомнила Ангел, с интересом рассматривая безукоризненную работу Акасуны. — У тебя золотые руки. — Руки как руки, — пожал плечами парень, будучи довольным, что его работа была принята и положительно оценена Конан. — Меня на ужине не будет. Нужно занести куклу Какузу. — Хорошо, тогда мы оставим твою порцию. Сам себе разогреешь, как вернёшься, — спустя небольшую паузу лёгкого замешательства, отозвалась девушка. Конан была умной и наблюдательной девушкой, от которой скрыть что-то не представлялось возможным. Пусть она ничего не говорила, но всё видела. И в данном случае Ангел заметила те нотки волнения и мандража перед встречей с их поставщиком. Вопрос стоял лишь в том, что могло так взволновать вечно спокойного и невозмутимого Акасуну. У девушки порой возникало ощущение, что её друг и вовсе не был способен на какие-то эмоции, как и его куклы. А тут… напряжение, которое испытывал Сасори… — У тебя какие-то проблемы? — прямо спросила Ангел, глядя сверху вниз на парня, который был её ниже на голову. — Ты же ведь знаешь, что мы не чужие люди. Ты всегда можешь обратиться к любому из нас за советом или помощью. — Спасибо, Конан, но всё хорошо. Вам не о чем волноваться, — заверил подругу, слова которой определённо его воодушевили и приободрили, но он мужчина и не должен бежать как последний трус перед трудностями. — Я пошёл. — Удачи, — пожелала Хаюми, глядя в спину удаляющемуся парню. Сердце Ангела было не на месте от волнения, но раз Сасори говорил, что «всё хорошо», то ей ничего не оставалось, кроме как довериться парню и поверить в его слова. Да и они уже давно не дети, и в состоянии постоять за себя и дать отпор обидчику. И что не менее важно, Акасуна был одним из самых рассудительных из них. Наверное, вторым, после Итачи, который казался более живым и менее подвластным стрессовым ситуациям, чем сама Конан и Сасори. Найти магазин Какузу оказалось не так просто, как ожидал парень, пройдя даже один раз мимо. Благо, добрые люди подсказали, где найти нелюдимого, алчного мужчину в маске. Тот уже готовил магазин к закрытию, как увидел Сасори на пороге своего заведения. Малыш выглядел спокойным, но это спокойствие можно было сдуть лёгким ветерком. — Долго ты, — коротко произнёс, отдавая должное мужеству мальчишки, который всё же пришёл, хоть и явно боялся этого. — Товар готов? — Да, — кивнул Акасуна, проходя вглубь заведения, напичканного всяким странным барахлом, от чего казалось, что здесь можно было найти абсолютно всё. — Тут есть место попросторнее для демонстрации? — Иди за мной, — спокойно отозвался мужчина, проводя партнёра на задний двор, где находился кое-какой стройматериал для других заказчиков. Привычная демонстрация и объяснения несколько успокоили парня, который смог переключиться на хорошо знакомую работу, и, казалось, всё было как всегда, за исключением обстановки. Какузу как и прежде записывал все возможности новой куклы и её особенности, чтобы затем представить товар во всей красе с учётом всех достоинств. Сасори показалось и даже возникла мысль, что того договора с партнёром и вовсе не было. Тот вёл себя настолько обыденно, что трудно было представить, что после этой демонстрации что-то будет, помимо разговора о каких-то деловых вопросах. — Я всё записал, — по-деловому произнёс мужчина, самостоятельно запечатывая куклу в свиток, к которому приложил и свои записи. — У меня уже есть один покупатель, который готов купить эту марионетку по хорошей цене. Всё как обычно. После продажи за вычетом стоимости материала ты получишь свою долю. — Хорошо, — вновь коротко кивнул парень, проследовав за Какузу обратно в магазин, где тот убрал свиток под прилавок в сейф, и выжидающе смотрел на мужчину, надеясь, что тот его отпустит или хоть что-то скажет утешительное или ободряющее, даже в форме издёвки. — Поднимайся наверх. Первая дверь справа от лестницы, — сухо произнёс казначей, пересчитывая кассу и деньги, не отрывая от них своего пристального взгляда. Это равнодушие откровенно задело Акасуну, который поспешил скрыться с глаз долой на второй этаж. Всё же не такого он ожидал, хотя и сам виноват. Какузу купил его этой скидкой, как обычную шлюху, и имел полное право делать этой ночью всё, что только в голову взбредёт. Он вовсе не обязан быть с Сасори нежным и аккуратным в его первый раз. Это лишь личные хотелки самого парня, которые провалились с треском, а равнодушный тон мужчины вернул обратно в суровую реальность. «Ничего страшного. Я справлюсь. Нужно будет лишь немного потерпеть», — убеждал сам себя Акасуна, пытаясь унять мелкую неконтролируемую дрожь в теле. Но как бы он не храбрился, а себя не обманешь. Ему было страшно. И не только из-за того, что это был его первый раз. Сасори никому не говорил и тщательно скрывал тот факт, что боялся физической боли. Это было таким позором для шиноби. Но именно поэтому парень не раз завидовал своим куклам, которые ничего не ощущали, мечтая тоже однажды стать куклой и больше не бояться. Когда касса была пересчитана и закрыта, как и магазин, мужчина поднялся на второй этаж к себе в комнату, застав Сасори лежащим спиной на его кровати и прикрывшим рукой лицо, словно пытался не смотреть реальности в глаза. Душевные метания парня даже забавляли Какузу, а в голове всплывал тот самый разговор со скидкой. Тогда малыш говорил совсем как взрослый, уверенный в себе молодой человек, а теперь дрожал и боролся с собой и своим страхом. — Будешь так нервничать, поседеешь раньше времени. Это всего лишь секс, — присев рядом на кровати, спокойно произнёс мужчина, проведя кончиками пальцев по шейке и губам парня. — Если расслабишься, то тоже получишь удовольствие. — Да, — сдавленно отозвался Акасуна и резво принял вертикальное положение, сев рядом с партнёром, и стал непослушными руками расстёгивать свою лёгкую весеннюю куртку. Парень не мог мыслить здраво и заставить себя успокоиться даже после слов Какузу, поэтому решил пойти по пути наименьшего сопротивления. Чем быстрее они начнут и всё сделают, тем быстрее всё кончится. И этот вариант никак не устраивал самого мужчину. Он мог, конечно, отпустить мальчишку, забрать свою скидку из вычета с продаж нескольких марионеток, но хотел попробовать этого трусливого зверька на вкус. Что-то ему подсказывало, что Сасори должен быть не так плох, несмотря его неопытность. По меньшей мере, он был живым и настоящим, в отличие от тех шлюх, что имитировали стоны, просто потому что так надо для партнёра. — Иди сюда, — требовательно, но без давления произнёс Какузу, потянув парня за локоть, и усадил на колени к себе лицом, придерживая Акасуну за талию, чтобы тот никуда не делся и не упал. — Закрой глаза. Сасори ничего не оставалось, кроме как исполнить требование. Сердце готово было отбивать чечётку, а руки сами упёрлись в грудь мужчины, как преграда, но настолько же хлипкая, как веточка ивы. Какузу тем временем снял свою маску и головной убор, после чего взял малыша за подбородок и притянул ближе к себе, целуя в эти невинные мягкие губки. А через пару секунд проник языком в этот маленький ротик, вызывая у парня ощутимую волну мурашек и дрожи. Для Акасуны это было впервые. Он неумело отвечал на поцелуй партнёра, понимая, насколько ужасно плох в этом, что с ним буквально игрались, как с куклой. Но ничего не мог с этим поделать и лишь старался делать хоть что-то, в итоге став повторять за действиями Какузу. Это были совершенно новые для него ощущения, соприкосновения губ и ощущение этого желания и явного опыта, превосходства над тобой. Что ещё несказанно порадовало Сасори, так это то, что мужчина не спешил и просто придерживал его за талию. Может, это было и не очень хорошо для плана самого парня «раньше начать и кончить», но, по крайней мере, не так страшно. Надуманные ужасные мысли о резком и болезненном сексе отступали сами собой под напором умелых губ любовника. Какузу не спешил и не торопился. И нет, это не означало, что он намерен разводить сопли и три часа растягивать малыша, говоря, что всё будет хорошо и какой тот милый. Нет, это не для него. И он обязательно горячо трахнет это соблазнительное тельце. Мужчина привык отвечать за свои слова, и не выпустит Сасори из своих объятий, продолжая быстро и агрессивно вбиваться в его попку до рассвета, или пока парень сам не упадёт без чувств. Но свою долю удовольствия малыш тоже должен был получить, ведь он не насильник. Тем временем действо плавно перешло на кровать в горизонтальное положение. Какузу буквально подмял под себя податливое тельце парня, продолжая терзать его губы и рот, а свободной рукой забрался под одежду и поглаживал по талии и животу. Кожа у Сасори была ожидаемо нежной, какой и выглядела. Прикасаться к ней одно сплошное удовольствие, как и чувствовать дрожь в этом теле. Но теперь она была другой. Не от страха, а от желания и трепетания перед новым и неизвестным. — Скажи, уже и не так страшно, да? — с усмешкой обратился к Акасуне, который открыл глаза и с какой-то детской наивностью и обидой надул свои истерзанные покрасневшие губы. — Это всё ты виноват. Напугал меня, — ворчливо произнёс парень и отвёл взгляд, чувствуя себя проигравшим, только непонятно в чём. — Правда? Я такой страшный? — с издёвкой спросил в ответ мужчина, переходя поцелуями на открывшуюся шейку, как внезапно укусил, оставляя яркую отметину, и услышал тихое «ай!». — Боишься, что я съем тебя? — Н-нет, — всё ещё отводя взгляд, отвечал Сасори, крайне удивившись укусу, которого уж точно никак не ждал. — Просто… я не люблю, когда больно… — всё же признался и довёл до сведенья мужчины главную проблему их ситуации. Данное заявление показалось Какузу не серьёзным или надуманным, а-ля как для девушки «первый раз всегда больно». Но внимательно посмотрев на парня, понял, что тот говорит про боль в целом. Что странно, ведь тот был нинздя, и не плохим. В голове на пару мгновений возник диссонанс, после чего тихо рассмеялся, глядя на стушевавшегося паренька. — Я не буду с тобой нежен, как с какой-то ванильной барышней, и больно будет, — сообщил откровенность за откровенность Акасуне мужчина, ближе наклонившись к нему, а рука опустилась на его пах, надавливая на уже ожившего маленького дружка, и получил в ответ шумный сдавленный выдох. — Но тебе будет хорошо, — пообещал он, чтобы парень не переедал себе нервы. Эти заявления буквально взрывали мозг Сасори, заставляя сердце метаться от ужаса к надежде каждую ёбанную секунду. Тело определённо начинало отзываться на ласки и поцелуи мужчины, жажда их только больше. Парень чувствовал то возбуждение и желание, которого никогда прежде не испытывал. Желание чужого тепла, чужих рук и губ. А ещё… стыдно было признаться, но то, что Какузу доминировал и подмял его под себя, заставляло Акасуну трепетать, а сердце биться чаще. Ощущение собственной слабости перед кем-то более сильным, опытным и взрослым — это заводило парня. И что самое главное: Какузу чувствовал это, как и понимал, что не прогадал, предложив Сасори данную сделку, и сделал на него верную ставку. Малыш был как открытая книга для него, но живым. И ему хотелось вызывать всё больше и больше настоящих ярких эмоций парня. Как и наслаждаться его телом. Одежда Акасуны улетала в сторону одна за другой, вещь за вещью, пока не осталось ничего. Ему хотелось откровенно спрятаться от этого пристального довольного взгляда и собственной наготы, но деваться было некуда. Поэтому было принято немного детское решение раздеть и мужчину, чтобы они были в равных условиях. Какузу неожиданной инициативе Сасори не сопротивлялся, и даже помогал, усмехаясь с офигевающего лица парня, который явно не ожидал увидеть такой рельеф. Нет, кукловод, конечно, знал, что у его партнёра тело было подкаченным, но не таким же! — Чему ты так удивляешься? — ехидно поинтересовался казначей, глядя, как его любовник неуверенно пытался стянуть с него штаны. — Ничему, — буркнул в ответ Акасуна, таки справившись с поставленной задачей, но легче не стало. У мужчины был уверенный стояк, а размеры агрегата казались слишком велики для его тела. Нет, это, конечно, можно попытаться впихнуть в него, но двигаться не получилось бы, о чём и сообщил партнёру. Какузу на этот скулёж лишь хмыкнул и ловко перевернул парня на живот, потеревшись членом о соблазнительную мягкую попку. Нет, они слишком далеко зашли, чтобы включать заднюю передачу. Сасори не успел даже ничего сказать, как два пальца проникли в его рот, играясь с языком, губы мужчины оказались на загривке, а рука на члене, став двигать вверх вниз. Сопротивляться этим прикосновениям и действиям не было ни единого желания, от чего сам замер, прогнувшись и приподняв бёдра, чтобы Какузу было удобнее двигать рукой. Ещё несколько долгих секунд, и пальцы покинули рот Акасуны, переходя к его дырочке и проникая внутрь. Малыш был тесным, но его попка должна была справиться с этой задачей. — Ничего не получится, — отчаянно проскулил парень, ощущая неприятное проникновение пальцев сзади. — Это будет очень больно. — Не ной. Лучше встань на колени и раздвинь булки руками, — велел казначей, достав из тумбочки лубрикант, и смазав им свой член и попку парня, проникнув сразу двумя пальцами. Сасори на это тут же тихо зашипел, но старался не «ныть» и вести себя как мужчина, претерпевая боль, которой так боялся и не любил. Он послушно стал в нужную позу и раздвинул ягодицы, стараясь дышать и не думать, какой вид открывался Какузу. А вид открывался замечательный. И больше ждать мужчина не намерен был. Он пошло похлопал головкой по сжимающейся дырочке и медленно, но без остановки проникал в попку парня до упора, довольно прошипев от того, как его член сжимало и сдавливало со всех сторон. — Больно!.. — зашипел Акасуна, уткнувшись лицом в постель, агрессивно сжав её в кулаках. Но Какузу ничего не стал отвечать. Он уже говорил, что будет больно, и подтирать эти сопли не собирался. Вместо этого он стал двигаться. Не быстро, но на полную выходя и разом толкаясь, слыша под собой шипение и тихие сдавленные ругательства. Сасори терпел и наверняка молился, чтобы это закончилось всё быстрее. Но, в глазах мужчины, глупый ребёнок не знал, от чего оказывался и что хотел так побыстрее закончить. Но он ему покажет. И прямо сейчас! Двигаться в парне с каждым толчком становилось всё легче, от чего и угол проникновения можно было менять. Где-то на пятом толчке мужчине удалось найти чувствительное место, от чего всё тело Сасори выгнуло в обратную сторону, а кожа покрылась мурашками. Спустя ещё пару движений снизу слышались уже не ругательства и шипение, а тихие сладостные стоны. Акасуне всё равно было больно, мышцы ныли, как и вся попка в целом, даже подташнивало от этих ощущений, что внутри тебя находилось что-то инородное и двигалось. Но когда Какузу стал касаться и надавливать на какое-то место, то в животе всё сжималось, дыхание останавливалось, а по телу проходила волна какого-то странного удовольствия, которого хотелось ещё и ещё. Стоны сами стали слетать с его губ, а член становиться твёрже. — Прогнись обратно, так будет ещё приятнее, — приказал казначей и сам надавил на шею и лопатки парня, проникая под таким углом гораздо глубже и острее. — Мххх!.. — Нет, подожди!.. Я не могу!.. — сквозь стоны снова заскулил Сасори, переставая понимать, что вообще происходило. Какузу проникал слишком глубоко и резко, буквально пронзая его, от чего становилось только больнее и в тоже время сладостнее. Как вообще боль и удовольствие могли уживаться вместе Акасуне было непонятно. Сердце то и дело норовило выскочить из груди, либо остановиться от переизбытка ощущений. От новой позы стенания парня становились только сильнее и громче, а мужчина агрессивнее и быстрее. Сасори перестал дышать, когда его настиг первый оргазм, от которого в глазах всё потемнело. Это было так хорошо и так приятно, что всякая боль и вовсе пропала, но всего на несколько долгих секунд. А потом всё началось заново, и парень даже не понял, когда успел так возбудиться, чтобы вскоре кончить второй раз с громким продолжительным стоном. А пересчитать то количество поз, которые они сменили за ночь с Какузу он не смог, если бы даже очень сильно захотел. Мужчина был просто неутомим и двигался так быстро, глубоко и агрессивно, сжимая тельце под собой всякий раз всё сильнее, что синяки и следы точно останутся. Как и красные отметины на шее парня. Какузу сам не понимал, что метил свою территорию, метил свою жертву, чтобы никто не посмел на него покуситься. Сасори слишком сладостно стонал и получал удовольствие, чтобы отдавать его кому-то другому. Не говоря уже о том, что попка и тельце у Акасуны были бесподобны. Да и выносливым малыш оказался, продержавшись до утра, пока не оказался затраханным до отключки и полной потери сил. Какузу вышел из растраханной попки парня и привёл его и себя в порядок, уложив нормально спать под тёплое одеяло. Сасори сам прижался и обнял своего любовника, уткнувшись лицом в его сильную грудь. Он был настолько измотан, что не чувствовал и не замечал ничего, кроме тепла крепкого тела. Мужчина не стал препятствовать этому и даже сам немного неумело приобнял Акасуну, плавно проваливаясь в крепкий сон.