Бывший Бог

— О Господи, — первое, что произносит Рейген, когда видит свою мать. И в какой-то панике прячет свою больную руку под стол. Пока она не заметила. Следом за ней заходит абсолютно потерянный Моб и ловит в ответ весьма удивленный взгляд Своего Бывшего Бога. Вот только удивленный в хорошую или в плохую сторону — Шигео ещё не разобрался. — Здравствуйте, — звучит звонкий голос, на который оборачиваются абсолютно все, а Аратака просто не знает, куда ему уже деть глаза, и мысленно начинает про себя молиться. Почему именно сейчас? — Здравствуйте, — как-то очень тихо и смущённо произносят одновременно Томе и Кацуя. А Экубо решает тактично промолчать. — Да, здравствуй, — выдавливает из себя Аратака и чувствует напряжение во всей этой сложившейся ситуации. Наверное, именно так и должен был закончиться этот день, думает Рейген — окончательно его добить. Теперь уже помимо женщины и Моба на Рейгена смотрят и остальные, с явным вопросом в глазах. — Может, представишь нас друг другу? — так, невзначай подсказывает голубоглазая женщина, от чего Аратака начинает чувствовать себя ещё более потерянно и неловко. — Кацуя, Томе… — начинает Рейген и бросает молчаливый взгляд на Экубо, тот понимающе кивает, и Аратака переключается на Шигео, -… Моб. Познакомьтесь, это моя мать — Амая Рейген. Проглатывая подступивший ком в горле, Бывший Бог Шигео свободной рукой указывает на собравшийся народ и добавляет: — Мама — это мои друзья. — Очень… — начинает взволновано Серидзава и тут же запинается, — очень приятно познакомиться! — Да, это, — смущенно подхвает Томе, — очень приятно. А Экубо в этот момент бросает искренне удивленный взгляд на Шигео. Моб в ответ лишь пожимает плечами. — Взаимно, — тянет женщина и загадочно улыбается, — у вас сегодня какой-то праздник? Простите, что я без приглашения. Амая щурится, рассматривая тщательнее гостей. Рейген сидит очень удачно как раз против яркого света в окошке, поэтому ей не очень-то и заметно, насколько плохо он сейчас выглядит. — А, да ничего особенного, — чешет в задумчивости затылок Кацуя, — просто пришли навестить своего начальника. Чешет в задумчивости и на последних словах ловит очень хмурый взгляд Рейгена. Ловит и понимает, что сказал сейчас явно что-то лишнее. — О, так вы коллеги! — приятно удивляется женщина. — Д-да… — тянет Кацуя, а Томе, не замечая внутреннего напряжения остальных, встаёт со стула и произносит: — Вы присаживайтесь, торт очень вкусный! — Ох, спасибо, милая, — выдыхает Амая и спешит поскорее к освободившемуся месту. Аратака в этот момент бросает растерянный взгляд на своего Бога. Растерянный взгляд, в котором так и читается: «Пожалуйста, спаси меня». Шигео в ответ кидает вопросительный: «Мол, чем я могу вам помочь?». Рейген в задумчивости начинает перебирать свои сальные волосы здоровой рукой, но на ум так ничего и не приходит. — Так чем вы все вместе, грубо говоря, занимаетесь? — также с приветливой улыбкой интересуется женщина. — Мы помогаем людям, — очень уверенно отвечает Томе. Очень уверенно отвечает и не замечает, как Аратака одним лишь взглядом отчаянно просит ее помолчать. — О, и чем же вы помогаете? — Как чем, — удивлённо отзывается Томе, которая явно гордится тем, что имеет причастность ко всем этим людям, — духов изгоняем. — Это как? — искренне не понимает женщина. — Как-как, мы — экзорцисты. После такого заявления слышится резкий хлопок, на который, наконец, отвлекается Томе. Отвлекается и замечает у Рейгена на лбу красный след от его ладони. — То есть, вы — шарлатаны, — делает вывод женщина. — Нет, — наконец-то решает вступить в перепалку Рейген. — Ты все неправильно поняла. — Хорошо, тогда объясни мне, я с радостью послушаю. — Оставим этот вопрос на потом, — старается быть вежливым Рейген, но в его интонации все равно проскальзывает еле заметная фальшь. — Лучше выпей чаю, поешь тортик, мы как раз только начали. Серидзава, ты не мог бы.? — Да, конечно, — оживляется Кацуя и наливает кипяток в чистую чашку, — прошу. — Благодарю, — мягко улыбается женщина, и так, невзначай, подняв взгляд на сына, добавляет: — Тебе, конечно, нравилось в детстве играть в волшебников, но я не думала, что эта игра затянется на столько лет. В этот момент Моб начинает чувствовать явное напряжение в воздухе, впрочем, чувствует не только он. Шигео ловит растерянный взгляд сначала Кацуи, затем Томе. Ловит и тактично бросает свой взгляд на Экубо, подавая глазами знак. Но зелёный дух слишком увлечён разгорающимся зрелищем. Аратака решает ничего не отвечать на эту фразу. Потому что он слишком хорошо знает свою мать, потому что он точно знает, что это — вызов и очередная провокация. Рейген мог бы сейчас задать ей много каверзных вопросов. Например, почему она вламывается в его дом без приглашения. Или почему она начинает сейчас лезть, куда не следует, и, самое главное, куда никто и не просил ее лезть. Но это того не стоит. Слишком много свидетелей. Вместо этого Рейген молча тянется левой рукой к поддону с тортом и двигает его ближе к себе, после чего тянется уже к ножу. — Учитель, давайте лучше я, — на автомате срывается Шигео и перехватывает нож. — Не стоит, — отзывается Аратака, — но спасибо. Моб нарезает один кусочек с долькой, аккуратно перекладывает его на блюдце и передаёт женщине в руки. — Благодарю, — повторяется Амая, и, слегка задумавшись, добавляет, — значит у тебя и ученики есть? И Аратака даже немного теряется. Теряется, потому что до конца и не помнит, что наплел матери в последнюю их встречу. Почему-то именно этот момент абсолютно вылетел у него из головы. Что он ей вообще тогда рассказывал? — Да, есть, — уверенно заявляет Шигео, пока Аратака подбирает слова. — Мы все его ученики, — добавляет Томе, в поддержку. — Это правда, — подтверждает Серидзава. А Аратака смущается от такого заявления. — Вот как, — удивляется женщина, — и чему же ты их учишь? — Много чему… — аккуратно отвечает Рейген, и неуверенно перекладывает свою правую руку под столом на другое колено. — Чему например? — помешивает чайной ложечкой чай Амая и слегка щурится, от чего Рейген переводит свой взгляд в сторону Шигео. — Жизни, — быстро находится ученик. — Да, точнее и не скажешь, — подхватывает Курата. — А ещё он помог мне с математикой, — решается добавить Серидзава, после чего ловит удивленный взгляд Амаи, который ещё достаётся и Рейгену. — Серидзава ходил в вечернюю школу, — объясняет Аратака, — это долгая история. — Понятно, — делает один глоток из чашки женщина и косится с каким-то сомнением на всю эту компанию в целом. — Жизни, значит, учит, — вздыхает она осторожно. А Аратака точно так же осторожно сглатывает. — Так и какими судьбами, мам? — старается он быть максимально вежливым. — Ой, ну. Это долгая история. Оставим на потом, — слегка подмигивает она ему. И Аратака уже понимает, чьи слова она передразнивает сейчас. Понимает, и ему становится перед всеми стыдно. Шигео закусывает губу и ясно видит, как и без того уставший взгляд Учителя становится каким-то совсем уж замученным. — Ну мы тогда, пожалуй, уже пойдём, Учитель, — начинает он очень осторожно. Аратака поднимает на него взгляд. Абсолютно растерянный взгляд. Рейген бы, может, и хотел, чтобы количество народа уменьшилось, но, пожалуй, только на одного конкретного человека. Не больше. С другой стороны… наверное, так будет правильнее. С его матерью явно все сейчас разбегутся. — Да ну, Шигео, мы ведь только пришли, — машет в его сторону возмущённо рукой Курата. — Я ведь торт старалась пекла. Мы здесь надолго, верно, Серидзава? Тот неловко улыбается и говорит: — Пожалуй, мы ведь специально время освободили, чтобы навестить вас. Даже если вы против, шеф, придётся капельку потерпеть вам своих сотрудников. Рейген снова так, невзначай улыбается с каким-то облегчением, однако… — Навестить? В каком смысле навестить? Така, ты что, болеешь? И что у тебя с головой? — указывает она на пластырь возле брови. Рейген слегка краснеет, когда мать к нему так обращается, и ловит между делом другой, примерно такой же смущённый взгляд своего Бога. — Слегка, но уже иду на поправку, — говорит он как можно более естественно. Рука под гипсом после этих слов начинает навязчиво чесаться. — И это не голова, просто бровь, небольшая царапинка… — Боже, и ты мне даже не сообщил! Это что-то серьёзное? — хмурится женщина. А Аратака в ответ закатывает глаза. — Не то чтобы… — Да! — встревает Томе, на эмоциях, — Очень серьёзное! Наш босс был атакован злым ду… На этом моменте Шигео участливо затыкает ей рот силой и даже не жалеет об этом. А после тактично бросает свой взгляд на Экубо. И снова глазами подаёт знак. Подаёт знак, который зелёный дух распознаёт только с третьего раза. — Окей, понял, — вздыхает Экубо. Всё ведь предельно просто: его просят подменить человека. — Атакован злым кем? — щурится Амая в сомнении. — Я имел… имела ввиду: атакован злым недугом. Но сейчас уже всё хорошо, — довольно сдержанно и уверенно поправляет себя Томе. — Просто простуда, с кем не бывает? И Аратака на этом моменте облегченно выдыхает. А Серидзава косится с недоумением на всё происходящее, так сказать, «за кулисами» и ловит весьма пронзительный и внимательный взгляд Шигео, который ещё и зачем-то одобрительно ему кивает. — Да, хорошо, что вы поправились, мы по вам соскучились, — в итоге решает подыграть Кацуя местному концерту. Хотя искренне надеется, что ему потом нормально всё объяснят. Экубо в чужом теле тянет на себя блюдце с тортиком и отламывает себе ложечкой кусочек. — Ну, хорошо, слава богу, милый, с тобой всё в порядке, — тянет она как-то даже устало и следует примеру Томе — тоже тянет на себя кусочек торта. — Да-да, всё хорошо, — натянуто улыбается Аратака и ведёт в голове счёт, насколько примерно это всё может затянуться, и как сильно мать ему потом вынесет мозг. Ему ведь нужно ещё придумать историю, как это всё случилось. Впрочем, чего тут думать особо? Упал — ударился, очнулся — гипс. Всё просто. Так ведь и было, практически, на самом деле, если опустить всю мистику. И зачем она только приехала? Думает он, наблюдая за тем, как она жуёт свой первый кусочек, после чего слегка улыбается и благодарит Курату. Рейгену почему-то ужасно неловко от начала и до конца ситуации. Точнее, ситуация не закончилась, она всё ещё продолжается. И в его голове совершенно не укладывается, как настолько различные компании людей соединились в одну. А ещё его начинает слегка подташнивать. Но это, скорее, от голода, и Аратака, чуть хмурясь, левой рукой тянет на себя ещё кусочек. А лучше бы начал с лапши Шигео. Как бы желудок потом не скрутило от сладкого. Рейген вздыхает и виновато косится на своего Бога. Его Бог в ответ кидает вопросительный взгляд. Аратака бы хотел вернуться к скамейке на улице, без всех. Было, мягко говоря, неплохо. Даже плакать было не так стыдно, как сидеть за столом с друзьями и матерью одновременно. Это же ведь что-то ужасно несочетаемое. С другой стороны… Аратака отводит взгляд. Он ведь был в гостях у Шигео. Сидел за столом с его семьёй, и всё было в порядке. Это просто его отношения с матерью сами по себе какие-то не такие. Какие-то неправильные. Они ведь всегда были такими? Амая тем временем искренне благодарит Томе за такой чудесный торт и спрашивает про рецепт. И Экубо в её теле, который понятия не имеет ничего о выпечке, обещает написать позже полный рецепт. Мол, без подсказки сейчас не вспомню. — Хотя бы какие ингредиенты? Маргарин или масло использовали? А разрыхлитель кладёте? Говорят, он вреден, — тянет она с интересом. И Экубо как-то даже теряется. — Эм ну. Масло, наверное, — неуверенно смотрит он на свою собеседницу. — … и наверное без разрыхлителя. — А что кладёте вместо него? Экубо с сомнением морщится, якобы пытаясь припомнить, и в итоге лицо Кураты выражает полное недоумение. — Соду с уксусом, — вставляет своё слово Моб. — По вкусу похоже. — Да, точно, — щёлкает пальцами Экубо за Томе. Получается очень эффектно. — Хорошее решение, — тянет на себя ещё кусочек Амая. — Люблю готовить вкусненькое. Обожаю выпечку! Аратака хмурится на это заявление. — Да неужели. С каких пор? — слетает с его языка. Женщина слегка щурится и переводит взгляд на сына. — С недавних пор. Пеку пироги и пирожные. Раньше ведь у меня неплохо получалось. — Действительно, — с каким-то напряжением в голосе произносит Аратака. — Раньше у тебя много чего неплохо получалось. И Шигео невольно цепляется за эту интонацию в голосе его Бывшего Бога. С точно такой же он отзывался о поездке к матери, ещё тогда, когда они ездили на одно дельце в автобусе. И вообще, его Учитель в принципе чувствует себя достаточно напряженно во всей этой ситуации, с самого начала. Наверное, у Моба, будет позже возможность обо всем этом его расспросить? Шигео хмурится. Как-то всё навалилось в один момент, а он только отбил место на кухне рядом со своим Бывшим Богом. Он просто надеется, что это всё как-нибудь разрешится само собой. Ну, или в крайнем случае он вмешается. Он ведь может? Осторожно так. Как друг. Они ведь с Учителем — хорошие друзья? — Если тебе что-то не нравится — ты всегда можешь сказать об этом вслух, — говорит спокойно Амая, — и у вас не будет, пожалуйста, салфетки? Я немного испачкала свои пальцы. — Есть тряпка, — предлагает Аратака. — Тряпки разные бывают, милый, — щурится на него женщина, отпивая чая. — Чистая, не половая, — озадаченно отвечает он. — За кого ты меня держишь? И вот на этом моменте уже достаточно напряжённый взгляд бросает Серидзава в сторону ребят. А Экубо слегка прячет свою ухмылку на женском лице. Ну цирк же. — О, ну, это было бы очень любезно с твоей стороны, — улыбается женщина одними лишь уголками губ, как-то даже островато. И Шигео узнаёт эту улыбку. Он бы описал её, как слегка натянутую. Такую он, пожалуй, совсем недавно видел у своего Бывшего Бога. Моб закусывает губу и вспоминает, что у него в рюкзаке была как раз парочка салфеток, на всякий случай. Это бы хоть как-то спасло ситуацию, что ли. Потому что в тряпке у раковины он всё же до конца не уверен, а хочется как-то, что ли, не сильно напрягать атмосферу. — Извините, — начинает осторожно Шигео. — У меня как раз есть парочка салфеток… Я сейчас принесу. Выныривает он из кухни в коридор и судорожно ищет в рюкзаке салфетки. А Аратака медленно начинает вести в голове счёт до ста. — А чем вы занимаетесь? — вдруг так, невзначай спрашивает Серидзава. Он будто бы всё это время только и думал над тем, какой же можно было бы задать достаточно нейтральный вопрос. — О, ну я. Пишу книги. Преимущественно романы, — мягко улыбается женщина. — Вау! Правда? — искренне поражается темноволосый мужчина. — Вот это было неожиданно, впрочем, я теперь понимаю, откуда у босса талант писать статьи. «…Тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть…» — считает про себя Аратака. Пока, кажется, упоминают ещё одну вещь, о которой-нельзя-говорить при его матери. — Вот, держите! — протягивает салфетки женщине Шигео. — Спасибо, милый, — вытирает она рот слегка. — Так ты ещё и статьи пишешь, солнце? «Пятьдесят.» — Да. Так. Балуюсь слегка по работе, — скользит легкая, весьма натянутая улыбка на его лице. От чего Шигео невольно сглатывает, а Серидзава неловко закусывает губу. — И о чём же пишешь? — Да так. Последний раз писал о свойствах защитных тотемов от злых духов. Недавно вот про астральное состояние. Разное пишу. «Шестьдесят один» — Про дела свои пишу. Про то, что ребята делают. О, у нас есть целый сайт. Знаешь, типа, ну. Как мы сражались против целого дома, кишащего призраками. Серидзава мог бы рассказать как раз. Или как часто в старом доме встречается полтергейст, и что с этим делать… «Семьдесят» — То есть, фантастика? — вздёргивает она удивлённо брови чуть вверх, ни черта не понимая. — То есть фантастика. Развлекаемся, как можем, — хмыкает Аратака. «Восемьдесят» Шигео хмурится на это и поднимает уже было палец, чтобы вставить слово, но Рейген покачивает головой, явно давая понять, что сейчас не нужно об этом. — Так что, как твоя работа? Что пишешь сейчас? Расскажи нам. Я уверен, ребятам будет интересно послушать, — смотрит он в этот момент в сторону Томе с Серидзавой. И те с запозданием, но всё же начинают утвердительно кивать. — Да-да нам было бы очень интересно, — кивает Экубо в теле Томе. — Ох, правда? — заметно смущается она, — Говорите, рассказать о своих книгах… ну, что ж… И женщина невзначай достает телефон. — Я люблю больше всякую психологию писать, но очень часто отдают предпочтение романтике. Правда, моя последняя книга очень тяжелая и посвящена убийце и его сообщнику. Там даже присутствуют элементы детектива. Сложная история. Сейчас, в основном, собираю разный материал и просто разгружаю голову. Ищу состояние, в котором будет проще воспроизвести то, что я задумала. Она долистывает в телефоне, наконец-то, до нужной картинки. — Вот это некоторые мои книги, — показывает она пару обложек. Шигео не без интереса всматривается в достаточно просто оформленную книгу. Тёпло-зеленая обложка, чёрный силуэт цветка и надпись золотыми буквами: «Летом», и ещё три похожих книги: Синяя — «Зимой», Оранжевая — «Осенью» и мягко-розоватая с силуэтом сакуры — «Весной». — Это серия книг про четырёх разных людей. С разными судьбами, но все они, так или иначе, пересекаются по мере повествования. Суть в том, что в каждой книге свой главный герой. И вся история на деле происходит в течение года. Ее начинает рассказывать один человек — а заканчивает другой. Четыре книги — четыре персонажа. Поясняет женщина, и по глазам видно, что она весьма увлечена рассказом. Она слегка поправляет свои спутавшиеся волосы, облизывает слегка губы и пролистывает фотографии. — А это — достаточно короткая история про двух подростков, которые мечтали о путешествиях, но их пути разошлись, и как они находят друг друга спустя много лет, одна из моих любимых. Тыкает она пальцем в экран в книгу с обложкой, на которой изображены силуэтами двое людей за столиком в кафе посреди оживлённой улицы. С названием «Где мы?». — А вот эта… — Не забудь их всех предупредить — что ты любишь плохие концовки, — влезает в чужую речь и чуть вздергивает брови вверх Аратака; одна из них, зажатая пластырем, поднимается довольно незначительно. От чего всё внимание теперь достаётся ему. «Девяносто» — Не «Пять сантиметров в секунду», конечно, но скорее уж слишком жесткий реализм. Мне кажется, даже в реальности всё не так плохо. — У меня не все произведения такие, — дует недовольно она свои губы и слегка хмурит брови. — В последнее время очень даже и насыщенно-сладкие. С хорошим концом. Да и хороший конец — это всегда как-то банально и просто. Другое дело показать обратную сторону медали. — Да? Правда? — усмехается он, — Мне кажется, самое простое — это написать плохой конец. И самое сложное — это написать правдоподобный хороший, который будет выглядеть логичнее так называемого сурового реализма. — Я согласен с Учителем, — вставляет слово Шигео, и взгляды всех перемещаются в мгновение на него, от чего он как-то неуверенно пытается взглядом за что-нибудь зацепиться — за глаза его Бывшего Бога, например. — Ну, в смысле… — начинает он теребить свои пальцы, — Тут, точнее, нет однозначной правды, но если жизненная ситуация очень тяжелая и зашла в тупик, и очевиден конец героя — порой очень интересно, как автор сможет вывести героя на путь истинный, или как он сможет спасти его, и чтобы нам не казалось это не реалистичным. Чтоб нам было больно — когда ему больно, или радостно — когда ему стало хорошо. То есть, когда это сделано очень грамотно, так сказать, когда конфликт разрешен достаточно логично — то тогда счастливый конец только усиливает наслаждение от произведения в общем. — Да, пожалуй. Хороший конец — это не банальщина, — соглашается Экубо, кивая за Томе. — Но и плохой конец — тоже. Тут вопрос лишь в том, как написано. Потому что одинаково банально можно написать и хороший, и плохой конец, и средний, и какой угодно. Да и, мягко говоря, взяв банальную тему — можно сделать из неё конфетку. Всё дело в подаче. Хоть я и люблю книги, где в основном побеждают злодеи. Ухмыляется зеленый дух в теле девушки. — А я вообще люблю банальные хорошие концы, — решает и своё вставить слово Серидзава. — Реальность и так жестока местами, я не против какой-нибудь банальной, абсолютно не логичной радуги в конце. Аратака слегка улыбается на это. Его счёт в голове останавливается на цифре девяносто пять, после чего он тянет к себе блюдце и кусает ещё немного торта Томе. — Что ж, очень милая дискуссия, — ухмыляется женщина. — Пожалуй, я всё же со всеми вами соглашусь. Писательство — вообще сложная вещь. Помимо своих проектов я ещё пишу статьи для разных журналов. Там всё намного строже, и нет такой вольности, как в собственных книгах. Ещё подрабатываю редактором. — Здорово, у вас очень насыщенная жизнь, — с искренним восторгом заявляет Серидзава. — Да брось, — слегка краснеет она и прикрывает ладошкой смущенно свою улыбку, — простая, обычная. Как у всех. — Ну, я бы не согласился. Я всегда восхищался такими людьми, как вы, — неловко сообщает Кацуя, но весьма мягко улыбается в ответ. — Как бы вы верны своему делу и творец своей собственной жизни. Вообще, те, кто что-то создают, меня правда очень вдохновляют. Я вот, кажется, внутренне всё ещё нахожусь в поисках своего жизненного пути. Аратака в этот момент как-то очень тяжело отводит взгляд куда-то в сторону, и Шигео краем глаза подмечает это. «Девяносто шесть» — звучит в голове у Рейгена. Что будет через четыре цифры — он не знает. — Я уверена, что и ты найдёшь себя, если ещё этого не сделал. Тем более, вы все ещё так молоды — всё у вас впереди. — Ну. Да. Наверное, — мягко говоря смущается Серидзава и не знает — тридцать шесть это всё ещё мало, или он просто выглядит сейчас достаточно молодо, что ему говорят такое? — Така, где у тебя здесь уборная? — После прихожей — белая дверь, не ошибёшься, — выдаёт он ей уже с каким-то безразличием. Амая встаёт из-за стола и тихонько выходит из кухни. Когда дверь защёлкивается и где-то там включается вода — на кухне повисает абсолютная тишина. «Девяносто семь» — эта тишина давит ещё сильнее на Рейгена, чем присутствие его матери. — Спасибо за торт… — начинает Аратака как-то тихо. Начинает и как-то вспоминает, что последние три дня он, мягко говоря, умирал. И ему, мягко говоря, сейчас должно быть очевидно плохо. Просто столько всего навалилось. Сразу же. Он оглядывает всех и каждого. И ловит в чужих глазах то ли сочувствие, то ли вопрос: «Всё ли в порядке?». Хотя, с чего бы сочувствие? Никто из находящихся в этой комнате не знает их истинных отношений внутри семьи. Никто не догадывается, насколько это глубокая яма. Можно и вполне отшутиться и сказать, что Аратака просто не в настроении. Что он болен и, вообще-то, устал. И они ещё с Шигео так и не поговорили нормально. Но, по крайней мере, тот, если что, начеку и в курсе, что не всё хорошо. — Мне как-то… перед Томе стыдно, не хорошо так. Выдаёт он им. — Да всё ок, — отмахивается Экубо в теле Кураты. — Типа побесится, может, но простит. Не парься. — Вы-то как, Учитель? — подводит к главному Шигео, — Выглядите крайне уставшим. Может быть, нам не стоило вас так сильно тревожить сегодня? А то столько всего… — Да нет, я… — начинает уже было Аратака и ловит очень внимательный взгляд своего Бога. — Я… наверное, правда устал. — Вот и я о том же, — подхватывает Моб. — У вас сейчас очень замученный вид, на вашем месте я бы отдыхал в два раза усерднее. — Но я правда очень рад, что все вы пришли, — как-то вымученно улыбается он, хоть и искренне. — Да ну, не притворяйся, Рейген, я всё прекрасно вижу по твоей ауре, — парирует Экубо и подмигивает максимально мило. — Учитель, если не вы это скажете, то мы. Нам правда пора, — обеспокоенно говорит Шигео. — И вы если что можете позвонить. И я в ближайшее время обязательно зайду. И, если что, ребята тоже могут. Да, и если что. Всё в порядке. Смотрит Кагеяма прямо в глаза своему Бывшему Богу. — Всё хорошо. Учитель. Спасибо за гостеприимство. — Да, спасибо за всё, шеф, — улыбается Серидзава. — Мы ещё правда заглянем, только в следующий раз лучше, наверное, предупредим… — Да нет, я… — он осекается. — Я люблю, на самом деле, сюрпризы. Но сегодня… их, мягко говоря, слишком много за раз. Экубо ухмыляется на это. — Торт оставляем тебе. — Хорошо. Я, эм… это, — неловко смотрит на свою руку под столом Аратака. — Вы сидите, — кивает ему Шигео. — В любом случае, вам всё равно придётся объясняться. — Это да. Вздыхает он. — Хорошо вам дня, — подходит к нему Серидзава и протягивает правую руку. Потом неловко ее убирает и протягивает левую. Аратака на это слегка ухмыляется и протягивает ему в ответ свою здоровую. — Если что случится… да даже если и не случится. Просто звоните, — оглядывает Рейген всех сразу.  — Так точно, босс, — подыгрывает Экубо за Курату. — Мы вас не подведем. — Ага. Шигео кивает Аратаке. Тот кивает в ответ. И думает: наверное, вот так выглядит конец в игре. Или последний уровень перед боссом. Ребята копошатся какое-то время в коридоре. Затем Аратака слышит голос своей матери. Пару ее возмущенных фраз, мол, вы что, уже собираетесь? И ворчание на тему, почему Рейген не вышел их провожать. Шигео что-то говорит ей, что-то, что отодвигает вопрос до того времени, когда они с матерью останутся наедине. Может ещё есть какой-то быстрый способ самоустраниться? Исчезнуть? Уйти в астрал? Он тут статью, в конце концов, писал — неужели на простых людях такое не сработает? — До свидания! — таки бросает вдогонку Шигео, и Аратака на это всё же выкрикивает своё: «Удачи!». Когда дверь щёлкает, а чужие голоса затихают — Рейген понимает, что это «девяносто восемь». И, вероятно, с матерью лучше считать до тысячи. Он сглатывает, слыша чужие шаги в его сторону. Сглатывает и впервые так сильно жалеет в своей жизни, что он не эспер. Потому что тогда бы он, наверное, улетел или уплыл из этой ситуации. Да что угодно. Дверь бы запер, не вставая. — Аратака! Ты чего даже не вышел проводить своих друзей? Я не думала, что ты настолько разленился за последнее время! — хмурит она свои светлые брови. Рейген смотрит на неё недолго, всё скользит взглядом то к полупустому блюдцу перед собой, то к недопитой чашке чая. Левую руку, кстати говоря, уже слегка подсводит от тех действий, что она выполняла за день . — Ты присядь, пожалуйста, — говорит он так, невзначай. — Поговорим. — Ну как я присяду! Нужно сначала тарелки убрать! — возмущается она и начинает их невзначай сгребать, двигаясь в сторону Аратаки. — Мам. Пожалуйста. Присядь, — твёрже произносит он. — Уберешь ты ещё эти тарелки, чёрт возьми. Проскальзывает у него тихое ругательство под конец. Амая хмыкает, щурится, но всё же присаживается осторожно. — Какой ты сегодня у нас вежливый… Аратака пропускает это замечание мимо ушей и собирается с мыслями. — Почему не позвонила? — Вообще-то, звонила. Дважды, — скептически смотрит она в его сторону, — говорят, Бог любит троицу, но мне и двух раз хватило понять, что, возможно, ты занят. Однако я уже была на месте. Аратака закусывает губу и, честно говоря, даже и вспомнить сейчас не может, где же валяется его телефон. — Ладно. Допустим. Допустим, ты и вправду звонила, а я не заметил. Но. Чёрт побери, ты что, звонила за пять минут до того, как дошла до моей квартиры? — Нет, я звонила за час, — гордо заявляет она. Аратака уже почти разводит руками в стороны от возмущения — но вспоминает, что сейчас он может это сделать только одной — левой. «Девяносто девять» — скрипят его зубы. — На кой чёрт ты мне звонила тогда, спрашивала про дела и даже не сообщила, что собираешься ко мне приехать?! — Ты сам мне выдал свой адрес и сказал: «Приезжай ко мне в любое время», — сухо отвечает она. — Но это было не дословно! Ты же знаешь эти фразочки про гостеприимство и прочее! Не притворяйся, что не знаешь! Банальные правила этикета! Пытается он это хоть как-то разжевать. — Я знаю правила этикета получше тебя, — вздёргивает она чуть брови, от чего морщинки на ее лбу собираются в небольшой веер по бокам. — И здесь я проездом. Меня пригласили на одну встречу писателей и предложили презентовать свою книгу. — Ладно. Хорошо, — выдыхает он про себя. Хоть одна хорошая новость. Она здесь ненадолго и даже не специально к нему. — Значит, скоро уедешь? — Не знаю, я подумаю. Вдруг это последняя встреча в течение следующих лет эдак десяти, скажем? — Ты знаешь, где я теперь живу. Номер мой есть. Имя я не менял. При желании даже друзей моих опросить можешь. — Друзей? — приподнимает она одну бровь вверх. — Друзей, — сухо подтверждает Аратака. Она ухмыляется и качает головой. Волосы мягко пушатся и лениво повторяют движения за своей хозяйкой. — Так… Ты поэтому мне ничего не мог рассказать о своей работе? — переключается она, резко щурясь, — Потому что занимаешься мошенничеством? Да ещё и детей в это втянул. — Не делай поспешных выводов, — хмурится Рейген. — Поспешных? — опирается она на стол рукой и пытается поймать пристыженный взгляд своего сына, — Если всё в порядке — почему тогда прямо не рассказал о том, чем занимаешься? — Потому что ты всё равно бы этого не поняла, — смотрит он в стол. — А я не хочу тратить время и силы на то, чтобы объяснить тебе так, чтоб ты, наконец, уже поняла. — Ах, вот оно как! — расставляет она руки в боки. — Значит, я, по твоему мнению, недостаточно далёкая? — Я так не сказал: но какая разница, чем я там занимаюсь — всё равно работаю в офисе. Зарплата вполне себе… ничего. Как-то даже стихает он под конец. — Это ты поэтому живёшь в такой обшарпанной квартирке в свои тридцать лет? — нагнетает она ещё больше. — Нормальная это квартира. У меня даже стиралка есть. — Нормальная квартира у твоего бывшего одноклассника, а если выразиться ещё точнее — дом! А страховка у тебя есть? И я уверена, что ты платишь просто бешеные деньги за съем… а ещё… «Сто». — Хватит! — поднимает он свои руки вверх резко. Обе. Женщина так и замирает на полуслове, ошарашенно всматриваясь в белый гипс на его правой руке. — Что… что с твоей рукой? — выговаривает она, абсолютно сбитая столку. — Просто ударился. Немножко. Упал. Ничего серьёзного, — спешит успокоить её Аратака. — Это поэтому твоя бровь… — она бросает резкий взгляд на костыли, которые всё это время невзначай стояли в тёмном углу у холодильника, — А с ногами что? Аратака слегка подтягивает один уголок рта вверх. Опускает. Поднимает взгляд. — Просто растяжение. На левой ноге. Но наложили гипс, чтоб быстрее зажило и не было серьёзной травмы, — старается как можно спокойнее объяснить это Рейген. — А теперь расскажи нормально, что случилось, — строго смотрит Амая ему в глаза. — Я же говорю: упал. Что я, врать тебе сейчас, что ли, буду? — Будешь, — уверенно заявляет она. — Ты мне всю жизнь лжёшь. Всю жизнь, Аратака. — Я не говорил — чтобы ты зря не волновалась. — Зря не волновалась?! — выпаливает она так резко, что Рейгена аж передёргивает, — Мой сын тут чуть ли не инвалид — а ты говоришь, чтоб я зря не волновалась! — Не преувеличивай, — начинает ковырять он пальцами гипс на руке и примерно в это же место устремляет свой взгляд. — А как? Как я должна на это реагировать?! Может тебе вообще не стоило мне звонить — а меня бы сразу набрали из морга! Или из полицейского участка?! Аратака лишь удивлённо открывает рот на эту реплику. — Послушай, постой, да ты ведь не понимаешь, совсем не понимаешь… — Что я ни черта не понимаю, что?! Ты даже нормально не можешь мне рассказать, что у тебя происходит в жизни! — Да нет, я же… — Что ты? Только и думаешь о себе, нервов матери не бережёшь! — Нет, послушай, я же, наоборот, не говорил, чтобы сберечь… — И что я теперь узнаю? Что мой сын вор и калека! — Мам… Предпринимает вторую попытку связаться с этой женщиной Аратака, но она, кажется, вообще не смущена тем, что Рейген пытается привлечь её внимание. Вместо этого она встаёт и всё же начинает собирать тарелки со стола — видимо, ей требуется срочно занять свои руки. — Мама… Пробует он снова и терпит поражение, потому что теперь она начинает какую-то бесконечную тираду о безответственности, которой Аратака, якобы, страдает. Причём начинает, повернувшись к нему спиной и сгребая тарелки в общую кучу в раковину, а торт торопливо ставит поскорее в холодильник, попутно доставая из него всё лишнее. В ответ Рейген лишь терпеливо вздыхает и поражается тому, как это он ещё не ушёл из дома, хлопнув дверью, а потом просто вспоминает, что это теперь не так-то просто и сделать. А ведь до этого столько раз замечательно получалось… Аратака уже медленно начинает жалеть, что вообще с ней связался. Ну не общался пару лет, не общался бы ещё пару лет. На кой ему вот эта головная боль снова. Она ведь действительно его ни черта не слушает. Даже, черт возьми, не пытается. — Ты бы мог мне обо всем сообщить, чтобы я хотя бы приехала и помогла тебе! Выдаёт она уже под конец, выгребая из какого-то контейнера еду сомнительного, по её мнению, качества прямо в урну. — Да ты ведь меня задушишь своей заботой! — выпаливает на это резко Аратака, зациклено ковыряя одно и то же место на правой руке, — Мне не нужна никакая помощь от тебя. Ты абсолютно не слушаешь меня, постоянно отчитываешь меня, говоришь, как надо было бы сделать и как мне следовало бы жить, но — вот парадокс, ты никогда не спрашиваешь: «Как хотел бы жить я» и «Как больше нравится мне». — Почему же, я всегда интересовалась твоим мнением, — возмущенно взмахивает она рукой и вздёргивает свой нос, бросая пустой контейнер в раковину. — Только чтобы оспорить его, — хмурится Аратака, — только чтобы сказать, что я не прав и заблуждаюсь, что у тебя-то побольше опыта, что ты-то у нас побольше моего пожила и знаешь, как правильнее! — Но ведь это правда, — пожимает она плечами уже намного спокойнее и включает воду в раковине, чтобы залить некоторые тарелки, — я просто не хочу, чтобы ты тратил время на всякую ерунду, а занимался более полезными вещами, тебе и так уже третий десяток пошел, а ты до сих пор играешь в какие-то детские игры, а как же семья? Карьера? Хотя бы стабильный заработок? В такую дыру даже девушку стыдно будет привести. — Это не ерунда, — покачивает головой Аратака. — А что же это, по-твоему? — хмурится она, вытирая руки об полотенце. — Это моя жизнь, — коротко отвечает ей Рейген. — Мошенничество и воровство в одиночестве? Аратака вздыхает. У него медленно, но верно начинает раскалываться голова. — Кто тебе сказал, что я одинок? — А зачем говорить, я и сама вижу! — Я не одинок! — выпаливает Аратака с каким-то отчаянием, — И если у меня до сих пор нет женщины, это не характеризует меня как одинокого человека! — А как это тогда тебя характеризует? — приподнимает она бровь надменно, мол, давай, докажи мне обратное, мы и так все видим, какой ты у нас в итоге неудачник. Аратака сжимает зубы. Если бы у него была сейчас психосила, он бы точно ей бы воспользовался, чтобы придушить человека, который стоит перед ним. С другой стороны, это и хорошо, непреднамеренное убийство — это тоже, мягко говоря, так себе. Не этому он учил своего Бога. Совсем не этому. — Дай мне поесть, — Требует Рейген строго. — Избегаешь общения со мной, да? — Я не ел два дня, Господи, дай мне просто поесть! — каким то абсолютно жалостливым голосом произносит он. — А почему ты не ел два дня?! — смотрит на него строго женщина. — Вот какая тебе разница? Ты меня все равно не слушаешь! — Хорошо, — тянет Амая и присаживается напротив, — говори, я тебя слушаю. — Ты все равно начнёшь меня перебивать в какой-то момент, это бесполезно, — вздыхает Аратака. — А вот не начну. — приподнимает она брови. — Начнёшь. Ты постоянно так делаешь. И слова вставить не даёшь. — Я слушаю. — В холодильнике есть еда, разогрей мне её пожалуйста, — просит её достаточно мягко Аратака. — Это невозможно было назвать едой, я её выбросила. — Чт… Но, но зачем? Как? КОГДА?! — как то сдавленно переспрашивает он, и его глаза искренне расширяются от такого заявления. Выбросила еду… его Бога?! — Да вот только что, и откуда я знаю, сколько она там провалялась! У тебя всё здесь сомнительного качества! — увереная в своей правоте, парирует Амая. — Два дня. Ты…ты могла просто спросить, черт же тебя подери! — окончательно расстраивается от всего этого Аратака, — Ну почему, почему ты никогда не спрашиваешь? Почему просто приходишь в чужой дом и делаешь все, что тебе вздумается, ты вообще знаешь, что такое «личное пространство», на каком топливе вообще, прости Господи, работают твои мозги?! Амая смотрит на него весьма оскорбленно и шокировано. — Как ты смеешь так с родной матерью разговаривать? Где только слов таких понабрался! Я ведь забочусь о тебе, как могу, несмотря на то, что ты меня просто взял и бросил! Сбежал из города, даже не закончив нормально институт! То есть, ты считаешь нормальным свое поведение?! — Боже. Выдыхает Аратака и чувствует, как боль нещадно давит на брови и виски. — Иди уже куда-нибудь. Приляг или поешь, только, пожалуйста, помолчи, пару гребанных минут. Он поднимается тяжело из-за стола, опираясь на оба локтя. — Куда ты? Вздёргивает она слегка свой нос от возмущения. — К урне, доставать свою еду, — говорит он весьма устало с каким ужасным смирением в голосе. — Ты что, совсем с ума сошел?! Мой сын не будет есть из помойки! — Так какого чёрта ты её туда выбросила тогда?! — Садись, — строго смотрит на него мать. — Зачем? — устало спрашивает её сын. — Садись, — точно таким же холодным тоном произносит она, — я все тебе приготовлю. Аратака вздыхает. Достаточно сильно вздыхает. Он совсем не в состоянии воевать сейчас с матерью. Он бы вообще прилег, и всё. Только вот голод уже давит просто со всех сторон, а от торта лучше не стало, как-то даже наоборот, желудок свело. — Ладно, — соглашается он, мысленно говоря себе, что ситуация сейчас тяжёлая, поэтому он её до сих не выгнал и достаточно мягко с ней обращается. Рейген присаживается и думает, что на самом деле всего этого бы не хотел. Ни грубых слов в её адрес, ни неприятных слов с её стороны. Однако он чувствует, что раздражен. Просто до ужаса. Да его всего трясет уже, мягко говоря. Разве сложно просто так сесть и заварить чаёк на двоих. Почему обязательно нужно ткнуть в его недостатки. Зачем? Аратака вздыхает. Долго, и начинает левой рукой теребить свой карман на штанах — но вместо этого она цепляется за что-то весомое. Рейген вытаскивает из-под стола телефон и удивлённо вскидывает брови. Значит, он был здесь всё это время. На экране четко красуется два пропущенных от матери и одно новое сообщение. Аратака кладёт перед собой телефон и читает чужую смс: " Учитель у вас все в порядке?» Рейген мнется на этом вопросе. Врать не хочется. Своему Богу больше не хочется. Для самого Аратаки это относительная норма, однако, в сравнении с другими неприятными ситуациями, это выглядит, как полный… — Будешь макароны или картошку? Участливо интересуется Амая. Единственное место, где она действительно интересуется его мнением. — Картошку, — тянет он нехотя. — Я её сварю и тогда пожарю к ней курочку, идёт? Рейген удивленно пялится на неё. — Ты сейчас в магазин? — Нет, — спокойно отвечает она, — я уже все купила, в коридоре стоит. Рейген вздыхает снова. Ну да, конечно, «случайно решила к тебе заглянуть между делом». Это был тот самый запланированный заранее визит. Она даже еды накупила. «Пожалуйста спаси меня, вытащи отсюда, sos Моб», — пишет Аратака в растерянности, но не отправляет. Это звучит как-то жалостно, как будто здесь какие-то ужасные злые духи, и его сейчас убьют, а не мать приехала в гости. Он делает вдох, делает выдох и стирает сообщение. «Всё в норме». «Как вам лапша?» — спрашивает Шигео, — «вы же уже наконец-то поели?» Рейген сглатывает. Опасно. Соврать или нет. Впрочем, он уверен, что она точно была бы вкусной, жаль, он так и не смог её попробовать. Чёрт, а ведь день назад она лежала здесь, можно было спокойно всю и доесть. Вот что ему мешало, что? Начинает себя обвинять Аратака и виновато сжимает зубы. «Да, она была очень вкусная, спасибо, Моб». «А что понравилось больше всего из ингредиентов?». Аратака напрягается, пытаясь припомнить, что было в сковородке тогда, когда он мельком на неё посмотрел. Он вообще на неё смотрел? «Соус очень классно сочетается с овощами». Закусывает он губу. «Но там не было овощей». Рейген хмурится. Да ну, разве действительно не было? И пока мать суетится у плиты, он зависает на достаточно длительное время перед таким ответом на его сообщение. — С кем общаешься? — интересуется мать. Мягко интересуется. Рейген даже не против ответить — Со своим учеником. — С каким из…? — уже не так мягко спрашивает она и чистит картошку от кожуры Со своим Богом. Хотел бы ответить Аратака. Первая и последняя причина, почему он никогда не чувствует себя одиноким. — А какая разница. Просто с учеником. — Ясно, — вздыхает она. — И о чем же? Аратака ухмыляется. Почему бы ей и не рассказать. — О том, как ты выбросила лапшу, которую для меня приготовили два дня назад. Амая слегка хмурится. — Так какой из твоих учеников? Уже более учтиво спрашивает она и слегка напрягается. — Девушка? — Нет, — отрезает Аратака. Женщина выдыхает с каким то облегчением. — Тот, что постарше или помладше? — Второй вариант. — Ах, тот милый темноволосый юноша, что открыл мне дверь? — прикидывает в голове она, пока нарезает пополам картошку и отправляет пару клубней в кастрюлю с водой, — Ну что ж, не знала, приготовит тебе ещё раз. Вздыхает она с каким-то сожалением в голосе. Неужели стало совестно? Удивляется Аратака. И не понимает этой реакции. То есть, то, что приготовил её сын, выбрасывать можно, а то, что приготовил Шигео — нельзя? Рейген хмурится и не понимает причинно-следственных связей. «Вы что, до сих пор не ели, Учитель?!». Наконец опускает нос в телефон Аратака и сглатывает. «Чего вы молчите, совестно стало, да?». Читает Рейген следующее. «Вы что, продолжаете собой пренебрегать? Мне вернуться обратно к вам? Я буду жаловаться вашей маме!». Аратака слегка посмеивается над последним. Ах, если бы Моб. Если бы… — Чего смешного? — интересуется Амая вновь, пока регулирует температуру у конфорки. — Да так ничего. Просто так, — отвечает Аратака и слегка улыбается. — Обсуждаете меня за моей спиной? — Нет, а надо? — приподнимает бровь Аратака. — Делай, что хочешь, — отвечает она, всё ещё стоя к нему спиной. И по тону абсолютно не понять, какое у нее выражение лица. Но Аратака знает эту фразу. Это значит только одно: на него обиделись. Ну и к черту. «Извини, мне не удалось её успеть попробовать. Даже не знаю, как это объяснить…». Бывший Бог Шигео сглатывает. «В общем. Давай так. Ты сможешь приготовить её мне ещё раз, чтобы я смог нормально оценить?». Аратака вертит телефон по часовой стрелке на столе здоровой рукой, пока ждёт ответа, закусив губу, а Амая тем временем уже начинает разделывать курицу. — Чай будешь? — вежливо интересуется она, будто бы пытаясь завести так, невзначай разговор. Рейген задумывается. — Воды бы просто. Она вздыхает. Странно так вздыхает, по мнению Аратаки. Будто бы слегка разочарованно. Отрезает лишнее от курицы, моет руки под краном и наливает воды. Молча ставит перед сыном с характерным стуком стакан. В это время телефон вибрирует. И Аратака отвлекается. «Когда?». Рейген мнется. Он не против даже сейчас. «Когда угодно». Отвечает он. — А «спасибо» хотя бы сказать? — возмущается таки Амая, хмурясь. — А? — отвлекается от переписки Аратака. Женщина молча указывает в сторону стакана. Мужчина напрягается. — Да, я… извини, спасибо. Амая снова поворачивается к разделочной доске и начинает осторожно нарезать кубиками курицу. «Завтра?». Читает Рейген с каким-то трепетом в сердце. «Вполне.» Картошка закипает в какой-то момент, и женщина спешит поскорее её посолить, убавляя мощность конфорки и ухваткой немного освобождая кастрюлю от крышки. Та заметно кипит и плюётся слегка водой. Амая суетливо подтирает лишние лужи, которые уже начинают шипеть. «Утром или вечером?». Рейген ничего не замечает вокруг. Он бы вообще не хотел бы быть здесь. Где угодно, только не здесь. Можно ли вообще свалить из собственного дома на пару дней, потому что туда соизволила явиться его мать? В прошлый раз, кажется, они перессорились окончательно, когда он от неё уезжал. Можно ли Шигео вообще такое показывать? Они ведь так и не поговорили. Очередной раз напоминает он себе. Ни черта не поговорили. А теперь ещё ему и мозг будут пилить. Он же тут с ума сойдёт окончательно. И так уже крыша заметно едет. Аратака вздыхает и пишет ответ. «Когда тебе удобно». Амая высыпает кубики курицы на раскалённую сковороду, и та начинает шипеть. — Почему ты мне врал о своём самочувствии? — спрашивает она, не оборачиваясь, с явной претензией в голосе. — Я не врал. У меня действительно всё в порядке. Начинает снова крутить вокруг своей оси телефон Аратака. — На тебя без слёз не взглянешь. Бровь подбита, круги под глазами, сломана рука и нога… — Растяжение связок. — вставляет свое слово Рейген. — Что, прости? — щурится она поворачиваясь. — Я же говорил, нога не сломана, просто растяжение связок. — И ты считаешь это нормой? — Ну, ничего страшного не случилось, я просто… — закусавает он губу, — просто упал. «Я завтра свободен весь день». Аратака резко останавливает телефон. — Как же это ты так упал?! — восклицает женщина, — Аратака, а если бы ты всё-таки стал инвалидом? Это не шутки! — Да не стал бы. Чуть кость надломил и немного потянул ногу. Ну, ерунда же, успокойся… «Тогда жду тебя в любое время». Замирает взглядом на этих словах Аратака, прежде чем отправить их своему Богу. — Помнишь нашу соседку Тамане? — Ну… да, а что? — щурится он, пока пытается припомнить: пухловатая женщина средних лет с короткой стрижкой. — А дочку её помнишь? Ровесница твоя, между прочим. Рейген продолжает щуриться. В памяти всплывает образ юной девушки с каштановым каре; лет в семнадцать, кажется, она ему даже слегка нравилась. И ещё один образ, когда Аратака приезжал в апреле. Образ взрослой женщины в белом льняном платье, гуляющей с семилетним или восьмилетним мальчиком, её сыном. — Юрико, кажется. Да, помню, ну и?.. — Она умерла, — спокойно сообщает женщина. Аратака наконец-то отрывает взгляд от телефона. И как-то очень пораженно смотрит на мать. — Как же… так? — Шла с лестницы, запнулась — ударилась головой. — Звучит как очень несмешной анекдот. — шёпотом произносит Рейген, не веря в происходящую ситуацию. — Это не шутки, Така, — холодно произносит женщина, — мальчик остался без матери. — Да ну. Быть того не может, — трёт переносицу в растерянности Аратака, не зная, что теперь на это сказать. — Почему… так просто? — А ты думал, для смерти нужен какой-то предлог? — хмурится она. — Юрико пролежала несколько дней в коме, но её все равно не смогли спасти. Рейген закусывает губу. Тридцать три года. Может, и хорошо, что у него детей нет? И он не женат. Мать только, и всё. Если бы умер, не то чтобы кто-то сильно страдал. Он вполне подменимый человек. Мама, конечно, расстроится, но. Она уже давно расстроена, быстро привыкнет. Так что можно вздохнуть, терять, можно сказать, и нечего. «Лучше бы сказали точнее, я так и в восемь утра могу прийти, и уйти так же, Учитель». Аратака опускает обратно взгляд в Свой мир. Перед глазами ещё маячит мягкая тёплая улыбка Юрико, разговоры про то, «а как ты? Как жизнь?». Разговоры про то, кто как устроился и остепенился. Про семью, про друзей. О хобби, успехах и делах. Про детей. А ведь у нее тоже были большие планы на жизнь. В её тридцать три. Аратака незаметно для себя сжимает зубы. «Приходи хоть в восемь, я всегда тебе рад». «Можешь хоть навсегда остаться». Последнее предложение Аратака стирает. Стирает с каким-то сожалением. С какой-то тоской на губах и сердце. То, что не высказать, а только молча проглотить и забыть — когда-нибудь его в итоге сожрёт. Время так скоротечно. Чёрт возьми. Может, и есть смысл в том, чтоб умереть молодым. Меньше ошибок, меньше разочарований. Меньше попыток и падений. Меньше усилий. Амая молча переворачивает кусочки курицы и убавляет мощность плиты с семёрки на пятёрку. Протыкает аккуратно ножиком картошку и подмечает, что та вполне уже размягчилась, чтобы её снимать с плиты. Она выключает конфорку совсем и прихватками переносит кастрюлю ближе к раковине, после чего, осторожно приподняв крышку, сливает всю воду. Курица тоже потихоньку доходит, и женщина ещё какое-то время раскрывает несколько шкафчиков в поисках тарелок и находит их в сушилке. — Держи. Ставит она перед Рейгеном тарелку с едой. Тот неожиданно чуть дёргается, выныривая из своих тусклых мыслей, и с интересом рассматривает новый предмет на столе. — С…спасибо, — как-то сбивчиво благодарит он ее и притягивает левой рукой к себе тарелку. Вскоре Амая кладет на стол и вилку. Аратака её берет и слегка неумело наклоняет прибор в не ведущей руке, разделяя большую половинку картошки. Та медленно, но мягко поддаётся. От всей тарелки исходит пар. И Рейген вдыхает запах такой простой и незамысловатой еды. Накалывает аккуратно кусочек картофеля и дует. Долго, протяжно так. — А масла случайно нет? Сливочного? Спрашивает он перед тем, как кладет картошку в рот. — Нет. Я же не знала, что ты тут голодовки устраиваешь, — бурчит она, пока накладывает себе немного еды. Но Рейгену и без масла сейчас хорошо. Он бы и просто рис съел без всего. А тут как-то даже и слишком большое разнообразие. «Мне позвонить в дверь, когда я приду? (Ну вы понимаете о чём я)». Аратака слегка улыбается, когда возвращает взгляд к телефону, пока прожёвывает сладковатый привкус картофеля. Он пока не знает, как лучше ответить на сообщение, и единственная рабочая рука пока занята. Амая присаживается, наконец, за стол, и каким-то пренебрежительным тоном произносит: — Приятного аппетита. Аратака аж сглатывает, настолько холодом веет от этой фразы. И осторожно произносит в ответ: — Приятного аппетита. После этого кухню пронизывает тишина. Какая-то жутко неприятная. Непривычная для Рейгена. Не его тишина. Вот он накалывает курицу на вилку, вот отправляет её в рот. И вроде бы не ел два дня, точно помнит, но ощущение, будто бы и не особо хочется. Будто бы и вкус как-то слегка притупился, и мясо на вкус не то. И нервы его уже слишком стёрты. Или порваны. Аратака не различает. Ему просто неприятно сейчас находиться в собственной кухне, в которой они с его Богом гоняли чаи по вечерам, да и так, просто. При любой случайной встрече. И он чувствовал себя как-то правильно. Будто так и надо. Всю жизнь так и было надо. Аратака закусывает губу. Но вот он здесь впервые со своей матерью, и он чувствует себя чужим на своей собственной кухне, и он чувствует себя как-то неправильно. Или неправильным. Как в каждом из своих кошмаров вот уже несколько дней подряд. Он кусает ещё один кусочек курицы. Тянет на себя ещё немного картошки и чувствует, как его постепенно начинает рубить. Усталость перекрывает возникшую тревогу, и больше не хочется ни думать, ни говорить. Он доедает еду будто бы в каком-то ужасном трансе. Тянет что-то вроде: — Спасибо ещё раз за еду. И ему, кажется, даже что-то отвечают в ответ. Или задают вопрос? Аратака не различает, пока складывает тарелку в раковину. Он думает о словах матери касательно его жизни, или они сами думаются по себе, пока он берет костыли и медленно продвигается в сторону спальни. Ему абсолютно плевать, как второй человек сейчас будет распоряжаться в его квартире. Когда Бывший Бог Шигео кладет свою звенящую голову на подушку, он думает о том, что Юрико была вполне жизнерадостной женщиной. Да и просто той ещё оптимисткой. Интересно, о чем она думала перед тем, как споткнулась? Сварить ли лапшу на ужин или рис? А может, это был завтрак. Или она собиралась пойти гулять. С сыном. А он ждал её в это время на улице. А ведь у нее был любимый человек. Муж, кажется. Неплохой парень. Видел ли он, как она падает? Может, не смог вовремя подхватить? Аратака прижимает ноги к себе. Его трясет, и он слегка улыбается. Так просто, так, черт возьми, просто. Телефон остаётся лежать на столе.