Адская лагуна

Нью-Йорк теперь похож на вечно голодное чудище. С неуёмной жадностью он пожирает людей вместе с мечтами и стремлениями, а затем отрыгивает их принципы, отхаркивает амбиции. Похож на своего нового господина — Уилсона Фиска. Тот крепко держит город в здоровенном, пухлом кулаке, выжимает из него последние соки, набивая карманы и наводя ужас на врагов и союзников. Его не остановить, не победить: он вездесущ и неутомим. Его окружают преданные алчные псы, не гнушающиеся грязной работёнки, готовые ради одобрения Кингпина на любую мерзость. Под Фиском ходят копы и федералы, с ним вынуждено считаться правительство. Он — раковая опухоль на теле Нью-Йорка, пустившая метастазы по всем направлениям. Стараниями Фиска Дьявол Адской кухни возведён в ранг опаснейших преступников, за его голову обещают награду. Оказавшись на свободе и воцарившись над преступным миром Нью-Йорка, Кингпин не раскрывает личность Сорвиголовы: не собирается делать из Мэтта Мёрдока мученика. «Город убьёт его», — Фиск в этом не сомневается, он всё для этого делает: дискредитирует разоблачающие статьи Карен Пейдж, находит рычаги давления на Франклина Нельсона. Спустя полгода после внезапного снятия всех обвинений и освобождения Фиска из тюрьмы «Нельсон, Мёрдок и Пейдж» вынуждены прекратить свою деятельность. Фогги лишается лицензии и понемногу спивается, отказавшись от борьбы и уйдя в себя. И вскоре от него уходит Марси, не желая вместе катиться на дно из-за того, что тот отказывается работать на Фиска. Пять лет проносятся как скорый поезд. Как в тумане. Как в страшном сне. Загляните в нынешний Нью-Йорк — от былых времён нет и следа. Всё во власти подконтрольных Кингпину корпораций, обдирающих людей до нитки. Рекордный уровень преступности и необозримая пропасть между богачами и бедняками. Сорвиголова не знает покоя. Он всегда в крови, всегда на поле боя: на улицах или в суде, сражаясь за права тех, кто ждёт справедливости. Одинокий и на грани отчаяния, обезумевший от нескончаемой битвы, почти сломленный, но всё ещё упрямо поднимающийся, не принимающий поражений. Мэтт Мёрдок надевает свой лучший костюм — идеально выглаженный, ловко скрывающий непроходящие гематомы и неуспевающие заживать раны. С предвкушением и стыдом идёт по выученному наизусть маршруту, отстукивает тростью бесконечные секунды ожидания. Нервозно поправляет галстук, терзается сомнениями и надеждами. Перед входом по привычке несколько минут раздумывает и заходит внутрь здания с неоновой вывеской. Он бывает здесь раз в неделю, по четвергам: стриптиз-бар «Hell’s lagoon» ничем не отличается от череды других подобных заведений, заполонивших улицы и разросшихся, как плесневые грибы. Вот уже два года здесь работает Карен. Отвергнутая миром журналистики, она долго ищет работу, едва сводя концы с концами. Начав с официантки, она доходит до танцовщицы — денег здесь платят больше, а если попадается щедрый клиент, то угощает кокаином. Кокаин помогает забыться, не думать, заменяет стыд равнодушием. Карен знает, что Мэтт придёт. Он всегда приходит. Садится на одно и то же место: по правую сторону от полукруглого подиума-сцены, чуть в тени, не привлекая лишнего внимания, прячась в толпе потных перевозбуждённых завсегдатаев, громко глотающих слюну, хватающихся за причинные места. Но прежде он выпивает стакан виски, внушая себе, что успокаивает нервы. Возможно даже, последующие пару часов он действительно в это верит. Карен не заставляет его долго ждать, но немножко томит ожиданием. Как будто его нужно обольщать! Но вот она спускается со сцены, отстукивая каблуками, грациозно подходит к Мэтту, с нежностью берёт за руку и молча ведёт за собой. Комната для приватного танца вульгарна настолько, насколько это возможно: красный приглушённый свет, мягкие диваны с декоративными подушками и полупрозрачный тюль, свисающий с низкого потолка. Карен не отходит к стоящему в центре пилону, Мэтту нужен постоянный тактильный контакт: она ласкает его лицо, грудь и плечи. Она горяча и пламенна. Садится к нему на колени верхом, закидывает руки за шею, влажно и глубоко целует, облизывает его пересохшие губы, скользит языком в приоткрытый рот, лижет ему язык. — Умоляю, бежим со мной, — задыхаясь, шепчет он ей сквозь обжигающие ласки, — клянусь, я уберегу тебя, Карен. Я люблю тебя, — прикрывает глаза. — Себя сначала защити, — отвечает она между поцелуями, — опять похож на боксёрскую грушу, — расстёгивает рубашку и недовольно качает головой. — Мы уже это проходили, оставь свой бред. Она знает, что бежать некуда, от Фиска и его людей не скрыться. Карен кругом всем должна, никак не выкарабкаться из долгов. Если не Фиск, так другие отморозки пустят в башку пулю. У Мэтта нет столько денег, чтобы избавить её от проблем. А она не привыкла быть кому-то обязанной. Нет, уж лучше сама. Не нужно перекладывать ответственность и подвергать кого-то опасности. Особенно, если этот кто-то Мэтт. — Карен… — затыкает ладонью ему рот, опускает руку вниз и понимает, что он уже достаточно возбуждён. Садится перед ним, откидывает волосы и сосёт ему член — технично и усердно. Заглатывает целиком, дразнит головку кончиком языка, помогает себе подкручивающим движением руки. Забивает в глотку рвущиеся из груди рыдания. Когда Мэтт кончает, Карен безотказно и покорно глотает, как не позволяет себе ни с одним из клиентов. — Спасибо, Карен, — с трудом выговаривает Мэтт, восстанавливая сбившееся дыхание. Она встаёт с пола, раскручивает кулон, висящий на золотой цепочке, и набирает малюсенькой лопаточкой-крышкой немного порошка. — Тебе это не нужно, — помотав головой, печально произносит Мэтт, обвивает руками её талию и привлекает к себе. Карен не реагирует, вдыхает дозу и трёт полусогнутыми пальцами ноздри. У них негласное правило: Карен тоже должна получить удовольствие. И потому, когда Мэтт приходит в себя, он старательно ласкает сидящую на нём Карен рукой в ответ, погружая напряжённые пальцы в сочащуюся влагой мягкую плоть. Свободной рукой мнёт оголённую грудь, очерчивает линии корсета и кружево чулка, дёргает подтяжку от пояса — воображает, как, должно быть, Карен соблазнительна в этом непристойном наряде. Она запрокидывает голову — растрёпанные волосы, струясь по её спине, кончиками касаются его ног. Впивается коротко остриженными ногтями в мускулистые плечи, энергично двигает бёдрами, подгоняет сладкий миг развязки, затем содрогается в жгучем блаженстве и, обмякнув, падает Мэтту на грудь. Не говоря ни слова они, крепко обнявшись, недолго сидят так, впитывая последние минуты суррогатного счастья, упиваясь подлинной близостью. Прощаясь, Мэтт достаёт из бумажника всю наличность: отсчитывает пару купюр — по прайсу заведения, остальное отдает Карен, и та убирает деньги в туфлю. — Однажды я уговорю тебя, Карен, — говорит он напоследок, — однажды всё изменится, вот увидишь. Мэтт целует её со всей любовью и уходит. До следующего раза. Если, конечно, ещё будет жив. Если падший город не поглотит безвозвратно своего Дьявола-хранителя.