***
Девушка долго смотрела перед собой, докуривая сигарету. Ночь только началась, но она не вызывала никаких эмоций у нее. Ронду волновало немного другое. Арнольд. Она давно его знала, но после неудачных отношений, разошлись как в море корабли, совсем забыв о существовании друг друга. Это было так давно, что за время его отсутствия в ее жизни, Ронда и забыла, как тот выглядит. Лишь краем глаза видела на играх, но не придавала особого значения. Ей казалось, что он и есть судьба. Арнольд предназначен для нее, ведь они так похожи. Спор с Лайлой она затеяла не столько для того, чтобы задеть ее, сколько для того, чтобы самой сблизиться с блондином и все бы пошло по плану, если бы не та блондинка, с которой Шотмен слинял при первой же возможности. — Ты порушила все мои планы, — в пустоту сказала она, потушив окурок ботиночком со шнурками. Черноволосая девушка закусила губу, немного хмурясь. Если Лайла перестала быть ему интересна, то нужно сближаться не через нее, а через ту белокурую. Одинокая проказница луна лениво нависала над городком, освещая бледные руки случайных прохожих и зевак. Она так и таяла на земле, растворялась в чужих окнах, терялась в глазах. — Внутри у тебя темно-алые розы, — шепотом сказала Ронда, смотря на себя в осколки разбитого зеркала под ногами. В такое время находиться в бараке, где обычно наркоманы ищут закладки, мягко говоря, небезопасно, но это что-то вроде тайного места для нее, где можно побыть подальше от шума надоедливой толпы. От одного воспоминания о нем, его объятий, нежных поцелуев, по телу бежали мурашки, а внутри разливалось тепло, которое бывает, когда греешься на солнце летом. От этого чувства уже нельзя убегать, ведь в море вокруг лодки одна вода. Эта влюбленность годами хранилась в сундуке с сотнею замков. Только, если бы Арнольд еще умел любить. Он не знает, что такое верность, желание быть рядом, а не только спать вместе. Для него важно лишь одно. Это убежать от своих проблем куда глаза глядят, где нет ничего кроме него. Девушка тыкала носком своего ботинка в осколки и переваривала произошедшее. Нет, Лайла точно проиграла, и быть на ее стороне было бы глупым, значит, чем быстрее переобуешься, тем будет лучше. Неважно, как ты одержишь победу, даже если нужно идти по головам, она пойдет. Если нужно убить ради него — она убьет. Тучи затянули и без того темное небо, пряча за собой звезды, будто накрыли пустым одеялом. Но сколько бы эти тучи там не были, как долго мы не могли бы смотреть на звезды, они бы всегда были там. Иногда, когда ты не видишь чего-то, будь то звезды, чувства или проблемы, они всегда будут, несмотря на толщину стен, которые ты воздвигнешь вокруг них. Кажется, что эта ночь будет длинной и полной событий, которые могут обернуться как угодно, отразиться на жизни и бесповоротно ее изменить.***
Арнольд тихо зашел в дом, пытаясь не встретиться со своим дедушкой, но, кажется, его дома нет вообще. Это принесло облегчение парню. Он направился в зал, где бабуля Пуки снова смотрела странную передачу про четырех разноцветных телепузиков и хлопала в ладоши, когда они смеялись. — Привет, бабуль, — немного уставше сказал парень и поцеловал старушку в макушку. — Мальчик хочет печеньки? — вдруг заворковала она и встав со своего кресла, зашоркала мягкими тапочками на кухню. Арни тепло улыбнулся и пошел за ней. На кухне и правда пахло печеньем. Бабуля Пуки испекла его, зная, что у ее внука будет сегодня игра. Несмотря на то, что она была немного безумна и развитием напоминала ребенка, Пуки все прекрасно понимала, но не могла выразить нормально мысли. — Пахнет чудесно, бабуля, ты сегодня пекла? — Арнольд очень любил ее и питал к ней самые нежные чувства. Пуки замахала ручками и покачала головой, доставая корзинку с еще теплым печеньем. И пахло оно потрясающе и вкус у них был чудесным. — Они такие вкусные, бабуля, ты у меня такая умничка, — парень подошел и обнял старушку за ее хрупкие плечи. Та обняла в ответ и казалось, была самой счастливой на свете. В этот момент домой пришел Фил, но ничего не сказал. Он лишь посмотрел с тоской и отправился в комнату, откуда стал редко выходить. Это хоть и волновало, но лучше в это не вмешиваться. Арнольд был уверен, что со временем все встанет на свои места. — Бабуль, а мы сегодня выиграли, — сказал внук и мягко начал провожать Пуки до комнаты, где был Фил. Она должна была уже давно спать. Но, видимо, была очень занята печеньем для своего любимого внука и ждала его возращения домой. — Печеньки, — проговорила она с широкой улыбкой на лице. Она была по-детски счастлива за эту победу и похлопала в ладошки. Арни постучал в дверь, после чего оттуда выглянул дедушка и, взяв Пуки под руку, уложил спать. Сделав дело, юноша хотел уже уходить на кухню, где его ждали печеньки, как его окликнул Фил. — Арнольд, — позвал он слабоватым голосом, что было ему просто не свойственно. — Да? — Арни стоял в нескольких шагах от него, но чувствовал его тоску. — Я рад, что вы выиграли, — он улыбнулся, и у внука земля ушла из-под ног, раньше такого никогда не было. — С-спасибо, деда, — только и сумел выдавить он и не смог удержаться от улыбки в ответ. Какое-то теплое и уютное чувство поселилось в груди. Будто сегодня все звезды на нем сошлись и решили подарить один хороший день. Шотмен сидел на кухне, пил чай с печеньем Пуки и думал о Хельге. Это новое ощущение внутри, которое он испытал при поцелуе не давало покоя. Снова. Но на это отвлекаться тоже не нужно, ведь она могла стать его выигрышем еще и в споре с Джеральдом, но она как строптивая лошадка — не поддавалась упряжке. Это даже подогревало интерес блондина. — Ты будешь моей, во что, то бы ни стало, — с вызовом судьбе проговорил он и откусил печеньку, запив ее и свои слова горячим чаем, который жаром разливался внутри и согревал.***
Чувства кричали о себе наперебой, не давая толком понять, что произошло и во что только она влипла. Кажется, все ее страхи стали явью. — Боже, Боже, нет-нет, я не могу вот так просто полюбить этого… — она запнулась на последнем слове, нервно закусив губу. Перспектива стать одной из ручных песиков этого садиста пугала, но внутри закрадывалась надежда на то, что они, может быть, станут хорошей парой, и все будет хорошо, но разум снова кричал свое. Конечно, стоит доверять голове, а не сердцу. Но этот приток чувств, новых ощущений так взбудоражил, так покорил девушку, что она сама не верила в свои слова. — Почему именно он, — обреченным шепотом она спросила у самой себя и села на пол своей комнаты, обхватив голову руками. Это было неправильно, но так маняще. Она не хотела его отталкивать, не хотела уходить от него, а наоборот, быть еще ближе, держать его за руку, гладить по волосам и смотреть в эти чертовы голубые холодные как два глубоких бездонных озера глаза. Хельге он не показался таким гнилым и безнравственным, как его описывали все вокруг, но и становиться такой же как Шина, тоже не было желания. Эти чувства были похожи на лифт. Они то взмывали вверх, то опускались, а то и застревали где-то между этажей, заставляя время остановиться, а сердце наоборот, биться сильнее. Страх перед неизвестным поселился между ребер, медленно ломая их, а между трещин вливалось беспокойство, которое было хуже зубной боли. Если мама узнает, что она влюбилась в того, кто является ходячим синоним слова «плохо» и «опасно», то явно заволнуется и запретит общаться со всеми, кто его знает, чтобы искоренить это чувство. Мама желает только хорошего для своего ребенка и пытается уберечь от потенциального вреда. Будь то парень или собака на улице. — Может, он хороший на самом деле? — Хельга лежала на кровати, смотря в потолок. Поток мыслей утих, оставляя за собой осадок эмоциональной усталости. Блондинка дотронулась до своих губ пальчиками и прикрыла глаза, сто раз проигрывая эти два поцелуя, но теперь страха не было. Она растворилась в своих воспоминаниях, плавно отдаваясь приятным чувствам, что одно за другим посещали ее. Ночь для нее вдруг стала самым любимым временем суток. Именно ночью она встречала Арнольда, и он дарил эти ощущения, что бабочками порхают в животе, невольно вызывая улыбку. Теперь она глупо улыбалась и, с нежностью, смотрела перед собой. Сердце так и трепетало от каждого воспроизведения его бархатного голоса, его рук, этих скул, лица, какое бывает лишь у статуй греческих богов в музеях. Произведение искусства, неудивительно, что девочки так и вешаются на него. Хельга понимала, что при нем нельзя таять, иначе он может потерять интерес, а если он решит сдаться, то она и не была ему интересна вовсе. — Вкус клубники, значит, — с улыбкой на лице проговорила она.