No man no cry

— Фу… Я даже не чую твоего запаха! Твои шмотки воняют как половые тряпки. Убогая… даже хуже, ты пустое место, никто! — крупные черты его продолговатого лица искривились от отвращения. Он, Бен Соло, нависал над ней живым средоточием угрозы, и глаза всех в учебном кабинете были направлены на них двоих. Мучитель и жертва. Охотник и добыча. Альфа и недочеловек. Он невзлюбил её с первого дня, как её зачислили в эту школу для богатеньких деток и представили перед классом. Бен Соло, сын двух известных альф, был высоким, широкоплечим и неимоверно сильным, занимал первые места на региональных соревнованиях и метил в профессиональный спорт — о его вспыльчивой агрессии в школе ходили легенды. Рей сжала кулаки и наклонилась ниже, к самой своей разрисованной обидными прозвищами парте. Правила этой игры просты: не поднимай глаза, слейся с мебелью, постарайся промолчать, замри, как маленький беспомощный зверёк, и тогда он уйдет, в очередной раз продемонстрировав прихлебателям, этой стае гогочащих бет, свою власть.  — Когда ты оставишь меня в покое, обезьяна? — не выдержала и проговорила она сквозь стиснутые зубы, и тут же почувствовала руку на своем загривке — шершавую от бесконечных касаний мяча, похожего на миндальный орех-переросток. Рука резко надавила, и Рей больно стукнулась носом о холодную поверхность парты, исцарапанную синей ручкой. «Пустое место», «ничтожество», «лишняя» — самое мягкое из того, что было накорябано там. Слезы застили её глаза, и все расплылось: лица-гримасы, светло-голубые стены комнаты, черный прямоугольник доски, шкафы с книгами и деревянные стулья. Половина класса из прибившихся к громиле бет засмеялась кто во что горазд: девушки-беты, поддерживая моду на скромность, как у патентованных омег, жеманно прыскали в кулачки, а парни-беты смеялись в голос, стараясь заполнить собой как можно больше пространства, будто это делало их хоть чуть похожими на настоящих альф.  — Теперь будешь потише, крыса. — Он отпустил её и направился к своей парте в самом конце класса. — Если еще раз пожалуешься своему новому родственничку, то так просто не отделаешься. — Он закинул длинные ноги на парту. — И не думай, что я боюсь какого-то полуживого деда, нагулявшего твою мамашу-шлюху по молодости, даже если он и был сенатором хуй пойми когда. Слезы душили, ей хотелось разрыдаться в голос, но из последних сил она сдерживалась, упрямо буравя взглядом его перекошенное ухмылкой лицо. Переносица болела, дышать получалось только через рот. Лучше она прогуляет, чем доставит ему удовольствие от своей слабости. Рей вскочила с места, схватила рюкзак и, ссутулившись, быстрым шагом направилась к двери. Боль в носу была совсем уж нестерпимой, когда она ударилась второй раз — о плечо долговязого альфы, уверенным шагом заходящего в класс.  — Смотри, куда несешься. — Его голос был холодным, как и его взгляд, устремленный на неё сверху вниз с выражением полного безразличия на красивом лице. Она ничего не ответила ему, но он, Армитаж Хакс, и не стал бы слушать. Они оба: он и Рей, учились на факультативе для одаренных, но Хакс так ни разу и не заговорил с ней за все те два года, что она проучилась здесь. Их, альф, было всего двое в учебном классе, и они так сильно отличались друг от друга, что редко вступали в прямые противоборства. И если Соло лез всюду, куда его не просили, то Армитаж был хладнокровным и безразличным призером олимпиад по точным наукам. За ним не бегала свора прихлебал, но уважение к нему было почти осязаемым и прочным, как металл. Казалось, что если бы он хотел, он мог бы вступить с Соло в конфликт и даже одолеть его. Но, наверное, не хотел — так, по крайней мере, думала Рей. Он не трогал её, но делал вид, что её не существует вовсе. Выбежав из кабинета в прохладный и почти безлюдный коридор, она наконец дала волю слезам. Рей ненавидела это место. Рей ненавидела их всех: Бена, Армитажа, одноклассников и учителей, эту школу для элитных ублюдков, этот тихий городок и весь этот уродский мир.

***

В клинике было тихо, как и всегда. В последнее время она часто приходила сюда — наконец стали водиться деньги. Ей было стыдно брать их у деда, стыдно носить его вычурную длинную фамилию, стыдно думать обо всем, что было связано с семейными делами. Но это было лучше, намного лучше, чем приют или очередные алкоголики, забравшие её ради пособия, как облезлую кошку из канавы. Она сидела в углу прохладного светлого холла, прижимая к себе школьный рюкзак, набитый учебниками. Переносица все еще ныла, и Рей переживала, что на лице появится синяк — еще один повод для насмешек. Доктор Каната всегда была добра к ней, может, она смогла бы помочь и с этим. Телевизор под потолком размеренно бубнил о политической сводке: совет омег готовил государственный бюджет на будущий год, в парламенте велись жаркие обсуждения. Рей не особенно интересовалась политикой. Но потом начался сюжет про очередную годовщину Третьей Мировой войны, и она заинтересовалась. Недавно дед путанно рассказывал ей о том, каким был мир до неё — он застал войну уже взрослым. От его воспоминаний ей было не по себе — даже думать об этом было страшно: омеги были рабами, альфы истребляли друг друга тысячами, только бы захватить как можно больше территории и ресурсов. Но война ослабила их и, благодаря бетам и их рациональному подходу к межгосударственным договорам, все встало на свои места: альфы защищают, изобретают, добиваются, ставят рекорды, но больше не допускаются до настоящей власти, а омеги полностью контролируют их и не дают им перейти черту, после которой не останется уже ничего, кроме хаоса и разрушения. Альфы двигают человечество вперед, а омеги направляют это движение и определяют скорость. Каждая из омег ценится на вес золота: они устраняют преступников, останавливают вооруженные конфликты, пресекают кровавый террор и мудро управляют государствами. А еще омеги становятся донорами, только благодаря им беты могут иметь детей. Человечество до сих пор существует только благодаря им. Ни один альфа не может устоять перед омегой. Рей с мстительным восторгом думала об этом. Но она не была омегой. Она все еще была никем. Это был последний год перед выпуском из старшей школы, а её разновидность все еще не проявила себя. Она пришла сегодня, чтобы снова сдать анализы, пройти осмотр и услышать, что ей следует набраться терпения. Врачи говорили, что, может, это от плохого питания в детстве, а, может, из-за пережитого стресса, когда мать бросила её, пятилетнюю девочку, прямо у дверей приюта. Она оставалась последней во всей школе, чей организм не перешагнул черту зрелости, она выпадала из четкой и понятной иерархии — Бен Соло был прав, она была никем. Кто-то брезговал ей, как прокаженной, кто-то презирал её, как дефектную, а кто-то вовсе не замечал её. Но ничего не могло запретить ей мечтать. На стеклянном столике прямо перед ней грудой лежали журналы со знаменитыми омегами на обложках: яркими, успешными и недоступными. На верхней странице красовался парень-омега — знаменитый молодой актер, сыгравший богача-вампира, влюбленного в простую девушку-альфу. Одноклассницы вздыхали по нему, и Рей он тоже нравился. Как может не нравиться омега? Они были идеальными во всем. В их небольшом городке очень давно не рождалось ни одной омеги. Доктор Каната как-то обронила в разговоре, что последняя топтала землю здесь лет пятьдесят назад, когда она только закончила медицинскую академию, никак не позже. Большинство жителей здесь было, как и везде — бетами, ведущими посредственную серую жизнь, ничем не отличающуюся от Дня сурка. Все самые захватывающие романы, все самые красивые драмы были написаны и сняты об омегах и альфах, об их вечной непобедимой любви. Культуры всех народов и стран, которые только приходили Рей на ум, воспевали эту идиллию, эту сладкую иллюзию. Рей, как и её одноклассники, как и миллионы других бет, была счастлива обманываться. Порой она любила помечтать, проваливаясь в легкую дремоту на своей новой мягкой кровати, что когда-нибудь она проснется омегой и весь мир встанет перед ней на колени. Но в конце концов каждое утро она просыпалась угловатой нелюдимой девушкой, до которой никому не было дела. Медсестра подошла к Рей и вежливо отвлекла её от раздумий:  — Рей Кира Палпатин? — Рей кивнула ей в ответ. — Пойдемте, доктор Каната ожидает в седьмом кабинете.