Агроном опиумного хозяйства

Бой кремлёвских курантов. Снег, падающий за окном, будто пепел. Союз мёрзнет в своей сталинке. Кутается в три одеяла и сидит на полу у калорифера. Союза мучают кошмары, в которых главным чудовищем перед ним огромной белой тенью встаёт Россия. Союз просыпается от собственного крика, так плохо, помолился бы, но не знает ни одной молитвы. Религия - опиум для народа... Союз вспоминает Октябрину, которая тоже не признавала религии, но была опиатчицей. Союз вспоминает Россию, который просил посадить маки на подоконнике, просто для красоты - клялся, что просто для красоты... Союз надевает свой старый тулуп и идёт в цветочную лавку. Союз спрашивает у продавщицы, можно ли купить маки. Продавщица говорит что-то про розы, тюльпаны, орхидеи, хризантемы... Союз ещё раз спрашивает про маки. Продавщица уходит вглубь торгового зала и наконец выносит последний букет. Поникшие маки свисают из-под обёртки. Их не подаришь любимому человеку, из них даже вещества не сделаешь. Союз прощается и идёт обратно в сталинку. На лестничной клетке он встречает почтальона. - Михаил Савицкий, вам письмо. Союз не открыл ещё конверт, но чувствует, будто держит в руках похоронку. Союз поднимается в квартиру и наконец открывает конверт. Союза трясёт. ...БОЙ КРЕМЛЁВСКИХ КУРАНТОВ... - Блядский трезвон! Разбомбите, блять, свою ёбаную Спасскую Башню! "Папа, прости, я снова словил приход, пиздец, не расстраивайся только, я посадил маки на подоконнике, они цветут, но уже давно не вштыривают, я не читаю твои письма, больше не могу, их читает Украина, ржёт над ними и жжёт их, ты не знаешь ещё, но я сплю с Украиной, он называет меня "коханый" и душит в постели, он тебя ненавидит, но он - твоё повторение, я пытался все эти годы увидеть в тебе отца, но видел в тебе только daddy, папа, прости меня за этот каламбур, ты не любишь англицизмы, ты просил меня говорить "так точно" вместо "окей", я бы так хотел платонически прильнуть к твоей груди, но я задыхался в твоём сексуальном ненасилии, я бы так хотел быть твоим, но опять же, платонически, но ты не признавал ни платоники, ни романтики, я пытался все эти годы увидеть в себе сына, но видел в себе только чехол для твоего члена, папа, прости... Росс". Пульс Союза снижается, пока не пропадает окончательно. Союз думал, что держал в руках похоронку сына, но держал свою собственную.