Иные пути

Лань Сичэнь и сам не понимал, как докатился до столь бесстыдных вопросов. Он видел, как напрягся Ванцзи, как побледнел и замер до этого настроенный весьма дружелюбно Вэй Усянь, как нерешительно эти двое обменялись взглядами, словно Лань Сичэнь как минимум застал их за убийством кучи детей, и им пришлось экстренно искать себе достойное оправдание. Это заставило Лань Хуаня почувствовать себя еще в большей степени неловко, но тем не менее, смотря на их реакцию, он лишний раз убеждался, что все происходящее с этими двумя не так уж просто и безобидно, как ему самому казалось раньше. Первое, что Лань Сичэнь заметил — это интерес. Небольшой, но яркий огонек, что загорался в глазах его брата при любом контакте с первым учеником ордена Юнь Мэн Цзян. Это началось еще задолго до карантина, и Лань Сичэнь не видел смысла встревать — Лань Чжань был уже достаточно взрослым для того, чтобы самостоятельно разбираться в своих чувствах. Это было даже в некотором роде забавно; Лань Чжань обычно был весьма холоден и отстранен, но в компании этого взбалмошного подростка он сам становился куда живей, словно внутри него разгорался настоящий пожар. Его движения становились резче и энергичнее, он украдкой бросал на Вэй Усяня взгляды из-под опущенных ресниц, кончики его ушей загорались при каждом чужом бесстыдном комментарии. Кажется, он действительно не понимал, что испытывает, и Лань Сичэню даже было его жаль, но он не спешил открывать брату глаза на его зародившуюся симпатию, только слегка подталкивал того к осознанию и принятию самого себя, ненавязчиво пытаясь заставить Ванцзи мыслить чуть шире. Хорошую службу здесь играла простая, но добродушная и энергичная натура самого Вэй Усяня, которого, кажется, ни капли не смущала чужая холодность и колкость. Лань Хуань был рад видеть их неловко-дружеский контакт, инициатором которого становился Вэй Усянь. Несмотря на то, что дядя терпеть не мог Вэй Ина, сам Лань Сичэнь проникся к нему симпатией, наблюдая, как тот с улыбкой пихает его брата в плечо и едва ли не заставляет разговаривать с собой. Он был открытым, шумным, но крайне прозорливым и умным молодым человеком, который не боялся нарушать правила и говорить то, что считает правильным. Лань Чжаню было чему поучиться у этого юноши, как и самому Вэй Усяню не помешало бы перенять парочку чужих качеств и немного спокойствия. Тем не менее у этих двоих все катастрофически не складывалось, и Лань Сичэнь с тоской все же принял тот факт, что переоценил социальные навыки своего младшего брата. Если поначалу Лань Хуань действительно надеялся, что эти двое все же смогут сдружиться, то после очередного «убожество» от Лань Ванцзи он смирился. Он не мог заставить Вэй Усяня терпеть его брата против воли, как не мог он и вбить Ванцзи в голову, что свою привязанность можно показывать и иными — менее радикально-неприятными — способами. Было бы неплохо, если бы Лань Чжань, например, похвалил владение мечом своего нового знакомого или оценил его, Лань Сичэнь не мог не признать, действительно выдающийся талант в рисовании. Лань Чжань иногда напоминал ему обиженного ребенка, которому добрые родители подарили зверюшку, а та отчаянно не хотела сидеть на ручках и того и гляди норовила укусить за палец. Все изменилось быстро, как по щелчку — Лань Сичэнь даже не успел понять, когда все резко пошло под откос, выбивая почву из-под ног и кидая ему в лицо факт — с его братом определенно что-то не так. Когда Лань Хуань обнаружил Ванцзи с непрерывно текущей из носа кровью, бледным лицом и едва не взорвавшимся золотым ядром, его охватил настоящий ужас. Он паниковал, прикладывая к носу брата смоченную водой повязку, осторожно и бережно укладывая его на постель и вызывая целителей. Он не знал, что ему делать — в теле Лань Чжаня было слишком много светлой ци, и вливать еще больше не было разумным решением, поэтому он только бережно держал его руку, отсчитывая пульс и молясь всем богам, чтобы это было просто переутомление. Когда Ванцзи стало лучше, и он смог самостоятельно подняться, он выглядел совершенно сбитым с толку. Лань Сичэнь чувствовал себя ужасно неловко, когда брат сканировал его своим сосредоточенным взглядом, пробираясь под кожу, словно выворачивая наизнанку. Признаться, Лань Хуань действительно не помнил, чтобы его брат когда-нибудь смотрел на него с такой смесью радости и страха в глубине медовых глаз. Все, кажется, пришло в норму, но, размышляя обо всем произошедшем, сейчас Лань Сичэнь отчетливо понимал, что именно тот момент стал отправной точкой его подозрений. Потому что после этого Лань Чжань изменился. Сильно. Совершенно другой человек — он стал словно еще выше и величественнее, в его голосе чувствовалась сила. Он будто обрел уверенность в себе, хотя заниженной самооценкой никогда не страдал. Словно исчезли все правила ордена и ограничения, которые он сам накладывал на себя столько лет. Нет, он, конечно, все еще был послушным и усердным учеником, гордостью Лань Цижэня, но Лань Сичэнь с ужасом понимал, что, если Лань Ванцзи ради каких-то своих нынешних целей придется нарушить правила Облачных Глубин, он сделает это, не моргнув и глазом, без капли сомнения на фарфоровом лице. Лань Сичэнь был рад, что дядя этого не замечает. Потому что если бы он заметил, то наверняка схлопотал бы разрыв сердца от одного только взгляда своего лучшего ученика. Взгляда, который выдавал все изменения, взгляда, который Лань Сичэнь порой не узнавал. Ванцзи стал более открытым в проявлении своих эмоций и чувств; несмотря на то, что Лань Хуань был единственным, кто это понимал, ему это казалось просто до невозможного очевидным. То, как Ванцзи движется, как говорит, как смотрит — все это было ужасно знакомым и все равно пугающе чужим. Окончательно в своих подозрениях Лань Сичэнь укрепился, когда увидел, как его брат смотрит на Вэй Усяня. Это больше не был интерес, тщательно замаскированный под презрение, нет, это было куда серьезнее и опаснее, потому что Лань Хуань никогда еще не видел в глазах брата столько противоречивых и неприкрытых чувств. Лань Сичэнь думал, что ошибся, что ему лишь показалось, привиделось после стольких волнений, но сколько бы он не тер глаза и не тряс головой в попытке смахнуть наваждение — взгляд Ванцзи оставался неизменным. И Лань Сичэнь терялся. Он не знал, что ему с этим делать и нужно ли что-то делать вообще, но каждый раз, наблюдая взаимодействие этих двоих, он не мог не видеть в глазах своего брата темную давящую тоску, граничащую с трепетной нежностью и… и с чем еще Лань Сичэнь думать не хотел. От этого становилось неловко — он словно видел то, что ему не предназначалось, но и отвернуться от своего брата он тоже не мог. А Вэй Усянь не замечал. Продолжал бесстыдно шутить, цепляться за рукава, нарушать правила и громко болтать, не стесняясь в выражениях и жестах. Лань Чжань ловил каждое его движение, каждое слово, произнесенное звонким голосом. Он словно оживал во время наказания Вэй Ина в библиотеке, словно заново учился дышать, и Лань Сичэнь действительно не мог понять, когда именно эта совсем детская еще симпатия смогла перерасти в безнадежную и жгучую влюбленность его всегда замкнутого брата в самого шумного и гиперактивного ученика, которого только видели Облачные Глубины. Это не могло не настораживать. Когда его брат с самым счастливым выражением лица показал ему двух подаренных Вэй Усянем кроликов, Лань Сичэнь, признаться, был слишком растроган — до того очаровательно выглядел его брат, прижимающий к груди эти меховые комочки. И разве мог он заставить Ванцзи выкинуть их прочь? Конечно нет. Поэтому он едва не поругался с дядей, который ни в какую не хотел оставить несчастных животных в покое, и был действительно готов нарушить уединение отца, если это потребуется. Тот хоть и стал за все эти годы для них с братом почти чужим человеком, все еще оставался их отцом и главой ордена, и он мог пойти своему младшему сыну на одну единственную уступку! Ванцзи всегда был примером для подражания, лучшим учеником, идеальным ребенком, и это отрывало его от сверстников; единственным его другом был только его же брат, что в его возрасте было совсем не нормально и крайне печально. Несмотря на все старания и заботу Лань Сичэня, Лань Чжань все равно оставался ужасно одиноким, и как бы он не старался делать вид, что это не так — Лань Хуань всегда слишком хорошо понимал все его эмоции и чувства. Поэтому да. Они оставили кроликов. И Лань Сичэнь ни капли не жалел о своем решении, видя, как брат кормит их морковью и чешет между ушей. И все вроде было не так уж и плохо. То есть Лань Чжань все еще смотрел на Вэй Усяня тем самым безнадежным взглядом, но выглядел он лучше, чем Лань Сичэнь когда-либо его видел. Признаться, наследник Гу Су Лань уже прикидывал варианты, какими правдами и неправдами можно заставить Вэй Усяня остаться в Облачных Глубинах подольше, хотя, учитывая нынешнее отношение его брата к этому юноше, возможно, Лань Чжань сам был бы не прочь посетить Пристань Лотоса. Вэй Усянь, кажется, даже приглашал его? Это стоило уточнить. И, ожидаемо, как только Лань Сичэнь расслабился, решив, что все происходящее может обойтись без его прямого вмешательства, произошло это. Это в данном конкретном случае являлось Вэй Усянем, распугавшим всех адептов Гу Су Лань своей эпичной и крайне драматичной потерей сознания прямо на глазах десятка учеников. Конечно, даже нечто подобное этот юноша не мог не превратить в самое настоящее представление, и когда Лань Сичэнь узнал о произошедшем, то, признаться, действительно не знал, смеяться ему или плакать. Его головная боль росла в геометрической прогрессии, и если странная зависимость его брата от ученика Юнь Мэн Цзян раньше была его главной проблемой, то сейчас все стало еще сложнее. Это была просто катастрофа, и если Ванцзи хотя бы не демонстрировал своей влюбленности окружающим, то Вэй Усянь даже не пытался этого скрывать. То есть, серьезно, когда они с дядей уведомили его с Цзян Ваньинем о карантине, Вэй Усянь выглядел так, словно их присутствие — единственное, что не дает ему прямо сейчас броситься собирать вещи. У Лань Хуаня были все основания полагать, что так и было, потому что собрался Вэй Усянь даже раньше Ванцзи. А это очень быстро, такого рвения он не проявлял даже на тренировках и в нарушении правил. Так вместо одного влюбленного идиота их стало двое. Лань Сичэнь боялся представить, что может случиться дальше. Это какая-то лихорадка? Болезнь? Или они оба просто заработали переутомление с разницей в пару недель, и каждый после приступа внезапно осознал свою влюбленность.Это было слишком сложно для его понимания. Он действительно полагал, что идея поселить этих двоих вместе так или иначе приведет к катастрофе, но вся его жизнь уже превратилась в сплошное сумасшествие, так что хуже стать определенно не могло. Или нет. В таких вопросах никогда нельзя говорить со стопроцентной уверенностью. То, что его брата и Вэй Усяня связывает нечто большее, нежели дружба, Лань Сичэнь понял буквально на следующее утро. Когда он вошел в цзинши, то уточнил у брата, хорошо ли ему спалось, на что никогда не лгущий Ванцзи дал положительный ответ. Однако Лань Сичэнь не был дураком или слепцом и видел, что вторая постель, на которую лекари усадили его брата, была заправлена уже долгое время — показателем этого являлись пылинки, резко взметнувшиеся в воздух при движении его брата. Эта постель была не тронута, Ванцзи ночью определенно не медитировал, а спать на полу ему не было абсолютно никакого смысла. Поэтому оставался только один вариант, который сидел на растормошенной постели и широко зевал, клюя носом и все еще обнимаясь с кроликами. Одного взгляда на брата хватило, чтобы понять, насколько все на самом деле безнадежно. Лань Сичэнь просто продолжал надеяться, что у них все не зашло слишком далеко, потому что подобного его сердце просто не выдержит. Он еще морально не был готов для беседы с Ванцзи на тему… на эту тему. Физические контакты. Близкие физические контакты. Близкие физические контакты с мужчиной. Он мог это принять, определенно, но он действительно позорно надеялся, что эти двое сами разберутся в том, что им нужно делать, потому что иначе Лань Сичэня будут собирать по кусочкам по всей поднебесной. Боги, да они даже не пытались этого скрыть! Ванцзи, кажется, еще только прилюдно не заявлял права на Вэй Усяня, но некоторые вещи все говорили за него. Но, опять же, пока они не вредили друг другу и были относительно в порядке, Лань Сичэнь не хотел в это лезть. После того, как ему, по всей видимости, ответили взаимностью, его брат выглядел просто нереально счастливым, и это теплом отдавалось у Лань Хуаня в груди, к тому же, откровенно говоря, Вэй Усянь был не самым худшим вариантом — он был сильным и умным заклинателем, к тому же он был довольно честным и не был похож на человека, способного на подлый поступок. И он нравился Лань Чжаню, то есть по-настоящему нравился, и у Лань Сичэня не было причин не доверять своему брату. Тот всегда разбирался в людях лучше, чем он сам, поэтому, должно быть, он видел в Вэй Ине кого-то действительно особенного, раз решился на нечто подобное в тайне от остальных, фактически нарушая добрый десяток правил. Но если у Лань Сичэня получилось уговорить дядю оставить кроликов, это не значило, что у него получится провернуть то же самое с первым учеником ордена Юнь Мэн Цзян. Тот все же был куда прихотливее и громче несчастных животных. Как, например, сейчас. Отойдя от шока, Вэй Усянь нетерпеливо заерзал на своем месте, тыкая под столом Ванцзи и даже не скрывая своего возбужденного состояния. Кролики на его фоне казались образцом сдержанности. — Лань Сичэнь, а при чем тут орден Ци Шань Вэнь? Это был хороший и, по сути, ожидаемый вопрос; Лань Сичэнь выдохнул, собираясь с мыслями. — Сегодня пришло письмо от нашего дяди, в котором он весьма нелестно отзывался о поведении главы ордена Ци Шань Вэнь. Когда я рассказал об этом Ванцзи… — Я отреагировал, — кивнул Лань Чжань, продолжая серьезно смотреть на Лань Сичэня. Вэй Ин недоверчиво наклонил голову и глянул на него, постукивая пальцами по деревянной поверхности стола. — Как именно ты отреагировал? — Напрягся, и, признаться, Ванцзи, ты действительно выглядел угрожающе, — вместо него ответил Лань Хуань, переводя свой взгляд на Вэй Усяня. Очевидно, именно с ним и следовало вести диалог — он расскажет обо всем куда охотнее, чем Лань Чжань. — Но ранее я не замечал за своим братом такой реакции. — Переходный возраст? — обворожительно улыбнулся Вэй Усянь; Лань Сичень улыбнулся ему в ответ, снисходительно поднимая брови. — Его поведение не единственная причина. Когда вы были на карантине, мы с вами довольно часто вели беседы и вы, не сочтите за грубость, не особо скрывали свои эмоции и чувства относительно происходящего. Вэй Ин кивнул, принимая и подтверждая его слова. — Я заметил, что вы с Ванцзи схоже реагируете на некоторые слова и ведете себя странно в последнее время. Я бы хотел понять причину. Вэй Ин качнулся из стороны в сторону и прикусил нижнюю губу, задумавшись о чем-то. Ванцзи продолжал сидеть с идеально прямой спиной, но Лань Сичэнь видел, как нервно дрогнули его пальцы. Он не жалел о том, что решил поговорить с этими двумя — очевидно, они что-то знали, и Лань Хуань должен был убедиться, что это никак не угрожает ни им, ни окружающим. Он никак не мог понять связь между резкой сменой поведения этих двоих и орденом Ци Шань Вэнь, и это не очень-то хорошо влияло на его душевное спокойствие. — Лань Чжань, — наконец подал голос Вэй Усянь, — мы с тобой, все-таки, просто ужасные актеры. Сначала Цзян Чэн ловит меня и отчитывает, теперь еще и Цзэу-цзюнь догадался. Что же дальше? Не Хуайсан прочитает нам лекцию? Однако, должен признать, твой брат все же умнее моего. Видимо, у нас нет выбора. — Мгм. — Что ж, присаживайтесь поудобнее, — усмехнулся Вэй Усянь, уже совершенно свободно разваливаясь на своем месте и без капли стеснения облокачиваясь плечом о совершенно спокойного и, очевидно, не видящего в этом жесте ничего из ряда вон выходящего Лань Ванцзи, — у нас с вами будет очень долгий и сложный разговор. Не могу дать гарантию того, что ваш мир не перевернется после нашего рассказа. Вы уверены, что хотите все знать? Это будет дорого стоить. Нет, забудьте, Лань Сичэнь пожалел о своем решении поговорить с этими двумя практически сразу же, но он должен был решить эту проблему. Все не могло быть так плохо, как это описывал Вэй Усянь. Лань Хуань может и не очень хорошо знал этого человека, но он успел понять, что тот имеет привычку немного преувеличивать происходящее. Однако Лань Чжань никак не осадил своего… товарища? Друга? Лю… не важно. В любом случае, он лишь согласно качнул головой, и Лань Сичэнь улыбнулся, внутренне напрягаясь натянутой струной. Вэй Усянь все так же улыбался и вел себя весьма вольно, но в его серых глазах Лань Сичэнь видел пугающий огонь, тщательно спрятанный во тьме расширенных зрачков. — Ну же, Лань Сичэнь, вам лучше сейчас решить, доверяете ли вы нам или нет. То, что мы расскажем — весьма серьезно, но у нас нет ничего, кроме этих слов. Вы поверите нам? Потому что, если вы будете сомневаться, то это может серьезно повлиять на происходящее. Слова Вэй Ина казались мягкими, он словно мурлыкал их себе под нос, но у Лань Сичэня волосы едва ли не встали дыбом, и он даже не заметил, как Вэй Усянь перешел на его бытовое имя. Он не мог понять своей реакции на этого человека, не мог понять, почему внутри него все кричит об опасности и доброжелательность Вэй Усяня кажется ему коварным обманом настоящего демона. Вэй Усянь никогда не казался ему опасным, от него всегда веяло весельем и теплом, но сейчас он улыбался, и в его холодных глазах Лань Сичэнь видел свое изломанное отражение, от которого становилось как-то до смешного страшно. У него не было причин бояться. Но он боялся. Не видел и не понимал, не мог стряхнуть наваждение; Лань Чжань опустил взгляд на Вэй Усяня, но больше не сделал ни единого движения. Сам Вэй Усянь, однако, предостерегающе сжал чужую ладонь под столом, но Лань Хуань заметил это движение. Он чувствовал себя странно. Еще секунду назад все казалось ему обычным, но сейчас он старался выровнять дыхание и понять, действительно ли он желает знать о том, что так круто изменило этих двоих. Может, они стали свидетелями убийства? Или убили кого-то сами? От этих мыслей становилось лишь страшнее, но Лань Сичэнь уже не мог повернуть назад; перед его лицом брат и Вэй Усянь сидели, взявшись за руки, и смотрели на него, внимательно и изучающе, словно решая, достоин ли он стать новой закуской на их праздничном столе. Лань Хуань должен был уточнить, что именно эти двое считали ценой своих знаний и какую роль он сам играет в этой постановке. Все же он являлся наследником могущественного ордена и это накладывало на него большую ответственность. — Что произойдет, если я не поверю вам? — наконец сформулировал он свой вопрос. Вэй Усянь задумчиво постучал пальцем по подбородку, размышляя. К их общему удивлению, ответ дал Лань Чжань, серьезно глядя на брата своими светлыми глазами: — Смерть. — Не ваша, конечно, — поспешно поправил Ванцзи Вэй Усянь, недовольно качая головой, — однако гэгэ прав — это все будет иметь довольно плачевный итог. Понимаете ли, от наших действий зависят человеческие жизни, много человеческих жизней, и мы с Лань Чжанем не имеем права совершать ошибки. Мы хотели рассказать вам все позже, примерно через… — Семь месяцев. — Да, семь месяцев, спасибо, Лань Чжань. К тому времени у нас были бы доказательства наших слов, и мы были бы уверены, что вы не повлияете на некоторые грядущие события. Однако, признаться, мы не думали, что вы вызовете нас на эшафот раньше. Вэй Ин хихикнул, откидывая с лица волосы; Лань Сичэнь все еще чувствовал исходящую от него угрозу, но теперь страх стал постепенно отступать, уступая место какому-то странному интересу. Мог ли он поверить этим двоим? Мог ли он слепо довериться им? У Лань Хуаня не было ответа на эти вопросы. Он всегда предпочитал самостоятельно делать выводы исходя из своих наблюдений, и он не мог просто спокойно принять как факт какую-то нелепость. Да и кто бы смог? Но тем не менее один из замешанных в это дело людей был его родным младшим братом, которому Лань Сичэнь доверял больше, чем кому бы то ни было еще. И именно этот его младший брат, что всегда упрекал Лань Сичэня в излишней доверчивости, сейчас просил поверить ему и его истории, которой он был готов поделиться только при условии этого самого доверия. Да, Ванцзи изменился, но он все еще был его любимым братишкой, и Лань Хуань не мог пойти на попятную, зная, что тому может грозить смертельная опасность. Он не был самым лучшим братом, но он все же старался дать Лань Чжаню столько понимания и любви, сколько мог, поэтому, по факту, выбора «верить или не верить» у Лань Сичэня не было в принципе. Он это понимал. Они, очевидно, тоже. Потому Лань Чжань и не пытался приструнить Вэй Усяня с его жутковатой аурой; он знал, что Лань Сичэнь не отступится из-за такой мелочи. Это было приятно, но при этом наследник ордена Гу Су Лань был бы рад начать их разговор с менее волнующих речей. Вэй Усянь плохо влияет на его брата, определенно. И еще одна фраза, брошенная Вэй Усянем, билась в его голове звонким колокольчиком, напоминая о себе. «Грядущие события» Он определенно должен это знать. — Я верю, что вам нет нужды меня обманывать, — осторожно начал он, — и верю в то, что Ванцзи не стал бы участвовать в чем-либо опасном для себя и окружающих, если бы это не касалось спасения человеческих жизней. И я хочу верить, что могу доверять вам. — Но это не ответ, — улыбнулся Вэй Ин, немного сощурив глаза. — Вас что-то беспокоит, не так ли? Вопрос в данной ситуации был просто смешон — Лань Хуаня беспокоило буквально все происходящее, и выбрать что-то одно было в высшей мере сложно, практически невозможно. Лань Хуань покачал головой, но помедлил с ответом. Вэй Усянь понимающе кивнул и повернулся к нему боком, кладя одну руку Лань Чжаню на плечо и заглядывая в его лицо. — Как думаешь, Лань Чжань, стоит ли нам раскрыться сейчас? — Мгм, — просто ответил он; Лань Сичэню показалось, что Ванцзи потянулся вперед перед тем, как Вэй Усянь вернулся в свое прежнее положение, опуская обе свои руки на поверхность деревянного стола. — В таком случае, Лань Сичэнь, я надеюсь, что мы поймем друг друга, — обворожительно улыбнулся он. Сердце Лань Сичэня сделало кульбит, но не из-за чужих странных интонаций, скачущих от насмешки до какой-то странной беспомощности, а от самой сути речи, которая началась, наверное, с самых невероятных слов, которые ему только доводилось слышать: — Думаю, стоит начать с того, что мы из будущего. Лань Сичэнь никогда не чувствовал себя настолько потерянно, как в этот момент. — Из будущего, — инстинктивно повторил Лань Сичэнь, словно пытаясь распробовать только что произнесенные слова на вкус. Вэй Ин энергично закивал, ухмыляясь и тыча Ванцзи локтем под ребра, словно прося подтверждения своих слов. — Это так, — кивнул Лань Чжань, и Лань Хуань подумал, что, должно быть, они все сейчас коллективно сошли с ума, но эти простые слова, как ни странно, объясняли практически все — если эти двое были не из этого времени, то все их оговорки, взгляды, чувства и изменения в поведении имели смысл. Если отбросить в сторону невозможность подобного явления, то это было бы самым разумным вариантом. Лань Хуань чувствовал себя настоящим безумцем, понимая, что всерьез начал рассматривать этот вариант как допустимый. Возможно, это Вэй Усянь так влиял на окружающих, заставляя их верить в любые его слова, а может, Лань Сичэнь просто слишком перенервничал за последние месяцы, и теперь его сознание играло с ним злую шутку. Тем не менее он, совершенно серьезно, и действительно не зная, хочет ли услышать ответ, спросил: — Как это возможно? Вэй Усянь задумался на одно мгновение, потерев подбородок и с преувеличенным интересом разглядывая потолочные балки. — На самом деле здесь есть большая часть моей вины. Понимаете ли, наше будущее было не самым хорошим, и я хотел это исправить, создав артефакт, способный перенести душу и память человека во времени, но я не успел его доработать, а позже вообще позабыл о нем. — Позабыл об артефакте, способном перенести человека во времени, — на грани истерического смешка повторил Лань Сичэнь. Действительно, ведь каждый заклинатель способен был просто создать нечто подобное, а потом закинуть в кладовую на дальнюю полку и позабыть на пару лет. Вэй Усянь был невероятен. — Лань Чжань сказал мне то же самое, — надулся Вэй Ин, скрещивая руки на груди. — Вы даже попрекаете меня схожим образом, только Лань Чжань делает это менее эмоционально. — Мгм. — Ну что в этом такого, — недоуменно воскликнул Вэй Усянь, принимаясь активно жестикулировать; пару раз он чуть не ударил Ванцзи рукой, но последний все же успевал вовремя уйти подальше от линии огня, — у меня всегда была плохая память, мне даже мама так говорила, но я-то что могу с этим поделать? А тогда я вообще ничего не понимал, правда, я даже не помню, как создал этот проклятый артефакт, представляете? У меня тогда словно пелена была перед глазами, так что и нечего тут удивляться, вы бы на моем месте тоже вряд ли о таком вспомнили! — И насколько вы о нем… забыли? — поинтересовался Лань Сичэнь. Вэй Усянь был слишком суетлив и энергичен, и у Лань Хуаня от его жестикуляции уже начинало рябить в глазах. — Ну, плюс минус восемнадцать лет? Знаете, это не так уж и важно. Восемнадцать лет — это почти его собственный возраст. Действительно. Этого стоило бы ожидать. — Но, эй, у меня есть уважительная причина! Я был немного мертв первые тринадцать лет, так что, знаете, довольно легко забыть о подобной мелочи, когда тебя за шкирку вытягивают из небытия и заставляют как угорелого носиться по городам и собирать дражайшего друга по частям, чтобы понять, кто его убил. После этого довольно просто забыть парочку моментов из прошлого, — протараторил Вэй Ин; Лань Чжань рядом с ним напрягся, но Вэй Усянь успокаивающе погладил его руку. — Лань Чжань, не сердись, все ведь правда так и было, ну, не делай такое грустное лицо, ну подумаешь, умер разок, с кем не бывает. Лань Сичэнь не знал, куда себя деть. Что имеет в виду Вэй Усянь, говоря о том, что он был мертв? Почему Ванцзи так сильно сжимает свои белые рукава, и что вообще Лань Хуаню делать со всей этой информацией? Наверное, его лицо выглядело просто невероятно глупо, но ему было все равно — его мысли путались, а все попытки понять слова Вэй Усяня просто ломались о стену любого здравого смысла. Ему нужно было знать больше, чтобы окончательно убедиться в своем сумасшествии. Наверное, это было заметно по его слегка дерганым движениям и выражению лица, потому что Вэй Усянь, бросив на него один короткий взгляд, продолжил. — Давайте-ка я лучше начну с самого начала, иначе, боюсь, вы мало что сможете понять. Лань Сичэнь лишь согласно кивнул. И Вэй Усянь заговорил — проникновенно, не отводя взгляда, с тонкой, хрупкой полуулыбкой на губах, словно слова, что так легко слетали с уст, неприятно горчили на языке. — Все началось с состязания лучников в Безночном городе на собрании кланов, которое произойдет летом следующего года. Псов Вэнь не устроил исход поединка, понимаете, они даже не вошли в десятку, а это учитывая, что одним из участников был Вэнь Чао. Сукин сын мало того, что нарушил правила, так еще и чуть не угробил нескольких адептов, — зло проговорил Вэй Ин, и Лань Сичэнь не без удивления заметил, с какой неприкрытой агрессией и неприязнью лучший ученик ордена Юнь Мэн Цзян отзывается об этом человеке. Сам Лань Сичэнь не испытывал к этим людям ненависти, лишь легкую неприязнь из-за их любви к неоправданной жестокости и насилию, однако злость Вэй Усяня можно было ощутить почти на физическом уровне, и это удивляло Лань Сичэня ничуть не меньше, чем все происходящее. Вэй Усянь не был похож на человека, который может так сильно злиться без веской причины. Он был, без сомнения, довольно вспыльчив, но остывал так же быстро, как и заводился, однако сейчас он был по-настоящему зол. Он не просто злился, он ненавидел этого человека. Лань Сичэнь с замиранием сердца посмотрел на своего брата, встречаясь с ним глазами. И видя такую же кристальную и чистую ненависть в чужом светлом взгляде. И это выбивало Лань Сичэня из привычного хода мысли. Его брат был эмоционален, но он никогда не демонстрировал свои чувства настолько ярко и открыто. И, Лань Хуань был готов поклясться в этом перед небесами, он никогда не видел во взгляде своего младшего брата столько ненависти к кому-либо. Что же этот Вэнь Чао мог натворить? Он был как-то связан с тем неприятным будущим, о котором упомянул Вэй Усянь? — На том соревновании вы заняли первое место, а Лань Чжань — третье. Видимо, именно это спровоцировало Псов Вэнь, — Вэй Усянь тяжело вздохнул, его голос стал немного тише и зазвучал чуть более хрипло, и Лань Сичэнь почувствовал, что именно сейчас он скажет нечто крайне важное — причину всего происходящего — и из-за этого Лань Хуань чуть ли не задержал дыхание, чтобы наверняка не пропустить ни единого слова. — Через восемь месяцев после этого соревнования орден Ци Шань Вэнь напал и сжег Облачные Глубины, и позже попытался обосновать там надзирательный пункт. Они практически полностью взяли под контроль земли Гу Су Лань. Это послужило началом войны заклинателей с орденом Ци Шань Вэнь. Последние слова в тишине помещения прозвучали пугающе громко, хотя Вэй Усянь проговорил их едва ли не шепотом. Лань Сичэнь почувствовал комок, вставший поперек его горла от одной мысли о подобном; он уже и сам не заметил, как безоговорочно поверил в слова Вэй Усяня. Возможно, он и впрямь был излишне доверчив, а может, это Вэй Усянь был слишком убедителен, но почему-то Лань Сичэнь даже не думал ставить его слова под сомнение. Лань Чжань сидел все так же прямо, но весь его внешний вид буквально кричал о правдивости этих слов. Где-то за окном громко каркнул ворон, и Лань Сичэнь постыдно вздрогнул, впиваясь пальцами в ткань ханьфу на коленях. Сожжение Облачных Глубин? Война? Это все не укладывалось в голове, но что-то внутри него кричало о том, что все это — правда. Неприятная, неприкрытая, уродливая правда, которая тянет к нему из темноты свои костлявые руки и сдавливает шею, так, что не выдохнуть, не вдохнуть. Его пальцы немного подрагивали, и Лань Сичэнь только сильнее вцепился ими в светлую одежду, стараясь хоть как-то подавить зародившийся в душе страх. То, как Лань Чжань вел себя после потери сознания, как благоговейно смотрел на брата, как тихо спрашивал об отце и с каким трепетом водил пальцами по книгам в библиотеке. Все это теперь обретало смысл, сложилось в единую картинку — Лань Сичэнь вспоминал все неоднозначные реакции брата, сверял их с полученной информацией и понимал. От этого становилось лишь страшнее. В его горле пересохло, язык отказывался слушаться и сердце слишком сильно билось в груди. — Я и отец, — как-то слишком хрипло проговорил Лань Хуань, в упор глядя в полные печали глаза брата. Лань Чжань отрицательно качнул головой. — Только отец. — Ясно. Вэй Усянь больше не улыбался, но Лань Сичэнь не испытывал от этого облегчения, только сдавившую грудь тоску. Возможно, непосредственность этого юноши оставалась его последней дорогой обратно к блаженному неверию, но сейчас он не мог противиться мыслям о реальности происходящего. Реальности того, что должно было произойти. — Цинхэн-цзюнь был тяжело ранен во время той битвы. Вы, Лань Сичэнь, были вынуждены бежать, спасая ценные артефакты и техники. На особо упрямых выживших заклинателей Гу Су Лань была открыта охота — сами понимаете, потенциальных мятежников в живых никто оставлять не хотел. Вас, как первого наследника, искали с особым рвением. Вэй Ин провел рукой по широким рукавам Ванцзи от локтя к запястью, успокаивающе поглаживая и переплетая их пальцы в жесте поддержки. Лань Чжань тяжело вздохнул и кивнул, словно говоря, что он в порядке, и у Лань Сичэня сжалось сердце от простого осознания — Лань Ванцзи все видел. Все, от начала и до конца — сожжение родного дома, смерть других адептов, его, Лань Сичэня, побег, гибель отца. Его младший брат, которого Лань Хуань всегда старался оградить от боли, прошел через это, судя по их словам, много лет назад и сейчас вновь оказался на пороге этого кошмара, храня в себе память страшного прошлого и понимая, что оно может наступить снова и, скорее всего, наступит очень и очень скоро. Каково ему было смотреть по сторонам и видеть людей, смерть которых он, возможно, видел лично? Лань Сичэнь не знал и искренне надеялся никогда не узнать. — Через несколько недель после этого орден Ци Шань Вэнь забрал лучших учеников и наследников многих кланов на «переобучение». У нас забрали мечи и, сами понимаете, обучением там даже не пахло. В основном нас таскали на охоты и, сами понимаете, без мечей и банальных талисманов мы все были бесполезны. Через несколько месяцев этот подонок — Вэнь Чао– потащил нас на очередную охоту. В итоге мы с Лань Чжанем оказались заперты в пещере с Черепахой-губительницей, предварительно, правда, мы всей дружной командой устроили мятеж из-за того, что не дали пустить молодую девушку на мясо. Ну, еще я приставил клинок к горлу этого пса, но я не то, чтобы действительно планировал нечто подобное, — фыркнул Вэй Усянь. Лань Сичэнь благоразумно оставил комментарии при себе. — Нас вытащили оттуда через неделю и доставили в Пристань Лотоса. Лань Чжаня подлатали, и он отбыл в Облачные Глубины еще до моего пробуждения. Через несколько недель к нам явились представители Псов Вэнь с указом наказать меня за мятеж и устроить в Пристани Лотоса их надзирательный пункт. Цзян Фэнмяня тогда не было в ордене и всем руководила Госпожа Юй. Она, ожидаемо, отказалась прогибаться под их условия. Вэй Ин сделал небольшую паузу, и Лань Сичэнь заметил, что тому тоже не просто дается подобный разговор — он, как и сам Лань Хуань, нервно комкал темные рукава и теперь старался избежать зрительного контакта. Лань Сичэню показалось, что тот испытывает чувство вины за случившееся, однако причину такого поведения Лань Хуань не понимал. Когда Вэй Усянь заговорил, у Лань Сичэня мурашки побежали по коже, но он никак не мог понять от чего именно. За окном мерно шумела листва деревьев и тусклый диск луны освещал пространство серебристым светом. Звон колокола возвестил их о начале отбоя, и Лань Сичэнь подумал, что завтра им придется понести наказание за нарушение комендантского часа. Он и вправду не думал, что их разговор окажется настолько долгим и болезненным. Лань Чжань опустил голову и ласково провел рукой по напряженной спине Вэй Усяня. В другой ситуации Лань Сичэня наверняка привлек и удивил бы этот жест в исполнении его всегда холодного и скованного брата, но сейчас все происходящее уже воспринималось, как нечто необычное и из ряда вон выходящее, а потому и действия брата привлекали внимание Лань Хуаня куда меньше чужого бледного лица. Тяжело вздохнув и собравшись с мыслями, Вэй Ин все же продолжил: — Псы Вэнь пошли по старому сценарию и сожгли Пристань Лотоса практически дотла, соорудив на ее месте надзирательный пункт. Во время битвы Цзян Фэнмянь и Госпожа Юй были убиты. Все артефакты были присвоены или уничтожены, все адепты, что были на тот момент на территории ордена, были убиты. Орден Юнь Мэн Цзян был полностью истреблен за одну единственную ночь. В общей сумме в той бойне из прежнего состава ордена спаслось не больше нескольких десятков заклинателей. Нескольких десятков заклинателей. Возможно, для другого клана это число и показалось бы огромным, но сейчас орден Юнь Мэн Цзян был одним из орденов лидирующей пятерки и счет его адептов шел на сотни. Подобное просто не укладывалось в голове — какой силой нужно было обладать, чтобы убить так много заклинателей? Какой жестокостью? От одной мысленной картинки становилось по-настоящему плохо. Тошнота подступала к горлу, и Лань Сичэнь впился ногтями в кожу на ладонях, сжимая кулаки на коленях до белых костяшек. Почему-то эта информация произвела на него эффект куда больший, чем весть об уничтожении родного дома. Возможно, потому-то голос Вэй Усяня задрожал на словах о гибели главы клана и его супруги, возможно, потому что, судя по их словам, именно Пристань Лотоса подверглась самым большим потерям. Лань Сичэнь не знал, не понимал и не хотел понимать, как такое могло произойти. После всего произошедшего, смог ли Юн Мэн Цзян восстановить былое влияние или был уничтожен безвозвратно и навсегда? И что стало с Цзян Ваньинем? От одной мысли о его смерти стало еще страшнее. И сам Вэй Усянь уже упомянал о своей гибели ранее, может, в этом и таилась причина. Он не знал, как это спросить, но от этого его спас Вэй Усянь, очевидно, решивший, что он дал Лань Хуаню уже достаточно времени на обдумывание его слов. — Мы с Цзян Чэном сбежали. Моя шицзе была в безопасности, и мы хотели найти ее, но нас так же везде искали эти псы Вэнь. В один момент… вы ведь знаете о Сжигающем Ядра? — уточнил Вэй Ин, и Лань Сичэнь кивнул, едва дыша. О Сжигающем Ядра слышали все — удивительная мутация, искажение светлой ци, энергия, способная уничтожить чужое золотое ядро одним касанием; его боялись, о нем говорили с ненавистью или неприкрытым страхом, и Лань Сичэнь был рад, что не знал этого человека лично. Для него, как для заклинателя и будущего главы ордена, его духовные силы имели большое значение, и его действительно ужасала мысль, что кто-то мог одним касанием лишить другого человека едва ли не смысла его существования. Сам Лань Сичэнь считал, что жить можно и без золотого ядра, но для любого способного заклинателя потеря своих сил была едва ли не равна потери самого себя. Иногда убийство было бы куда милосерднее, чем это. И потому он не смог сдержать судорожного вздоха, когда Вэй Усянь абсолютно ровным тоном произнес: — Из-за него я потерял свое золотое ядро, и вышло так, что наши с Цзян Чэном пути разошлись, - и, наверное, заметив пораженное лицо Лань Сичэня, Вэй Усянь поспешно добавил, — но вы не подумайте, там вообще сложная ситуация была, но меня никто не бросал! Вообще, если говорить точнее, то Вэнь Чао поймал меня и скинул с горы Луань Цзян, поэтому какое-то время меня считали пропавшим. Услышав это название, Лань Сичэнь почувствовал, будто по всему его телу от самого затылка прокатилась ледяная волна. Эта гора находилась в землях Илин и имела ужасную репутацию. Старое поле битвы, где неупокоенные души кричат в агонии, не ведая покоя и света, и где не копни мертвую землю — наткнешься на чьи-то останки. Сотни заклинателей пытались отчистить подножье или хотя бы попытаться упокоить души, но количество темной энергии было слишком велико. Гиблое место, где царили лишь смерть и отчаяние, было ужасным и воистину невыносимым, и от одной мысль о том, что живого человека могли скинуть с вершины прямо в разинутую пасть черной бездны по спине бежали мурашки. Лань Чжань сидел каменным изваянием, но в его глазах Лань Сичэнь видел смесь вины и отчаяния, что плескалась в расширенных зрачках. Его брату явно было больно слушать все это, и непосредственность Вэй Усяня совершенно не успокаивала его бушующих чувств. Лань Сичэнь на секунду задался вопросом: в тот момент, когда его брат узнал обо всем произошедшем — был ли он уже так безнадежно влюблен в Вэй Усяня и были ли они парой в тот момент? Эти мысли были глупыми и бесстыдными, но они хоть как-то помогали ослабить охватившую сердце ледяную хватку страха. Лань Сичэнь не знал Вэй Усяня, но он был по своей природе человеком излишне привязчивым и добрым, а потому и мысль о том, сколько боли пришлось испытать этому энергичному юноше, вызывала в нем неподдельное сожаление и тоску. Этот человек был дорог его брату, и Лань Сичэнь в некотором роде ощущал какую-то ответственность за их спокойствие, и если те события, о которых говорил Вэй Усянь, он изменить не мог, то сейчас он был способен позаботиться об их покое, хотя бы на данный момент. — Вам не обязательно говорить, если это причиняет вам неудобства, — тихо сказал он, переводя взгляд с Ванцзи на Вэй Усяня. Последний улыбнулся и отрицательно покачал головой; Лань Сичэнь заметил, что его брат значительно расслабился, когда Вэй Усянь сильнее стиснул пальцы на его руке. Лань Сичэнь абсолютно не к месту подумал о том, что они выглядят крайне очаровательно вместе. — Нет, вы должны знать. Главное, что это было очень давно, и мы не собираемся допустить подобное на этот раз. К тому же мы перешли к самому интересному! — невпопад воскликнул Вэй Ин, взмахивая свободной рукой. Лань Чжань на секунду прикрыл глаза — он явно не считал последующую часть разговора «интересной». — Хотя, по возможности, я хотел бы опустить подробности того, чем я развлекался несколько месяцев после этого, познавая азы темного пути, — неловко засмеялся Вэй Усянь, и Лань Чжань предостерегающе покачал головой, глядя на уже собиравшегося задать вопрос Лань Сичэня, — в конечном итоге я пошел не по той дорожке и стал Старейшиной Илин. Война закончилась через несколько месяцев, но сами понимаете, сколько народу полегло за это время. — Вы пошли по темному пути? — все же не выдержал Лань Сичэнь; он очень надеялся, что в его голосе не проскользнули нотки опасения. Однако Вэй Усянь, даже если заметил, как сильно напрягся Лань Сичэнь, не придал этому значения. — Да, это так. У меня выбор был не слишком-то велик, знаете ли, — фыркнул он. — И не говорите про извращение души и тела, пожалуйста, я в свое время наслушался на три жизни вперед. Поверьте, я уже заплатил за свою самонадеянность. — Вэй Ин. — А? Чего, Лань Чжань? — непонимающе вскинулся Вэй Усянь. Ванцзи, до этого момента не вступавший в диалог, а скорее играющий роль успокаивающего фактора, укоризненно покачал головой. Ткань его белого ханьфу взметнулась в воздух, когда он целиком повернулся к Вэй Усяню, обхватывая его руки своими. Концы его тонкой ленты скользнули по спине и, ведомые движением рук, взлетели вверх, словно крылья напуганной птицы блеснули белизной в темноте помещения и опустились на обтянутую светлой тканью грудь. Вэй Усянь, сперва изумленно смотревший на Лань Ванцзи, в итоге, кажется, все же понял чужой порыв и слабо улыбнулся, наклонив голову и, освободив одну руку, протянул ладонь, самыми кончиками пальцев проводя по концам ленты. — Ну что же ты, Лань Чжань, сейчас ведь все в порядке. — Мгм, — тихонько кивнул Лань Ванцзи и немного наклонился вперед к чужому лицу. Лань Сичень, уже было решивший, что сейчас станет свидетелем сцены, не предназначенной для посторонних глаз, облегченно выдохнул, когда Лань Ванцзи, против ожидания, только провел рукой по чужим волосам, поправляя выбившиеся пряди, и шепнул что-то на ухо Вэй Усяня, от чего бледное лицо последнего слегка заалело и слабая улыбка, до этого едва заметная, словно стала ярче. Его серые глаза, кажется, загорелись, черты лица словно стали немного мягче и напряженные плечи заметно расслабились. Своими руками Вэй Ин накрыл руки Лань Чжаня и, невесомо касаясь бледной кожи, слегка погладил костяшки пальцев. Лань Хуань не знал, что его брат сказал Вэй Усяню, и, честно говоря, совершенно не хотел узнать. Все их движения и касания выглядели до того интимно, что Лань Сичэнь, признаться, уже опасался за сохранность собственных пылающих ушей. Вэй Усянь отчего-то не вызывал отторжения даже после всего его рассказа. По сути, его принадлежность к темному пути объясняла его, порой, пугающую ауру и осторожность при управлении мечом с помощью светлой ци. Когда сегодня Лань Сичэнь следил за их тренировкой, он действительно поразился тому, как гармонично эти двое выглядят вместе, двигаясь в едином ритме. Они словно читали друг друга, идеально дополняя, но Лань Сичэня действительно удивил тот факт, что они предпочли обычное фехтование и не применяли светлую энергию, даже когда она могла обеспечить им победу. Теперь же все вставало на свои места, и пусть история, рассказанная этими двумя, была по-настоящему страшной, Лань Сичэнь все же чувствовал какое-то иррациональное облегчение. Возможно, потому что ему самому посчастливилось не видеть всего того, о чем рассказали эти двое. Они говорили еще какое-то время; Лань Сичэнь задавал вопросы, Вэй Усянь и Лань Чжань отвечали на них — иногда конкретно, иногда более расплывчато, но в общем и целом у Лань Сичэня сложилась весьма четкая картинка их возможного будущего. Несмотря на то, что в разговоре Вэй Ин и Ванцзи редко употребляли имена, предпочитая различные иносказания, Лань Хуань не требовал от них прямого ответа. Он отдавал себе отчет в том, что действительно не мог дать им гарантий, что, зная абсолютно все, не натворил бы дел, сам того не желая. Например, ему сообщили, что он был одним из трех названных братьев, которые сыграли решающую роль в победе над орденом Ци Шань Вэнь, но ни Вэй Усянь, ни Ванцзи не упоминали имена остальных. И это тоже было к лучшему: Лань Сичэнь не мог гарантировать, что его отношение к этим людям не изменилось бы после того, как он узнал их имена. Вэй Усянь лишь обмолвился, что с одним из них Лань Хуань уже виделся, и этой информации наследнику ордена Гу Су Лань было более чем достаточно. Из последующего рассказа Лань Сичэнь понял, что, несмотря на окончание войны, обстановка между орденами была весьма напряженной. Вэй Усянь не вдавался в подробности относительно того времени, но Лань Сичэнь отлично представлял, какой может быть дележка шкуры уже убитого медведя, а потому и не удивился, узнав, как все ополчились на Вэй Усяня, защищающего остатки ордена Ци Шань Вэнь. Это говорило о новоявленном наследнике Юнь Мэн Цзян как об очень добром человеке, и Лань Сичэнь почувствовал неуместную симпатию к этому юноше, слушая, как он в одиночку старался вытянуть на себе этих людей. То, с какой интонацией он рассказывал и как старался говорить уверенно, чтобы не вызвать чувство жалости, лишь убедило Лань Сичэня в чистоте помыслов этого человека. Даже его путь больше не казался таким угрожающим, а Лань Чжань выглядел даже немного ревниво, когда Вэй Усянь рассказывал о своем лютом мертвеце. Это было даже в некотором роде очаровательно, но, когда они дошли до осады горы ЛуанЦзан и непонятного убийства Вэй Усяня, Лань Сичэнь едва смог подавить рвавшиеся наружу слова соболезнования — они были бы крайне неуместны, учитывая, что в том их будущем он, очевидно, не был против подобных жестоких мер.  — Получается, вас убил молодой господин Цзян Ваньинь? — все же рискнул уточнить этот пункт Лань Сичэнь. Молодой наследник ордена Юнь Мэн Цзян казался ему хорошим человеком, готовым пойти на многое ради своей семьи, и, даже беря в расчет все произошедшее, Лань Хуань просто не хотел верить в то, что тот мог бы спокойно и без сожалений убить своего приемного брата. Возможно, он мыслил предвзято, основываясь на своих поверхностных знаниях, но разговор, что состоялся у него с наследником ордена Юнь Мэн Цзян, волей неволей всплывал у него в голове. Было сложно поверить, что человек, так рано озаботившийся будущим своего брата и так искренне переживающий о нем, мог собственноручно совершить нечто подобное. Все слова, что Цзян Ваньинь произнес тогда, он говорил искренне и от всей души, а от того и в его ненависть к Вэй Усяню Лань Хуаню было поверить ужасно сложно. Да, без сомнения, подобная участь ломает людей, но Цзян Ваньинь не был похож на того, кто так легко отринет последнего живого близкого ему человека. — Мои действия привели к смерти всей его семьи, но он не убивал меня в прямом смысле, — коротко сказал Вэй Усянь, ставя жирную точку в этом вопросе. Лань Сичэнь успел пожалеть о своей несдержанности, но извиняться сейчас было бы неуместно, поэтому он промолчал, ожидая продолжения. — Ты не виноват, — тихо возразил Лань Ванцзи, и Лань Сичэнь мысленно согласился со своим братом, но не рискнул озвучить свои предположения. Эти двое упомянули, что дева Цзян погибла в сражении, учиненном Вэй Усянем, но ни о самой битве, ни о ее смерти больше ничего не сказали, и Лань Хуань не стремился уточнять у них еще и это — ему уже хватило неловкости от своего прошлого несдержанного вопроса о смерти Вэй Усяня. Поэтому и выводов о чьей-либо вине он делать не спешил. — Это уже не важно, — со вздохом протянул Вэй Ин, устраивая голову на плече Лань Чжаня, — в этот раз до подобного не дойдет. Лань Чжань кивнул, но весь его вид кричал о том, что он все еще не согласен с Вэй Ином касательно его роли в гибели четы Цзян. — По сути, это все, что мы хотели рассказать. После всего этого меня призвали спустя тринадцать лет с помощью одного созданного мной же ритуала, но эту часть истории, я думаю, можно опустить. В общем и целом, тогда мы и сошлись с Лань Чжанем, а спустя еще шесть лет один человек, брат которого погиб во время войны, нашел и доработал мой артефакт. Все это звучало логично, и Лань Сичэнь кивнул, показывая, что понял их слова. Однако у Лань Хуаня остался еще один важный вопрос, ответ на который он не мог найти сам, как не пытался. — Почему человек, доработавший ваш артефакт, не отправился в прошлое сам? Разве не было бы логичнее защитить своего близкого человека собственными руками? Вэй Усянь легко засмеялся, шуточно толкая Лань Вацзи плечом. — Понимаете ли, этот человек никогда не обладал большим уровнем духовных сил и, признаться, был довольно слаб физически. Его сильной стороной всегда являлись теневые интриги, но это вряд ли помогло бы уберечь его брата, все же тот человек не имел достаточно большого влияния на окружающих в этом времени. Незнайка, что с него взять. — Странно слышать прозвище «Незнайка» в отношении человека, плетущего заговоры и способного доработать темный артефакт, — покачал головой Лань Сичэнь. — К тому же, не сочтите за грубость, но я действительно не понимаю, почему в… это время были отправлены именно вы. — Потому что мы можем все изменить, — коротко ответил Лань Чжань. Вэй Ин рассмеялся: — Это точно. А вообще, понимаете ли, здесь просто сошлось несколько сложных переплетений. Этому человеку нужен был кто-то, кто был силен и много сделал во время войны, а также был способен повлиять на ситуацию, но дело в том, что для того чтобы отправить человека в прошлое, нужно, чтобы он был жив в настоящем и при этом уже существовал в том прошлом. Это значительно урезает список возможных кандидатов, — фыркнул Вэй Ин. — К тому же у нас с Лань Чжанем есть личная заинтересованность в том, чтобы все сделать правильно. Мы были не просто рядовыми бойцами, мы были важными шишками, а потому о той войне, стратегии и возможностях противника знаем побольше многих. Это было логично. Если все, что они говорили — правда, то, должно быть, они и впрямь являлись лучшим вариантом. Они оба потеряли свой дом и близких, а потому приложили бы все возможные усилия для того, чтобы исправить все на этот раз. К тому же, учитывая, что они были близки, они наверняка стали бы работать вместе, а такая сплоченность играла немаловажную роль в подобных вещах. К тому же они были из разных орденов, а это значило, что они будут стараться защитить не только свой родной клан, но и по крайней мере орден своего товарища. И их статус был достаточно высок, чтобы иметь в обществе заклинателей хоть какой-то вес, все же два вторых наследника именитых орденов. И это еще если не брать в расчет их личностных качеств: Лань Чжань всегда был благородным и преданным своему долгу заклинателя человеком, и он никогда не оставил бы других в беде, даже несмотря на превосходящие силы соперника, а Вэй Усянь… Он был Вэй Усянем. Лань Сичэнь не мог знать наверняка, но он был более чем уверен, что этот человек сделает все и даже больше для того, чтобы исправить их бедственное положение. Проанализировав все это, Лань Сичэнь даже в некотором роде восхитился дальновидностью человека, провернувшего все это — так тонко просчитать все возможные плюсы от их кандидатур. Это было по-настоящему удивительно. Он сам не был столь жертвенен, как эти двое — для него, как для будущего главы Гу Су Лань, его орден имел наивысший приоритет, а потому, случись нечто подобное, он все силы бросил бы на защиту своего родного дома. В этом было стыдно признаться, но Лань Сичэнь не мог отрицать того факта, что в подобного рода вещах его брат был куда лучше него самого. Возможно, потому что на плечах младшего нефрита все же было чуть меньше ответственности за будущее ордена, возможно, потому что Лань Чжань просто по натуре своей был куда более благороден и альтруистичен, нежели сам Лань Сичэнь. Конечно, у Лань Сичэня было много вопросов, но он не счел целесообразным озвучивать их. Сейчас у него и без того хватало пищи для размышлений, да и Вэй Усянь с Ванцзи начинали уже клевать носом — ночь за окном давно вступила в свои права. Лань Чжань, конечно, не показывал своей сонливости, но вот Вэй Ин под конец едва ли не дремал на чужом плече, сонно зарываясь носом в светлую ткань ханьфу. Лань Сичэнь не знал, как на это реагировать. С одной стороны, он был рад, что между этими двумя больше нет тоскливых взглядов и этой ужасной неловкости, но с другой стороны, наследник ордена опасался, что дядя специально ради этих двоих введет еще пару десятков новых правил вдобавок к уже имеющимся. Они были милыми и отлично дополняли друг друга, но они оба были мужчинами, что не слишком приветствовалось в обществе в целом и в их довольно чопорном и консервативном ордене в частности. Несмотря на то, что нигде в правилах не было запрета на однополые отношения, Лань Сичэнь не сомневался, что такой появится сразу же, как только Лань Цижэнь увидит этих двоих вместе. Дяде ведь не объяснишь, что эти двое буквально женаты. Небеса в свидетели, Лань Сичэнь и сам с трудом смог бы в это поверить, но любовь и обожание, что были в их взглядах, подделать было просто невозможно. И поэтому Лань Сичэнь верил. Только его веры сейчас было мало. — Что вы собираетесь делать? — задал самый важный вопрос Лань Хуань. Это было единственным, что крутилось в его голове, билось о стенки черепной коробки и не давало выдохнуть спокойно. — Еще не решили, — коротко ответил Лань Чжань. Вэй Усянь согласно кивнул, шмыгая носом. — Мы думали поискать в библиотеке что-нибудь о возможности заключения военного союза без участия глав или старейшин. Сами понимаете, если даже мы попытаемся рассказать взрослым о грядущем, нас просто признают умалишенными, а так мы точно никого не спасем. В идеале было бы неплохо, если б Гу Су Лань и Юнь Мэн Цзян работали сообща, но на это не слишком-то приходится надеяться, — пожал плечами Вэй Усянь. — В конечном итоге если мы все же не сможем убедить других в опасности, то придется действовать самим. Если я не ошибаюсь, Облачные Глубины пострадали, потому что не ожидали нападения. — Мгм. — Вот именно. Значит, если в Гу Су узнают о готовящейся атаке, то все будет в порядке. По крайней мере на Облачные Глубины напали с целью устрашения, так что там было не так уж и много сильных бойцов, разве что Вэнь Сюй. Если даже новости о псах Вэнь под дверьми не убедят ваших старейшин в опасности, то мы с Лань Чжанем сможем разобраться с этим сами. По большей части, конечно. Лань Сичэнь кивнул, на самом деле слабо понимая смысл последних слов. Он отдавал себе отчет в том, что эти двое довольно сильны; Лань Чжань и раньше был искусным заклинателем, а Вэй Усянь не просто так считался лучшим учеником Юнь Мэн Цзян, но все же он не мог поверить в то, что два подростка смогли бы разобраться с целой армией, несмотря на их рассказы, подтверждающие их силу и способности. Даже взрослые и сильнейшие заклинатели не были способны на подобное. Насколько же опасен темный путь, если Вэй Усянь настолько уверен в своей способности противостоять ордену Ци Шань Вэнь? — Но нам хотелось бы избежать этого. — Я понимаю, — согласился Лань Сичэнь, мысленно подмечая это «нам» из уст Вэй Усяня. — Я поищу информацию о подобных союзах. Лань Ванцзи сложил руки и поклонился в знак благодарности. Сонный Вэй Усянь с улыбкой скопировал этот жест. — Надеемся на вашу помощь, Цзэу-цзюнь. — Спасибо, брат. — Вам не за что меня благодарить, — вежливо ответил Лань Сичэнь, поднимаясь со своего места и отряхивая одежду, — если все, что вы говорите — правда, то мне не кажется, что у меня есть выбор. В конечном итоге не просто так эти двое рассказали все ему. Они не говорили этого вслух, но было и без слов ясно, что без посторонней помощи им не обойтись, и Лань Сичэнь был одним из немногих, кто мог им эту помощь предложить. Да, конечно, он мог не очень-то и много, но все же, в подобном положении и он был выгодным союзником. — Вы верите нам? — уточнил Вэй Усянь; Ванцзи встал из-за стола и помог ему подняться, придерживая за талию. Лань Хуань на секунду отвел взгляд, когда Вэй Усянь потерся щекой о плечо его брата. Это было слишком бесстыдно и смущающе, но Ванцзи выглядел довольным, и Лань Сичэнь промолчал — в данный момент они все и так нарушали правила, так какая разница — одним больше, одним меньше. Из Лань Хуаня выйдет просто отвратительный глава ордена, он был уверен в этом. Но вопрос сейчас был в другом. Верил ли он им? Безусловно, Ванцзи ни за что не стал бы ему врать, тем более на подобные темы, да и не позволил бы он адепту, с которым знаком всего несколько месяцев, вести себя с ним так распутно. К тому же весь их рассказ был невероятно складным и подробным, такое сложно придумать, да и не за чем было бы этим двоим врать ему подобным образом. И правдивость если не всех, то многих их слов Лань Сичэнь мог наблюдать и сейчас, например: взаимодействие этих двоих и их понимание друг друга на каком-то невербальном уровне, возросшую силу Ванцзи, их знания относительно некоторых техник из тайной комнаты, к которой Вэй Усянь не имел доступа, а Ванцзи просто не посещал, и еще множество мелких, но значимых фактов, которые не давали Лань Хуаню усомниться в чужих словах. — Да, — твердо ответил Лань Сичэнь, но все же, секунду поразмыслив, добавил, — к тому же ваши слова будет легко проверить на соревновании лучников в следующем августе. Вэй Усянь обворожительно улыбнулся, и Лань Сичэнь не мог не улыбнуться ему в ответ. Ванцзи кивнул. Библиотеку они покинули вместе; Вэй Ин лип к Лань Чжаню, обнимая его руку, а Лань Сичэнь просто шел по другую сторону от брата, молча обдумывая полученную информацию. Только перед самыми покоями Ванцзи они поклонились друг другу. — Я понесу наказание завтра, Ванцзи, — напоследок произнес Лань Сичэнь, уже собираясь уходить, но Вэй Усянь бесцеремонно фыркнул, показывая, что он думает по поводу этой затеи. — Какое еще наказание, Цзэу-цзюнь? Вы ничего не нарушили. — Но я… — Но вы, — со смешком перебил Вэй Усянь, — Лань Сичэнь, не сочтите за грубость, но не доставляйте нам с гэгэ лишних проблем. Если вы настолько совестливы, то вспомните, что в таком случае и нам с Лань Чжанем предстоит быть наказанными, а моя спина не выдержит этого. Если совесть покоя не даст, так вы посидите, правила пару раз перепишите. Лань Хуань решил не акцентировать внимание на том факте, что Вэй Усянь, похоже, решил остаться на ночь в покоях его брата — в этом было что-то слишком смущающее. — Боюсь, этого будет недостаточно, — возразил Лань Сичэнь, переводя взгляд с Вэй Усяня на брата. По одному взгляду на Лань Чжаня было ясно, что никакое наказание его сейчас не интересует, и от этого Лань Хуаню стало как-то неловко. Он еще не успел привыкнуть, что его всегда очень строгий в отношении соблюдения правил брат сейчас может пренебречь ими без зазрения совести. Хотя, признаться, обновленная версия Ванцзи нравилась Лань Сичэню, и он, кажется, не особо это скрывал. — В таком случае можете переписать их, стоя на руках, — ответил Вэй Ин, — в будущем мелких в вашем ордене наказывали именно так. — Я подумаю над вашим предложением, — с улыбкой кивнул Лань Хуань. — До завтра, Ванцзи, молодой господин Вэй. И только когда старший нефрит скрылся за поворотом, Вэй Усянь позволил себе выдохнуть, уже полностью повисая на плече своего супруга. — Лань Чжань, я так устал, — проныл он, обвивая руками чужую шею, — мои ноги сейчас отвалятся. Ты ведь не допустишь этого, гэгэ? — Вэй Ин, — строго сказал Лань Чжань, даже не пытаясь скрыть теплоту в своем голосе. Тем не менее Вэй Усянь не собирался уступать и Лань Ванцзи сдался, подхватывая его на руки. — Ты пытался его запугать, — уверенно заявил Лань Чжань, опуская юношу на свою постель; Вэй Усянь, обвивший его своими конечностями, отказался отпускать его, и Лань Ванцзи пришлось лечь с ним рядом. — Я не пытался запугать твоего брата, — фыркает Вэй Ин, устраивая свою голову на чужом плече. — К тому же он не из тех, кого можно так легко смутить, разве нет? — Мгм. — Вот и я о том же. Зато теперь он наверняка верит нам, но, знаешь, я действительно слишком устал, чтобы сейчас говорить об этом. Лань Чжань на секунду замешкался, и Вэй Ин посмотрел на него из-под опущенных ресниц. — Если у гэгэ нет идей получше. Вэй Усянь улыбнулся, проводя рукой по белоснежной ткани чужого ханьфу и только самыми кончиками пальцев касаясь светлой кожи; Лань Чжань внимательно проследил за движением чужих рук, прежде чем приподняться и сесть, высвобождаясь из теплых объятий. — Есть. Вэй Ин мученически застонал, возводя глаза к безмолвному потолку и взмахивая руками, яро демонстрируя свое негодование. Лань Чжань, не обращая внимания на недовольство своего супруга, поднялся с места и вышел куда-то в коридор; его шаги даже в ночной тиши были практически неразличимы, и Вэй Ин грустно вздохнул, обнимая руками чужое одеяло и вдыхая знакомый запах сандалового дерева. Он не знал, куда ушел Лань Ванцзи, оставив его в не совсем гордом одиночестве, но был более чем уверен, что всерьез потребует от Лань Чжаня компенсацию за моральный ущерб. Вообще, Вэй Ину казалось, что в последнее время у его супруга начал вырабатываться иммунитет к его жалобным взглядам, и с этим нужно было срочно что-то делать — Вэй Усянь не собирался терять свое превосходство в этом вопросе. Задумавшись, Вэй Усянь не сразу почувствовал теплый меховой комок, настойчиво тычущийся в его свисающую с постели ладонь. — О, прости, малыш, — Вэй Ин тут же переключился на новый объект, перекатываясь и поднимая на руки довольно засопевшее животное, — А-Нин, я думал, Лань Чжань уже отпустил вас. Недовольный подобными словами белый кролик насупился и попытался укусить его за палец, раздраженно дергая ушами; Вэй Усянь засмеялся, опуская кролика на постель и принимаясь чесать его между торчащих ушей. Животное довольно зафыркало, пригибаясь и комфортно разваливаясь на мягкой ткани. Вэй Усянь улыбнулся и, не отрываясь от своего занятия, взглядом принялся искать второго неугомонного кролика — за все проведенное с ними время он уже успел понять, что А-Нин и А-Чэнь почти никогда не разлучались, и если темный меховой комок еще мог ускакать куда-нибудь, забывшись, то его всегда более спокойный и податливый товарищ практически никогда не покидал своего друга, и даже на руках Вэй Ина отказывался сидеть без своего собрата по несчастью. Вэй Усянь находил это невероятно очаровательным. Он помнил, как шицзе говорила, что кролики умирают от одиночества, и сейчас он и вправду был рад, что прихватил их обоих в качестве подарка Лань Чжаню. Одному А-Нину, наверное, было бы очень одиноко, а к одиночеству Вэй Ин в последнее время питал не самые хорошие чувства — слишком много боли оно приносило и слишком много его было в его и Лань Ванцзи жизнях. Хоть кролики избежали этой невеселой участи. Второй кролик, как оказалось, мирно дрых на аккуратно сложенной циновке недалеко от окна, во сне шевеля своими длинными ушами и прислушиваясь к каждому шороху. — Тебе не стоит бросать его так, — насмешливо проговорил Вэй Усянь, выпуская белый комок из рук и подталкивая его к соломенному настилу, — пока тебя нет рядом, какие-нибудь голодные злые заклинатели могут его сожрать. Белый кролик, напоследок зыркнув на Вэй Ина своими черными блестящими глазками, подскочил к своему собрату и примостился под его пушистым боком, копошась и зарываясь в серый мех. Вэй Усянь еще какое-то время понаблюдал за ними, но скука взяла свое, и Вэй Ин раскинулся на постели звездой, принимаясь разглядывать потолок и насвистывать под нос какой-то простой мотивчик. Лань Чжань вернулся спустя пару минут; Вэй Усянь нетерпеливо сел, скидывая с ног сапоги. Лань Чжань, видимо, что-то прикинув про себя, прикрыл дверь и опустился рядом со своим супругом, касаясь ладонями чужих рукавов и вынуждая Вэй Усяня протянуть к нему свои руки. — Ты так и не унес кроликов! Лань Чжань, почему я никогда не знал, насколько ты был к ним привязан? — Мгм, - коротко ответил Лань Ванцзи. Вэй Усянь, собиравшийся уже прокомментировать чужую сентиментальность, удивленно моргнул, когда почувствовал холод на кончиках пальцев. Лань Чжань, очевидно, не просто так покидал комнату, и Вэй Усянь в недоумении уставился на предмет в своих руках. Он, конечно, предполагал, что Лань Ванцзи приготовил ему что-то помимо своей компании, но аккуратность, с которой Лань Чжань вложил подарок в его руки, была излишней даже для лучшего ученика Гу Су Лань.С нетерпением Вэй Усянь притянул руки ближе к себе и, наконец, разглядел в полумраке комнаты отливающие алым в свете свечи черное отполированное дерево. Его пальцы задрожали. — Лань Чжань, неужели ты… В этом изделии было прекрасно все — гладкая, идеально ровная поверхность с рядом аккуратных отверстий, перевязь тонких нитяных колец, покрытая лаком, шелковая кисточка алого оттенка с парой вплетенных бусин темных тонов. Вэй Усянь трепетно провел пальцами по одному прикрытому тонкой тростниковой пленкой отверстию, задевая большим пальцем небольшую нефритовую подвеску в форме лотоса у основания мягкой кисточки. Невероятная по сложности работа — Вэй Усянь впервые держал в руках ди из дерева, а не бамбука или тростника. Это была самая изящная и красивая флейта, которую он когда-либо видел, и Вэй Усянь не мог отвести от нее взгляд. Признаться, он никогда не был ценителем искусства — для него внешние данные всегда отходили на второй план, уступая место функциональности и пользе, но сейчас, даже не поднося флейту к губам, он мог представить, каким мелодичным и ярким может быть создаваемый этим инструментом звук. — Она прекрасна, Лань Чжань. Лань Ванцзи ничего не ответил. Его руки осторожно легли поверх ладоней Вэй Усяня, слегка сжимая; Вэй Усянь поднял взгляд на лицо супруга и улыбнулся, наклоняя голову и позволяя растрепанным волосам упасть на лицо. Лань Чжань рефлекторно поднял руку, отводя с чужого лица мешающие пряди и нежно касаясь щеки. — С днем рождения, Вэй Ин. Его мягкий глубокий голос приятно ласкал слух, и Вэй Усянь прикрыл глаза, совершенно бесстыдно притираясь щекой к чужой руке, словно собака, настойчиво требующая ласки. — Спасибо, Лань Чжань, она правда невероятна. — Мгм. — У нее есть имя? Лань Чжань отрицательно качнул головой, и Вэй Усянь ткнулся носом в его ладонь, прижимая подарок ближе к груди. У него было множество вариантов, как назвать эту флейту, но все они были либо слишком скучные, либо чересчур личные, и Вэй Усянь не знал, как ему следует поступить. В конечном итоге он не был Лань Чжанем, который мог так легко смешать в одном слове целую гамму чувств и историю длиной в десятилетия. Вэй Усянь знал, что в любую секунду может попросить Лань Ванцзи помочь ему в выборе, но что-то все же не позволяло ему этого сделать. В конечном итоге эта флейта была его подарком, его оружием и помощью, тем, чего ему так отчаянно не хватало все время после перерождения. Его призрачная флейта. Прежние чувства. — Чэньцин, — уверено произнес Вэй Усянь, сильнее сжимая флейту в своей ладони. — Я хочу назвать ее Чэньцин. Лань Чжань лишь понимающе кивнул. Эта флейта не была похожа на Чэньцин, как показалось Вэй Усяню в первые секунды. Несмотря на то что они обе были выполнены из темных пород, красавица в его руках была схожа с теплой ночной темнотой, тогда как Чэньцин являлась непроглядным мраком горы Луаньцан. Возможно, здесь было виновато личное восприятие, возможно, обстановка, но Вэй Усяню казалось, словно флейта в его руках источает гармонию и покой. Чем-то это напоминало ощущения, которые он испытывал во время наблюдений за спокойной игрой Лань Чжаня, однако от инструмента Ванцзи, как и от самого Лань Чжаня, всегда исходило величие и почти недосягаемое великолепие, тогда как флейта в руках Вэй Ина была близкой, и этой близостью чаровала ничуть не хуже горделивой строгости гуциня. Но было кое-что, что связывало эти две флейты, что заставляло Вэй Усяня ощущать на идеально ровной поверхности фантомные царапины и шероховатости. — В прошлый раз я назвал флейту «Прежние чувства», потому что она должна была стать моим возмездием псам Вэнь. Я хотел помнить то, что испытал во время уничтожения Пристани Лотоса, чтобы не отступить и дойти до конца. Я должен был помнить, кому и за что я мщу, — насмешливо проговорил Вэй Усянь. Теперь, оглядываясь назад, он видел, как глупо вел себя и как легко шел на поводу своих ошибочных суждений, и это становилось лишь очередной причиной, почему в этот раз он намеревался сделать все правильно. — Но сейчас ведь все иначе, да, Лань Чжань? Месть рождает только месть, и те чувства, что вели меня тогда — они ведь так глупы, если подумать. Я больше не хочу тратить свои силы на месть и не хочу, чтобы эта флейта напоминала мне о тех временах. Лань Чжань внимательно слушал, не перебивая, и Вэй Ин был благодарен ему за эту молчаливую поддержку, однако Вэй Усянь не был бы Вэй Усянем, если бы мог довольствоваться малым. — Лань Чжань, неужели ты даже не спросишь у меня, почему же в таком случае я назвал ее Чэньцин? — Почему? — послушно поинтересовался Лань Чжань, и Вэй Усянь засмеялся, отнимая чужую кисть от своего лица и сдвигая вниз по щеке, через тонкую шею и останавливая напротив груди. — Потому что теперь «прежние чувства» для меня — это те счастливые времена, что я провел рядом с моим прекрасным мужем. Я больше не буду растрачиваться на месть — эту флейту я буду использовать для защиты того, что мне дорого. Я буду охранять и вспоминать все счастье, что испытал с тобой, А-Юанем и другими. Так я точно не стану использовать ее во зло. Правда здорово, Лань Чжань? Лань Ванцзи ничего не ответил — только потянулся ближе, и прежде чем Вэй Усянь успел что-нибудь сказать, накрыл его губы в медленном и нежном поцелуе, все еще касаясь своей рукой чужой груди. Вэй Усянь незамедлительно ответил, на ощупь находя прикроватный столик и откладывая флейту в сторону, другой рукой цепляясь за лобную ленту и развязывая слабый узел. Белая ткань заскользила по коже, и Вэй Усянь прильнул ближе, с усмешкой принимаясь стягивать с Лань Ванцзи верхнюю одежду. Тот, ожидаемо, не остался в долгу, целуя чужую шею и спускаясь вниз, к тонким ключицам и светлым плечам. Одинокая свеча, до этого момента слабо разгоняющая ночную темень, слабо мигнув, окончательно погасла, оставляя комнату в полной непроглядной темноте. Но этого никто не заметил.