Герцон

Они в пути уже несколько дней. Куда едут? Неизвестно. Откуда они? Тоже. Им понятно только одно. Их не ждут. Куда бы они не подавались, везде их закидывают камнями и бранью. Обливают помоями и смотрят с презрением. Они не знали почему. Они же два обычных странника! Хотя ладно, обычности в них было немного. Один — высокий перекачанный увалень, с серыми, будто выцветшими на солнце волосами, да и сам будто был выточен из твердого камня. А вот второй — истинная противоположность. Одетый в окровавленный (хотя при осмотре не нашлось ни единого шрама или царапины), когда-то очень красивый красный кафтан, с изящным телом. Нет, не так. В нем все было изящным и точеным. А его руки были самым аккуратным и красивым, что кто-либо видел в своей жизни. Хотя оценить его достоинства перед другими мужчинами мог только его спутник, больше походящий на своеобразный кусок редко говорящей глыбы. И все это воплощение женской красоты дополняла совершенно не женская усеянная волосами грудь. Да и лицо его более походило на херувима, чем на человеческую женщину. В общем, от нормально в них была только лошадь. Да и то, они понятия не имели, где ее откопали. Просто просыпаются рядом. А кто такие, что вместе делают — не знают. Выходят удивлённые из самодельной палатки, а тут лошадь! Ржет, брыкается. Видимо тоже не знает как здесь оказалась. Так этот увалень подошёл к резвой кобыле, а она и успокоилась. Видать, признала в его глазах хозяина. А хотя, может просто подчинилась его властному взгляду. Поди разбери. Вот и путешествуют они теперь на лошади. Хотели ей кличку дать, как поняли, что и своих-то имен не знают. Пожали плечами и стали придумывать. Тот, что с лютней был, решил звать себя Лютиком. Почему? Неизвестно. Почему именно этот парень играет на лютне? Тоже неизвестно. Бард наверное. А тот, что с устрашающим взглядом, которым он усмиряет лошадей, назвал себя Герцином. Как придумали себе имена, решили думать над лошадью. Ходили-ходили, так и не придумали. Но один из них, Лютик который, ударил себя по лбу и начал что-то искать в сумке, что на лошади висела. И, покопавшись, выудил блокнотик, весь исписанный чем-то. Закорючки какие-то. Показал этот цветочный человек другу своему этот блокнот, мол — смотри! Сейчас узнаем кто мы! - — открывает и понимает, а прочитать то они и не могут. Так расстроился этот бард самодельный, что чуть не заплакал. А глыба эта посмотрела, да и начала его успокаивать. Дорогой человек как-никак. Только то, как понял он это, он не понял. Просто почувствовал. Вот и отправились они в ближайшее поселение, помощи просить. А не тут-то было. Гонят их отовсюду, да бранят. Видимо, они какие-то страшные охотники. Только на что они охотились — также было неизвестно. После захода солнца всегда становилось холодно, где бы они ни были. А ночевать в корчмах не было ни денег, ни возможности. Гнали их отовсюду. Вот и приходилось спать на улице. Слава господу, что хотя бы один из них в прошлом таким промышлял, раз его тело помнит все и на автомате выдает команды. — Вот там найди хворост, там набери воды, а тут палатку поставим. А лютик был даже рад бегать по его поручениям, ибо сам в этом ничего не смыслил. Да и, если честно, пользы от него было мало. Когда они наконец ночлег устроили, Лютик начал разбирать эти закорючки и материть все на чем свет стоит. Надо же писать таким неразборчивым почерком! А потом бросил это дело и обратил внимание на этого Герцина, который так неаккуратно доставал его, его лютню из чехла, что аж прокричал: — Геральт твою мать! Сколько раз просил, не трогай ее так! — и подскочил отбирать лютню. А этот комок мышц смотрит на него своими удивительными янтарными глазами с таким удивлением, будто слона летающего увидел, — Геральт, отдай, кому сказал?! — вновь наехал Лютик. — Как ты меня назвал? — Ге. Геральт, — видимо в его тупую башку наконец дошло. Он вспомнил имя! А ещё вспомнил, как дорога ему эта лютня, и все же отобрал ее. — Геральд… — новопровозглашенный страшила перекатывал свое новое имя на языке, будто пробуя его на вкус. И согласился. Оно ему подходит. — Геральт, — нервно поправил Лютик, устраиваясь на насиженном ранее месте, — Через т, — и, подумав секунду, со смешком добавил, — Герцин. А ты, кстати, не далеко ушел. Как ты понял? — Мне будто его кто-то прокричал, — начал немного ошеломлённый ГеральТ, — Будто он под водой был, — но, опомнившись, исправил, — Нет, скорее, будто я под водой. Глубокой такой. Темной и затягивающей. — Вау. Подробно. А от тебя обычно не дождешься подобного — Что? Ты опять что-то вспомнил? — Неа, — немного расстроенно сказал Лютик и указал на кожаный блокнот у себя в руках, — Прочитал. Тут, конечно, все в стихах, но некоторые я разобрал, и как я понял, — он многозначительно посмотрел на Геральта, — Они все о тебе. — Надо же… Я польщён. — Ага, там так и написано, что ты редко говоришь. Хотя, — лютик пробежался беглым взглядом по нахмуренным бровям и вернулся к разговору — Это и так ясно. А ещё, что ты охотишься. — На что? — в его голосе появилась нотка интереса. — Вот это самое занятное. На монстров, — парень придвинул свое лицо поближе к драгоценному блокноту, — Гуев? — Гулей, — поправил Геральт. — Да, точно. Ты вроде как, цитирую: " Рубишь их на право и на лево, Оставляя на десерт королеву» — мда, рифмоплет из меня так себе. Лицо Геральта озарилось уже второй раз за день, и Лютик не знал, плохо это или хорошо. — Альгуль. Ты тут говоришь про Альгуля. Они на много сильнее чем обычные и встречаются реже. Максимум один на стаю. Так что ты возможно назвал Альгуля их королевой, — произнес Геральт, шерудя костер. Он почему-то был уверен, что этот певец ночью точно замёрзнет. — Да… Ты это сейчас вспомнил? — Скорее, всегда знал, — Он направился в сторону палатки с диким желанием отдохнуть. — Ясно… Я тогда тут ещё посижу, — и, намного тише, добавил, — Если ты не возражаешь… Почему-то лютик хотел, чтобы он возражал. А Геральт очень хотел возразить. Но, даже через несколько часов, когда небо освещала луна, и Лютик спал поодаль от Ведьмака (он увидел это обозначение в более удачном стихе и предположил, что это он говорил о Геральте), чуство незащищенности, холода и чего-то неправильного все ещё не покидало их умы. Им так ничего не снилось. Прошло уже несколько дней с того момента, как они, можно сказать, впервые встретились. Лютик за это время ничего не вспомнил. Совсем. Прямо как и Геральт. Разве что разобрал каракули в бывшем «Безумно-Важном-Блокноте-Так-Что-Не-Вздумай-Трогать-Его-Геральт», который теперь превратился в обычный сборник стихов. Хотя, признаться, некоторые из них были довольно неплохи. Так и скитались они по лесу, перебиваясь животинкой и ягодами. Но даже Ведьмак понимал, что если так дальше жить — долго не протянешь. Думали они, что же дальше. Как вернуть память, ну или хотя бы где поесть нормально, ведь от ведьмачьей еды уже воротит. Надеялись на чудо. И, видимо донадеялись. Был прохладный летний денёк, они также ехали на север, желая найти поселение позаброшенней, где можно переночевать. Но наткнулись на миленькую деревушку, где у самого въезда их поприветствовала маленькая девочка лет семи. В ее волосы были вплетены жёлтые ромашки. Она была такой милой, что казалась кукольной. Она же сразу предложила провести милсдаря ведьмака и его спутника к отцу. Видимо, они вовремя. Проходя покосившиеся хижины, они то и дело встречали счастливые, улыбающиеся лица, а некоторые даже здоровались. Да и воздух здесь, казалось, чище. Вышли они в центр, где находилась старющая, обветшалая корчма. Оглянулись, а девчонки как и не бывало. Но, пожав плечами, устроили лошадь в стойле с наказом ждать их тут и вошли в заведение. Как только они ступили на порог медальон на шее Геральта оживился и начал подрагивать. Что-то в этом месте настораживало его. Кинув взгляд на измотанного Лютика, увидел, что тот ничего не замечает, и решил списать всю тревогу на накатившую усталость. *** Как ни странно, но этой деревне срочно понадобился Ведьмак. Как сказал уж слишком гостеприимный владелец, у них в деревне развелись утопцы. И, на радость путников, за работу он предоставлял еду и кров. Лютик в миг расцвел в предвкушении нормальной человеческой еды и мягкой постели. В этой ситуации его напрягала только мысль о том, как бы побыстрее наесться и забыться крепким сном. А вот ведьмак наоборот. Нет, он совершенно не боялся утопцев, как можно было подумать. Они и раньше их встречали, тогда Лютика чуть на клочья не растерзали. Слава богу, что натренированное тело не дало в обиду дорогого сердцу барда. Ну, он почему-то сразу понял, что они больше чем друзья. Лютик смотрел на него, когда Геральт готовил очередное мясо, будто он был его величайшей музой. Даже больше. Да и Лютик со своими непрекращающимися разговорами так въелся в голову бедного ведьмака, что он теперь просто не проживет ещё один день без надоедливой пустой болтовни, разгонявший скуку. И который теперь сидит за столом и сияет во все 32 зуба. Но нет. Его все же сильно настораживала атмосфера. Здешние жильцы были слишком добрыми к нему, что было несвойственно для него, а тут и вино, и еда, и ночлег… Все складывалось слишком удачно. *** Когда еда была съедена, вино выпито, а волнения заткнуты глубоко в мозгу, они наконец отправились спать. Лютик как ребенок радовался не совсем чистой постели с прожженным матрасом. И лег на нее, поглаживая и чуть ли не целуя. Видимо, этот музыкант может любить вне зависимости от предмета. Он любит все и вся. Будь то лошадь, кровать в грязной корчме или, как хотелось думать, нелюдимый Ведьмак. Он заметил, что за время их долгого путешествия сильно притерся к нему. Что его бездонные неунывающие глаза, яркая улыбка и утонченное лицо. Черт, эти мысли сидели в его голове еще с того момента, когда тот произнес его имя. В нем не было ничего особенного, но он так выкрикнул его. Это было слишком сексуально, и ведьмаку пришлось терпеть налитый кровью стояк всю ночь, чтобы не разбудить своим шебуршанием и стонами своего все ещё друга. И тут его голову пронзило осознание. Осознание дикого одиночества. Несмотря на постоянную компанию незамолкающего барда, ему было одиноко. Грустно даже, что ли… В его ведьмачьем сердце будто зияла дыра, пытаясь заполнить которую, становится только хуже. Это как подливать масло в огонь. Его сердце металось, желало и ждало, когда этот нёрдовский мозг поймет что ему нужно. Иначе оно сгорит дотла. Но не успел он начать раздумывать, как к нему подскочил возбуждённый Лютик, и взволнованное сердце пропустило удар. — Слушай, я это, пока мы ехали выучил одну свою балладу. Послушаешь? — Нет уж, спасибо, мне твоих разговоров и в пути хватило, — пытался держать марку ведьмак. — Ну пожааалуйста! — и произнес как мотивацию, — Она про тебя! Ведьмак удивленно на него уставился, но все ещё стоя на своем, — Нет, — Господи, какой же он идиот. — А если я скажу, что ближайшие 24 часа буду молчать? Подумав и решив, что пара минут завываний и 24 часа тишины это неплохой обмен, согласился, — Давай свою песню. Но только смотри, скажешь слово позже — отдам гулям. — Честное музыкальное! Лютик встрепенулся, с особой осторожностью достал лютню, уселся на своей части кровати поудобнее и начал. Когда скромняга бард С первым произнесенным словом, сознание Геральта опускалось от этого сексуального голоса. Отдыхал от дел Но видимо причиной были именно слова и их интонация, и голова наполнялась водой. С Геральтом из Ривии Эти строки, секунду назад причинявшие тягучее удовольствие, молнией пронеслись по мыслям Геральта. Он песню эту… Голова начал болеть от мельчайших воспоминаний. Пел. Геральт завороженно смотрел на отдающего всего себя музыке Лютика и пытался внимать каждому его слову. Сразился белый волк Все же его голос — это нечто. С велеречивым чёртом А как складно выходит И эльфов покромсал Только эта чертова голова… Несчётное… И почему я тут до сих пор сижу? Как ордой сзади подползли, хоть это стыд и срам Разве это не первая его баллада? Выглядит знакомой. Сломали мне лютню Черт, я. Дали по зубааам С каждым сыгранным Лютиком аккордом в его голове прояснялось. Он будто выныривает из глубины. Целился тот черт Твою мать, Лютик, кто тебя таким создал? Мне рогом прямо в глаз Твои глаза просто прекрасны, как два синих омута И тут ведьмак крикнул Я так хочу поцеловать тебя Вот твой смертный час! — Не так все было, — все же опомнился ведьмак, немного привставая. Прервавшись, Лютик удивлённо посмотрел на Ведьмака, но продолжил Ведьмаку заплатите, чеканной монетой, Шаг ближе Чеканной монетой, Ещё один Зачтется все это вам! Ведьмак вплотную стоит к испугавшемуся Лютику, нежно забирает у барда лютню, кладет рядом и проводит по губам — Что ты… Договорить Лютику не дали, и его прекрасный рот наконец-то закинули прекрасные губы ведьмака, которые он так давно хотел постичь. Их глаза блаженно прикрыты, а губы переплетаются в нежном танце, поцелуй крепнет, перетекая из неуверенного в чувственно-нежный, а потом уж и в страстный. Их было не остановить. Три недели воздержания сказались на их сознании, и они наконец то обрели себя и нашли друг друга. Хотя все время были так близко… Они целовались и целовались, медленно пробираясь к телам друг друга, но, спустившись по шее Лютика к его невероятным ключицам, в его голову будто пропустили свет. Его сознание будто наконец вынырнуло из пучины неведения. Он вспомнил. Вспомнил все. — Лютик? — оторвавшись от губ, просипел Геральт. — Мм? — немного расстроенно ответил бард. — Кажется, я вспомнил. — Да? И что именно? — Все.