Герцон

— Так вот что значила та фраза…* — Да, ты пел о том дне, когда мы первый раз встретились. — Да, я понял. Хорошо, — он заметно понурился и осунулся, и сердце Геральта сжалось. — Хэй? Лютик? Ты чего? — пытался приободрить Белый Волк. — Да так… — но черт, его лицо не могло сдержать слез и он начал рыдать навзрыд, тем самым до ужаса и оцепенения удивляя ведьмака. — Лютик… Боже мой… Я чего-то не знаю? Что случилось? — Ведьмак приблизился к барду насколько это было возможно, — Все ведь хорошо, правда? — Геральт крепко его обнял, боясь видеть его слезы, ведь он точно знал, что стал их причиной. — В тот день, — из-за вечный всхлипов это больше походило на «ф от дЕн», — Когда ты ушел и сказал, чтобы жизнь спровадила меня подальше от тебя, — «К-когда тты ууууел, и сазал, чтоы ызн сповавила мня подльше от ебя», — Я так надеялся, что ты обернется, извинишься, скажешь, что все не так! Но т-ты не вернулся. Оставил меня там одного. Ты поступил как конченый мудак! — всхлипы усиливались, — Я никогда бы не подумал, что ты вернешься. — Лютик… Так… Ты тоже помнишь этот день? — в голосе ведьмака проскальзывала мнимая надежда на то, что Лютик все же… — Да. Его невозможно забыть. Черт, его надежда разбилась о скалы реальности, — Как и тебя, Геральт. Как и плотву, и Йен. — Зараза, — бросил он куда-то в пол, и глаза начали наполняться такими же слезами, как и прежде у Лютика, — Прости меня. Прости. Прости. Я повел себя как конченный идиот! — И имя себе придумал идиотское. — Да. Точно. Пожалуйста, прости меня. Я ошибся. Ты, конечно, не знаешь, но я в конце того дня просто не выдержал, Йеннифер, ребенок неожиданность, ты. Я был попросту не готов ко всему этому дерьму. Лютик лучезарно улыбнулся. Конечно он его простил. Но теперь ему так не хочется выслушивать всю эту болтовню, а просто прильнуть к его губам, заставляя молчать. Все было так хорошо, они упивались друг другом, зная о том, что никогда больше не останутся одни. Но к сожалению, счастье в их жизни было слишком дорогим богатством, и пришлось платить. Они и не заметили, как ведьмачий кулон перешёл от лёгкого подрагивания в безумные рвения в разные стороны из-за медленных приближающихся шагов за дверью. Они были схожи со звериными, будто хищник, который выжидает свою жертву. -Что за? — Геральт отлип от Лютика, и в спину ведьмака врезалась деревянная дверь, тут же разбившись. Лютик чуть не завизжал, пока Геральт одним точным движением выхватил меч и стал в стойку. Он все ещё немного пошатывался после удара, но быстро пришел в себя и начал атаку. Перед ними красовалась та самая маленькая девочка, что провела их к своему отцу. Точнее, завела их в ловушку. Видимо, ведьмачье чутье говорило именно об этой опасности, но благодаря неосторожности он подверг их обоих опасности. Он подверг смертельной опасности Лютика. Лютик бы описал это чудище как что-то с когтями, рассекающими все на своем пути, пастью с отвратительными зубами, истекающими желтоватой слюной. С красными как кровь глазами и неестественно коричневым телом, покрытым толстым слоем жира. Хотя секунду назад перед ними стояла маленькая девочка, которая будто вывернула себя наизнанку, и показалось это. Ведьмак бы выразился более односложно: " Очередная опасная хуйня». Налетев на перевертыша с надеждой рассечь голову этому чудищу, Геральт наткнулся на клыки, которые, извернувшись, перехватили меч, сминая его, а лапы схватились за руку и потянули вниз, норовя сломать кость. Выругавшись, Ведьмак одной рукой выхватил стальной меч, а другую выпустил и потянул на себя, рассекая недоумевающему чудовищу руки. Если их можно так назвать. Из ран начала хлестать кровь, забрызгивая все вокруг, в том числе и ведьмака, и, пытаясь рассечь его брюхо, тело мотало головой в разные стороны. Уклонившись от пары неосторожных ударов, Геральт вонзил меч в череп этой твари. Достав бесповоротно испорченное оружие из раскрывшейся пасти, он вложил его в ножны. Подозвал к себе забившегося в угол Лютика с наказом держаться ближе. И осторожно перешагивая через труп, Лютик смачно сплюнул этой твари в лицо. Будут знать на кого нападать. Медленно пробираясь вниз по лестнице, они встретили ещё несколько тварей, которым Геральт сразу срубал головы, не давая возможности атаковать. Пройдя к выходу, Геральт приказал Лютику осторожно пробраться к столу и отвести Плотву как можно дальше. Он их нагонит. Лютик хотел сопротивляться, говорил, что не бросит его одного на корм этим тварям, а по его лицу снова скатывались слезы. На что Геральт попытался улыбнуться, утер его слезы и заверил, что вернётся целым и невредимым. — Иди. Он вытолкал барда, всучив ему кинжал. Музыкант осторожно забрал оружие, ойкнув, положил его в сапог, и, поправив съехавшую лютню, отправился к лошадям. Наконец-то он один. Собравшись с силами, он начал вытаскивать из своей сумки разные травы, перетирая их между собой и раскидывая по полу таверны. Его учили: от перевертышей может помочь только огонь, и, наткнувшись на их гнездо, нужно обязательно сжечь все дотла. Лютик благополучно добрался до лошади, на всякий случай все же вынув кинжал. Плотва поприветствовала его весёлым ржанием и тычком в плечо. Лютик рассмеялся и сказал, что тоже скучал по ней. Выведя лошадь из стойла, он на нее взобрался и по указу ведьмака поскакал прочь. Только он не учел того, что топотом он разбудил остальных. Из-за окон стали показываться твари, желавшие поживиться Лютиком. Пришпорив лошадь, он мигом выехал из страшной деревни и помчался к опушке. Услышав знакомый топот, Геральт понял. Пора. Вытащив меч, он вышел на улицу, где во всю расхаживали эти твари. Он тут же использовал игни, и таверна покрылась огнем. А благодаря смеси перекрестника и крошки, огонь распространялся ещё быстрее, светя синим пламенем. Отбиваясь от ближайших монстров, он не заметил, как огонь начал распространяться по всей округе, заключая его в ловушку. — Зараза. Оставался только путь напролом, и, сжав сильнее меч, он начал бежать к выходу, жалея, что не купил броню по прочнее, ведь каждая тварь норовила прицепится к нему своими цепкими лапами и зубами, и с каждым разом скидывать их становилось все труднее. Выбравшись из этого мини-ада, Геральт замкнул круг из огня очередным игни, и, увидев, как твари остались в смертельной ловушке, спокойно выдохнул. Лютик. Твою мать, он про него совсем забыл! Закрыв глаза на бесконечную боль по всему телу, он стремительно бежал навстречу бедному барду, оставляя позади запах горящей плоти и отчаянных визгов. Добравшись до опушки, где они негласно собирались увидеться, Геральт заметил, что кроме Плотвы тут никого нет. Почувствовав огромный страх, он бросился на поиски. Протискиваясь в глубь леса и ища глазами дорого сердцу барда, он приметил его развалившимся на небольшом кусте. Радостного подбегая, он заметил, что вся одежда барда, до этого и так оставлявшая желать лучшего, была в крови, а рядом с ним лежал труп одного из перевертышей. Геральт с ужасом глядел на эту картину. Опомнившись, он быстро осмотрел Лютика на предмет ран, но увидел лишь лёгкий порез на боку. Видимо, это не его кровь. Заключив, что рана не смертельна, ведьмак нежно поднял обессиленного барда на руки, и из одной его ладони вывалился кинжал, жалко упав на землю. Почувствовав, что его поднимают, Лютик открыл глаза и, улыбнувшись, сказал. — Ты пришел, — его голова откинулась, и он погрузился в глубокий сон. *** Дождь стучит по разным поверхностям и плоскостям, издавая звуки разной высоты и ритма. Такая себе музыка. Лес медленно выходит из ночного забытья и просыпается. Солнце выглядывает из-за высоких елей, ожидая восторженных взглядов, но не замечает их и погружается в глубокие думы о бытие, закрыв свой свет серыми и мерзкими облаками. Лютик проснулся от фырчания Плотвы и обнаружил себя перебинтованным. Бок все ещё немного побаливал, но боль была незаметной. Он в страхе обернулся, и с облегчением увидел лежащую рядом лютню. Выглянув из палатки и не обнаружив Геральта в поле зрения, он уж было заволновался, но, заметив широкую фигуру у подножия горы, облегчённо выдохнул. Дождь все ещё лениво покапывал, образуя на обнаженной спине Ведьмака очаровательные капли, которые так и тянуло слизать. Подойдя сзади к Волку, Лютик приобнял его за плечи и поздоровался. — Доброе утро. — Ты проснулся? — Как видишь, — фыркнул Лютик, — Сколько я спал? — Два дня. — Воу, много, — отведя взгляд вниз, начал бродить руками по груди Геральта, пока не оказался посаженным на его колени. — И что, ты ни минуты от меня не отходил? — шаловливо начал Лютик — Можно сказать и так, — и, немного смутившись, добавил, — Ты очень милый, когда спишь. — Правда? А я думаю, что всегда прекрасен, — Лютик растянулся в развратной улыбке. — И ты чертовски прав. Притянув к себе за рубашку ошалевшего барда, начал зацеловывать его прекрасные губы, медленно переходя на ключицы, но был остановлен нерешительным движением. — Что-то не так? Если тебе не нравится, я могу остановиться, — с лёгкой досадой и удивлением пролепетал Геральт. — Нет-нет! Все прекрасно! Просто… — дождь уже перестал лить, и Лютик заметил столько грусти на вечно раздраженном лице Ведьмака, — Мне очень хочется узнать, что произошло с того момента, как ты оставил меня. Геральт явно не ожидал этого, и, собравшись с мыслями, слез с камня на котором сидел и облокотился на него, похлопыванием предлагая присесть рядом. Что Лютик сразу и сделал. — После нашей размолвки, — начал Ведьмак, — Я отправился к Йенн, так как не знал, что делать. Но, встретив ее сидящей у обрыва, решил, что трогать ее сейчас сродни самоубийству, и отправился на твои поиски. Я знал, что далеко ты не уйдешь, — тут его руку перехватила лютикова и сжала как можно крепче, — Мне ничего не оставалось, кроме как найти тебя и извинится, но, пройдя пару метров, я наткнулся на Эльфа, или что-то на его подобии, и резко замер. Было не пошевелиться, что-то летало над моей головой, и я упал наземь. Больше ничего. Честно говоря, я не сразу понял, почему у меня отобрали память, но, когда я проснулся, все было относительно нормально. Но была ночь, и я решил расставить палатку и ложится спать. Дальше ты и сам знаешь… — тут же опомнившись, он добавил, — А как ты там очутился? — Ну, — хмыкнул он, — Ты не далеко ушел от трактира, в котором я как раз пропускал стаканчик. Когда напился вдребезги, я начал бродить по лесу, вот и встретил тебя, — и немного смутившись добавил, — И заснул рядом. — Мда… А зачем ты тогда притворялся, что ничего не помнишь? — Я был обижен на тебя. И решил, что ты как-нибудь сам с своей памятью разберёшься. — И ты до сих пор… Ну… Обижен? — Нет. Конечно нет, Геральт, как на тебя вообще можно долго обижаться? Лютик взвалился на Ведьмака и вовлек его в ещё один поцелуй, ещё длиннее прошлого. Давая друг другу отдышаться, Геральт перевернул Лютика, и возвышаясь над ним, начал проводить дорожки из поцелуев по нежной коже барда, оставляя красный шлейф засосов. Добравшись до одежды, Ведьмак потянул края рубашки вверх, заставляя Лютика снять её, и сделал то же самое со своей. Теперь ему открылось обширное пространство для ласк, что он собственно и делает. Его грубые руки очерчивают тело млеющего барда, останавливаясь на более чувствительных местах: боках и ключицах. Также Лютик начал нежно постанывать, когда Геральт поцеловал то волшебное место за ушком, и бард просто растаял. Когда блуждающих рук было недостаточно, Геральт принялся развязывать пояс на штанах, стягивая их. В то время мало кто носил нижнее белье, и в их числе был Лютик. Обнаженное, эрегированное достоинство показалось перед лицом Геральта, и Лютик заардел. Ему нравилось все, что делал Ведьмак, и дико хотелось ещё, но сказать об этом стеснялся. Разве что попытался стянуть с Геральта и его штаны тоже, но ногой делать это было плохой идеей, и Ведьмак сам справился с этой незначительной проблемой. Теперь совершенно голый вернулся к губам Лютика. Он прокладывал тот же путь от шеи до пупка с остановкой на торчком стоящих сосках, который так нравился всем его бывшим пассиям, и теперь дико нравится Лютику. После очередного поцелуя, Лютик возбуждённо сказал о том, что дико хочет Геральта, и это надо срочно исправить. Впрочем, Ведьмак не далеко от него ушел, и его налитый кровью стояк уже давно требует разрядки в жаркой заднице барда. Отойдя от заскулившего музыканта на пару минут, вернулся с блестящей бутылочкой ромашкового масла и, растерев ее по пальцам, осторожно начал разминать проход. Поначалу Лютику не особо нравилось вторжение чего-то иного в его тело, и, подумав: «Все ли женщины ощущают то же в первый раз», решил забить на всё и отдаться чувствам. За неожиданным поцелуем он не заметил, как к одному пальцу добавился ещё один, и вскоре сам начал насаживаться на них. Когда Лютик стонал под грубыми пальцами Геральта, он понял, что уже достаточно растянут, и попросил большего: — О Господи, Геральт, сколько можно меня пытать? Трахни уже! Разработанный проход встретил колом стоящий член своим диким жаром и мягкостью. Внутри Лютика было тесно и жарко. И до одури хорошо. Первый толчок привел к невообразимым стонам Лютика и громкому рычанию Геральта. Они упивались друг другом. Лютик сходил с ума от чувства наполненности и возбуждения, а Геральт сходил с ума от Лютика. От его громких стонов, мокрых от пота волос, нежному телу и просто охуенной заднице. Когда Лютик начал скулить под ним, Геральт увеличил темп, неосознанно натыкаясь на безумно чувствительное место, от чего Лютика передергивало и стоны удовольствия становились ещё громче. Геральт двигался все быстрее и быстрее, пока не почувствовал теплую струю чего-то мягкого и вязкого у себя на животе и как Лютик сжал его внутри, отчего кончил прямо в него, сопровождая это действо запрокинутой головой и протяжным стоном. Откатившись от изможденного барда, чтобы не задавить его своей огромной тушей, Белый волк произнес: — Я люблю тебя. А Лютик, обвив его своими руками добавил: — А я тебя сильнее.