Зола и пепел

      Содденский холм чернел от смога, и остатки выживших мелькали, выходя из тени башенных стен, едва освещенных первыми лучами солнца. Пожар стих, потухли огни, заревом освещавшее возвышенность, только дым густо висел над землей, словно адское пламя рвало и сметало все на своем пути лишь несколько мгновений назад. Геральт машинально взбирался на холм, смутно осознавая лишь то, как Цири держала его за руку своей хрупкой ладонью. Кто такая Йеннифэр? — невинный голос девочки эхом отозвался у него в голове, в то время как его ноги медленно волочились на вершину холма. Он увидел чародейку, чьи стоны едва доносились до его ушей. Она лежала, прислонившись к двери башни. Ее волосы вьющимся ореолом, ее окровавленный подол, лежащий посреди виноградных лоз, что-то казалось ему знакомым, но он не мог остановиться. Это была не Йеннифэр, а ничто кроме нее не имело значения в данный момент.       «Йеннифэр!», — он снова крикнул, чувствуя, как его голос оседает. Цири повторила за ним, осознавая, что что-то важное происходит прямо сейчас, но не понимая что. Ее имя вновь пронзило воздух вокруг них, только кричал другой голос, грубый. За неимением другого плана, он направился прямиком в сторону кричащего, за тем, кто очевидно не был Йеннифэр, но тоже искал ее. Идущая рядом Цири неожиданно запнулась, но быстро вернула равновесие, тем самым снова напомнив Геральту не тащить ее за руку в спешке. Он набрал в легкие воздуха, чтобы крикнуть снова, но дым заполнил его глотку, вынуждая его закашляться. Пошатнувшись, он наступил в пучок жженой травы, чей пепел внезапно ослепил его. Земля под ногами еще отдавала жаром. Цири подняла рукав, чтобы закрыть рот, Геральт снова закашлял, пепел обжигал его легкие. Затем другой кашель, в этот раз не его. Кто-то левее них хватал ртом воздух. Геральт ускорил шаг, продолжая взбираться по выжженной земле.       «Йенн?»       Она лежала на земле словно брошенная кукла в обожженной юбке вокруг выжженной под цвет своих волос травы. Однако это была она, во всем своем обескураживающем великолепии, со всей своей экстравагантностью, в своей неожиданно хрупкой человечности изломанного образа. Ее тело содрогнулось в конвульсии, пока она не провалилась в беспамятство.       Он зашипел, как только его колени коснулись земли. Почва все еще была обжигающе горяча, словно горнило поддерживало тепло, как кто-либо посмел… Без лишних слов он поднял ее с раскаленной земли, пока она не посмела спалить ее дотла. До него доносилось слабое дыхание, сухое и тяжелое, и сердце, чей ритм в четыре раза медленнее, чем у простого человека, сжалось в страхе.       Нет. Я жив, значит и она не умрет. Геральт старался не думать, как всего несколько часов назад он сам был на волосок от смерти. «К Башне», — сказал он Цири, кивнув в сторону полуразрушенных каменных стен, в то время как сам, борясь с истощением, нес поникшую чародейку, мучаясь от мыслей, какой урон могут принести ей ее раны. Но он не мог оставить ее здесь, лежащей на поле посреди дыма и пепла. «Ей нужна помощь, в башне должен найтись хоть один выживший чародей».

***

      «--не ожоги на ней--»       «--не огонь беспокоит меня--»       «--я не оставлю тебя»       «--раны выглядят так, словно им минимум неделя»       «она очнулась?»       «--еще здесь?» «я не покину ее»       Слова, обрывки разговора, мелькающие в блаженной темноте, их значения теряются, голоса ничего не значат. Пустота была комфортной, забвение сладостным, и Йеннифэр утопала в его объятиях.

***

      Тиссая де Врие зашла в лечебницу Аретузы, в ее походке чувствовалась тяжесть. Свидетельства собственного недавнего излечения отображались в ее манере держать себя. Геральт не проявил ни малейшего интереса к ее приходу, продолжая сидеть спиной к каменной стене и держа на коленях свой меч. Простой человек подумал бы, что Геральт не менял своего положения с тех пор, как прибыл в Аретузу вместе с Цири и Йеннифэр, которую он нес на руках. Однако от взора Тиссаи изменения, произошедшие в комнате с момента ее прошлого визита, не скрылись. Постельное белье Йеннифэр было слегка примято, пряди волос убраны с лица, а пальцы еле заметно сменили положения, словно кто-то держал их в своих ладонях. Ведьмак, однако же, оставался на том же месте, где он находился с момента их прибытия. Сидя на полу, он продолжал смотреть на лежащую без сознания чародейку, своими пустыми золотыми глазами, словно он мог заставить ее дух перестать блуждать в неведении и пробудиться.       «Я благодарна тебе, Ведьмак, за твою помощь», — произнесла Тиссая, холодно и ровно. «Йеннифэр остается для меня лучшей ученицей, которую я когда-либо имела честь обучать, и я обязана тебе ее спасением».       Не отводя взгляда от спящей чародейки, от ее слабого вздымания и падения грудной клетки под тонким покрывалом, Геральт ответил: «Я уже говорил вам, ректор. Я не покину ее, пока она не очнется»       Вспышка раздражения в ее глазах впервые намекнула, что это был не первый раз, когда она пыталась наладить контакт и с Геральтом, и с субъектом, который он нес на руках. Первый раз был, когда она забрала его вместе с его небольшой компанией и остальными выжившими Содденского Холма в Аретузу. Второй — когда он отнес Йеннифэр в лечебницу. «Чего ты ожидаешь, Ведьмак?» — хмыкнула Тиссая, «В эту секунду ты готов подставить свою спину, чтобы заслонить ее от нашей кровавой жатвы? Вот только помни, что если у тебя и есть иммунитет к магии, то у нее нет. И если бы мы хотели навредить кому-то из своих, то даже ты, со своими исключительными талантами, не смог бы нам помешать». Она сделала паузу и потянулась за спинкой стула. Вспышка гнева многого ей стоила, она стоила ей утерянного образа уравновешенного ректора, и за маской самообладания показалось напряжение. Страх, который невозможно укрыть даже за самой выдержанной безупречностью. Тиссая де Врие была им буквально парализована.       Она взглянула на лежащую в кровати чародейку, свою лучшую ученицу. Позволь хаосу поглотить тебя. Ее последние слова, обращенные Йеннифэр. Предвидела ли она это? Люди наслаждались выдумками, будто ведьмаки не имеют чувств. Говорят ли они то же о чародейках? «Я даю тебе слово, Ведьмак, мы не причиним вреда Йеннифэр из Вергенберга.» — тяжело произнесла Тиссая, вставая со стула и вновь демонстрируя свою идеальную осанку. «Единственная причина, по которой я предлагаю тебе оставить ее — это девочка, которая нуждается в твоем внимании. И то, что твое вечное присутствие пугает моих лекарей».

***

      Стук кубиков или костей о каменные стены. Один раз. Два. Три. Скрип стула. Тихий вопросительный голос девочки. Ворчание. Стук кубиков.       Забвение окутывало ее словно водоросли, словно тень, тянущая ее вниз на дно, но звуки жизни вновь возвращали ее к реальности, призывая выйти из темноты. Сначала Йеннифэр почувствовала свое дыхание, попытку сделать очередной вдох, слабая боль в ее… животе? груди? Она чувствовала ее с каждым новым вдохом, но раны были старыми, а боль тупой и рассеянной. Затем она почувствовала сухость в горле, скрипящий звук собственного дыхания. Глоток воды вернул ее к жизни, спас от смерти от обезвоживания, но этого было мало, она задыхалась, тонула в своей собственной постели. Она закашлялась и пошевелилась.       «Яблочного сока», — прошептала она, голос сухой словно пустыня, хриплый и тихий. Поворочавшись, попыталась сесть, проморгалась, но мир вокруг оставался черным.       Она села, слепо потянулась к лампе, но, не сумев ничего нащупать, сделала попытку наколдовать свет.       Мир оставался черным.       Она закричала.

***

      Дальнейшие события происходили словно в замедленной съемке.       Геральт, неохотно играя костяшками вместе с Цири, краем глаза продолжал поглядывать на все еще неподвижно лежащую женщину. Предположительно, его невнимательность должна была бы работать в пользу Цири, однако его рефлексы все еще оставались ведьмачьими. И ей пришлось признать, что все, что она думала о своих бесподобных навыках игры в костяшки, было всего лишь умело поддерживаемым обманов цинтрийских мальчишек, боявшихся обидеть княжну.       Но внезапно послышался шорох простыней и сухой знакомый голос. Геральт незамедлительно поднялся на ноги, на полпути к постели Йеннифэр: «Цири, беги за рект…», — ему удалось увернуться от вспышки света, летевшей ему прямо в лицо. Йеннифэр закричала.       К своей чести, Цири спела убежать. Сердце не успело пропустить удар, как Геральт увернулся от огненного шара и достиг кровати, к которой он так долго старался лишний раз не подходить. «Йеннифэр!» — крикнул он, схватив ее за запястье и отводя руку, пока она не успела направить на него следующий заряд. Она все еще продолжала кричать и старалась направить ладонь в сторону его лица. «Йен».       Звук ее имени, его голос окутал ее, вынуждая замолчать. Но ее глаза, широко раскрытые, фиолетовые, все еще в панике метались из угла угол, направляя взор в никуда, стараясь идти на звук его голоса. «Йен, это я. Все хорошо», — прошептал он, прижимаясь к ней и склоняя голову.       «Геральт?» Ее голос был хриплым шепотом, горло еще болело после истошного крика. Она пошевелила запястьем в его ладонях и сжала его руку. Ее взор оставался пустым и невидящим. Нотки возрастающей паники проскользнули в ее интонации, отчаяние и боль росли в ее шепоте. «Я не вижу».       Он взглянул на нее, в ее фиолетовые глаза, что очаровали его в их встречу, когда она изучающее оглядывала его через свою черную кружевную маску, когда что-то отозвалось в сердце ведьмака. Что-то, что он не чувствовал раньше. «Все хорошо, Йен, все в порядке», — держа ее в своих объятиях, он надеялся, что это правда. Часть его старалась сосредоточиться на том факте, что она, по крайней мере, была здесь, в сознании, живая. Чародеи Аретузы могут поправить любой изъян, пока ты жив. Прижавшись к ней, он закрыл ей уши своими ладонями и оглушительно прокричал имя единственного человека, на чью силу он мог рассчитывать, чтобы излечить Йеннифэр. «Тиссая!»       Стены Аретузы задрожали.