Тор (фильм 2 и 3): "пропущенные" сцены... ))

<…Звуки лёгких и неторопливых, а может быть даже скорее расслабленных шагов одного человека, помимо которых были и другие, но более тяжёлые и звучные, немного отдавая металлом, металлическими доспехами, при каждом движении которые невольно привносили в атмосферу некоторое напряжение и патетичность… Помимо этого отчётливо слышалось мерное и мелодичное побрякивание цепей в такт шагам, которое разносилось по всей зале, что не была совсем уж пуста, но довольно широкое пространство ощущалось сродни оперному театру, звуки в котором, отражаясь от холодных стен и высоченных потолков, становились более звонкими и чистыми, лаская своей стройностью и мягкостью слух, а у более чувствительных или скорее восприимчивых людей и сердце. Неспешную процессию во главе с человеком, что гордо следовал вперёд, закованный с ног до головы в длинные и толстые цепи, пусть даже зная, что возможно на смерть, оборвал немного взволнованный, но не менее приятный и мягкий женский голос, в котором слышалась некая печаль с оттенком мольбы, а быть может и немого предостережения, при этом пытаясь сохранить невозмутимое лицо, и всё же нервозность выдавали руки, что не могли остаться в покое, потирая друг друга: -…Локи… Он остановился недалеко от неё, заставляя всю процессию встать на месте, а затем немного резковато повернулся к ней лицом и мягким голосом поприветствовал мать: -Здравствуй, мама. В своих словах скрывая не только обиду, но и злость на родителей, на брата, на его жизнь, да и на всю ситуацию в целом. Он немного приподнял брови, язвительно продолжая: -Ты гордишься мной? В её глазах стояла сильная боль, боль за сына, который не только оступился, но и продолжает падать всё ниже, не желая принять свои ошибки, при этом причиняя боль любимым ему и любящим его людям. Она пыталась отговорить его, упросить остановиться, одуматься. В голосе слышалось некоторое отчаяние от понимания, что её слова всё равно не дойдут, и тем не менее она должна была хотя бы попытаться сделать это: -Не надо. Будет только хуже. Но на её мольбы сын остался глух. Белее того, её слова только разозлили его. Он стал огрызаться, немного повысив до этого момента тихий голос, ожесточив его, при этом не теряя ни капли желчи в своих словах и дерганном поведении: -Куда уж хуже. Он бы сказал матери ещё больше колкостей, если бы не громкий и властный голос, что собой буквально прорезал воздух в зале, заставляя невольно подчиниться ему и затихнуть, обращая внимание на говорившего, пусть даже и не особо хотелось: -Довольно! Локи отвернулся от неё, встречаясь с довольно холодным взглядом отца, который не менее твёрдо продолжил, отсылая жену, чтобы та не вмешивалась не только как сострадательная мать, но и как женщина, которая не должна была лезть в политику: -Я сам поговорю с пленником. На мгновение повисла давящая на сердце тишина, которую оборвали звуки удаляющихся шагов женщины, которая перед уходом в последний раз бросила тревожный взгляд на мужа, переведя его с сына, который смотрел ей в след, провожая взглядом, когда та всё же поспешила удалиться. Когда силуэт матери скрылся из виду, Локи вновь обратил свой взор на отца, начиная вновь идти, подходя всё ближе, при этом не выказывая никого уважения, строя из себя шута, веселясь и играя, нарочито выводя отца из себя, зля его, но в довольно мягкой форме, ведь всё же Локи не был дураком. Он умел бесить, знал границы того, где должен был остановиться. Сделав всего несколько шагов, он наиграно встал в стойку «смирно» как солдат, при этом отведя его правую ногу чуть в сторону, чтобы в последствии свести её к левой и брякнуть оковами, что были на его лодыжках. Звук получился довольно громкий и звонкий, распространяясь на весь зал и отдаваясь заливистым эхом, уступая лишь голосу отца, который совсем недавно прервал его разговор с матерью, хотя и разговором это сложно было назвать. На свою ли маленькую выходку, а может и на ситуацию в целом Локи лишь посмеялся, вновь расслабляясь в движениях, а затем недоумённо спросил, разводя руками в меру своих ограниченных оковами возможностей, строя дурачка, а может и вправду не понимая: -Не возьму в толк из-за чего весь сыр-бор. Всеотец не стал реагировать на выходку сына, но ответ его при этом был всё с таким же весом, не давая ни единой возможности усомниться в его авторитете как мужчины, отца и в первую очередь правителя: -Ты нисколько не раскаиваешься в содеянном. Где ты, там всюду война, разруха… И смерть. На слова отца Локи начал оправдываться, высказывая свою точку зрения, которая несколько отличалась. Его тон был немного быстр и осторожен, но уверен. Он был уверен в своей правоте: -Я отправился в Миргород дабы править людьми как Милосердный бог. И всё же из его уст слова звучали как-то неправильно, хоть и не несли в себе противоречия. Локи смотрел на отца, пытаясь донести до того свою мысль: -Такой же как ты. Но Всеотец был непреклонен, хватаясь за какие-то отдельные слова, чтобы только показать неправильность суждений сына: -Мы не боги. Мы рождаемся, живём и умираем также как люди. И всё же Локи был терпелив к словам своего отца, пусть даже язвя в открытую и гримасничая, как будто полностью одобрял его слова, в ответ одаривая старика совсем не смеющейся улыбкой: -Плюс-минус 5000 лет. Всеотец окинул непроницаемым взглядом своего сына, а затем с досадой в голосе сказал, всё же расстроенный поведением Локи, или быть может тем, что, не менее любимый чем первенец, тот, закованный в тяжёлые цепи и кандалы, стоял перед ним и ожидал своего приговора: -И всё это из-за притязаний на заветный трон… На столь грубое замечание Всеотца Локи отреагировал довольно агрессивно, повышая свой тон и как будто делая свою ауру более твёрдой нежели чем раньше: -Я рождён править. На это Всеотец грозно начал парировать, не только сбивая наглого юнца обратно с небес на землю, но и напоминая кто Локи такой на самом деле, давая понять, что он не бог, что его судьба сложилась бы совсем иначе: -Ты был рождён!.. И всё же от своих же слов Всеотец задохнулся, понимая, что он должен сказать, что скажет своему сыну, которого растил столько лет, которого любил как родного, и от этого становилось только больнее: -…Чтобы умереть. Всеотец не мог остановить тот поток слов, что подстёгивали не самые приятные воспоминания из далёкого прошлого, которые оставляли не менее глубокие раны на его сердце: -…Ещё в детстве… Каждое слово давалось ему с трудом, а потому он проговаривал каждое, пересиливая себя: -…Тихо сгинуть на ледяных скалах… Все его слова Локи впитывал и пропускал через себя словно губка, ведь эта тема была для него очень важной, она не только трогала его душу, играя словно на скрипке, но и вытягивала из него какие-то непонятные чувства, которые были тошнотворны и слабы, заставляя Локи ещё больше ненавидеть себя за это. Но Всеотец только продолжал, давя на самые его уязвимые точки, от боли которых Локи не скривил лицо, и тем не менее можно было понять, что тому больно это слышать, он уязвлён и не только, но слова лились дальше ещё более бурным потоком: -…Не прояви я жалость, никто бы никогда не узнал о тебе. Сдерживая свои порывы, Локи всё же решил дать себе вольность. Если уж умирать, то хотя бы не выслушивая оскорбления в свой адрес, вылитые на него словно помои. Он сделал шаг вперёд, от чего зазвенела цепь, которую охранники, что по обе стороны держали его за «проводки», так «любезно» натянули назад, чтобы он не сделал опрометчивых действий. Его тон был похож на умоляющий, но какой-то ядовитый, упрашивая собственного отца скорее убить его. Локи смотрел ему прямо в глаза своими чистыми очами, что казались так невинны, в отличие от сказанных им слов: -Если меня казнят, то прошу, отец, не надо…Прелюдий. Последнее слово было сказано с некоторой жестокостью, как будто говоря, чтобы тот не медлил, не затягивал с неминуемым, затягивая собственноручно петлю на его шее. Локи склонил голову чуть в сторону, потупив взгляд, а затем сказал, смакуя каждое слово, как будто искал, как бы правильнее выразиться: -Я большой поклонник твоих нравоучений, но… А всё же найдя таковые, театрально, даже несколько переигрывая, сказал, подняв вновь свои наглые глаза прямо на отца: -Ты неубедителен. Всеотец холодно отрезал, когда слова Локи подошли к черте его терпения, заставляя поторопиться, не в силах больше поддерживать разговор: -То, что ты жив – заслуга Фриггии. Её ты больше не увидишь. Остаток дней проведёшь в темнице. Звякнула тяжёлая цепь, что была натянута одним из стражников, а затем и двумя, которые поспешили выполнить негласный приказ Всеотца – отвести пленника в темницу. Локи, под тяготой натянутых цепей, сделал несколько шагов назад, но всё же не был готов закончить разговор, а потому спросил с лёгкой обидой в голосе после некоторой задержки: -…А что Тор? Он как будто собрался с мыслями, а затем им же усмехнулся, но лишь на секунду, ведь в следующий миг ему стало не до смеха – обида застелила его глаза довольно плотным слоем, что копился внутри с самого детства, подпитываемый неуверенностью в себе и чувством неполноценности, возможно он лишь пытался доказать себе, что чего-то достоин, а в итоге пришёл к этому: -Отправишь меня гнить, а на него корону наденешь?.. Всеотец как будто отчеканил, погружая Локи в ещё более сложные чувства: -Тор устранит нанесённый тобой урон, восстановит порядок в 9 мирах, а после, да... А последними словами и вовсе добил, говоря их твёрдо и властно, не оставляя сомнений, но в тоже время и разрушая все «если» да «кабы» своим мощным голосом: -Взойдёт на трон. Под суровый взгляд Всеотца два охранника утянули Локи, который не сильно-то и сопротивлялся, выводя из зала, а затем доставляя в темницу, которая хотя бы была чуть более комфортна чем ничего. Это так, к слову.>