Себастиан практически вскочил с дивана. В ушах звенело. Первые секунды сориентироваться в пространстве стало невыполнимой задачей: перед глазами мелькали зацикленные сцены из сна. «Что это было?!». Осознание начало приходить постепенно, Себастиан приложил ладони к лицу и потер глаза. «Сколько я проспал? Два часа?! Черт, надо было сразу уходить, сейчас бы уже добрался до гостиницы, поужинал и лег спать как нормальный человек» — сокрушался он. Но делать нечего, нужно двигаться. Схватив рюкзак, натягивая куртку на ходу, он вышел в темный коридор. «Все уже давно ушли конечно же… Хоть бы из павильона вообще можно было выйти, не хотелось бы тут застрять до завтра. Жутко».
Ты наверняка не знаешь, что значит быть одержимым кем-то, Себастиан. Я этого тоже не знал прежде. Сначала тебя посещают невинные, но совершенно неожиданные для тебя самого мысли, о том, что у объекта твоей зарождающейся одержимости на редкость мягкий голос. Или довольно красивая улыбка, при которой лицо приобретает милейшее выражение. Или чувственные губы с опущенными уголками, создающие извечный слегка обиженный вид. Или…
Затем эти мысли становятся неотъемлемой частью тебя и посещают ежедневно, видя объект, ты цепляешься за каждое его движение, испытывая нарастающее волнение. А если же случается тактильный контакт, то по телу проносятся волны мурашек.
В конечном итоге объект становится для тебя никем иным, как Божеством. Ты готов молиться, стоя на коленях, за один его взгляд. Нужно прикладывать усилия, чтобы непринужденно разговаривать, смеяться, чтобы голос не дрожал, и чтобы никто не заметил, как ты при этом обливаешься холодным потом. Это начинает приносить невыносимую боль, ломать тебя множество раз, когда, казалось бы, ломать уже просто нечего. Объект одержимости вытесняет абсолютно все из твоей жизни, даже тебя самого, прежнего. Но эта стадия не последняя, нет.
Последняя стадия одержимости, как ни странно, — это ненависть. Ненависть тоже мутирует, и апогеем ее является уничтожение своего Божества. Это решение придет раз и навсегда, для тебя не останется ничего важного, пока ты не решишь ЭТО. Границы лишь в моральных нормах. Хотя и они для меня пошатнулись. Теперь я знаю, что могу и буду пытаться сломать тебя, Себастиан, столько раз, сколько ты ломал меня, даже не зная об этом, я хочу уровнять нас, в конечном счете получив избавление. Я уничтожу тебя — свое Божество. И все же, я так невыносимо сильно тебя люблю.
В темноте было сложно ориентироваться, но где включается свет, Себастиан не знал. Освещая себе путь телефонным фонариком, он прокручивал в голове сон: все в нем казалось странным, но сон был слишком, пугающе реалистичным. Ощущения и эмоции были остры, да и запомнился в деталях. «Никогда не замечал, что этот павильон такой чудовищно огромный. Или я заблудился?..Этого еще не хватало», — уныло подумал Себастиан. Он не сразу заметил чужое присутствие. Сначала даже показалось, что у него паранойя после сна и это — плод воображения. Но до него доносился запах…духов? Одеколона? Некого парфюма, совершенно точно не принадлежавшего ему самому. Но запах был еле ощутимый и мог, пожалуй, задержаться после того, как тут кто-то в недавнем времени проходил.
Спустя пару минут у Себастиана не осталось сомнений, что за ним кто-то идет. С одной стороны, логично было остановиться, подождать, наверняка просто кто-то ему знакомый задержался на рабочем месте. С другой стороны, темный коридор, позднее время и скрытое ощущение угрозы никак не давало Себастиану успокоиться. Не отдавая себе отчета, он, напротив, ускорил шаг. Навязчивый, чересчур концентрированный запах потенциально приятных духов начал раздражать. Видимо, преследователь приблизился, хотя шагов так и не было слышно. Не выдержав, Себастиан со вздохом крутанулся на пятках, дабы идентифицировать того, кто за ним идет, и вздрогнул от неожиданности, ткнувшись носом в чужое плечо. Румын не успел как-либо отреагировать на тот факт, что неопределенное количество времени некто ему практически дышал в затылок. Преследователь крепко схватил Стэна за запястье, предотвращая любую реакцию, рванул на себя, и, прежде чем Себастиан успел разглядеть его, толкнул в ближайшую открытую дверь подсобки. Телефон вылетел из руки, упал на пол и, судя по звуку, разлетелся на несколько составляющих. Единственный источник света погас. От неожиданного и сильного, почти агрессивного, толчка Себастиан без сопротивления ввалился в маленькое помещение, теряя равновесие. Рюкзак отлетел в неизвестном направлении. С падением раздражение вмиг сменилось страхом, который сковал все тело, мешая мыслить и действовать рационально, оставляя лишь беспомощное «Меня, что, убьют?!» и ироничное «Зимний Солдат не сумел справиться с грабителем». Жизнь перед глазами, однако, не проносилась. Вместо нее лишь вереница причинно-следственных связей, которая не приводила ни к чему. Единственное, что ясно доносилось до помутившегося сознания — это понимание, что необходимо, во что бы то ни стало, снова принять вертикальное положение. «Что, если это вообще розыгрыш? А я уже в штаны наложил. Вот смеху-то будет». Перекатываясь на спину и цепляясь рукой за шершавую поверхность стены, Себастиан поднялся и с бешено колотящимся сердцем уставился на дверной проем, в котором остановился темный силуэт.
— Что тебе нужно? — не удержался он от предсказуемого вопроса, но ему не ответили. Еще бы! А когда в фильмах маньяки реагировали на вопросы и просьбы жертвы? Блять…ну почему обязательно маньяк вообще? Себастиан хмыкнул себе под нос. В один момент пришло осознание, что он не справится. Нет, он не вырвется — ни с боем, ни без него. Нападавший не был намного крупнее самого Себастиана, но от него исходила…готовность? Готовность ко всему, что бы ни предприняла его жертва. И ледяное спокойствие, абсолютная уверенность в себе и своих действиях, от ощущения которой у Себастиана позорно подгибались колени. Силуэт плавно двинулся навстречу, медленно закрывая за собой дверь, отрезая путь к отступлению. Подсобка погрузилась во мрак. Маленькая, теплившаяся в груди надежда на то, что это розыгрыш неугомонных коллег-актеров, оставила его за закрытой дверью. Вся ситуация выглядела киношно, нелогично, нереально, но все же — это происходило. Пришла очередь паники, которая окатила Себастиана волной с головы до ног. Инстинктивно он тихо попятился назад, подальше от того места, где последний раз видел силуэт, который в отсутствии освещения слился с темнотой черной спортивной одеждой.
Пятясь и стараясь даже не дышать, широко раскрыв глаза и все же не видя ровным счетом ничего, Себастиан совершенно не отдавал себе отчета в том, что маленькое помещение отнюдь не бесконечное. Хорошо было бы в этом случае подпереть спиной стену, но, по несчастному стечению обстоятельств в этот злополучный поздний вечер, Себастиан с размаху впечатался в стеллаж с каким-то хламом, который незамедлительно со смачным грохотом посыпался на пол. Обнаружив себя полностью и безошибочно, Стэн просто замер как вкопанный, не зная, чего ждать. Одно он решил для себя точно — глупо было бы даже не пытаться, о нет, он будет пытаться, будет бороться, это в его крови — идти против течения, добиваться и защищаться. Пытаясь затолкнуть свой страх как можно глубже и не обращать внимания на слишком очевидное преимущество противника, Себастиан встал в стойку. Он до конца так и не понял, как оказался в этой нелепой ситуации — глупый-глупый кролик, пытающийся отбрыкаться от питона.
Маленькое закрытое помещение быстро наполнилось запахом уже тошнотворного парфюма, и стало невозможно понять, где источник. Себастиан забился спиной в угол между стеной и стеллажом, чтобы избежать, по крайней мере, нападения сзади. Дыхание то и дело сбивалось, а во рту пересохло. Пришлось полностью превратиться в слух, сосредоточиться, лишь бы только не чувствовать себя беспомощным пушечным мясом, и, в силу этого, когда послышался шорох справа, Себастиан среагировал мгновенно. Его кулак совершенно неожиданно встретился с чужим лицом, хотя предполагалось, что это будет лишь бессмысленный выпад в пустоту. Послышался хруст. К запаху духов примешался очевидный запах крови, а противник сдавленно застонал. «Я что-то ему разбил? Боже, я, видимо, сломал ему нос!». Быстро оценив ситуацию и предположив, что у нападавшего в эту секунду иная забота, Себастиан рванулся к двери, особо не заботясь о скрытности. Уже представляя, как он несется без остановки по павильону, а затем до ближайшей станции метро. А у него вообще есть деньги на метро? Все вещи остались в неизвестно куда упавшем рюкзаке. Хватаясь за ручку двери, в следующую секунду Себастиан вновь оказался на полу — нападавший, как оказалось, вовсе не забыл о нем и схватил за то, что попало под руку: наскоро забранные в «пучок» волосы на затылке, и рванул вниз. После сильного удара затылком о бетонный пол, Себастиан вообще перестал понимать, что происходит. В темноте каморки перед глазами кружились красные круги, от духоты и боли в голове затошнило как после бурной вечеринки. Он смутно почувствовал, как его оттаскивают вглубь подсобки за волосы, даже пытался слабо хвататься за руки вцепившегося в него нападавшего и цепляться подошвами кроссовок за грубую поверхность пола. Дотащив Себастиана до стеллажей, нападавший отпустил его. Не в силах подняться, чувствуя при каждом движении, что вот-вот потеряет сознание — «Наверно, у меня сотрясение», — Себастиан слышал, что его противник шарит на полках. Что-то ищет? Так и оказалось. После непродолжительного затишья румын услышал треск клейкой ленты. «О нет, нет, нет! Скотч? Да почему все выглядит как сценарий к криминальной картине?!». Не найдя в себе силы сопротивляться, пытаясь унять бесконтрольную дрожь во всем теле, Себастиан чувствовал, как нападавший победно, накрепко приматывал его руки к ножке стеллажа размашистыми движениями. «Грабитель бы просто забрал рюкзак, закрыл меня здесь и сбежал. Ну, отлично, мне все же выпустит кишки какой-то псих», — страх вернулся, приобретая чудовищно-кровожадную форму. Себастиан дернул руками, но тяжелый стеллаж не сдвинулся ни на миллиметр. Он попробовал подобрать под себя ноги и встать, вырвав скотч, но не удалось даже сесть. Можно лишь лежа перекатиться на живот и попробовать разгрызть ленту… Размышления прервал неизвестный, который резко уселся на Себастиана сверху, пресекая попытку перевернуться.
— Да что тебе от меня нужно, гребаный мудак?! — не выдержал румын. В ответ лишь тишина. Себастиан бешено задергался, зарычал, не в силах выдержать напряжения, но ему тут же на шею опустились тяжелые руки и сомкнулись, сдавливая горло. Себастиану было тяжело дышать, пульс колотился в висках, но неизвестный просто застыл, не ослабляя железной хватки. Чего он ждал? Что последует дальше? От количества вопросов и от недостатка кислорода кружилась голова. Вот он прижат к полу, обездвижен, беспомощен — это конец? Затянувшаяся пауза дала ход второстепенным мыслям, и за угрозой Себастиан почувствовал нечто еще. Что-то более глубокое, личное, большее, чем бытовое ограбление или слепая ненависть хейтера. Это был возбужденный, дикий интерес зверя. Когда говорят «без резких движений, и, может быть, он не тронет» — и действительно, Стэн безотчетно притих. Зверь изучал его — в этом не было сомнений, он о чем-то размышлял.
Я представлял этот момент долгое время вплоть до деталей, прокручивал в голове раз за разом, но…это невозможно было представить до конца, ни одно представление не будет так остро, как реальность. Ты, наконец, в моей власти, лежишь подо мной и я чувствую твою дрожь, которую, как бы ты не храбрился, не можешь унять. Неизвестность пугает больше всяких разных монстров, а я сейчас — самая большая твоя неизвестность.
Я чувствую, как вздымается твоя грудь, я здесь, я близко как никогда, я буквально впаялся в твое личное пространство — мое сознание ликует воспаленным безумием. Мне лишь жаль, что я не могу разглядеть тебя в этой кромешной тьме, твои напряженные мускулы, твои большие блестящие глаза и эмоции, которые без труда в них можно было бы прочесть…твои истерзанные от напряжения, наверняка алые губы. Однако, в темноте обостряются другие чувства, отчего я слышу даже самые тихие твои вздохи, а твоя кожа под моими пальцами будто искрится.
Сейчас я переверну твою жизнь, Себастиан.
«Моя жизнь в его руках», — осознал румын, отчего сердце забилось как бешеное, хотя, казалось бы, куда уже быстрее. Мысли поплыли, оставив его наедине со страхом. Облизав судорожно пересохшие губы, Себастиан выдавил хриплое и бессмысленное «пожалуйста», после чего рука с шеи резко переместилась на лицо, зажав рот и припечатав затылком к полу. Очевидно, следовало молчать. Себастиан чувствовал, что противник приблизился к его лицу: он ощутил чужое дыхание; но, как ни старался, абсолютно ничего не смог разглядеть. Он лишь чувствовал, как в его ноздри забивается тяжелый запах крови. «Должно быть больно», — мысленно констатировал румын. Тем временем чужая рука поползла вниз с лица Себастиана, пока не исчезла вовсе. И то, что произошло после, останется для румына в топе самых неожиданных событий его жизни. Нападавший его поцеловал.
Поцелуй изумил Себастиана, реакция всколыхнулась в нем и так же стремительно ухнула вниз, утаскивая с собой все рациональное, опустошая и обессиливая. Он был странным, пугающим, …невероятно и необъяснимо трепетным. Румын никогда бы не сравнил его ни с одним поцелуем в жизни. Он был полон боли и агрессии. Был с привкусом крови и безумия, ведь его инициатор будто бы улыбался. Был мокрым и соленым, ведь нашлось место и слезам, и ликованию. Ненасытность хищника во всем великолепии и противоестественности этого поцелуя. Агония. Но почему вообще этот поцелуй случился? Сознание Себастиана мутилось. Хотелось уйти в себя, отстраниться, не анализировать, не реагировать, не думать о причинах. Но его сильно зацепила — будто крючок вогнали под кожу — искренность. Кристаллическая ясность первобытного желания. В мире, где все играют сложные многоуровневые роли (в том числе и он сам), где человека и не узнать за слоями декораций — вдруг такое ясное, обнаженное проявление искренних чувств, пусть и извращенных. Причина их — он сам? Или же он лишь случайное звено? Себастиан вздрогнул: футболка на нем затрещала, разрываемая чужими руками, а липкий страх занял ее место, окутывая плотным слоем. Руки нападающего плавно заскользили по напряженному торсу, пока не наткнулись на ремень. Остановились. Себастиана кидало то в жар, то в холод. «Господи, блять! Что, если он сейчас возьмет и воткнет мне нож в живот? Что я буду чувствовать? Можно ли к этому морально подготовиться или же, наоборот, лучше стараться абстрагироваться? Это невыносимо!». И он застонал в голос, отпуская себя. Пальцы нападавшего впились Себастиану в бедра, руки затряслись. А затем случился взрыв. Эмоциональный выплеск, от которого кругом словно повысился градус. Ремень расстегнулся в секунду, щелкнув пряжкой по кости, а джинсы с бельем были спущены рывком, кроссовки яростно отброшены. Бетонный пол царапал обнаженную кожу, но Себастиан отчаянно крутился, пытаясь закрыться, защититься. «Какого хрена происходит?!», — паника плескалась в груди штормом. Не обращая внимания на сопротивления, нападающий легко подхватил Себастиана под ягодицы и закинул себе на колени, придвигаясь ближе и разводя его ноги в стороны. Ни увернуться, ни закрыться. Рука незнакомца легла на его член. Румын дернулся и застыл, не смея шевельнуться, наращивая напряжение, лишь тихо и жалко скуля. Рука нападающего была теплая, даже горячая, но слишком грубая, — в перчатке? — и она дрожала. Рваным движением рука скользнула на внешнюю сторону бедра и остановилась. Дрожь усилилась. Себастиан все скулил, а в голове свернулся клубок беспорядочных мыслей. Судорожный вздох. Незнакомец вскочил, ноги Себастиана соскользнули с его колен. Недолго думая, румын подобрал их к себе и вжался в стеллаж настолько сильно, насколько позволяли вывернутые руки. Нападающий нервничал — не нужно было видеть, чтобы понять это. Ритмичный отстук ноги, тяжелое дыхание. Наверняка сердце колошматило грудную клетку, как и сердце самого Себастиана. Он сорвался. Истерический смех поднялся из недр организма и вырвался безудержным потоком. Румын смеялся скрипуче, надрывно, истекая слюной и слезами, как смеялся бы его персонаж над самим собой и своей судьбой, прежде чем прыгнуть с крыши или шагнуть под несущийся автомобиль.
— Я что, твой первый?!..Не делал этого раньше?!..ИСПУГАЛСЯ самого себя?!..Боишься грязно сработать?!.. — он вплетал колкости в свою истерику, не удерживая смеха.
И получил за это весомый пинок под ребра. Как и все другое, последовавшее за ним. Истерика сменилась спазматическим кашлем и хрипом. Незнакомец, не давая Себастиану отдышаться, грубо дернул его за лодыжки, заставляя растянуться на полу. Румын зашипел, сильно оцарапав кожу, но противник не остановился. Он нетерпеливо перевернул несчастного на живот, ткнул щекой в пыльный бетон. Себастиан вскрикнул от пронзившей запястья боли. Почувствовал, как чужая рука обхватила его за талию и рванула вверх, ставя на колени. Все тело содрогалось то ли от напряжения, то ли от озноба. Или от страха? Сзади послышался судорожный шорох одежды, и по ягодице Себастиана шлепнул тяжелый и горячий член. К голове резко прилила кровь, лицо полыхнуло огнем, в висках запульсировало. Собственные слова, выкрикнутые минуту назад, складывались для румына в насмешливую и жестокую истину.
— Нет, сука, не смей!!! — завизжал он как никогда в жизни. Яростно задергался, желая вырваться любой ценой, стирая колени в кровь об острую бетонную крошку. Но попытки не увенчались успехом — противник крепко его удерживал, наваливаясь сверху обнаженным торсом. Он ждал. Ждал, когда Себастиан выбьется из понапрасну растрачиваемых сил. Их тела липли друг к другу горячей кожей, дрожь одного передавалась другому: они практически слились в один комок энергии и напряжения. Себастиан чувствовал, как чужие гениталии трутся о его ягодицы, но воспрепятствовать этому не мог. На периферии сознания он понимал, что все его трепыхания только больше возбуждают насильника, но остановиться — общепринято значило сдаться. Правда?
Когда влажная упругая головка уперлась в сжатое колечко ануса, у Себастиана уже не было сил на сопротивление, его развезло, он только скулил и всхлипывал, отрицая действительность. У незнакомца же, в свою очередь, иссякли запасы терпения, поэтому он, дрожа, рвано дыша румыну в загривок, вцепившись до синяков в его бедро, с силой толкнулся внутрь. Себастиан закричал. Протяжно, жалобно, болезненно. Насильник, как и прежде, не издал ни звука, когда, разрывая ткани, быстро вошел до конца. По бедрам не державшегося на ногах румына поползли алые дорожки крови. Нижняя часть тела превратилась в тотальную боль, все горело огнем, волосы давно разметались по плечам, прилипли к лицу, забились в рот. Незнакомец застыл на мгновение и рванул назад, с хлюпаньем вынимая окровавленный член. Новый крик. Второй раз член вошел куда легче, но при этом не менее болезненно. По слабеющему Себастиану незнакомец понял, что тот на грани сознания. Он зарылся пальцами в темные волосы, потянул голову Стэна на себя, заставляя прогнуться под собой и натягивая обескровленные руки. Румын действительно несколько раз провалился в небытие, в то время, как насильник взяв бешеный темп, со шлепками вколачивался в него. Будто мстил за что-то. Будто вся его накопленная за всю жизнь ненависть концентрировалась на нем, Себастиане. Будто он хотел разорвать свою жертву в клочки. И только тогда, возможно, успокоился бы.
Незнакомец ничем не выдал, что он на пределе. Дыхание было сбито давным-давно, в голос он упорно не стонал. Если у него вообще был голос. Темп не был снижен ни на секунду. Он лишь сильнее вжался в Себастиана, обхватив его обеими руками поперек груди. Себастиан почувствовал, как в нем запульсировал член, потому как каждый спазм отзывался новой волной боли. Но больше он ничего не ощутил, ни как незнакомец отпустил его, ни как вынул член, ни как перекатился вбок, чтобы перевести дух.
Румыну было нечем дышать. Воздух был тяжел, пропах кровью, потом и спермой, разбавленными отголосками проклятых духов. Незнакомец лежал рядом, Себастиан его не видел, но чувствовал жар, исходивший от него. Затем тот поднялся. Зашуршала одежда, вжикнула молния на толстовке. Он подошел к румыну, присел, отдирая скотч от онемевших рук. Когда дело было сделано, неизменно молча, он поднялся и направился в сторону двери. Себастиан щурился в темноту, пытаясь растереть ледяные кисти рук, подтягивая колени к груди. И, сам не зная зачем, сказал тихо, но твердо:
— Убей меня.
Незнакомец остановился. Замешкался, вернулся к Себастиану, бухнулся на колени и мягко поцеловал того в лоб, покрытый испариной, придерживая за затылок. Затем стремительно вышел, оставив дверь открытой.
Невыносимо сильно хотелось отключиться прямо здесь и сейчас, но выжженное в сознании «какое я тогда произведу впечатление, если меня кто-то найдет в таком виде?» не давало покоя даже сейчас. Поток свежего воздуха из коридора помог отдышаться. Собрав остатки сил Себастиан с шипением поднялся, сначала на четвереньки, затем в полный рост. Запекшаяся на бедрах кровь потрескалась корочкой. Боль была пронизывающей, чертов член уже давно не в нем, а ощущение, что он насажен на кол, не покидало и сейчас. Матерясь сквозь стиснутые зубы, румын кое-как натянул одежду, перед этим обшарив в поисках нее всю коморку. Куртку накинул на голое тело, потому как от футболки остались одни лохмотья. На выходе Себастиан запнулся об собственный рюкзак. «Очень кстати!». Телефон искать не было сил, поэтому румын двинулся по направлению к выходу, держась за стену. И вскоре он его нашел. Сжав челюсти еще сильнее, Себастиан старался выглядеть как можно бодрее, но этого не понадобилось — охранник заливисто храпел под тиканье часов. «Блять, ну естественно. Иначе он и услышал бы, как я драл глотку». Выйдя под дождь румын попытался вздохнуть полной грудью, но не смог и закашлялся — болью отозвалось ушибленное ребро.
Накинув капюшон, закутавшись в куртку поплотнее, Себастиан поймал такси и уже вскоре закрывал за собой дверь гостиничного номера. Рюкзак и куртка были брошены куда глаза глядят. Все, что он смог — доползти до дивана в гостиной, и со стоном отключиться.
***
Утро было тяжелым и скорым как никогда. Естественно, ни о какой утренней пробежке и речи не шло, вместо нее Себастиан с матами и шипением пытался оттереть себя в душе, затем кое-как обработать раны, замаскировать ушибы. В отражении на него смотрело нечто бледное с темными кругами под глазами. Он выдавил из себя улыбку. «Лучше, но не намного». Двигаться было больно, иногда очень больно, но больше всего он боялся, что от резких движений на съемке снова может открыться кровотечение. По-хорошему бы в больницу… Но не сейчас, не сегодня. Изо всех сил он старался блокировать мысли о произошедшем. Знал, что это его в итоге может сломать. И не мог себе этого позволить. Хотелось разрыдаться и забиться в угол, как ребенок. Ему было страшно идти на площадку, ведь он даже не знал, кто был этой страшной черной тенью прошлой ночью. Но он точно будет там. Стэн чувствовал это.
***
Еще до того, как Себастиан открыл дверь, из помещения послышался раскатистый смех. Мимолетно пронеслась короткая мысль «Эванс». Глубоко вдохнув, он распахнул дверь, приготовившись окатить всех присутствующих волной напускной веселости. Перед широко улыбающимся лицом предстала картина из двух действующих лиц: визажиста, недовольно, но терпеливо орудующего кисточкой; и, непосредственно, виновато улыбающегося ей Эванса.
— Как, ну как ты умудрился сломать нос?! И не рассказывай мне сказки о «смешном случае» про неловкое падение с лестницы! Ты? Да неловок? Пф! — тон материнского осуждения так и прорывался у мастера.
— Клянусь! Истинная случайность, непредвиденные обстоятельства, — глупо и безобидно улыбнулся Крис. — Пожалуйста, помоги! Я знаю, у тебя золотые руки, — еще более безобидная улыбка.
— Золотые-то золотые, — польщенно заворчала женщина, — Но ты бы признался: ведь подрался, да?
— Да ну что ты! Мне всего лишь… — тут его взгляд столкнулся со взглядом Себастиана, у которого в момент стерло улыбку, и на лице будто осталась лишь пара огромных, полных ужаса глаз, — …не повезло. — Закончил свою речь Крис.
— О, Себастиан, доброе утро!..– визажист махнула рукой в сторону Стэна, но тот, судорожно цепляясь за дверную ручку, скрылся из виду, ничего не ответив.
— Прошу прощения, подожди меня здесь…я сейчас…вернусь. — Крис с хищным выражением лица тоже вылетел из гримерки.
— Черт знает что, а еще и десяти утра нет! — в пустоту озвучила женщина и со вздохом плюхнулась в кресло.
Крис с пропускающим удары сердцем проследил взглядом каштановую взлохмаченную макушку и притормозил. Стоит ли идти за ним? Он наверняка все понял. Если пойдет — лишь подтвердит догадку Себастиана. Было бы так забавно наблюдать за его агонией, как он мечется, с тревогой осматривает всех вокруг, цепляясь за каждое лицо, мучаясь вопросом, кто смог бы сотворить с ним такое. Его бы сводило это с ума. И даже если он подумал на Криса, он никогда в жизни не осмелился бы подойти и предъявить это ему. Первоклассное мучение! Но, как и любой преступник, Крис все же желал быть пойманным. Больше неизвестности, терзавшей бы Себастиана, ему хотелось видеть сиюминутную реакцию. Крис расплылся в ухмылке, исподлобья взглянул на шарахавшегося по коридору румына, и пошел за ним.
Себастиан как в тумане продвигался к уборной, молясь, чтобы никто не попался навстречу, ведь тогда будет замечена брешь в его «веселой» защитной маске. Толкнув дверь, он практически подбежал к раковине и бухнулся локтями на столешницу, тяжело дыша. Его вырвало. «Крис? Крис Эванс? Этого не может быть, возьми же себя в руки! Успокойся, иначе ты не справишься, но ты обязан справиться, эта роль — она важна как никогда!», — пытался успокоить себя Себастиан. «Но это он…совершенно точно, я не успел даже подумать, я только почувствовал. И все понял. А еще этот нос…не совпадение же, в самом деле». Со стоном он опустился на корточки, приложившись лбом к прохладному краю столешницы, слушая шум воды, бегущей из крана. И только в момент, когда услышал скрип двери и мягкий щелчок замка за спиной, понял, что совершил ошибку, загнав самого себя в угол.
— К-крис? — Себастиан поднялся и увидел отражение коллеги по съемкам в зеркале, — Если тебе нужен туалет, то я выйду. Не буду мешать, — закрыв кран, он направился к выходу, стараясь двигаться как можно непринужденнее и не смотреть Эвансу в глаза.
— Ты прав, нужен. Мне нужно быть именно здесь, — рука Криса тяжело легла на дверной косяк, преградив путь. — Поговорим?
Подбородок Себастиана непроизвольно задрожал, хотелось скрыться от этого тяжелого взгляда и от яркого освещения над зеркалами.
— Но…но о чем? — запнулся он. И быстро добавил: — Сейчас?..
Светлое лицо Эванса прочертила грязная ухмылка, никак не вяжущаяся с голубыми глазами под пушистыми ресницами.
— Есть кое-что, что знаю я, и знаешь ты. Но ты не сможешь об этом никому поведать, не так ли? Так каковы твои дальнейшие действия? Мне чертовски любопытно. — Крис сложил руки на груди.
Себастиан вспыхнул, побледнел, и тут же посерел. Его взгляд беспорядочно метался. Он отступил к раковинам, вцепился холодными пальцами в керамику.
— Что…именно…ты хочешь, чтобы…я тебе рассказал? — выдавил он из себя с каменным лицом.
Крис, несомненно, ожидал другого. Он предполагал, что Себастиан будет отрицать подобное от кого угодно, вплоть до себя самого. Но не думал, что тому хватит нервов притворяться, скрывать очевидное от самого Криса. Его это взбесило.
Он подлетел к Себастиану, вцепился в его горло, рывком развернул к зеркалу, прижал к себе. Себастиан сдавлено хватал воздух, перед глазами поплыло. Костяшки пальцев Криса побелели, ему было сложно себя заставить отпустить шею румына, хотя видел, что тот вот-вот отключится.
— Так бы и задушил тебя здесь и сейчас. — С сожалением прошептал Крис, делая над собой усилие и ослабляя хватку. Но руку не убрал.
Себастиан закашлялся и задергался. Крис вздернул его подбородок, чтобы тому было видно отражение в зеркале: жалкий, подавленный он сам и возвышающийся за ним Крис с горящими глазами. Как это произошло? В какой абсурдной вселенной такая картина была бы возможна?
— Смотри, блять, запоминай, что ты видишь. Смеешь отрицать меня? Думаешь, если не скажешь чего-то вслух, так этого и не было вовсе? И это твое решение? Жалкая ты цыганская псина! — яростно шептал он на ухо Себастиану. У того лишь все больше округлялись глаза, в которых застыл ужас. А Крис продолжал: — В таком случае, я сделаю это за тебя. Слушай меня внимательно. Это я, Крис Эванс, трахнул тебя, Себастиан Стэн, в этом самом павильоне как последнюю суку прошлой ночью! И будь уверен, трахну снова и не раз, и ты ничего не сможешь с этим сделать и никак предотвратить. — Крис по-свойски водил пальцами по белеющим губам румына. — Ясно это тебе?!
Себастиан опустил голову, но кивнуть не смог. Хотя он сейчас сделал бы все, что угодно, чтобы Крис оставил его в покое. Лишь стал оседать в чужих руках – терять сознание. Последнее, что он запомнил, это — свет на потолке в уборной, кафель, холодящий затылок и склонившегося над ним Криса, который неистово матерился, хлопая его по щекам.
