Dieu demystifie

      Ничего не происходило. На самом деле происходило очень много всего, но Локи этого не чувствовал. В мозгу мага прочно укоренилось ощущение парения в пустоте, и его нельзя было выгнать доводами его утомленного разума. Локи знал, что падает в бездонную космическую пропасть. Понимал — разумом — что его тело летит с неимоверной скоростью прямо к центру Вселенной.       Он не воспользовался Тессерактом, лишь сымитировал вспышку, а потом стал невидимкой. Это было нужно для запутывания следов и для проверки одновременно. Да, Страж ответит Одину на вопрос о его местонахождении. Но этот ответ Локи полностью устраивал. Хеймдалл его не увидит — Локи понял это, когда златоглазый ас перестал смотреть ему вслед. Понял с внутренним ликованием.       Локи падал к центру Вселенной. Ему было неинтересно, где он окажется после того, как пространство под ним кончится. Он мог попасть в Мидгард. Мог — на Сакаар — мир заблудших и приобретенных, место, где находили пристанище все живые, затерявшиеся в космосе. А мог — в Хельхейм, где рано или поздно находят прибежище все. Причем отправить его туда могла первая же комета, в которую он врежется на своем пути. Чтож, Хель, мы виделись не так давно. Надеюсь, в этот раз мне не будет так страшно.       Тессеракт был очень приметной вехой, четким следом, по которому при должном старании и при достаточных знаниях мага можно было найти, поэтому Тессеракт он спрятал. Свернул пространство вокруг него, и теперь только бог обмана мог его достать. Не знал, куда еще его деть, а выкидывать просто в космос было жалко.       Локи падал. Падал сквозь пространство и сквозь время. В детстве Локи читал много книг — они были единственными его друзьями — и среди прочих он читал и книгу об устройстве космоса. Она была написана не асгардскими астрономами, а учеными Льесальвхейма, и Локи не знал, как она попала в библиотеку Асгарда, пока не прочитал о Войне миров за независимость. В этой книге его поразил тот факт, что свет всех звезд на небосклоне — свет не настоящих звезд, а тех, кто светил миллионы и миллиарды лет назад. Многие из них уже умерли, а свет, источаемый ими, еще летит сквозь пространство. Сквозь время.       Локи летел сквозь пространство. Он не знал, сколько времени прошло, да его это и не волновало. Он то приходил в себя, то снова впадал в какое-то холодное мертвящее оцепенение. Темнота вокруг не менялась. Локи то закрывал глаза, то открывал, но настоящая тьма всегда просто всепоглощающе-черная.       Лучше всего было бы попасть сразу в Хельхейм и закончить со всем этим. Но Локи не мог. Впервые в жизни он не смог сделать так, как было правильно. У него не осталось ни одной серьезной причины и дальше находиться в мире живых, но он не мог заставить себя уйти. Не знал, почему, но догадывался. Догадывался, из-за чего. Из-за кого.       Один поступил слишком опрометчиво, позволив Локи расти вместе со своим сыном. Очень недальновидно. Несмотря на всю свою мудрость. Вероятно, он думал, что сможет настроить бога грома против мага, обучив его убивать ледяных великанов и вручив ему оружие, созданное для убийства ледяных великанов. Наверно, когда-нибудь он рассказал бы ему о сущности его младшего брата. Может быть, он думал, что, водя дружбу с такими, как Фандрал и Вольштагг, Тор переймет у них отношение к Локи и будет так же его ненавидеть. Но Один ошибся. Наверное…       Ему было плевать на своего приемного сына. Его не волновало, как его приемный сын будет относиться к его родному сыну. Он был слишком уверен в точности своих расчетов. Был чересчур уверен, что Тор будет ненавидеть своего названого брата. Как папочка. Он же всегда ориентировался на своего папулю.       Один отравил их друг другом; он отравил им своего сына. Ему было наплевать на чувства своего пасынка, и такой поворот событий он не предусмотрел. И теперь Тор никогда не последует за своим отцом. Локи принадлежал его сыну, а его сын принадлежал ему. Тор будет его искать. Один не оставил ему другого выхода. Он будет искать своего названого брата. Потом сядет на трон и, как ты когда-то, сразу же оставит его. Но не ради брани, как ты когда-то, а ради меня. А если я приду и попрошу его, он отдаст его мне.       Один, и только Один будет виноват в том, что произойдет, когда его сын сядет на асгардский трон. Потому что тогда Локи придет и потребует расплаты. Если бы только он мог воспользоваться этим шансом, все пути были бы открыты. Если бы он смог перестать смотреть на Тора как на…       Это была очевидная и благородная причина — остаться в живых ради мести и ударить Одина его же оружием. С помощью его сына. Прекрасный план. Вполне в духе бога лжи и обмана. Если бы Локи спросили, он сказал бы именно это. Но себе… и, возможно, Тору он сказал бы совсем другое.       Локи сказал бы, что им нужно держаться друг от друга подальше. Попытаться сделать то, что Один своими поступками сделал невозможным. Он сказал бы, что знает, что Тор будет его искать, и знает, что он, оказывается, хочет, чтобы его нашли. Мучительно, иссушающе хочет, но не может этого допустить. Ради его же блага богу грома стоит держаться от него подальше. Сказал бы, что своим присутствием сделает невозможным то, к чему Тор стремился всю свою жизнь — сесть на трон Асгарда. Сделает невозможным его счастье в этой жизни. Поэтому, сказал бы он, ему нужно уйти туда, куда бог грома не сможет за ним последовать. В Хельхейм.       Но он не мог. Там было слишком… холодно. Холодно и пусто. Один сделал невозможным счастливое существование своего сына, потому что он захочет найти Локи, а Локи захочет, чтобы его нашли. Маг будет бороться с самим собой и противиться своим желаниям ради сына Одина, но сам сын Одина всегда будет делать то, что ему захочется.       Он сказал бы это.       Но Тор был далеко, а сознание Локи то покидало его, то ненадолго возвращалось, и некому было говорить это самое «другое».       Локи пришел в себя от каких-то неясных перемен в окружавшей его черноте. Что-то поменялось. Локи огляделся, глубоко вдохнул… вдохнул? Да. И что это означало? Атмосферу. Чтож, господа и дамы, наше путешествие подходит к концу, просьба пристегнуть ремни и приготовиться к посадке. Локи чувствовал, как этот неизвестный мир притягивал его. Появилось ощущение падения. Спасибо хотя бы на том, что это не Хельхейм. В Хельхейме нет атмосферы. Только туман.       Жаль, что не Хельхейм. Так было бы проще.       Локи по-особому скрестил пальцы, и его фигура на мгновение озарилась ярко-белым светом. Потом он погас. Маг снова расслабился и закрыл глаза. Он не был уверен, что правильно рассчитал толщину защитного кокона, потому что ему была неизвестна плотность атмосферы того мира, в который он проваливался. Возможно, она окажется настолько велика, что маг сгорит в первые несколько секунд. А может, и нет. Все равно.             ***       Олени, самец с ветвистыми рогами и тонкая, изящная самка, подняли головы из травы и смотрели в небо, рассеченное надвое широкой огненной полосой. Они знали, что такое огонь, но этот огонь, пылавший в небе, не внушал им опасения. Они не слышали треска сухих листьев, хлопков от лопавшихся от жара молодых веток, не было воя пламени, отличающегося от окружавшего их шелеста листьев и пения насекомых, они не чувствовали обжигающего запаха дыма и гари. Поэтому они просто стояли и с тупым любопытством в прекрасных, орехового цвета глазах смотрели в небо, и огненные блики дрожали на их выпуклых зрачках. Потом они опустили головы и снова уткнулись тонкими мордами в траву.