""Не просите у Бога лёгкой жизни, а просите, чтоб он сделал вас сильнее."" (Джон Фицджеральд Кеннеди)
Мстислав скучающе осматривал окрестности. Наверное, ему никогда не понять заморочек взрослых по поводу и без. Скучно, серо, прохладно. Ветер холодил спину, но не был обжигающим. От этого создавалось надкое ощущение мурашек и приходилось постоянно в панике чесать кожу. Насекомые были ему мерзки. Он не фанат подобного времяпровождения. Всё это больше походило на русскую "линейку" в честь первого сентября. Ты стоишь под мелким дождиком, тебе зябко, мокро, противно, потому что рубашка уже липнет к спине, а в нос бьёт оглушительная вонь астр. В мыслях лишь тупое: "Нужно было купить тот веник роз", а в ушах гул от голоса директора, которая в своем вечернем платье и под шикарным зонтом смотрелась насмешкой над озябшими учениками. Тебе ещё стоять тут пол часа, а потом в мокрой рубашке сидеть в душном классе. И учителя удивляются -- а чего это такая большая заболеваемость в школах? Веник астр тот ты впихнёшь в руки нелюбимой учительнице алгебры, потому что она заслужила этот ядовитый смрад жёлтых цветов. Слава прикрыл глаза. Ветер переменился и теперь дул прямо в лицо. "Ветер в харю, а я шпарю". А вот и дождь -- спутник всех праздников на открытом воздухе. Капли собирались в ручейки, ползли под рубашкой снова имитируя мурашек. Фая передёрнуло. — Накаджима Ацуши! — объявил мужчина, одетый в что-то, похожее на рясу священника. Она ему вовсе не шла, очертив "пивное пузико" складками. Хотя кому пойдёт этот безразмерный балахон? Разве что Пожирателям Смерти. Тут таких, к слову, не наблюдалось. Ну и славно. Худенький мальчик лет шести поднял в воздух дрожащую руку и зажмурился в ожидании удара. Слава заинтересованно скосил глаза. Вот и его цель. А "священник" кивнул. Фай громко фыркнул. Вот ещё, гроза мелюзги нашелся. Его, кажется, только мелкие и боятся. Мужчина недобро покосился в сторону его сиятельной тушки. Мутные, как у рыбы глаза пересеклись с надменным прищуром. Пугать удумал, сволочь?"ОСС! Минус 5 баллов!
Да ну?... Японский магнитофон... За что ты так, дорогуша?[Ваш выпад вышел за грань обычной модели поведения настоящего Файдо. Функцию отчисления баллов за ООС можно снять за 100 очков.]
Как интересно. Я учту. Фай холкой почувствовал подозрительный взгляд любителя пивка после тяжёлой работы и в спешке отвёл глаза, уткнувшись невидящим взором в землю. "Будем косить под умственно-отсталого" -- хмыкнул, разглядывая интересные травинки[Вы можете разблокировать воспоминания предшественника за тридцать очков.]
"Думаешь, я действительно стану тратить баллы на такую ерунду?" Система благоразумно промолчала. "Вот и молчи, порождение дьявола. Мешаешь". Система выдала грустный смайлик и все иконки перед глазами потухли.***
Способность адекватно оценивать свои шаги вернулась после недолгого обдумывания нужной модели поведения. Теперь нужно только понять, какой же она была. Мысли прервал радостный гул живущих в приюте детей. Все они сбились в кучки по интересам и шли куда-то. Конечно же, Фай поскакал за ними. Стадный инстинкт и предчувствие, чтоб его. Живот запел голодные серенады, когда нос унюхал запах еды. Как оказалось, он очень хотел есть. Волосы неприятно щекотали шею и попадали в глаза, от чего он морщился, стараясь подавить ощущения. Один раз подняв руку вверх, Мстислав убрал со лба лезущие белые пряди. Даже дышать стало легче. Пальцы сами собой зарылись в патлы, и Слава с отстранённостью обречённого на смерть подметил, что волосы довольно длинные и ухоженные (не это возможно для детдомовца). Внезапно, ему в руку вцепились хрупкие детские пальчики, вынуждая остановиться. Слава встал, как вкопанный, немея изнутри. Нет, не от страха. От неожиданности. Как олень, что внезапно выбежал на проезжую часть, а ему на встречу едет огромный КамАЗ, оглушительно ворча двигателем и мигая стеклянно жёлтыми фарами. Мстислав обернулся, насколько позволяло тело, впиваясь взглядом в по детски большие, фиолетово-зелёные глаза. — Фай... Мне холодно. — пролепетал Ацуши, хмуря маленькие брови. Боги... Как он мог забыть про Тигра?...***
Ацуши со страхом стоял в толпе, ожидая, когда его назовут. Хоть дети и сохраняли какое-никакое спокойствие (в большинстве случаев, на это влияло присутствие директора детдома. Только сегодня его не было), но пихались знатно. Так если бы они извинялись. Сами обвиняют Ацуши в неосторожности. Было очень страшно находится в огромном стаде, без своего брата. Но тот, почему-то, опоздал на линейку, хотя до этого приходил самый первый, чтобы не выделяться опозданиями. Услышав свое имя, Накаджиму младшего заструсило так, будто он сидел в машине и ехал по кочкам. Рука тряслась и никак не желала подниматься вверх, ведь рядом не было брата, не было его вечно холодных рук на плечах, не было его успокаивающего шёпота. Но, преодолев себя и свою конечность тоже, Накаджима всё же поднял её. Настоятель кивнул, и Ацуши с облегчением, которого не видал никто из ныне живущих, опустил руку. Пронесло. Не хотелось, дабы его наказали за "опоздание". В этом месте за всё наказывали. Когда позвали Файдо, а рука не поднялась, Ацуши затрясло ещё больше. Если он опоздал, то... Но вот верхняя конечность с тонкими длинными пальцами вспорхнула вверх и замерла. У Накаджимы младшего камень с души свалился. Даже не камень, а огромная глыба. Перекличка продолжилась. А Фай так и не подошёл. Ацуши принялся просто считать пролетающих по небо птиц, в ожидании окончания переклички, обиженно наступившись. Птиц было мало, ибо шёл дождь и ураган. Руки ребенка вцепились в свои же плечи в крепком объятии. Страшно. И чуточку обидно. Самую малость. И вот, наконец, мучения подошли к концу, и их повели на завтрак. Накаджима пытался прорваться через толпу к своему невероятно высокому (по меркам самого Накаджимы) брату. Получилось это только прямо перед входом в столовую. Ацуши ничего не оставалось, кроме как ухватиться за рукав Файдо, и заглянуть ему в разноцветные, светло фиолетовый и жёлтый, глаза. В них он увидел только непонимание всего происходящего, будто его брата подменили за одну ночь. — Фай... Мне холодно. — прошептал Ацуши, опуская глаза вниз. Файдо так и стоял, ничего не делая и пристально осматривая Ацуши. Накаджима младший обхватил торс старшего, прижимаясь к едва тёплому телу. Он не часто позволял себе такое, но сейчас безумно хотелось. Настоятели любили шутить, что Фай похож на полуживой труп, ибо температура его тела всегда была очень низкой. Спустя долгие двадцать секунд на макушку мальчика легла холодная ладонь, мягко поглаживая. Толпа обходила братьев стороной, хотя иногда кто-то бросал просьбу уйти в крайне грубой форме. Какая-то странная аура окутывала его старшего брата. Будто он, в один щелчок, стал, минимум, на десять лет старше. Ацуши зажмурился, почувствовав, как его мягко подхватывают под колени. Оказавшись на одном уровне с разноцветными глазами, Ацуши осмотрел лицо своего брата. Впалые щеки, и тонкие губы характеризовали Файдо, как недоедающего и вечно чем-то недовольного ребенка. Первое утверждение было чистой воды правдой. В этом приюте, собственно, никто не наедался, кроме настоятелей. А второе... Накаджиму старшего трудно назвать вечно недовольным. Да, он может чему-то не рад. Но всегда держит своё мнение при себе. Фай старался лишний раз не попадаться на глаза и не высказывать любые эмоции. Даже любовь. Почти никогда на руки не брал. Нос прямой и острый, будто клюв аиста, и Ацуши ухватился за него ладонью, со смехом смотря на улыбку в уголках чужих губ. Белые брови, похожие на листы ивы, сейчас преподнялись в лёгком непонимании и удивлении. Миндалевидный вырез глаз, и лёгкие морщинки, что собрались в их уголках, выдавали наличие постоянного стресса и печали. Высокий лоб и спадающая на левый, светло жёлтый, глаз, белая челка. Волосы, что доходили до плеч и обычно собирались в пучок или косу, качались на сквозняке, который появлялся благодаря быстро проходящим близ людям. Файдо мог бы стать очень красивым и желанным юношей, если бы не уродливый шрам, что тянулся от виска и заканчивался под подбородком. Ацуши не знал, когда тот его получил. Но, вместе с тем, по виду увечья было понятно, что зашивали рану в спешке. Не правильно срослась кожа — рубец на всю оставшуюся жизнь готов. Обычно, Накаджима старший прятал шрам на момент большого скопления людей с помощью своих иллюзий, но сейчас, почему-то, оставил на виду. Что-то и вправду изменилось во взгляде и движениях Фая. Взгляд стал жёстче и увереннее, он не втягивал голову в плечи, стоял прямо и не сутулился. И какая-то лисья усмешка в уголках губ принадлежала взрослому человеку, но никак не двенадцатилетнему, забитому мальчику. — Ну что, пошли кушать? — тихо спросил Фай, прищурив и без того хитрые глаза. И голос. Там зазвучали незнакомые, раннее не слышанные нотки. Какая-то хрипотца и другая интонация. Ацуши внимательно всматривался в чужой-свой облик. — Пошли. — пролепетал он, отводя глаза в сторону. Ацуши порадовали такие изменения, хотя и напугали слегка, чего утаивать. Фай спокойно вошёл в столовую с братом на руках, не боясь косых взглядов в свою сторону. Ему было плевать. По крайней мере, Накаджима младший так думал. А вот Ацуши было странно на душе. Накаджима младший попросился на землю, аргументируя это тем, что на высоте чуть страшновато, а не неловко от направленных в их сторону глаз. Фай кивнул и спокойно опустил его на пол. Ацуши побрел к своему столу, ощущая спиной внимательный взгляд разноцветных глаз.***
[ООС! Минус 5 очков.]
Мстислав застонал прямо в тарелку, едва не окунувшись в неё лицом. Ещё один выход за рамки характера... Ой боги, если он не перестанет так себя вести́, то потеряет ещё около сотни баллов (которых у него, к слову, нет) за один день. В итоге, Мстислав выбрал для себя беспроигрышную стратегию — быть тише воды, ниже травы, зарыться в землю и оттуда анализировать свои действия. Перекус, который гордо наименовали завтраком, окончился быстро. Всем приказали разойтись по комнатам, ибо из-за бури никто не сможет работать на полях. Фай самый первый вырвался из столовой и чуть ли не бегом направился в сторону своей комнаты. Направление он запомнил, не смотря на спешку. Поворот в право, вверх по лестнице, потом влево, потом снова вправо и вот — он у своей комнаты. Щёлкнул замок.(к слову, этот самый замок не закрывался.) Фай вошёл в комнату и сразу захлопнул дверь с характерным грюком. Тело привалилось к двери и медленно потекло вниз. Мстислав запрокинул голову вверх, упираясь макушкой в дерево. Что же ему делать?.. ... «Система! Я хочу открыть воспоминания моего предшественника!»[А я то думала, когда же мой пользователь решится. Хорошо. Это будет стоить вам тридцати очков. Вы согласны? (Да) (Нет).]
В ответ слышится усталое "Да".[Прекрасно. На счету 10 баллов. Если вы уйдете в минус — вы умрете]
«Я уже понял. Давай быстрее.»[Готово!]
Start of flesh back.
Он оказался в незнакомой гостиной. Мебель была старой и обветшалой. Казалось, достаточно прикоснутся — и всё осыпется прахом. Вопль оглушил Его ненадолго. Он быстро обернулся, оказываясь лицом к лицу с маленьким мальчиком. Серые волосы, разноцветные глаза, которые сейчас наполнились слезами. Он было подумал, что мальчик видит его, и бросился успокоить, но... Рука прошла сквозь хрупкое тельце. Это иллюзия? Малыш сорвался с места и побежал куда-то в сторону ещё одного прохода в дополнительное помещение. Он поспешил за ним, ощущая, что должен увидеть нечто важное... И замер на пороге. Тела женщины и мужчины в буквальном смысле валялись около стены. Небрежные убийцы решили не заморачиваться, и просто прострелили обоим черепушки. Взгляд опустился вниз. Дорожка крови, что вела и вперёд, и назад — туда, откуда Он пришел. В гостиную. Всхлипы и приглушённые рыдания перебили немое изумление, и взор серых глаз снова вернулся к ужасной картине. Мальчик сидел на коленях, в крови своих родителей, и рыдал, утирая окровавленными ладонями пухлые и ставшие красными щеки. В который раз Он убедился, что кровь отвратительна. С трудом оторвав глаза от всего действа, он осмотрелся. В этом помещении было намного чище и пахло свежестью. Темно синие обои с облачками, игрушки, разбросанные по всему полу. Хм... Детская? В углу стояла кроватка и из неё смотрели двухцветные большие глаза. Мальчик лет эдак трёх-четырёх расмматривал всю картину с каким-то странным непониманием в глазах. Мальчишка постарше схватил за одежду одного из родителей и некрепко сжал ткань в руках. — Пап... Вставай... Ты же... Ты же не серьезно?... Прошу, поднимайся... У Него застрял ком в горле. Этот мальчик. Этот голос. Глаза... Файдо?... А второй... Ацуши? Но ведь... Волосы то у Фая белые... По спине пробежался табун мурашек. Маленький Ацуши тихо заплакал в своей кроватке. Даже он понимал, что что-то тут не так. Что-то плохое случилось, раз брат плачет, а родители долго не поднимаются с пола. Файдо вывел из состояния оцепенения именно этот плач. Мальчишка медленно поднялся с колен и направился к кроватке, опираясь руками о стену и оставляя на обоях размазанные темно алые отпечатки ладоней. Руки потянулись к ребенку, который так доверчиво взирал на своего брата. Чадо знало, что этот человек не причинит вреда. Но вот, ладони дрогнули и вспорхнули вверх — из кровати. Файдо взглядом проводил несколько бурых капель, что упали с пальцев на подушку.***
Было ещё много моментов из жизни Файдо, но они не были слишком уж важны и не отыгрывали значительно роли в формировании характера ребенка. Ну вот какое значение имеет, когда обладатель этого тела научился выводить свой первый иероглиф, бога ради? Так что всё это он благоразумно профильтровал, чтобы не забивать голову всякой ерундой. Оставил только то, что нужно запомнить. Следующий акт мыльной оперы проходило уже в абсолютно другом месте. Он уже в сотый раз почувствовал себя тряпочкой после того, как Его кинуло в следующее воспоминание. Фай рывками воспринимал реальность и это отобразилось на самих воспоминаниях. Многие дети так делают, но к подростковому возрасту начинают воспринимать всё более плавно...Но сейчас явно не о строении детской психологии. Он оказался в темной комнате. Предположительно — в подвале, ведь стены сложены из грубых каменных кирпичей с многолетним наростом вроде мха. В центре, на коленях, стоял мальчик. Сразу понятно, кто это. Фай. Он кивнул, подтверждая свои собственные догадки. Мальчик взглядом загнанного зверя осматривал людей перед собой. Три человека. Двое по бокам с розгами. В центре — с раскаленной палкой. Игра в гляделки. Файдо сжимается от холода, по телу снова проходит дрожь. Он боится. И ему как никогда холодно. — Начнем, — до смешного краткое слово звучит приговором в тишине подземелья. Он безучастно наблюдает. Почему-то реагировать с нужным ужасом не получается и в груди вместо сострадания только безразличие. Разве ему нужно сочувствовать тому, кого он даже не знает? Кто сам виноват в происходящем? Но, вопреки мыслям, зубы сами собой скрипят друг о друга, а ногти впиваются в ладони, в будущем оставив белые полоски-полумесяцы. И всё же, Он не бессердечная сволочь. Неэмоциональная -- может быть. Но никак не бесчувственная. Оказалось, он не может оставаться безучастным, когда прямо на его глазах девственно белая, словно мрамор, кожа, вспарывается жёсткими розгами, когда по телу рассыпаются уродливые метки, когда Он буквально слышит хруст костей. Когда всем естеством ощущает боль. И крики о помощи. Он уже оглох от этих криков. Они колокольным звоном отдаются в ушах, перемешивают сознание, оставляя после себя лишь смятение. Но больше всего напрягали то, что у главаря была вовсе не палка, а маленькое копьё. Право слово, Он понятия не имеет, как это называть. Но сам факт раскалённого острого наконечника в непосредственной близости заставлял иллюзорный жар сменяться холодком. Грязные пальцы с неухоженными ногтями подцепили острый подбородок. Фай поднял на мучителя полные слёз глаза: — В чем я провинился?... — прохрипел мальчик, с болью рассматривая чужое лицо. У человека дрогнула рука впервые за всё время его работы. — Ты... Ты не виноват, — выдохнул мучитель. Руки начали давать слабину. Вены на чужом запястье проступили чётче. Свист лезвия и... ...оглушающий вой. (Помоги мне! Пожалуйста! Помоги!) Он не желал смотреть, как тела вдавливаются в каменную стену инородной силой. Как их изнутри рвёт на части жидкий метал, как железные породы пронзают их тела насквозь, но... но невольно стал свидетелем жестокой, но несомненно справедливой расправы. Его затошнило и тут же вырвало желчью. Но она, не долетая до пола, растворилась серой дымкой. Ему плохо, его колотит, сил больше нет смотреть на всё это. Но он упрямо поднимает глаза, с ужасом наблюдая, как асфальтных волос касается белизна снега. Негромкие хлопки разносятся по всей комнатушке. В дверях стоит тот, кого Он тут видеть точно не ожидал. Антагонист "Мёртвого Яблока" -- Тацухико Шибусава с удовлетворенной улыбкой рассматривал вмиг поседевшего мальчишку. -- Накаджимы такие живучие. Но мы это исправим.***
Новое воспоминание кажется таким же серым, как и все. Файдо, уже с белыми волосами, сидит на траве около огромной ограды, и наблюдает за передвижением людей за ней. Человеческих лиц не было видно. Только фигуры, и то, такие же серые, как и мир вокруг. И трава, и деревья, и небо — всё серое. Будто мальчик потерял способность видеть краски. Шаркающие шаги. Тихое "Ох!" и по земле рассыпались фрукты. Яблоки, апельсины, груши... Старушка, что споткнулась о какую-то железку и уронила пакет на пыльную дорогу — присела на колени, со вздохом собирая утерянное. Узловатые, схваченные тремором пальцы касались плодов бережно, и ловили их не с первого раза. Файдо молниеносно среагировал и пролез сквозь прутья забора. Он уже подумал, что мальчишка собрался своровать фрукты у немощной бабушки, но... Нет. Похоже, Накаджима старший даже не думал совершать такое низкое преступление.***