***
Маленький рыжеволосый мальчик-омега в одной салатовой пижаме стоит перед большой, по сравнению с ним самим, дверью, сжимая лапку свисающего плюшевого медвежонка в руке. Его рост чрезвычайно мал для своего возраста, однако до ручки он всё равно способен достать. Проснувшись утром в абсолютно гробовой тишине, ребёнка это не на шутку напрягло, заставило забеспокоиться. Спрыгнув с нагретой постели и обойдя всю квартиру вдоль и поперек дважды, он горестно осознал, что папы нигде нет. Но маленький Шоё совсем забыл заглянуть сюда, в самое очевидное место — его спальню. И сейчас он, напряжённо сжимая игрушечного друга в одной руке, другой тянется к ручке и, дотянувшись до неё, медленно опускает её вниз, чуть надавливая, и та с протяжным скрипом, который заставляет затаить его дыхание, открывается. Дитя замирает от увиденного, не в силах выдавить из себя ничего: ни слов, ни крика, ни каких-либо действий. Карие очи в мгновение наполняются ужасом, и он в страхе пятится назад, упираясь спиной в стену и сползая по ней, дрожа всем своим естеством. Прижимает от страха медвежонка к груди и только тогда выходит из онемения — плотно сжимает зеницы, дабы больше не видеть этого, и разрывает глотку в крике, смешанным с плачем. Малыш бьётся в истерике из-за картины, которая предстала перед ним, не в силах смириться с этим. Его пробивает осознание, что он теперь один, один одинешенек, что папы больше нет. Что больше никогда не увидит его очаровательную улыбку, не услышит его любимый мягкий голос, не заснёт у него под боком, не получит ласковый поцелуй в лобик. Ведь живые не могут находиться в таком положении — подвешенными за шею к потолку.***
В дверь с необычной силой колотятся, будто бы сейчас вышибут с петель. По ту сторону слышны разъярённые женские крики, больше похожие на рычание, которые клянутся в том, что обязательно убьют его, как только доберутся. Страшно, как же страшно. Он заперся здесь, в своей комнате, сжался в самом её углу, подтянул к себе ноги и уткнулся лицом в колени. Унять дрожь просто невозможно. И юноша же даже не плачет — просто не может из-за того, что, кажется, всё уже давно выплакал. Совершенно неизвестно, почему она так дико орёт, почему она так зла на него, чем он так в очередной раз провинился, за что снова заслужил её гнев. Ему лишь остаётся надеяться, что дверь выдержит, что всё будет хорошо, что его не тронут. Что, может, хоть сегодня на его теле не появятся новые синяки. Но надежда превращается в отчаяние ровно в тот момент, когда дверь всё же не выдерживает из-за регулярных атак и взаправду просто выламывается с грохотом насквозь. В проходе появляется она, и сердце парня тут же начинает биться в нереально быстром ритме. Он даже не поднимает взгляда — просто знает, что она наверняка там. — Нашёлся, — зловеще оповестила женщина и потихоньку начала приближаться к мальчишке. Медленно, но громко. Каждый её шаг можно было отчётливо различить по вибрации и характерному скрипу половиц. Она всё ближе и ближе. «Это конец, » — проносится у него в голове, прежде чем он сжимается ещё сильнее, а затем чувствует острую пронзающую боль где-то на теле.***
— Шоё, — холодно и чрезвычайно серьёзно произносит омега. Это не может не настораживать. Сейчас они находятся на их рабочем месте — в кафе, посередине зала. Но людей вокруг нет, как и столов со стульями. Лишь они вдвоём и никого более. Хината выжидающе пялится на лучшего друга, успевает рассмотреть каждую складочку на его одежде, каждую неприглаженную волосинку, не в силах поторопить того с продолжением. Но в следующий миг парень вновь открывает рот: — Почему ты врал мне? Почему скрывал правду? Разве мы не лучшие друзья? — вопрошает тот. Он одновременно расстроен и зол. Козуме сжимает с силой кулаки, поджимает губы, пялится в пол, будто бы ещё чуть-чуть и заплачет. И всё из-за него. Шоё пытается, отчаянно пытается вымолвить хоть что-нибудь, но ничего не выходит — звуки просто не появляются, словно он стал немым. — Ты не доверяешь мне? — продолжает парень, и Хината чувствует, что его голос вот-вот надломится. Он пробует снова и снова, но слова всё так же не желают слетать с уст. Невозможно донести до его ушей хоть что-нибудь! А Кенма тем временем всё больше и больше теряет такое привычное для него самообладание. Ещё секунда и он определённо точно не выдержит. — Мы больше не друзья?***
Это случилось слишком быстро. Шоё просто тянулся за кружкой с верхней полки и нечаянно уронил её на пол. И теперь она разбита вдребезги. Сейчас он просто стоит и пялится на эти осколки так, будто бы не случайно разбил посудину, а только что убил человека. Осознание содеянного и возможные последствия моментально всплывают в голове, и омегу бросает в дрожь. Это конец. — Что это был за звук? — показывается Кагеяма в двери, глядя на парня, а затем, опустив взгляд, тут же замечает то, что осталось от его любимой оранжевой кружки. Смотреть в данный момент на альфу — выше его сил, так что он просто пялится в пол, замерев в ожидании. В ожидании неизбежного. Он каждой клеточкой чувствует, как закипает Тобио, чувствует его гнев, его ненависть к мелкому. Напряжение невыносимо. — Ты разбил её, — звучит даже не как вопрос, а как утверждение. Ощущается тяжесть в его голосе, интонация пугает. Но Хината продолжает сохранять молчание. Ему абсолютно нечего сказать. Он совершил, пускай и мелкую, но ошибку, и теперь нужно расплачиваться. Юноша всё прекрасно понимает. Никто не будет держать его здесь, раз он всё только портит. Мусор нужно выбрасывать. — Убирайся, — цедит тот, сжимая кулаки. Однако совсем не хочется, чтобы всё так закончилось. — Извини, — он наконец находит в себе силы сказать это, — Прошу, прости меня! Я обязательно куплю новую! — отчаянно обещает он, а слёзы сами по себе наворачиваются на глазах. — Убирайся, — с той же ненавистью вторит хозяин квартиры. — Нет! Такого больше не повторится! Прошу, Кагеяма, я хочу жить с тобой! Хватается за ткань футболки на груди, с силой сжимает её и встречается глазами с презренным взглядом, когда всё же решается поднять голову. Становится так холодно, так некомфортно от этого взора, и омега в страхе пятится назад, когда тот почему-то начинает медленно приближаться. Его ненавидят. Определённо точно ненавидят всей душой. Тобио абсолютно невозмутимо ступает босыми ногами по осколкам разбитой кружки, хотя его ступни кровоточат и пачкают пол. Он словно и не чувствует боли. А вот Хината вполне чётко ощущает, как его спина упирается в холодную стену. И бежать-то уже некуда — Кагеяма практически вплотную подошёл к нему, морально напирая тем, что тот очень большой по сравнению с ним самим. Дрожь мгновенно пробивает тело. Что он хочет сделать? Зачем приблизился так сильно, буквально заставляя тем самым Шоё вжиматься в стенку в надежде раствориться в ней? Разве не он минуту назад приказывал убраться ему отсюда, а сейчас в прямом смысле перекрыл все пути к отступлению? Да что с ним, чёрт возьми, такое? Юноша только успевает подумать обо всё этом, как в следующий миг Кагеяма крепко хватает того за плечи, не позволяя двигаться. А пока омега шокировано глядит на того, совсем не понимая, что происходит, он медленно наклоняется к бледной шее и тут же впивается клыками в неё, прокусывая кожу. У Хинаты глаза округляются от осознания происходящего, он шипит от боли, чувствует, как кровь начинает сочиться из раны, предпринимает бессмысленные попытки высвободиться, нанося удары альфе там, где только мог достать, но тот вообще никак не реагирует и совсем не отвлекается от своего занятия. И тогда между ними образуется нерушимая связь. Связь, которая возможна только между альфой и омегой, которая остаётся на всю жизнь. Теперь он меченный.***
30 октября, 1:57 — Хината? Эй, Хината ты в порядке? — слышится знакомый обеспокоенный голос совсем-совсем рядом, и парень чувствует, как его осторожно трясут за плечи, пытаясь привести в чувство. — Квагеяма? — мямлит тот, потихоньку приходя в себя и разлепляя глаза, но в них тут же ударяет неприятный яркий свет от люстры, и он жмурится. — Я не «Квагеяма», придурок, — фыркает тот, помогая другу выпутаться из одеяла, которое так странно было намотано на тело парнишки, — А ты, кстати, грохнулся с дивана. Как ты вообще умудрился? Мне стоить подставить стульчик для тебя, словно маленькому ребёнку? С губ омеги срывается короткий и глупый смешок, который тот совершенно не в силах подавить. Его переполняет радость от осознания, что это был всего лишь очередной бессмысленный, но до дрожи страшный и пугающий сон, в котором в реальности ни за что не хотелось бы оказаться. А ещё перед ним сейчас совершенно нормальный Кагеяма: немного грубый, но по-своему добрый и заботливый. И он абсолютно уверен, что настоящий Кагеяма не стал бы выгонять его из дома из-за какой-то, пускай и любимой, кружки. Ведь он тоже дорожит их дружбой! Однако, несмотря на понимание всего этого, маленький страх, что такое всё же может произойти, продолжал таиться в его душе. Совсем не получалось до конца от него избавиться. Но Кагеяма из сна не только был не в себе зол, он… пометил его. Впился острыми клыками до крови в основание шеи, прокусывая кожу так глубоко, что Шоё до сих пор отчётливо помнит столь сильную боль. И так же отчётливо помнит странное, необычное и доселе незнакомое ощущение того, что их души соединились. Правда ли так себя чувствуешь, когда образуется связь? Собственно, а почему он так хорошо помнит ту боль и это чувство? Погодите-ка, неужели… Рефлекторно дотронувшись до того места, где был оставлен укус в сновидении, мальчишка облегчённо выдохнул, не обнаружив никаких углублений от зубов. И чего он только боится, это же всего лишь кошмар, они не реальны… И какого чёрта ему вообще снится, как его метит Кагеяма? Какой ужас, они же даже не пара! — Ты покраснел, — освободив омегу от оков одеяла и закинув его обратно на диван, отмечает Тобио, глядя на лицо парня, которое полностью покрыто румянцем. Но от его зоркого, наблюдательного взора не уходит ещё одна мелкая деталь. — П-правда? — пищит юноша, старательно пытаясь придумать какое-нибудь оправдание, — Фух, тут так жарко, — он чуть оттягивает свою спальную футболку за ворот и начинает как бы обмахиваться ей. Но, увы, альфу так легко не обмануть. Ни черта ведь здесь не жарко. И ни черта не спроста так подозрительно блестит на его лице дорожка от нижних век до щёк. Получается, он всё же плакал, но… Упал? Как так вышло вообще? Можно ли так сильно плакать, что даже падаешь с дивана? Ему совершенно не удавалось понять это. Один маленький фрагмент всей картины ускользал от него. И сейчас идеальный момент для того, чтобы наконец обсудить всё, что уже несколько дней волновало его. — Хината, нам нужно поговорить, — серьёзно произносит он и хмурится, а затем всё-таки встаёт с пола и садится на диван, жестом приглашая того сесть рядом. И Шоё нервно сглатывает — нервничает. В голову навязчиво проникают воспоминания о сегодняшнем кошмаре, но парень не позволяет им одолеть свой разум. Кагеяма же определённо точно не станет выгонять его только из-за того, что он один раз грохнулся с кровати (ну с кем ни бывает). Или всё же… Дело в другом? Живот моментально скручивает от волнения. Вот чёрт, и почему же он такой паникёр. Чуть помедлив, пока собирался с духом, коротышка всё же присаживается рядом с парнем на диван, напряжённо сжимая в руках одеяло под собой. «Не накручивай себя, » — думает он, и это чуточку помогает успокоиться. Тем временем Тобио смотрит на него из-под чёлки сверху-вниз, оценивая то, что омега выглядит уж слишком неспокойно, будто весь на иголках. Стоит ли ему начать тоже волноваться? Ведь, возможно, последствия этой беседы могут быть не очень-то радостными. Нет, ни в коем случае нельзя терять самообладание. Спокойно всё обсудить и решить проблему, как взрослые люди — вот, что в приоритете. Кагеяма вздыхает, дабы снять ненужное напряжение, и в конце концов всё же начинает первым. — Почему… — на мгновение он останавливается, но затем вновь продолжает, — Почему ты плачешь по ночам? До этого момента Шоё не смотрел на него, предпочитая сверлить взглядом свои руки, сложенные на коленках. Но после того, как юноша услышал вопрос, то поднял свои карие очи, наполненные искренним непониманием, с нахмуренными рыжими бровями на него. — Что? — только и смог выдавить из себя Хината, продолжая изумлённо пялиться на того и ожидая дальнейших объяснений. И всё это как-то выбило механика из колеи, ведь тот совсем не ожидал такой реакции. Тогда он что, притворяется? Ну нет, никакой фальши не чувствуется. В таком случае неужели Хината и правда не знает об этом? Или он, Кагеяма, сам всё напутал? Нет, мальчишка определённо точно плакал по крайней мере сегодня, и тому доказательство — блестящие следы на коже лица. — Я уже несколько ночей подряд просыпаюсь посреди ночи из-за того, что слышу твои всхлипы. Вот и решил, что ты плачешь, — объяснил тот, внимательно наблюдая за изменением чужих эмоций и стараясь ничего не упустить из виду. Но его озадаченный взгляд оставался неизменным. Хотя нет. Через секунду там вдруг мелькает осознание: Шоё вдруг озаряет, что те кошмары, очевидно, стали причиной того, что он плакал во сне. Даже неудивительно, что они смогли доводить его до слёз, ведь те действительно были ужасны и били по самому больному. Их хотелось забыть, выбросить из головы, ведь они показывали все его нынешние страхи и беспокойства. Ему чрезвычайно некомфортно ездить в забитых общественных транспортах; он всё ещё с горечью вспоминает смерть папы, хоть ему посчастливилось не видеть весь ужас того дня воочию; его не покидает тревога перед тётей из-за мысли о том, что если им вдруг придётся снова жить вместе, то весь этот ужас снова будет повторяться несмотря на их, казалось бы, извинения; он боится потерять Кенму из-за того, что много чего скрыл от него и до сих пор держит в тайне. И, конечно же, его до дрожи пугает, что Кагеяма всё же может выгнать его. Но метка? Она совсем сюда не вяжется. Хината абсолютно уверен, что его такая возможность вообще не волнует, потому что вероятность такого полностью исключена. Последний сон, пожалуй, как-то выделялся из всех. Но вспоминая сейчас прошедшие дни, он понимает, что каждый раз утром после кошмаров приходилось специально настраиваться на хорошее настроение, чтобы не портить его своему сожильцу. И он ведь замечал во время умывания, что словно что-то не так с его лицом, будто оно чуть опухшее каждый раз, но не придавал большого значения. А ещё это значит то, что несколько ночей подряд он лишал Кагеяму полноценного здорового сна из-за собственных проблем. Отвратительный. Какой же он отвратительный. На месте Тобио тётя бы ещё в первую ночь обязательно придушила бы его подушкой, лишь бы племянник не мешал спать, а он несколько дней молчал об этом и наверняка… волновался. Мог ли он подумать, что ему, Хинате, плохо здесь, из-за чего тот, утыкаясь лицом в подушку, ревёт? Мог ли решить, что в этом есть его вина? Он же всегда переживал о нём с самой первой их встречи. Даже тогда извинился, хотя не был ни в чём виноват! Он из тех, кто взваливает вину на себя, да? У Кагеямы до этого, насколько знал омега, не было друзей и близких людей, так что он вполне логично больше остальных людей боится оступиться где-то и разрушить отношения. Шоё так прекрасно это понимает, потому что ему самому это чертовски знакомо, пускай и было очень и очень давно. Кенма стал его первым другом. До этого он не ходил в детский садик, следовательно, и друзей у него до первого класса младшей школы не было. Поначалу маленький омега переживал, что может сказать или сделать что-то не то и ненарочно обидеть робкого Козуме, но чем дольше они дружили, тем легче оба чувствовали себя рядом друг с другом. Просто у Кагеямы всё же немного иная ситуация, и её намного труднее исправить, ведь он уже двадцатиоднолетний парень, совсем не ребёнок, и как взрослый человек переживает куда больше. Пускай и они уже чувствуют себя максимально комфортно в обычном общении, но он всё ещё плохо разбирается в человеческих чувствах, да? — Кагеяма, прости, что доставил неудобства, — опустив голову, извинился юноша, — Мне просто снились кошмары… Просто глупые кошмары — ерунда. У всех же они бывают, верно? — Но не несколько же ночей подряд, — хотел добавить Тобио, но в последний момент сдержался. — Хоть обстановка вокруг сменилась и мне стало жить намного легче и веселее, всё равно остаются нехорошие вещи, которые я просто не могу выкинуть из головы, понимаешь? — Шоё поднял тоскливый взор на альфу, неосознанно желая найти в чужих глазах понимание. И Кагеяма кивает. Он на самом деле всё понимает, а особенно то, что Хинату лучше не спрашивать про его сны, раз тот сам старательно умалчивает подробности. Ему тоже не хотелось бы делиться своими кошмарами с кем-то. — Я… — парень запинается, хмурится, пытаясь правильно подобрать слова, — Могу ли я как-нибудь помочь тебе? И Хината, глядя в эти искренние голубые глаза не сдерживается и хихикает, на что получает недоумение со стороны сожильца. Вот всегда он так: делает какое-то напряжённое лицо, сводит брови так, что появляется морщинка между ними, да и вообще выглядит не очень доброжелательно, но при этом проявляет свою заботу и доброту, которую, похоже, сам не может разглядеть. Губы сами по себе расплываются в улыбке, настроение поднимается, а в груди расплывается какое-то приятное, тёплое чувство… благодарности? Да, это скорее всего именно она. — Эй, не смейся надо мной, придурок! — ворчит Кагеяма и… О боже, краснеет? Омега может поклясться, что кончики чужих ушей определённо точно чуть побагровели, да и альфа сам выглядит как-то смущённо. И Шоё ловит себя на мысли, что такой Тобио по-своему очаровательный. Надо же, Кагеяма и «очаровательный» стоят в одном предложении, кто бы мог подумать! — Извини, — парнишка снова не сдерживает смешок, на что тот ещё больше хмурится, — Ты бы видел себя, когда спрашивал это! — Заткнись! — он уже не выдерживает и краснеет чуточку больше, постепенно закипая, — Хрен я тебе ещё раз предложу помощь. — Я же уже извинился! И это вовсе не значит, что я не ценю твою заботу! — Тогда просто скажи, что я могу сделать. И Хината замолкает, совсем не имея представления о том, как вообще можно помочь кому-то с кошмарами. Хотя их разговор значительно поднял ему настроение и, может, это каким-то образом подарит хорошие спокойные сны. Кто знает, это же совсем-совсем непонятно как работает. Но вдруг на ум приходит совершенно иная мысль, не связанная с кошмарами, которая уже какое-то время сильно интересовала омегу. — Кагеяма, ты раньше играл в волейбол? — вопрошает Шоё и ожидает ответа, затаив дыхание. А Тобио как-то совсем обескуражил такой вопрос и блеск в карих зеницах, с которым тот спрашивал об этом. Погодите-ка, Хинате интересен волейбол? — Ну да, — кивает Тобио и продолжает, — С младшей школы играл на позиции связующего, но… Как-то не задалось с командой. Я им не нравился, хоть и отыгрывал на максимуме своих способностей. — Тебя же называли гениальным связующим! — вдруг подхватил тот, заставив Кагеяму ещё больше растеряться. — Откуда ты… — Недавно я вспомнил, — перебил его коротышка, — Что раньше читал о тебе в волейбольных журналах, где подробно рассказывалось о тебе и твоём стиле игры, а однажды я даже смотрел матч твоей команды в старшей школе. Правда, это было так давно, ты же старше меня на целых три года! В общем, ты по-настоящему крут, Кагеяма! А ещё ты постоянно носишь футболку «Душа связующего»! Я бы тоже хотел такую, что-то типа «Сильнейший ас» или «Быстрейший»! У Тобио уже голова начинала гудеть от столь громкой и чересчур восторженной речи Хинаты и непрерывного жестикулирования. Но сердце как-то странно трепетало от одной мысли, что этот весь восторг юноши направлен исключительно на него как на волейболиста. Что в средней, что в старшей школе команда никогда не принимала его, а только лишь сторонилась, шепталась за спиной и даже придумала ему не самое приятное прозвище «Король площадки». И сейчас, когда Хината искренне восхищался и признавал его игру… Вот это реально сложно описать словами. Такой букет эмоций. Никто никогда ему не говорил ничего подобного. — Ты тоже играл в волейбол? — только и смог выдавить из себя потрясённый механик, пребывая в неком состоянии шока. — Конечно! Правда, в средней школе не было мужской волейбольной команды, поэтому я частенько тренировался с девушками… — на секунду он предался воспоминаниями, по быстро пришёл в себя, — Но в старшей у меня уже была полноценная команда, я был центральным блокирующим и даже играл в основном составе! Правда, мы никогда не добирались до национальных. — Ты такой мелкий и играл в волейбол? Да ещё и на позиции центрального блокирующего? — поразился Тобио, совсем не подумав о том, что это могло звучать довольно-таки грубо. — Пусть я и невысок, но могу летать! — не задумываясь, гордо ответил юноша. Летать… Его прыжки действительно похожи на полёт: такие высокие и длительные, когда он зависает в воздухе. Словно у него взаправду появляются крылья за спиной. И даже грустно становится от мысли, что они никогда не играли вместе или против друг друга, потому что теперь ему безумно приятно хотелось бы увидеть вживую игру Хинаты. Смог ли… смог ли бы он угнаться за его пасами? — Не хочешь завтра побросать мячик на улице? Это, конечно, совсем не то, но… — Конечно, хочу! — это казалось невозможным, но Шоё запылал ещё сильнее. Уголки губ альфы сами по себе приподнялись, и он не смог устоять перед тем, чтобы потрепать эти рыжие беспорядочные вихры. А Хината лишь прикрыл глаза, специально подставляя голову для чужой ладони. Мысль о том, что ему тоже нравится это, приятно грело душу. — Когда будешь засыпать, то думай о завтрашнем дне. Совет казался совсем уж глупым, но при этом не лишённым смысла. — Обязательно!***
30 октября, 14:38 — Твой приём ужасен! Как ты вообще мог играть в основном составе? — недоумевал бывший связующий, пока подбегал к свалившемуся на землю омеге, которому только что прилетел мяч прямо в лицо, — Ты в порядке? Шоё что-то там промычал от боли, но затем мигом вернулся в прежнее состояние, не имея ни малейшего желания отнимать время от их «тренировки». — В полном! — с прежним энтузиазмом и бескрайней энергии ответил тот, решив проигнорировать замечания парня на счёт его приемов. И это, с одной стороны, радовало, что ему тоже очень хочется продолжить, но с другой — какой же он всё-таки беспечный! Совсем о себе не думает! — Может, перерыв? — в надежде на благоразумие юноши, всё же предложил Тобио. — Ни в коем случае! — ни на секунду не задумываясь восклинул парень, поднимаясь с земли. — Но если тебе ещё раз мяч попадёт в лицо, то мы пойдём домой, понял? — вздохнул тот, возвращаясь на свою позицию. Хината утвердительно кивнул, и они продолжили. — Скажи, Кагеяма, — удачно приняв мяч снизу, заговорил мальчишка, — А почему ты не пошёл в профессиональный спорт? Почему стал автомехаником? Извини, если тебе не хочется об этом говорить. Но тот и бровью не повёл и спокойно, без лишних раздумий ответил: — Тогда я думал, что с командой у меня снова будут проблемы. И хоть я очень любил и люблю волейбол, но это всё же командный вид спорта, в нём не победить в одиночку, так что я отказался от всех приглашений. — Ого! Ты получал приглашения? Серьёзно? — восторженно восклицал коротышка, чуть не пропустив мяч. — Да, получал, — кивнул тот, — А пошёл на автомеханика, потому что мне всегда было интересно что-либо чинить. — О-о, вот как, — как-то разочарованно протянул Хината. — Что не так? — Я просто всю ночь думал, каким потрясающим профессиональным связующим ты бы мог стать! — беззаботно произнёс он и солнечно улыбнулся. А сердце Тобио тем временем пропустило удар, будто что-то новое и совсем неизвестное зародилось глубоко внутри. В животе что-то перевернулось, а перед глазами застыла лишь улыбка омеги. Но в следующий момент ему самому в лицо прилетел мяч, но, к счастью, он смог устоять на ногах. — Гва! Боже, Кагеяма, ты жив? Прости, прости, пожалуйста! — мигом подлетел Шоё, осматривая пострадавшего. Какие-то пару секунд альфа всё ещё находился в состоянии аффекта из-за сказанного мальчишкой чуть ранее, не в силах пошевелиться. Но когда вдруг осознание того, что он только что принял мяч лицом, дошло до него, то парень тут же оживился, возвращаясь в своё обычное состояние. — Хината, придурок, какого чёрта! — взревел тот. — Я же извинился! В ту ночь ему не снились кошмары. Как и в последующие.