***
Встреча была назначена вечером в одной из беседок. Вэй Усянь ради такого дела даже не опоздал и пришел на пять минут раньше, однако Лань Сичэнь уже сидел на месте, положив руки на колени. — Вы не сказали Цзян Чэну, но обещали сказать мне, – начал Вэй Ин, коротко поздоровавшись с Лань Сичэнем, и вдруг осекся. Лично ему Лань Сичэнь ничего не обещал и судя по настроению его в прошедшие дни, он не особенно хотел и говорить с ним. Однако ведь можно считать то, что он сказал Цзян Чэну, явным намеком на то, что им следует кое-что обсудить? – Обещали сказать, что происходит. — Вас теперь интересует состояние брата? – совсем не удивился Лань Сичэнь, и Вэй Ину словно показалось, что в голосе его он слышал язвительные нотки, скрываемые напускным спокойствием. – А мне казалось, что вы действительно настолько жестокосердны, насколько хотите казаться. Признаться, слова эти ввели Вэй Ина в некоторое недоумение. Он никогда не хотел казаться жестоким, да и не был жесток к другим, по крайней мере, никто, кроме Лань Сичэня сейчас, на него в этом плане не жаловался. Однако это убеждение пошатнулось, когда он только задумался, что именно из-за него Лань Чжань ходит, словно горем убитый. Но разве он сделал что-то жестокое? Он не осмеял, не рассказал никому, более того, сломанную шкатулку и все ее содержимое Вэй Ин забрал себе и пытался приладить крышку на место. Вроде бы даже у него это получилось, но все равно по его мнению механизм держался на честном слове и грозил развалится снова. — Может быть я чего-то и не понимаю, – начал Вэй Ин. – Но, посудите сами, сначала я хотел подружиться с Лань Чжанем, а потом запутался. Да я знаю, виноват – получи, но честно-честно хочу исправиться. Не спрашивайте ничего, давайте вы мне просто скажете имя этого дурака или дуры, и я попробую свести их с Лань Чжанем. Ничего, конечно, обещать не могу, но все же… Недоумение на лице Лань Сичэня сменялось удивлением, теперь он с интересом выслушивал речь Вэй Усяня и одновременно с этим сам пытался выстроить общую картину. — Что вы имеете в виду? Вэй Усянь вдруг замолчал и отвёл глаза. Был ли виновником возникшего недопонимания Лань Сичэнь, который либо старательно изображал дурачка, либо действительно чего-то не знал? В последнее Вэй Ин верил слабо: в ту ночь, когда он с немалым трудом выбирался из комнаты Лань Чжаня, он прекрасно слышал разговор двух братьев и Лань Сичэнь точно говорил о ком-то определенном. — Да, я точно ещё не могу сказать, являлся Лань Чжань автором или нет, но ведь вы не можете не знать второго человека в этой истории. Отчего не хотите помочь мне? Да, я влез тогда в долги и до сих пор не расплатился, но я очень не хочу не разговаривать с Лань Чжанем. Пусть меня он другом не считает, зато его таковым считаю я и не могу позволить ему грустить. — Постойте, постойте, молодой господин Вэй, – прервал его Лань Сичэнь. – О том, как вам дорог Ванцзи, вы позже скажите ему сами. Прежде же я хочу выяснить, автором чего вы называете Ванцзи? Говорите без утайки, и я помогу вам, чем смогу. От Лань Сичэня исходила уверенность, а слова его звучали так искренне, что Вэй Усянь раскололся, устав нести бремя тайны почти в одиночестве. Шицзе в счёт не шла, мало что она могла сказать и посоветовать по этому поводу, а вот кто, как не старший брат Лань Чжаня может помочь им примириться? Он рассказал обо всем, не утаивая ни малейшей подробности, от того дня, когда он впервые увидел шкатулку и прочёл первые записи в тетради, до момента, когда они в последний раз перекидывались словами. Подавленное состояние куда-то ушло и он с улыбкой даже пытался спрашивать, как это его не заметили под кроватью в тот раз. Лань Сичэнь чуть хмурился, выражая крайнюю задумчивость, а под конец изрёк: «К чему все это, вы ведь смеётесь над всеми нами.» — Я похож на человека, которому есть сейчас дело до шуток? – необычайно серьезно спросил Вэй Ин. Лань Сичэнь кашлянул в кулак и спросил: — Я не понимаю, как вы не видите очевидного? Хорошо, я скажу вам имя, что вы хотите услышать, но прежде скажите: к какой версии вы склонялись, где Ванцзи был автором или же вдохновителем? И ещё, что если услышанное сейчас вас шокирует? Что вы будете делать? — Все описанное так ему подходило, что прежде я думал, что автор – не он. Но теперь ничего не могу сказать точно. Лань Сичэнь улыбнулся, словно инцидент был давно уже исчерпан, и происходящее завершилось наилучшим образом. Вэй Ин даже успел подумать: 'Не слишком ли вы торопитесь в своих выводах и радуетесь, молодой господин Лань, нахмурьтесь и думайте лучше.» — Вы говорите, что все эти восхищения и описания на ваш взгляд подходят Ванцзи. Не готовы ли вы сами подписаться под каждым словом? Что вы думаете о нем? Вэй Усянь долго обдумывал эти слова, опустив голову. Он, не найдя ничего рядом, что можно было бы взять в руки, сцепил их в замок, однако все равно в то время, когда лицо его выражало крайнюю задумчивость, руки его двигались и весьма живо: он щёлкал пальцами и выкручивал их, до тех пор, пока они не заболели. Он чувствовал на себе чужой взгляд и от этого его будто пригибало ниже к земле, будто это заставляло его напрячься и так медлить с ответом. — Какая разница, если я все ещё намерен свести Лань Чжаня с тем ду… с кем бы то ни было. — Это важно, молодой господин Вэй. Если уж вы думали, что автором был, как вы сказали, «какой-то дурак или дура», то вы ошибаетесь. Скорее всего, им и был Ванцзи. Вэй Усянь усмехнулся, показывая, что он почти не удивлен. — Впрочем, я уже начинаю думать, что не так уж было и важно распределение ролей. Какая разница, кто был кем. — А вы нетерпеливы, молодой господин Вэй, – заметил Лань Сичэнь. – Я бы хотел довести вас до нужной мысли, чтобы вы все поняли сами, однако, боюсь, сколько бы я намеков не давал, вы все никак не догадаетесь. Лицо Лань Сичэня приняло более торжественный вид, словно сейчас он не просто разговаривает в беседке, открывает парад. — Вы ведь помните тот день, когда Ванцзи был сурово наказан? Я помню его очень хорошо. И неважно знать, кто был виновником всей истории, важно то, что Ванцзи искренне хотел, чтобы вы остались невредимы. А мало ли было других случаев, когда он проявлял себя? Лань Сичэнь замер, подбирая слова, а Вэй Ин теперь не спускал с него глаз, вглядываясь в каждое движение, не забывая выкручивать пальцы. — Насколько же нужно быть слепым, чтобы не видеть, что у Ванцзи на душе? Вэй Усянь подорвался с места (прежде он сидел прямо напротив Лань Сичэня) и вмиг пересёк пространство между ними. Раньше сам себе он казался полным сил, но вдруг внезапная догадка выжала из него все соки, и он опустился на скамейку рядом с Лань Сичэнем, заглядывая тому в глаза не в силах поверить ни себе, ни ему. — Не мучаетесь, слова излишни, молодой господин Вэй. Хотел бы сказать ещё кое-что, прежде чем вы пойдете к нему. Дядя рассказал, что когда на середине занятия он спросился о вас, и молодой господин Цзян ответил ему, как вы того научили, Ванцзи, прежде находившийся в добром здравии, встал с места и, сказавшись больным, ушел прочь. А кабинет врача, где должны были находиться вы, и комната Ванцзи – в одном здании. Понимаете, к чему я клоню? Он приятельски похлопал Вэй Ина по плечу, и тот, не знавший, что ему правильнее будет сделать, быстро кивнул головой в знак прощания, пробормотал что-то невнятное и умчался прочь, чуть не растянувшись на земле во время выхода из беседки. В его голове было почти пусто, только одна мысль звенела внутри так оглушающе громко, что ни до чего уже Вэй Усяню не было дела.***
Под покровом ночи Вэй Усянь спешно, но осторожно пробирался в корпус, где жили учителя. На этот раз он шел уже не с пустыми руками, в рюкзаке за спиной приятной тяжестью отдавала починенная почти хорошо шкатулка. Забираться по дереву ему уже было не в новинку, тем более, когда его гнала все та же мысль, ни на секунду не замолкающая все это время. Лань Ванцзи спал, а потому Вэй Ин сел у изголовья кровати. Облачные Глубины погрузились в сон не так давно, а потому ждать подъёма было долго, и терпеть Вэй Ин уже не мог. Он осторожно потряс Лань Ванцзи за плечо, отчего тот повернулся в его сторону. — Лань Чжань, просыпайся, Лань Чжань, Лань-гэгэ. Открывший глаза Лань Ванцзи тут же перевернулся на спину, приняв прежнее положение и закрыл глаза. — Посмотри на меня, Лань Чжань, я принес тебе кое-что. С этими словами Вэй Усянь достал из рюкзака шкатулку. Лань Ванцзи уже сел на кровати, все еще не до конца осмысливая происходящее, а Вэй Ин, сняв обувь, забрался с ногами к нему на кровать, внимательно вглядываясь в его лицо. На коленях он держал открытую шкатулку, а свободной рукой – фонарик, так , чтобы Лань Ванцзи мог все видеть и одновременно не щурился от яркого света. Лань Ванцзи решительно же не предпринимал никаких действий, вложив все в руки Вэй Усяня: руки его висели, как плети, а взгляд беспорядочно метался из стороны в сторону. Вэй Ину снова пришлось привлечь его внимание. — Ты только погляди, Гэгэ, тут появилось кое-что новенькое, – сказал он, самостоятельно открывая самую первую страницу и почти пихая ее под нос Лань Ванцзи. – Почитай. Следом за тетрадью он отдал Лань Ванцзи фонарик, чтобы тот сам нашел угол, под которым нужно наклонять его, чтобы читать было удобнее. Кажется, прежде Лань Ванцзи что-то хотел сказать, но Вэй Усянь не дал ему такой возможности. Сам же он остался напротив Лань Чжаня, чтобы внимательно наблюдать за реакцией. Под каждой ровной красивой записью сбоку красовалась маленькая, круглая завитушка, и в ней с удивительной точностью угадывались инициалы автора. Лань Ванцзи не требовалось перечитывать все, он и так знал текст наизусть. Он мельком пролистал все заполненные страницы, отмечая каждую подпись, и наконец дошел до последней записи. В последний раз, когда Лань Чжань брал в руки тетрадь, записи ещё не было, да и почерк разительно отличался от его обычного почерка, но в этот небольшой фрагмент текста он впился глазами, проглядывая его несколько раз. В это время лицо его приняло необыкновенно бестолковое выражение, прежний сон все ещё накладывал на него лёгкий отпечаток и такой Лань Ванцзи, растерянный и немного сонный, с мечущимся по странице взглядом и приподнятыми бровями, жалеющий, что у него нет свободной руки, чтобы сминать ей одеяло, был особенно очарователен. Я и правда готов подписаться под каждым твоим словом. Веришь ли, ревновал тебя сам не знаю к кому, ходил за тобой, сам того не понимая. С ума чуть не сошел за последние дни, пока правда не открылась. Я был ужасно слеп, теперь и сам не понимаю, как так можно было. Лань Чжань, если ты все ещё хоть немножко любишь меня, то… Лань Ванцзи не дочитал до конца – отложил тетрадь в сторону и протянул руку. Коснувшись теплой щеки Вэй Усяня, он завел ладонь ему за спину и рывком потянул на себя, сталкиваясь с ним лбом и неумело, аккуратно целуя. Шкатулка, которую Вэй Ин прежде держал на коленях, повалилась в сторону, и упала с кровати. На удивление, конструкция оказалась прочнее, чем предполагалось, поэтому на две части она не развалилась, лишь тихо скрипнула. Возможно, из-за того, что Вэй Усянь залил некоторые крепления для прочности клеем, чтобы уже никакое падение не разделило крышку и дно, и в некоторых местах для большей убедительности склеил скотчем, она будет открываться не так, как прежде. Но сломается снова – вряд ли.