assorted

Во дворе современный двадцать первый век, дикости и пещерные суеверия остались позади на несколько веков. Во дворе современное поколение диктует собственные правила, гуманные и толерантные, но Хосок как никто знает, что это всего лишь красивая обертка. Хосок — тридцатилетний альфа, который переехал в шумный и кипящий Сеул из-за работы своего парня, партнера и спутника по жизни, Пак Чимина. Тому предложили слишком выгодный контракт преподавателя английского языка в частном университете, и его зарплата, по правде говоря, обеспечит обоих плюс плату за съемную квартиру, но Хосок не привык зависеть от других, пусть это и всепонимающий, дерзкий и временами любящий контроль альфа, его любимый альфа, Чимин. Хосок меченный альфой альфа, вот такой парадокс, и в современном толерантном мире, к счастью, за такое не осуждают, но за спиной вполне обсуждают, но им ли не плевать на это? Чимин с гордостью несет на себе их смешанные запахи, намеренно перед выходом трется о его теплое тело, а Хосок каждые две недели просит обновить свою метку на предплечье, когда в очередной раз хнычет под парнем, или же нависает над ним, капая вниз горячим потом. Хосоку отказывали бесчисленное количество раз. Работая простым бухгалтером при средней школе, где раньше работал и Чимин тоже, Хосок преданно последовал за парнем, позволяя тому развиваться, так как самому построить карьеру на старом рабочем месте не представлялось возможным. Чимин это понимал. Чимин это ценил. Чимин со слезами на глазах долго извинялся, что тянет с собой в неизвестность, и долгие часы исступленно благодарил на смятых простынях. Хосок знает, что будь он инициатором переезда, Чимин его поддержал бы. Посему тянет улыбку на лицо и шагает в очередной кабинет для собеседования, чтоб после, спустя пару часов, получить письмо с извинениями. -Ты совсем ничего не рассказываешь. — Хосок журит своего парня, пока они трясутся в метро. Они выбрались на ужин, в какое-то популярное местечко, которое посоветовали Чимину. -Я не хочу фонтанировать своей радостью, пока ты не устроишься на работу. -Но я люблю, когда ты фонтанируешь, пташка. -Еще ты любишь работать. И быть независимой задницей. — Чимин кладет свою голову ему на плечо, переплетает пальцы и смотрит на их отражение в окне вагона. Они одеты легко, по-летнему. На Хосоке свободные джинсовые шорты и белая оверсайз футболка. Кепка сидит на нем идеально, скрывает черные длинные волосы, пока собственные волосы Чимина вьются пушком. Они обесцвеченные и слегка жестковатые, как ореол лежат на чужом плече. Чимин тоже в простых шортах и футболке, и он чувствует, как ногам слишком жарко в кроссах. — И понимаю, что для тебя это очень важно. -Хэй, я все равно хочу слушать тебя. И я не огорчен из-за работы. — Это ложь. Оба это знают. Дело не в том, что Хосок демонстрирует свои печаль и раздражение — они просто слишком долго вместе. Без слов читают друг друга. — Правда же, ну. Чимин не спорит. Хосок не углубляет разговор, и оба в тишине доезжают до ресторана, лишь Чимин крепче перехватывает его руки, затапливает теплотой и любовью. -Я нашел работу! — буквально визжит в трубку Хосок, и Чимин чувствует лишь глухой свист в левом ухе. Но смысл он умудряется разобрать, поэтому тоже несдержанно вопит, не находя подходящих, равноценных радостных слов. -Вечером отметим! — многообещающе заявляет, отчего Хосок довольно угукает и поспешно прощается, говоря, что ему пора возвращаться. И только вечером Чимин узнает, что тот устроился не бухгалтером, как пытался все эти четыре с половиной месяца, а секретарем. -Для сеульского бухгалтера мое провинциальное образование не подходит. — в свое оправдание пожимает плечами Хосок. -Но…секретарь… -Платить будут больше, чем на старой работе. — Чимину все равно не нравится все это, но он ничего не говорит, не желая расстроить сверкающего от довольства парня. — По одному бокальчику, завтра на работу. — блаженно выдыхает Хосок, и еще раз вскрикивает счастливо, топая ногами по полу. — На работу! — смакует слова и чокается со своим парнем, от фужеров отскакивает его радостный смех. Стажировка Хосока длится всего неделю, вместо оговоренных трех недель, и уже на второй с ним официально заключают контракт. Контракт всего на три года, и Хосок решает пока не волноваться об этом, справедливо считая, что Чимину могут предложить что-то более выгодное, или же он сам найдет что-то более подходящее для себя. Работа оказывается ему посильной, особой беготни между отделами нет, главное сидеть на телефоне и регулярно форсировать почту, чтобы не упустить что-то важное. Может даже дело в том, что он второй секретарь, кроме него перед прихожей сидят первый помощник, следующий по пятам за директором отдела по продажам, первый секретарь, вхожий в кабинет директора, сам Хосок, в основном сидящий на телефоне и за документами, и еще один стажер, выполняющий всю «принеси-унеси» работу. Хосоку не на что жаловаться, тем более знакомство с директором прошло менее гладко, чем более. В тот день Хосок не позволил себе удивиться, когда впервые вошел в кабинет Мин Юнги и его окутал запах явной омеги, но не смог сохранить безмятежное лицо, когда директор Мин скривил лицо, учуяв на нем смешавшийся запах двух альф. -Ваш партнер альфа? — бесцеремонно спрашивает тот, и Хосок рад, что директор звал их к себе по одному. Позориться перед всей приёмной ему не хотелось бы. -Проблемы, омега? — вырывается у него низкое само собой, отчего Хосок тут же до крови прикусывает язык. Проглоти и сдохни, советует он себе, но лишь огромными глазами смотрит на чужую макушку. Мин Юнги застывает на мгновение, а затем вскидывает голову. В его глазах вызов, хотя Хосок стушевался сразу же, как ляпнул ответную, недостойную современного человека грубость. -Простите, пожалуйста. -С завтрашнего дня без этого тошнотворного коктейля. Если, конечно, хотите работать тут. — и Хосок ниже опускает голову. Работать тут он очень хотел, так как других вариантов у него не было. Со следующего утра Хосок намеренно остается после ухода Чимина, и еще раз принимает душ, переодевается в спешке, проверяя, не осталось ли на нем запах альфы. Ему до безумия не хочется огорчать своего парня, Чимин примет это как личное оскорбление, а терять работы ему не хочется также сильно, поэтому бегает по утрам в три пота. От самого директора всегда пахнет ненавязчиво. Хосок пару раз ловил себя на том, что хочет почувствовать от него что-то другое, запах альфы, чтобы для самоудовлетворения поймать на лицемерии, но омега выглядел и пах безупречно. Хосок каждое утро полагает, что соответствует необоснованным, но имеющим место требованиям, однако несколько раз режется об острый и презрительный взгляд директора Мина, и Хосок потом соображает, что это бывает в те дни, когда они с Чимином занимаются сексом. И Хосок начинает тереть себя после каждого секса, вновь и вновь прячась от парня. -Кухня… — мычит Хосок удовлетворённо и закидывает голову наверх, бедрами подаваясь вперед. Чимин бьет его по ноге и Хосок со вздохом покорно опускается на пол. Он все еще в одежде, поэтому звук получается глухой. Его дыхание прерывается с каждым движением головы Чимина, с каждым новым миллиметром участка, оказывающегося под его нереальными губами. «Ты такой горячий в костюме», — сказал Пак, опуская Хосока прямо на пол гостиной, когда они встретились после работы. «Слишком сексуальный, ты вечно занятой, и это тоже иногда заводит». — Нет! — протестующе всхлипывает, когда Пак со смачным, до безумия порочным звуком выпускает член изо рта. -Рассказывай, иначе оставлю без минета. -В столовой очень вкусно, — торопливо шепчет Хосок и закатывает глаза, вновь почувствовав губы на себе. Чимин неторопливо, игриво посасывает головку, языком очерчивает подступающие к ней крупные вены. Хосок дышит загнанно, с открытым ртом, жадно вдыхает родной запах любимого альфы, и чувствует, что кончит только от смешения их запахов. Чувствует, как соскучился по ощущению принадлежности, которое дарит только след Чимина на нем. И в такие моменты ему так плевать, что директор Мин всякий раз будет жарить его взглядом на вертеле. Так плевать. Через несколько месяцев относительного спокойствия на работе и благодатной любящей атмосферы дома, все меняется. Резко, кардинально, как Хосок не был готов, как Чимин не предполагал. Нет. Нет! Чимин последний человек, который об этом узнает. Но, черт возьми, Хосок даже права не имеет скрывать такое от него, от своего любимого, трепетного, слегка любящего контроль парня. Партнера по жизни. Единственного. Альфы, его Альфы. Но почему-то оказывается, что не единственно возможного. Хосок как обычно сидит за своим рабочим столом и разбирает завал, когда двери лифта открываются и в холле появляется группа мужчин и женщин. Хосок кидает растерянный взгляд на часы, которые показывают восьмой час вечера, его телефон не перестает мигать от бесчисленных сообщений скучающего без него Чимина. Обычно в такое время он уже дома, иногда задерживается из-за срочных работ, но сегодня не такой день. Сегодня нужно разобрать завал, который появился из-за его слишком ранних уходов с работы. Директор Мин все замечал, но лишь сильнее вздергивал подбородок с самым высокомернейшим видом, а остальные не имели права делать ему замечания. Но сегодня директор приказал отчитаться до конца недели, поэтому Хосок решил все этим вечером же сделать, не принося в жертву и остальные. Тем временем группа проходит мимо него, пьяная группа мужчин, в большинстве своем состоящая из альф, за исключением его директора Мина и другого омеги, которого Хосок не знает в лицо. Он встает и почтительно склоняет голову, но остается без внимания шумной компании, только Мин перед тем, как зайти в кабинет, говорит короткое: -Свободны до завтра. — Хосок покорно собирается и уходит, спиной ощущая тяжелый взгляд директора, гадая, что тот хочет ему этим сказать. Хосок, само собой, никому ничего не доложит, он таким не помышлял никогда, так что директору не о чем волноваться. Но подобные размышления выветривается новым взрывом смеха из кабинета и закрывающимися дверями лифта. Он не пишет Чимину ни слова, решает порадовать неожиданным появлением, хотя предпочел бы, раз уже настроился, сегодня отработать все. На следующий день Чон приходит слегка опоздав. Около десяти минут, но и этого хватает, чтобы его коллеги закатили глаза в недовольстве. Хосок так ни с кем из них и не подружился. Привыкший к провинциальной теплой обстановке, ему трудновато адаптироваться в конкурирующей меж собой компании. -Он тут? — кивает в сторону дверей в кабинет директора, и стажер утвердительно качает головой. -Не в духе. — решает добавить на всякий случай, но и Хосок это понимает по озабоченному лицу первого помощника, который только ушел от директора Мина. Тот с нахмуренным лицом нервно жует губы, и все понимают — что-то происходит. И Чон Хосок первым это чувствует. Именно чувствует, когда первый помощник проходит мимо него, обдавая смешавшимся, непонятным запахом двух тел. Не его, нет. Нет-нет, запах не от помощника, беты, а директора Мина и…альфы. Хосок это чувствует, его тело напрягается, словно перед прыжком, а разносящие мороз по коже мурашки встают дыбом. Хосок не осознает, что идет к кабинету, пока на периферии сознания не слышит непривичный, ни разу не презентабельный визг отодвигаемого стула, который падает за его спиной, ватные ноги не останавливаются перед дверями, а онемевшие руки не тянутся к ручке. Хосок открывает их и заходит внутрь, игнорируя удивленные, растерянные вздохи за спиной, заходит внутрь, чувствуя, как его сбивает с ног тошнотворный, противный запах секса, след чужого альфы на теле омеги. Хосок понимает, что клыки во рту увеличились, как они порезали язык, и вместо членораздельной речи, изо рта вырвалось рычание. -Когда? — низко, утробно спрашивает, морща нос, ощущая, как кожа лопает на губе, железный вкус на языке, но он не отрезвляет. Боль только закаляет сильнее. Мин Юнги крупно вздрагивает под его взглядом. Медленно встает со своего места и отступает на шаг, огромными глазами, с таким выражением на лице, которого раньше Хосок никогда не видел. Сознательная часть мозга Чона пытается ему напомнить, что он пугает омегу, во дворе двадцать первый век, что нет места дикости и пещерным суевериям, но вот Юнги судорожно выдыхает, убирает волосы с лица, посылая новый виток удушающего запаха, и все рациональные мысли вылетают из головы. Хосок делает лишь один деревянный шаг вперед, его тело его не слушается, утопает в ощущениях, главным образом — в ярости. — Когда? -Спустя несколько дней…может, неделю? -И ты молчал? — Хосок хочет сплюнуть, выплюнуть кровь, горечь и кислый осадок запаха на языке, но не позволяет себе. -На тебе ебанная метка! Альфы! — Юнги, как ни старается, не может повысить голос. Он следит за Хосоком, его тело дрожит от физически ощутимого гнева. Юнги не может не поддаваться, ведь это злость его альфы. Его, его собственный, а не какого-то незнакомого, нахального левого альфы. -Ты трахался. — звучит как убийственное обвинение, как пощечина, и Юнги снова отступает, чувствуя, как задыхается. Он не справляется с подавляющей, неконтролируемой энергией, направленной на него. Он не справляется. -Ты регулярно травил меня омерзительным запахом секса. -Ты знал, что у тебя истинный. Ты знал и трахался. -Тебе полегчает, если скажу, что представлял тебя? — ядовито уточняет Юнги и сжимается сильнее, когда глаза Хосока сверкают опасным огнем. Никто не двигается. Воздух загустел до невозможности, обвинения и обиды застыли между гнойными прослойками, не позволяют даже вдохнуть, трезво оценить ситуацию и разобраться. Как взрослые люди, а не альфа и омега. -Кто он? — с низким рычанием спрашивает, сжимая кулаки. — Кто он? Кто-то из вчерашних? Который? Скажи мне, блять, отвечай. -Потом что? — Мин Юнги язвительно, с дичайшей болью в глазах ухмыляется однобоко, делая шаг вперед, крошечный, но такой смелый и отчаянный. — Избавишься от своего альфы? Его метки? Хосок теряется. Он отшатывается на пару шагов, словно сбитый с ногу. Реальность, острая реальность пробивается в сознание от единственной мысли о Чимине. О его Чимине, не предназначенном, но родном и любимом. Крупица надежды в глазах Юнги тлеет. -Пошел вон отсюда. — велит отрывисто, но Хосок, напротив, встряхнув головой, закипая лишь от одного голоса своей омеги, запирает дверь и приближается к нему. К своей предназначенной омеге, чужой и не родной, незнакомой, на такой неправильно пахнущей левым альфой, которого хочется разорвать на клочья. И Хосок, пацифист по жизни, как никогда близок к убийству. О, да, Хосок убил бы того альфу, того сумашедшего смельчака, дотронувшегося до его омеги. -Меня. Тошнит. От этого. Запаха. — по слогам выплевывает он, выбивая воздух из Юнги.