assorted

Глава королевского Дома Чонов сидит на ковре ручной работы, устилавшего пол воистину королевских размеров паланкина. Специальная свита королевы-консорт сопроводила их до самой границы с его землями, там Чон Хосок и его сопровождающие пересели в их традиционный способ передвижения. Верблюды с паланкинами шли спереди и сзади, охрана держала всю процессию в непрерывной цепи, а сам глава королевского дома сидел в своем паланкине, который несли 24 раба. -Так, у тебя есть имя? — Хосок снимает с головы цветочный венок, сделанный в дар одним из купленных наложников. Было нестерпимо жарко. Хоть он и провел с визитом в соседнем королевстве лишь неполные сутки — дольше отсутствовать не позволял долг, — успел отвыкнуть от слепящего солнца и обжигающих песков. В паланкине, нежели в карете, больше места и удобств, поэтому уже на своей территории Хосок каждому из приобретенных рабов уделил немного внимания. Во время последней остановки приказал привести того самого рабочего раба, с которым сам глава королевского дома не знал что делать. Раб же не помогал определиться. Он покорно сидит на коленях, руки лежат на крупных бедрах, взгляд спокойный, без тени волнения и беспокойства. -Тебя же как-то звали прежние хозяева? -Да, мой король. — в отличие от других, из кожи вон лезущих, лишь бы добиться расположения короля, он говорит размеренно, с должным уважением и без лишнего подобострастия. — Родители дали мне имя Нам Джун. -Так ты потомственный раб? — удивляется Хосок. Потомственные рабы — особенная каста. Они считаются самыми верными и надежными, но и самыми непредсказуемыми. Несмотря на многовековую невольничью жизнь, в них всегда чувствовался какой-то протест. Этот Нам Джун не сможет принести ему вред — метка принадлежности на шее быстрее удушит его, чем успеет пошевелить пальцами. -Да, мой король. — Хосок выкидывает в окно чересчур сладко пахнущие букетики и венок, откидывается на гору подушек, вытягивая ноги. Хоть он одет в тончайшие шаровары, собранные на щиколотке браслетом, ему жарко и душно. Обычно никто не переходит пустыню в дневное время, но король обязан вернуться во дворец до заката. -Насколько я знаю, потомственные имеют право выкупать свою свободу… — Хосок понимает, что правильно развил свою мысль. — Значит ли это, что тебя оставили в качестве платы? -Вы проницательны, мой король. — Нам Джун бросает быстрый взгляд в окно, словно надеется увидеть там возможность не говорить всю правду, но он не посмеет. Хосок почему то уверен, что сейчас последует честная история, наверное потому, что Нам Джун, в отличие от других, не пытается добиться фаворитизма. — Отец и мать оставили меня в восьмилетнем возрасте моим самым первым хозяевам. — просто и коротко, без сопливых драматических заминок, вздохов и слез. Хосок понимающе кивает, затем указывает в окно, за которым 24 раба несут их паланкин. Они все одеты в белую балахонистую одежду и широкополую шляпу, чтоб солнце не жарило. -Так что, тебе больше нравится такая работа? — Нам Джун смотрит за спину Хосока, там, в небольшом оконном проеме видна часть плеч и головы рабов. -У меня…большой, разнообразный опыт. — лаконично отвечает раб. — Я всегда слушаюсь своих хозяев, а приказ короля выполню незамедлительно, каким бы он ни был. Хосок хмыкает, полностью ложась. Во дворец они прибудут через полтора — два часа. -Я придумаю, чем загрузить тебя. — Нам Джун вдыхает воздух, чтобы что-то сказать, но вспомнив, что перед ним не простой господин, а сам глава королевского Дома, шумно выдыхает. Хосок примерно знает, что спросит этот парень, что-то вроде «вы не знаете для чего меня купили?», он, конечно, не обязан отвечать, но и вероятного ответа у него также нет. — Хотя не буду лгать, что приобрел тебя лишь с одним намерением. -Как Вам угодно, мой король. — абсолютнейшая покорность. Хосок просыпается, когда шуршание под ногами и копытами сопровождающих переходит в отчетливый топот. Они вступили в столицу. Глава королевского Дома присаживается и удивленно смотрит на все еще смирно сидящего Нам Джуна. В той же позе, в которой был до отключения короля. Единственное, в его руке появилась миниатюрная книжка. Книги — развлечение богатых и родовитых, простой смерд, не говоря уже о рабе, не сможет себе ее позволить. Но потомственным рабам платят, на них своеобразная магическая печать-документ, и в любой момент могут выкупить себе свободу. -Ты мог расслабиться. -Вы мне не разрешали. — Нам Джун без лишних игривых зажимов, к которым так привык Хосок, задирает свою тунику до паха, и в набедренную ленту-кармашек убирает книжку. -Тебе больше нравится читать, нежели быть свободным? -Я еще молод. — пожимает плечами раб, словно это простая истина. — Свобода не накормит меня и не даст кров, мой король. -Ты умный. — отмечает Хосок, и Нам Джун благодарно кивает. Ни грамма смущения, Хосок понимает, что раб и так знает, что умный. И король, и раб знают, что рабы не имеют право учиться, получать знание. Единственное, что они могут, это всю жизнь кому-то прислуживать. Некоторые потомственные рабы копят достаточно денег для скромной жизни, и оставляют в качестве платы за свою свободу своих детей, как это было и с этим рабом. — Кто учил тебя читать? -Родители, мой король. Они всегда готовили меня к тому, что меня рано или поздно оставят. Я их не виню. Хосок хмыкает. Кажется разумная беседа ему нравится больше нежели подлизывающая, раболепная речь наложников. Он не смеет осуждать последних — все в этом мире так или иначе пытаются выжить, но манера и поведения Нам Джуна еще больше развивает любопытство Хосока: а каким он будет под ним? Это была его первая мысль, когда увидел раба на сцене. Эта мысль навязчиво крутится и сейчас где-то на периферии. -Я прикажу выделить тебе покои в гареме. -В гареме? — переспрашивает Нам Джун удивленно, но тут же склоняет голову. — Как скажите, мой король. Хосок пальцами подзывает его к себе. Нам Джун на коленях подползает, все еще опустив взгляд, и король за подбородок поднимает его голову. -У тебя же есть опыт в этом? — Нам Джун уверенно, без тени смущения кивает, и Хосок свободной рукой мягко оглаживает его лицо и оставляет целомудренный поцелуй на лбу. Это не какой-то обязательный ритуал или еще что-то, он просто чувствует приятное волнение от общества Нам Джуна и хочет его касаться. Губами, руками. — Ты красивый. — отмечает король, и Нам Джун впервые за эти часы робеет и краснеет. Его ресницы часто-часто подрагивают от откровенного смущения, Нам Джун не в силах посмотреть своему королю прямо в глаза. -Спасибо, мой король. — впервые с придыханием отвечает ему, но и эта задушенность не для обольщения: Нам Джун искренне смущен. Хосок с довольством замечает, как от его тщательного внимания краснеют уши и шея, и, не удержавшись, оставляет еще один поцелуй на кончике носа. Нам Джун прерывисто выдыхает, Хосок отпускает его с мягкой лаской: паланкин останавливается возле входа во дворец. -Тебя сейчас заберет главный евнух. Жди внутри. — дверь распахивается и Хосок стремительно покидает паланкин, на ходу отдавая приказы. «Новых наложников в гарем! Евнуха немедленно ко мне! Подготовить отдельные покои в крыле гарема! Собрать немедленное собрание с советниками!» Нам Джун покорно остается внутри, гадая, что с ним будет дальше. Все 24 раба тоже застыли в ожидании под палящим солнцем: паланкин не смеют унести в складское помещение, пока не поступил такой приказ. Нам Джун не сомневался, что будет выполнять подобную тяжелую работу, ведь в таком случае заработать можно больше. Он не рвется на свободу, но книги и старые свитки — его особая страсть. -Нам Джун? — к паланкину подходит незнакомый мужчина в ярко-зеленом мешковатом балахоне. — Меня зовут Шин Хек, я главный евнух. Следуй за мной.